Кожаное кресло «Гольфстрим G450» чуть заметно вибрирует под спиной. Я смотрю на свое отражение в черном экране планшета. Худощавое лицо, цепкий взгляд серых глаз, едва заметная седина на висках. Типичный представитель высшего менеджмента — такой образ я культивирую намеренно. Люди охотнее доверяют тем, кто выглядит как профессор, а не как хищник.
В этом вся суть моего метода — никогда не выглядеть опасным. Я не угрожаю, не повышаю голос, не использую грубую силу. Зачем? Есть более элегантные способы.
Взять хотя бы историю с заводом в Нижнем Тагиле. Главный инженер, несгибаемый коммунист старой закалки, отказывался подписывать акт о списании оборудования. Два месяца я методично собирал информацию о его семье. Оказалось, у дочери — проблемы с поступлением в медицинский. Один звонок ректору, пара намеков о возможных грантах на исследования. Вопрос решился без единой угрозы.
Три развода за плечами — результат осознанного выбора. Каждый брак был частью комбинации, каждый развод открывал новые возможности. Первая жена познакомила с нужными людьми в министерстве, вторая обеспечила выход на европейских партнеров, третья — дочь влиятельного силовика — помогла решить проблемы с уголовным делом против компании.
Детей нет, и это тоже стратегия. Я слишком хорошо знаю, как используют наследников в нашем бизнесе. Помню, как Крестов сломался, когда его сына задержали в Лондоне с кокаином. А ведь казался таким принципиальным, когда отказывался продавать свой пакет акций.
Кстати, о Крестове. Смотрю на экран планшета — сорок процентов акций Уральского металлургического почти у меня в кармане. Два года подготовки, безупречная комбинация. Сначала — слух о готовящейся проверке его офшоров в Сингапуре. Затем — анонимный донос в налоговую от «обеспокоенного миноритария». Параллельно — тонкая работа с его женой. Достаточно было случайно показать ей фотографии мужа с молодой любовницей в Ницце. И в завершение — предложение о «спасительной» сделке от меня.
Любой человек — это набор слабостей, нужно только уметь их находить. Жадность, страх, тщеславие, похоть — базовые рычаги никто не отменял.
Но есть более тонкие инструменты. Например, комплекс вины у людей из низов, пробившихся наверх. Или желание доказать что-то давно умершему отцу у «золотой молодежи». Я коллекционирую эти слабости, как другие собирают марки или монеты.
В салон заглядывает второй пилот, Игорь. Отличный кадр — после того, как я помог его брату решить проблемы с долгами, его преданность абсолютна. Люди не ценят прямую помощь, но становятся вечными должниками, если «случайно» узнают, что ты втайне спас их близких.
— Господин Северов, у нас странные показания в левом двигателе.
Что-то в его голосе заставляет мои внутренности сжаться. За двадцать лет в бизнесе я научился чувствовать опасность нутром.
Как тогда, в девяносто восьмом, когда интуиция заставила меня улететь из Москвы за день до дефолта. Или в две тысячи восьмом, когда я успел вывести активы за неделю до кризиса.
Смотрю на швейцарские часы — 16:43. До встречи с советом директоров остается час. Последняя формальность перед закрытием сделки.
— Насколько все серьезно? — Мой голос спокоен.
Внешне я всегда спокоен. Помню, как три года назад пришлось сдать своего партнера следователям. Мы вместе начинали бизнес, я крестил его детей. Но он стал слишком опасен. Я улыбался, глядя ему в глаза, пока он рассказывал о планах на будущее, а через час его уже вели в наручниках.
— Температура выше нормы, давление падает. Похоже на разрушение лопатки турбины, но индикация ведет себя… странно.
В кармане пиджака вибрирует смартфон. Зашифрованный канал для особо важных сообщений.
Я использую его редко — только для действительно деликатных переговоров. Как тогда, когда нужно было слить компромат на губернатора через третьи руки.
Медленно читаю текст: «Сделка заблокирована. Все счета заморожены. Соболезную. К.»
Крестов. Ублюдок все-таки переиграл меня. Восхищаюсь помимо воли — комбинация безупречна.
Дождался, пока я выведу все активы в живые деньги. Заманил в ловушку с этой чертовой сделкой. И теперь наносит последний удар.
Самолет вздрагивает сильнее обычного. В салоне мигает свет, загораются аварийные лампы. Даже в этом чувствуется почерк Крестова — никакой грубости, никакой прямой угрозы. Просто «несчастный случай» над водохранилищем. Как изящно — никаких следов, никаких концов. Лед, вода, обломки. Комар носа не подточит.
— Отказ левого двигателя! — доносится голос командира. — Правый работает нестабильно, начинаем снижение.
Внизу темнеет замерзшее Пироговское водохранилище. Впереди огни Москвы, но я уже знаю — не дотянем.
Профессионально сработано. Наверняка подкупили техников. Интересно, сколько он заплатил? Или нашел другие рычаги давления? Надо было тщательнее проверять персонал.
В динамике сухой треск — отказывает электроника. Теперь и резервные системы.
Качественная работа, ничего не скажешь. Вспоминаю, как сам организовывал похожий «несчастный случай» для конкурента в 2019-м. Правда, тогда обошлись автомобильной аварией.
На льду вижу черные точки — рыбаки. Забавно, эти люди даже не догадываются, что являются свидетелями завершения многолетней партии. Как и я не догадывался, подписывая утром последние документы, что моя собственная стратегия обернется против меня.
Первый удар несильный — закрылки еще держат. Командир пытается спланировать. Профессионал, жаль его.
Интересно, знал ли он? Нет, вряд ли. Крестов не работает с исполнителями напрямую.
Второй удар — крыло цепляет верхушки сосен. Металл стонет, обшивка трещит.
В салоне появляется дым. А ведь это был красивый гамбит — использовать его же жену против него. Классический ход, но как элегантно разыгран…
Последняя мысль приходит с удивительной ясностью — даже в этой ледяной могиле я свободнее, чем в лагере на Урале, куда меня пытались загнать. Крестов хотя бы дает мне чистый выход. Профессионал.
Темнота. Острая боль в груди. Холод.
И вдруг — яркий, режущий глаза свет.
— Очнулся! Позовите доктора! — голос молодой медсестры звучит издалека. Запах йода и карболки бьет в нос.
Примитивная медицина — первая мысль, которая приходит в голову. За такими запахами обычно следуют большие взятки главврачу.
Пытаюсь сфокусировать взгляд. Белый потолок, трещины на штукатурке, тусклая лампочка под жестяным абажуром.
Все выглядит как дешевая театральная декорация. Первобытные условия… хотя, постойте.
На стене отрывной календарь с красным углом, серп и молот. Крупные цифры складываются в невозможную дату: «16 января 1928 года».
Мой аналитический ум мгновенно начинает просчитывать варианты. СССР, НЭП. Частная собственность еще существует. Огромные возможности для того, кто знает будущее.
Надо мной склоняется врач с седыми усами и пенсне на цепочке. Типичный представитель старой интеллигенции — такие особенно падки на лесть и уважительное отношение. Полезная информация на будущее.
— Как вы себя чувствуете, товарищ Краснов? Вам крупно повезло — пуля прошла навылет.
Последнее, что успеваю заметить перед тем, как провалиться в забытье — газета «Правда» на прикроватной тумбочке. Передовица о достижениях НЭПа. И маленькая заметка в углу: «Покушение на известного промышленника — бандиты будут найдены».
Сознание гаснет, но внутри уже работает привычный механизм анализа и планирования.
1928 год. Время больших возможностей и смертельных рисков. Время, когда делаются состояния и ломаются судьбы. Время, когда правильная манипуляция может изменить ход истории.
А я ведь знаю, что будет дальше. Знаю все ходы в этой партии. Знаю все слабости будущих игроков.
И теперь у меня есть шанс переиграть не просто одного человека, а целую эпоху. В конце концов, базовые инстинкты людей не меняются — меняются только декорации. А я умею играть на этих инстинктах лучше всех.
Губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Кажется, судьба дает мне не просто второй шанс. Она дает мне в руки все козыри. И на этот раз я не проиграю.