Нэпман 1. Красный олигарх

Глава 20 Полная готовность

Я откинулся в кожаном кресле, рассматривая собравшихся в кабинете.

За окнами в утреннем тумане привычно дымили заводские трубы. На массивном столе красного дерева только самые важные документы, разложенные в идеальном порядке. Английские часы «Хендерсон» на стене показывали без четверти девять.

Соколов, как всегда безупречный в отглаженном костюме, с неизменным пенсне на шнурке, что-то вполголоса обсуждал с Величковским. Я невольно отметил, как профессор теребит седую бородку, просматривая расчеты, характерный жест, выдающий его волнение. В будущем я часто видел такое же нервное движение у академиков перед защитой важных проектов.

Лебедев, начальник мартеновского цеха, то и дело поправлял массивную золотую цепь от часов. Тоже нервничает.

Рядом педантичный Штром раскладывал графики проката, протирая пенсне батистовым платком. Типичный немец старой школы, каждое движение выверено, каждый документ на своем месте. Таких спецов мы в девяностых на вес золота ценили.

Молодой Сорокин колдовал над логарифмической линейкой. В его возрасте я тоже был одержим точностью расчетов. Сейчас понимаю, главное не цифры, а люди, которые с этими цифрами работают.

В углу за отдельным столиком устроился Котов с конторскими книгами в черных клеенчатых обложках. Золотой человек, знает все финансовые схемы, но никогда не болтает лишнего. Такой главбух сокровище для любой эпохи.

Протасов у окна изучал чертеж прокатного стана. Толковый инженер, в моем времени его бы уже переманили в какой-нибудь западный концерн.

Из приемной доносился стук «Ундервуда», Головачев самостоятельно готовил протокол. За дверью мелькнула тень, наверняка агент Глушкова дежурит. После того покушения он усилил охрану.

— Товарищи, — я откашлялся, привлекая внимание собравшихся. — Начнем. Завтра комиссия по оборонному заказу. От нас ждут не просто качественную сталь. От нас ждут технологический прорыв. Петр Николаевич, прошу вас.

Соколов поднялся, привычным жестом поправляя пенсне. Сейчас начнется самое интересное. Проверка готовности каждого участка. В будущем я проводил такие совещания сотни раз, но здесь и сейчас от нас зависит гораздо больше, чем просто прибыль завода.

— По технической части основные параметры в норме. Новые огнеупоры показывают отличную стойкость. Михаил Степанович доложит подробнее по мартенам.

Лебедев грузно поднялся, расправляя бороду:

— На третьей печи провели уже сорок плавок. Ни одного прогара. Температурный режим держим стабильно, выше тысячи шестисот градусов. Примерно… — он замялся, подбирая слова.

— Точнее, пожалуйста, — я прервал его. В будущем я не терпел приблизительных формулировок, здесь тем более нельзя. — Какая точно температура?

— Тысяча шестьсот сорок плюс-минус десять градусов, — вмешался Сорокин, сверяясь со своими записями. — Я лично проверял все показания пирометра «Сименс».

Хороший мальчик, я не зря его выделил. В его возрасте я был таким же дотошным.

— А расход кокса? — это уже Котов подал голос из своего угла, не поднимая глаз от конторской книги.

— Снизили на тридцать процентов, — Лебедев довольно погладил цепочку от часов. — Силезский уголь себя оправдывает.

Я кивнул. Схема с закупкой через Ригу работала безупречно, хотя и обходилась хлопотно и с лишними тратами.

— Виктор Карлович, что у вас по прокату?

Штром встал, одергивая безупречно отглаженный сюртук:

— Герр… простите, товарищ директор, — он слегка смутился, сбившись на немецкий. — Показатели по твердости превышают требования спецификации на двенадцать процентов. Вот графики испытаний.

Он разложил на столе диаграммы, выполненные с типично немецкой педантичностью. В будущем такие уже делали на компьютере, но принцип тот же. Каждое значение должно быть подтверждено.

Я внимательно изучал графики Штрома, когда Величковский негромко кашлянул:

— Позвольте заметить… У нас есть небольшая проблема с пластичностью при высоких температурах. Последние образцы показывают снижение относительного удлинения на восемь процентов.

Сорокин тут же вскинулся:

— Это из-за повышенного содержания хрома. Я проверял утром в лаборатории на цейсовском микроскопе — межзеренные связи ослаблены.

Я задумчиво забарабанил пальцами по столу. В будущем мы решали такую проблему добавками редкоземельных элементов, но здесь придется искать другой выход.

— А если изменить режим термообработки? — подал голос Протасов от окна. — У меня есть расчеты. Если поднять температуру отпуска до восьмисот градусов и увеличить выдержку, можно решить.

— Расход топлива вырастет, — тут же отреагировал Котов, шелестя страницами своей черной книги.

— Зато структура станет однороднее, — Величковский оживился. — Я видел похожий эффект в Фрайберге перед войной. Правда, там использовали печи «Сименс».

— У нас в третьем пролете стоит законсервированная термичка довоенная, — вмешался Лебедев. — Как раз «Сименс», только воздухопровод надо перебрать.

— Петр Николаевич, — я посмотрел на Соколова. — Срочно организуйте бригаду слесарей в термический. Давайте так и решим этот вопрос.

Главный инженер кивнул и на минуту вышел из кабинета. Вернувшись, уселся на место. Прокашлялся и сообщил, что отправил слесарей.

Еще одна проблема возникла, когда он же развернул чертежи новой калибровки валков:

— При такой геометрии есть риск повышенного износа. Сталь-то у нас теперь тверже.

— Можно закалить валки токами высокой частоты, — предложил Сорокин. — Я видел такую установку в Промакадемии.

— Это которая «Браун Бовери»? — уточнил Штром. — Так она неисправна, я узнавал.

— Есть другой вариант, — я вспомнил решение с одного из заводов в будущем. — Пустим первые проходы на пониженной скорости, дадим валкам приработаться. Потом постепенно выйдем на режим.

— А производительность? — Котов поднял глаза от книг.

— Потеряем процентов пять на первой партии, зато сохраним валки. Они сейчас дороже времени.

Мы обсудили еще пару вопросов. Теперь можно подводить итоги.

— Итак, товарищи, — я поднялся из-за стола, — напомню, где мы находимся. Три месяца назад мы подали предварительную заявку в ГВПУ на производство специальных марок стали. Две недели спустя прошли отборочную комиссию, где обошли и «Металлообработку» Крестовского, и Коломенский завод.

Я разложил на столе папку с документами, отмеченную грифом «Секретно»:

— Затем была предварительная техническая комиссия. Восемнадцать дней проверок каждого участка производства. Военпред Константинов со своей группой буквально жил на заводе. Представители Артиллерийского управления трижды испытывали образцы. В итоге мы получили предварительное положительное заключение.

— И опередили Путиловский завод по всем показателям, — с гордостью добавил Соколов.

— Именно, — кивнул я. — Теперь завтра финальная комиссия. От нее зависит, получим ли мы этот заказ. В комиссии девять человек: трое от ГВПУ, двое от Артуправления РККА, представитель РВС, два технических эксперта и, что важно, — я сделал паузу, — член президиума ВСНХ.

— Тот самый Николаев? — уточнил Котов.

— Да, он курирует всю броневую программу. И насколько я знаю, у него особый интерес к нашим конкурентам.

Лебедев нервно поправил цепочку часов:

— А правда, что на заказ претендуют еще три завода?

— Уже два, — усмехнулся я. — «Красный путиловец» снял заявку после предварительных испытаний. Остались мы и «Металлообработка». И я знаю, что Крестовский задействовал все связи в наркомате.

Я поглядел на присутствующих. Все прекрасно понимали важность момента.

— Завтрашняя процедура стандартная, — продолжил я. — Сначала общее заседание, где мы представляем полный отчет. Затем комиссия разделяется на группы: техническая инспекция производства, проверка документации и, главное, контрольные испытания образцов. На все про все шесть часов.

— А решение? — подал голос Сорокин.

— Решение комиссия принимает сразу, в тот же день. Если больше половины членов голосуют «за», заказ наш. Но это если все пройдет гладко, — я взглянул на часы. — Василий Андреевич, через пятнадцать минут жду вас с документами в бухгалтерии. Остальные — по местам, проверить каждую мелочь.

Когда все вышли, я спустился по широкой лестнице заводоуправления. Шел снег, в лужах отражались заводские трубы.

В бухгалтерии пахло пылью, чернилами и кожаными переплетами конторских книг. Котов уже раскладывал документы на массивном дубовом столе. Напольные часы мерно отсчитывали время.

— С чего начнем, Василий Андреевич? — я придвинул кресло к столу.

— Вот смета на модернизацию мартеновского цеха, — главбух протянул мне толстую папку в коленкоровом переплете. — Здесь официальные цифры для комиссии. А вот, — он достал из внутреннего кармана потертую записную книжку, — реальные расходы.

Я взял обе сметы. В будущем такие документы давно уже существовали только в электронном виде, но принцип двойной бухгалтерии не менялся столетиями.

Я внимательно сравнивал цифры. Котов, как всегда, сработал безупречно. Официальные документы выглядели идеально, но при этом не вызывали подозрений. Слишком низкие затраты могли насторожить комиссию не меньше, чем завышенные.

— А вот данные по силезскому коксу, — Василий Андреевич достал еще одну папку. — Оформили как поставки через Ригу с наценкой двадцать процентов. Остальное провели через «Балторг».

Я кивнул. В девяностых мы использовали похожие схемы с офшорами, только тогда это называлось «оптимизацией налогообложения». Сейчас же приходилось маскировать реальные затраты, чтобы не привлекать лишнего внимания к источникам финансирования.

— Что с зарплатными ведомостями? — я перевернул страницу.

— Здесь интереснее, — Котов понизил голос, хотя в бухгалтерии мы были одни. — Премиальный фонд провели через профсоюзную кассу взаимопомощи. Товарищ Глушков помог оформить как материальную поддержку передовикам производства.

Старая школа, подумал я. В моем времени такие специалисты уже наперечет. А здесь еще живы традиции дореволюционной бухгалтерии, когда каждую копейку можно проследить, но только если знаешь, где искать.

— А это что? — я указал на странную запись в расходной книге.

— Расходы на «научно-техническую консультацию», — Котов чуть заметно усмехнулся. — Брат товарища Николаева из ВСНХ действительно получил оборудование для своих опытов в Промакадемии. Все официально, через научный фонд.

Я удовлетворенно кивнул. Да, связи решают все, что в будущем, что в прошлом. Главное грамотно их оформить.

Мысли невольно вернулись к предстоящему заказу. Крестовский наверняка тоже готовится во всеоружии. У него связи в наркомате, свои люди в банках. Но у нас есть то, чего нет у него — реальные технологические преимущества. Хотя… я вспомнил его намеки в театре. Он явно что-то задумал.

— Василий Андреевич, — я захлопнул папку, — пора проверить производство. Идемте в цеха.

На улице шел все тот же снег. Степан придержал дверцу «Бьюика». По дороге к мартеновскому цеху я размышлял о завтрашнем дне.

Все документы в порядке, технология отработана, люди знают свое дело. Но червячок сомнения все же грыз — не мог Крестовский просто так отступить. Что он припас напоследок?

«Бьюик» остановился у проходной мартеновского цеха. Здесь уже ждали Соколов и Величковский.

Жар мартеновских печей чувствовался даже в коридоре. Знакомый запах раскаленного металла и огнеупорной футеровки.

В будущем я часто спрашивал себя, зачем мы сохраняем мартены, когда есть электропечи? Сейчас понимал, иногда старые технологии надежнее новых, особенно когда речь идет об оборонном заказе.

— Леонид Иванович, — Соколов указал на третью печь, — здесь мы провели модернизацию по схеме профессора. Температура выше, а расход топлива меньше.

Величковский, склонившись над смотровым окном, что-то быстро записывал в блокнот. Его седая бородка чуть подрагивала. Верный признак, что профессор доволен увиденным.

— А справимся с объемами? — я озвучил главное опасение. — Заказ большой, сроки жесткие.

— Справимся, — уверенно кивнул Лебедев, вытирая пот со лба. — У нас теперь стойкость футеровки втрое выше. Можем держать печи на максимуме дольше.

Я смотрел, как сталевары колдуют над плавкой. Все движения отточены, каждый знает свое дело. В этом наше преимущество перед Крестовским, у него новее оборудование, но наши люди опытнее.

— Профессор, — окликнул я Величковского, — что скажете по легирующим добавкам? Хватит запасов?

— Молибден придется экономить, — он оторвался от блокнота. — Но я разработал новую схему. Если добавлять хром на финальной стадии плавки, тогда хватит.

Да, с материалами будет непросто, подумал я. В будущем такие вопросы решались просто, открыл каталог, заказал, заплатил. Здесь каждая поставка это квест с неизвестным финалом.

Мы прошли в прокатный цех. Штром уже ждал у новой калибровочной клети. Сорокин что-то объяснял молодому мастеру, размахивая логарифмической линейкой.

— Если получим заказ, придется работать в три смены, — заметил Соколов.

— Люди справятся, — я был в этом уверен. — Главное — наладить поток. В первую неделю будет тяжело, потом втянутся.

Вспомнился мой первый оборонный контракт в будущем. Тоже все казалось невозможным, но справились, даже раньше срока сдали. Здесь сложнее, нет современного оборудования, нет отлаженной логистики. Зато есть опыт и понимание, куда двигаться.

— Виктор Карлович, — обратился я к Штрому, — калибры готовы?

— Яволь… то есть, да, товарищ директор, — он протянул мне идеально вычерченную схему. — Первая партия валков уже в работе.

Я оглядел цех. Все крутится, движется, работает как единый механизм. Прорвемся, решил я. Даже если Крестовский готовит какую-то пакость — у нас есть главное: технология, люди и воля к победе.

В цех торопливо вошел запыхавшийся Головачев:

— Леонид Иванович! Звонил Бауман. Просит срочно приехать к нему в райком. Сказал, есть важная информация по завтрашнему заседанию комиссии.

Я взглянул на часы. Почти четыре. До конца рабочего дня еще успею.

— Соколов, завершите проверку, — распорядился я. — Особое внимание термичке. Утром доложите. Степан! — крикнул я в сторону входа. — Заводи машину, едем в райком.

По дороге я размышлял. Если Бауман вызывает так срочно, значит, узнал что-то действительно важное. Возможно, о планах Крестовского? Или о составе комиссии? В любом случае, информация из райкома партии лишней не бывает.

«Бьюик» свернул на Мясницкую. Начинало темнеть, в окнах домов зажигались огни.

Здание райкома партии, бывший особняк купца Прохорова, встретило меня теплом натопленных печей и запахом сигарет. В приемной Баумана привычно стучала машинистка на «Ундервуде», перепечатывая какие-то протоколы.

— Карл Янович у себя, ждет вас, — кивнула она, не отрываясь от работы.

Бауман стоял у окна кабинета, разглядывая вечернюю Мясницкую. Его худощавая фигура в полувоенном кителе четко вырисовывалась на фоне темнеющего неба. На столе под зеленым абажуром лампы лежала стопка документов, некоторые с грифом «Секретно».

— А, Леонид Иванович, — он обернулся, привычно протирая пенсне в золотой оправе. — Присаживайтесь. Чаю?

Я отметил, что его длинные нервные пальцы слегка испачканы чернилами, значит, недавно работал с важными бумагами, которые доверял только себе.

— Спасибо, но давайте сразу к делу.

— Да-да, конечно, — Бауман присел за стол, аккуратно расправляя безупречно отглаженный китель. — У меня две новости. Начну с хорошей: в комиссии появился еще один наш человек. Помните профессора Дубровского из Промакадемии?

— Тот самый, что консультировал нас по термообработке?

— Он самый. Его включили как технического эксперта буквально сегодня утром.

Я кивнул. Дубровский был хорошим специалистом и, что важнее, человеком принципиальным. Если он увидит преимущества нашей технологии, будет отстаивать их перед кем угодно.

— А вторая новость?

Бауман снял пенсне и устало потер переносицу:

— Крестовский что-то затевает. По моим данным, он встречался вчера с Николаевым. Неофициально, у себя на даче в Малаховке.

Я почувствовал, как внутри все напряглось. Николаев, куратор броневой программы из ВСНХ, славился своей принципиальностью. Взяток не брал, на уговоры не поддавался. Что могло заставить его поехать на дачу к Крестовскому?

— Есть подробности встречи?

— Только то, что они обсуждали какие-то довоенные технические журналы. Вроде бы немецкие.

А вот это любопытно. Неужели Крестовский раскопал старые публикации о наших разработках? Тогда понятно, почему Николаев заинтересовался, он же фанатик технического прогресса.

— Вы же понимаете, Леонид Иванович, — Бауман снова надел пенсне, — если Крестовский убедит Николаева, что ваша технология не оригинальна, делу конец.

— Понимаю, — я мысленно перебирал варианты. — Но ведь у нас есть все расчеты, графики испытаний.

— Да, но… — Бауман замолчал, нервно постукивая карандашом по столу. Потом продолжил: — Николаев может поставить вопрос о патентной чистоте. А это значит отложить решение минимум на месяц, пока будут проверять все довоенные источники.

Я смотрел на вечернюю улицу через окно кабинета. Моросил мелкий дождь, в лужах отражались желтые огни фонарей. Где-то прогрохотал трамвай.

Крестовский грамотно выбрал момент. Даже если мы докажем оригинальность технологии, время будет потеряно. А ведь заказ срочный, промедление смерти подобно.

— Что скажете про остальных членов комиссии? — спросил я, поворачиваясь к Бауману.

— Двое от Артуправления вроде бы на нашей стороне — их впечатлили результаты испытаний. С представителем РВС сложнее, он человек Крестовского. Технические эксперты… — он пожал плечами. — Дубровский за нас, второй пока темная лошадка.

В коридоре послышались шаги — кто-то из поздних посетителей райкома. Бауман машинально понизил голос:

— В общем, все висит на волоске. Многое будет зависеть от вашего выступления завтра.

Я кивнул, прикидывая варианты. В будущем я не раз участвовал в подобных тендерах, но там все решали цифры и связи. Здесь же замешана политика, идеология, личные амбиции.

— Спасибо, Карл Янович, — я поднялся. — Информация действительно важная.

— Да, и еще, — Бауман достал из стола конверт. — Тут данные на всех членов комиссии. Неофициальные характеристики, заметки по личным делам. Может пригодиться.

По дороге домой я размышлял о завтрашнем дне. Степан молча вел «Бьюик» по вечерней Москве, ловко объезжая пролетки и редкие автомобили.

Все готово, и производство, и документы. Люди знают свое дело. Технология работает.

Но что задумал Крестовский? Какие еще козыри у него в рукаве? И главное — как убедить Николаева, что наша разработка действительно нова и оригинальна?

Дома я долго сидел в кабинете, просматривая документы. За окном шумел дождь. Агафья Петровна дважды заходила, предлагая ужин, но я только отмахивался. Надо все предусмотреть, надо быть готовым к любым неожиданностям.

Часы пробили полночь. Завтра решающий день. От него зависит не только судьба завода — судьба всего дела, которому я отдал столько сил. И пусть я знаю, что через сто лет все будет иначе — сейчас, в 1928 году, надо выиграть этот бой.

А там посмотрим, кто кого переиграет, товарищ Крестовский…