Я разложил на столе документы, краем глаза отметив, как Сталин чуть подался вперед, разглядывая графики. Его потертая трубка пока так и осталась незажженной.
— Товарищи, — начал я, стараясь говорить размеренно и четко. — Перед вами результаты внедрения новой технологии производства специальных сталей. Это полностью отечественная разработка, созданная в заводской лаборатории при участии ведущих советских ученых.
Величковский согласно кивнул, его седая бородка слегка вздернулась вверх. Сорокин быстро раскладывал диаграммы, исписанные его каллиграфическим почерком.
— Первое это экономические показатели, — я указал на графики. — Расход топлива снижен на четверть, производительность выше на сорок процентов. Здесь детальные расчеты, проверенные плановым отделом ВСНХ.
Молотов через круглые очки внимательно изучал цифры, делая пометки красным карандашом. Орджоникидзе заметно успокоился, его кавказский темперамент уступил место профессиональному интересу. Он тоже быстро перелистывал бумаги, быстро отмечая нужные места.
— Второе, конечно же, качество металла, — я достал образцы. — Результаты испытаний показывают явное превосходство нашего металла над немецкими аналогами. Особенно важно для оборонных заказов.
Ворошилов подался вперед, его ромбы в петлицах поймали луч зимнего солнца из высокого окна. Военных особенно интересовал этот аспект.
За дубовыми панелями стен едва слышно гудели батареи парового отопления. Тяжелые портьеры цвета бордо приглушали звуки с улицы. На столе, покрытом зеленым сукном, поблескивали хрустальные графины с водой.
— Третий важнейший элемент это подготовка кадров, — продолжил я. — При заводе создан учебный центр. Мы готовим собственных специалистов, от мастеров до инженеров.
Каганович одобрительно кивнул, этот вопрос был его особой заботой. Рыков нервно постукивал карандашом по столу, его живые глаза интеллектуала выдавали внутреннее напряжение. Я чувствовал, что он еще нанесет удар.
— И наконец, главное, — я разложил последние документы. — План развития технологии. Создание сети заводских лабораторий, обмен опытом между предприятиями, формирование научно-производственных объединений.
Сталин впервые за все время взял один из графиков, внимательно изучая цифры. Его желтый карандаш отметил что-то на полях.
В зале повисла тишина. Только большие круглые часы на стене мерно отсчитывали секунды, да изредка поскрипывало кожаное кресло, когда кто-то из присутствующих менял позу.
— Вопросы к докладчику? — негромко спросил Сталин, откладывая график.
— Позвольте, — Рыков встал, поправляя узел темно-синего галстука. — У меня есть несколько замечаний.
Он зашелестел стопкой бумаг из кожаного портфеля:
— Во-первых, относительно оригинальности технологии. У меня здесь письмо от профессора Майера из Фрайбургского университета. Он утверждает, что подобные разработки велись в Германии еще до войны.
По залу прокатился легкий шум. Величковский дернулся, но я успокаивающе коснулся его плеча.
— Во-вторых, — продолжал Рыков, — у меня много вопросов относительно так называемых высоких экономических показателей. Наши специалисты провели анализ. При текущих ценах на сырье заявленная эффективность недостижима.
Он говорил все увереннее, его интеллигентский облик придавал словам дополнительную убедительность:
— И наконец, самое важное. Вот отчет рабочего комитета завода товарища Краснова. Цитирую: «Администрация игнорирует мнение трудового коллектива, навязывает сомнительные технические решения». Тут уже попахивает вредительством, товарищи.
Орджоникидзе нахмурился. Каганович быстро перелистывал какие-то бумаги. Сталин задумчиво разглядывал незажженную трубку.
Наконец, Рыков торжествующе оглядел зал:
— Предлагаю создать специальную комиссию для проверки всех обстоятельств. А пока воздержаться от принятия решений.
Я почувствовал, как ускользает инициатива. Рыков умело бил по самым уязвимым местам, зарубежные связи, экономика, отношения с рабочими. Классическая аппаратная комбинация.
Надо срочно что-то предпринимать. Я заметил, как Сталин снова взял в руки график с результатами испытаний. Еще не поздно привлечь его на свою сторону.
— Разрешите ответить на замечания, — я спокойно выдержал паузу, хоть и чувствовал, как немеет раненое плечо от напряжения. — Начнем с письма профессора Майера.
Я достал из папки пожелтевший документ:
— Действительно, в Германии проводились похожие исследования. Вот подшивка журнала «Stahl und Eisen» за 1914 год. Но результаты принципиально отличаются. Профессор Величковский, прошу вас.
Николай Александрович поднялся, поправляя пенсне на черной ленте. Его академическая манера говорить придавала словам особый вес:
— Немецкая технология основана на ином принципе. Они использовали добавки хрома и молибдена, что делает сталь дорогой и зависимой от импорта. Наш метод совершенно иной в корне.
— Позвольте! — Рыков попытался перебить, но Орджоникидзе поднял руку:
— Дайте договорить специалисту! Когда вы говорили, вас никто не останавливал.
Величковский невозмутимо продолжил:
— Наш метод использует особый режим термообработки и отечественные легирующие элементы. Вот результаты сравнительных испытаний.
Сталин взял протянутые графики. Его желтый карандаш быстро отметил какие-то цифры.
— Теперь об экономике, — я кивнул Сорокину. — Александр Владимирович, покажите расчеты себестоимости.
Молодой инженер, чуть покраснев от волнения, развернул диаграммы:
— При текущих ценах на кокс и железную руду мы добиваемся снижения затрат на тридцать процентов. Вот детальная калькуляция, проверенная финансовым отделом ВСНХ.
Куйбышев придвинул к себе документы, его опытный взгляд хозяйственника быстро выхватывал ключевые цифры.
— А что скажете о письме рабочего комитета? — Рыков явно приберег этот козырь напоследок.
— Очень интересный документ, — тут уже я сам вступил в бой, позволив себе легкую улыбку. — Особенно если учесть, что подписавший его товарищ Горюнов сейчас в командировке на Урале. С группой рабочих изучает внедрение новой технологии.
По лицу Рыкова пробежала тень. Он не ожидал такого поворота.
— Более того, — вдруг вмешался Каганович, постукивая карандашом по стеклам пенсне. — У нас есть протоколы партийных собраний завода. Рабочие полностью поддерживают модернизацию. Вот, пожалуйста, если хотите, можете ознакомиться.
Он бросил перед собой увесистую пачку документов, которую Глушков передал ему до начала заседания.
— Товарищи, — Рыков перешел в наступление, его глаза интеллектуала загорелись праведным гневом. — Мы увлеклись техническими деталями. А суть вопроса глубже. Частный капитал пытается проникнуть в самую сущность социалистической экономики. Разве мы можем допустить такое?
— Хватит демагогии! — Орджоникидзе вскочил, его кавказский темперамент прорвался наружу. — Давайте конкретно. Где технология лучше? У Краснова! Где производительность выше? У Краснова! А вы, товарищ Рыков, защищаете Крестовского, который гонит брак для оборонки!
Ворошилов поморщился. Этот вопрос его особенно волновал.
— Полегче, Серго, — примирительно произнес Молотов, протирая круглые очки платком из египетского хлопка. — Давайте разберемся по существу.
— А что разбираться? — Орджоникидзе порывисто шагнул к столу. — Вот результаты военной приемки. В стали Крестовского трещины после пятидесяти выстрелов. А у Краснова броня держит полную программу испытаний!
Сталин слушал молча, медленно набивая трубку душистым «Золотым руном». Его желтоватые глаза внимательно следили за спорящими.
— Предлагаю, — Каганович говорил размеренно, чуть растягивая слова, — создать комиссию. Но не для проверки, а для распространения опыта товарища Краснова на другие предприятия.
— Преждевременно! — Рыков нервно поправил галстук. — Нужно дополнительное изучение всех аспектов.
— Сколько можно изучать? — взорвался Орджоникидзе. — Пока немцы нас обгоняют? Товарищ Сталин, — он повернулся к вождю, — предлагаю принять решение сейчас!
В зале повисла напряженная тишина. Солнце спряталось за тучи, и тяжелая люстра фирмы «Моссельпром» залила помещение желтоватым светом. На стене мерно тикали часы, отсчитывая секунды до решения.
Сталин медленно раскурил трубку. Голубоватый дымок поднялся к лепному потолку, где матово поблескивала бронзовая люстра.
— Вот что, товарищи, — наконец произнес он негромко. — Вопрос действительно принципиальный…
Он сделал несколько затяжек, словно давая всем время успокоиться.
— Вопрос действительно принципиальный, — повторил он, чуть заметно растягивая слова с характерным грузинским акцентом. — Здесь товарищ Рыков защищает интересы частного капитала. А товарищ Орджоникидзе настаивает на государственном контроле.
Он выдержал паузу, по очереди разглядывая каждого. Я почувствовал себя неуютно, когда его тяжелый взгляд остановился на мне, но постарался выдержать. Сталин перевел взгляд на Рыкова:
— Но дело не только в этом. Главное — результат. А результаты у товарища Краснова лучше.
Рыков подался вперед, его холеное лицо интеллигента побледнело:
— Товарищ Сталин, позвольте заметить. Партия всегда выступала за разнообразие форм хозяйствования. Еще Владимир Ильич говорил…
— Владимир Ильич, — Сталин чуть повысил голос, — прежде всего думал об интересах государства. А что мы видим сейчас?
Он медленно взял графики испытаний:
— Сталь Крестовского не выдерживает нагрузок. Технология устарела. Валюта уходит за границу. А что мы видим на заводе Краснова? Отечественные разработки, подготовка кадров, реальные результаты. О чем вообще тут разговаривать?
Рыков нервно откинулся назад, его пальцы слегка дрожали:
— Но это противоречит нашей линии! Мы же на пленуме решили…
— Партия умеет признавать ошибки, — оборвал его Сталин. — И главное — исправлять их. Тот, кто ничего не делает, тот никогда не ошибается.
Он снова раскурил погасшую трубку. В тишине зала слышался только тихий скрип пера, Молотов что-то быстро записывал в блокнот в сафьяновом переплете.
— Предлагаю следующее решение, — Сталин говорил негромко, но каждое слово словно высекалось в воздухе. — Первое: одобрить опыт завода товарища Краснова. Второе: создать комиссию по внедрению технологии на других предприятиях. Третье…
— Это нарушение всех принципов! — Рыков вскочил, его глаза интеллектуала горели праведным гневом. — Мы не можем так просто отказаться от поддержки частной инициативы! Я требую…
— Вы требуете? — Сталин чуть приподнял бровь. В зале повисла мертвая тишина.
Орджоникидзе замер на месте. Каганович машинально протирал пенсне платком. Ворошилов побледнел, его ромбы в петлицах словно потускнели.
— Я… я имею в виду… — Рыков осекся, но тут же взял себя в руки. — Как председатель Совнаркома, я обязан отстаивать решения партии. НЭП еще никто не отменял.
— Правильно, — неожиданно спокойно согласился Сталин. — НЭП никто не отменял. Но это не значит, что мы должны поддерживать неэффективные предприятия.
Он снова взял графики:
— Вот конкретные цифры. Производительность, качество, подготовка кадров. Все говорит в пользу новой системы. Кстати, — Сталин повернулся к Ворошилову, — как там испытания брони?
— Полностью подтверждают выводы товарища Краснова, — четко доложил нарком. Он уже видел, чью сторону принял вождь и быстро сориентировался. — Его сталь превосходит немецкие образцы.
— Вот видите, — Сталин удовлетворенно кивнул. — А вы, товарищ Рыков, предлагаете и дальше зависеть от иностранных технологий?
Рыков молчал, но в его взгляде читался плохо скрытый вызов. Он понимал, что проиграл этот раунд, но явно не собирался сдаваться.
— Значит, решили, — подвел итог Сталин. — Первое: одобрить опыт завода товарища Краснова. Второе: создать комиссию по внедрению технологии. Третье: поручить товарищу Орджоникидзе подготовить план модернизации остальных предприятий. Четвертое…
Он сделал паузу, внимательно глядя на Рыкова:
— Четвертое: проверить эффективность использования валютных средств на заводе Крестовского. Товарищ Каганович, возьмите это под личный контроль.
Каганович понимающе кивнул, его пенсне поймало луч зимнего солнца.
— Вопросы есть? — Сталин обвел взглядом присутствующих. — Нет? Тогда… У меня у самого есть еще один вопрос, — Сталин снова раскурил погасшую трубку. — О решении комиссии по оборонному заказу.
По залу прокатился легкий вздох. Орджоникидзе как будто даже приподнялся с места, его кавказский темперамент снова рвался наружу. Рыков побледнел еще сильнее, машинально теребя галстук.
— Товарищ Ворошилов, — Сталин повернулся к наркомвоенмору. — Доложите результаты последних испытаний.
Климент Ефремович достал из папки с грифом «Совершенно секретно» несколько листов:
— Картина неутешительная. Броневые плиты существующего производства показывают трещины после пятидесяти выстрелов. Снарядная сталь также не соответствует техническим требованиям.
— А образцы товарища Краснова? — как будто безразлично уточнил Сталин, с интересом разглядывая клубы дыма от трубки.
— Полностью выдерживают программу испытаний. Более того, — Ворошилов сделал паузу, — по некоторым параметрам превосходят немецкие аналоги.
— Позвольте! — Рыков снова вскочил. — Но решение комиссии уже принято! Предварительные контракты подписаны, скоро будут выплачены авансы. Если уже не выплатили.
— Авансы можно вернуть, — негромко заметил Сталин. — А вот жизни красноармейцев, которые погибнут из-за некачественной брони, не вернешь.
В зале повисла тяжелая тишина. Даже часы на стене, казалось, стали тикать тише.
— Поэтому, — Сталин обвел взглядом присутствующих, — предлагаю дополнить наше решение. Пятое: отменить постановление комиссии по оборонному заказу. Шестое: передать заказ на броневую и снарядную сталь заводу товарища Краснова.
Орджоникидзе удовлетворенно кивнул. Каганович что-то быстро записал в блокнот. Молотов, как всегда невозмутимый, снова протер круглые очки.
— И последнее, — Сталин сделал паузу. — Седьмое: создать при заводе Краснова специальное конструкторское бюро по разработке новых марок стали для оборонной промышленности. Товарищ Ворошилов, обеспечьте режим секретности и финансирование.
— Но это же… это произвол! — голос Рыкова дрожал от возмущения. — Мы не можем вот так запросто менять решения официальных комиссий!
— Можем, товарищ Рыков, можем, — спокойно ответил Сталин. — Когда речь идет об интересах государства. Или вы считаете иначе?
Рыков открыл рот, но не нашелся с ответом. Его холеное лицо покрылось красными пятнами.
— Значит, решено, — подвел итог Сталин. — Товарищ Краснов, когда сможете начать поставки?
Вот зараза, я ожидал этого вопроса, но готовил другой срок. Который сейчас вряд ли кого-то удовлетворил бы. Поэтому пришлось рискнуть.
— Через две недели дадим первую партию, — я говорил уверенно, чувствуя, как за спиной скептически хмыкнул Величковский. — Производственные мощности подготовлены.
— Хорошо, — Сталин удовлетворенно кивнул. — Действуйте. Партия вас поддержит.
Это прозвучало как окончательный вердикт. Рыков сгорбился в кресле, постаревший и потерянный. Он понимал, что сегодня проиграл не просто технический спор. Это политическое поражение.
А я подумал, что две недели это очень мало. Придется мобилизовать все ресурсы, работать круглосуточно. Но отступать некуда. Теперь нужно оправдать оказанное доверие.
Величковский сзади понимающе тронул меня за локоть:
— С завтрашнего дня начинаем переналадку мартенов…
Рыков, бледный и осунувшийся, торопливо собирал бумаги в кожаный портфель. Его руки заметно дрожали.
Я заметил, как Орджоникидзе и Каганович обменялись быстрыми взглядами. Они понимали, что сегодняшнее столкновение лишь начало большой схватки. За техническим спором проступали контуры серьезной политической борьбы.
Между тем, собрание продолжалось.
— Теперь к следующему вопросу, — Сталин снова набил трубку душистым табаком. — Товарищ Куйбышев, доложите о ситуации в Кузбассе.
Валериан Владимирович встал, расправляя китель военного покроя:
— Ситуация остается достаточно сложной. Не хватает инженерных кадров. Старые специалисты либо под следствием, либо саботируют.
— Конкретнее, — прервал его Сталин. — Цифры?
— Добыча угля упала на тридцать процентов. Качество также снизилось. Металлургические заводы жалуются, что не успеют выполнить заказы.
Рыков, все еще бледный после недавней схватки, неожиданно оживился:
— Вот вам и результат! Убрали опытных инженеров, а кто остался? Выдвиженцы с трехмесячными курсами!
— А что вы предлагаете? — резко повернулся к нему Орджоникидзе. — Вернуть вредителей?
— Тише, товарищи, — Сталин постучал мундштуком по столу. — Давайте по существу.
Каганович развернул какие-то графики:
— Есть предложение. Создать в Донбассе сеть технических училищ.
Рыков демонстративно хмыкнул, но промолчал.
— Продолжайте, — кивнул Сталин.
— Базовое образование — два года. Практика на шахтах. Лучших в институты. За пять лет получим новое поколение специалистов.
Куйбышев согласно кивнул:
— Поддерживаю. Но нужны преподаватели. И оборудование для лабораторий.
— С оборудованием решим, — вмешался Ворошилов. — Военное ведомство поможет. У нас после перевооружения много станков освобождается.
Следующий час обсуждали детали программы обучения. Затем перешли к вопросу о строительстве Днепрогэса.
— Американцы предлагают поставить турбины, — докладывал Кржижановский. — «Дженерал Электрик» дает хорошие условия.
— А наши возможности? — Сталин внимательно разглядывал чертежи.
— Ленинградский металлический завод берется сделать, но сроки дает слишком большие.
— Сроки можно сократить, — снова вмешался Каганович. — Если использовать опыт скоростного производства товарища Краснова. В том случае, если он себя оправдает, конечно же.
Я заметил, как поморщился Рыков. Его явно раздражало, что его оппонент использует каждую возможность закрепить успех.
Обсуждение продолжалось еще час. Говорили о реконструкции Путиловского завода, о новых домнах в Магнитогорске, о производстве тракторов в Сталинграде.
Сталин внимательно слушал, временами делая пометки желтым карандашом. Его погасшая трубка давно лежала на столе.
Когда заседание наконец закончилось, было уже далеко за полдень. Зимние сумерки медленно наползали на Москву.
Я собрал документы в портфель из свиной кожи. Величковский все еще нервно протирал пенсне. Сорокин аккуратно складывал чертежи.
Когда все уже поднялись из-за стола, Сталин вдруг остановился у окна:
— Кстати, товарищ Краснов, — он разглядывал падающий снег, держа трубку в руке. — Как вы смотрите на то, чтобы расширить производство?
Я замер. В наступившей тишине было слышно, как потрескивают паровые трубы за дубовыми панелями.
— В каком смысле, товарищ Сталин?
— В прямом, — он повернулся, желтоватые глаза внимательно смотрели из-под густых бровей. — В Нижнем Тагиле есть металлургический завод. Хорошее предприятие, но работает неэффективно. И в Златоусте похожая ситуация.
Орджоникидзе, уже направлявшийся к выходу, резко остановился. Каганович с интересом наблюдал за сценой, машинально протирая пенсне.
— Если ваша технология действительно даст обещанные результаты… — Сталин сделал паузу, разминая в пальцах щепотку табака, — можно будет подумать о создании объединения заводов. Под вашим руководством.
Рыков, уже у дверей, побледнел еще сильнее. Его пальцы судорожно стиснули ручку кожаного портфеля.
— Это большая ответственность, товарищ Сталин, — осторожно ответил я.
— Именно, — он кивнул. — Очень большая. Но партии нужны люди, которые умеют брать на себя ответственность. И главное — оправдывать ее.
Он снова повернулся к окну:
— Подготовьте предложения. После выполнения первой части оборонного заказа… — он сделал характерный жест рукой с зажатой трубкой. — Обсудим.
Я заметил, как переглянулись Орджоникидзе и Каганович. Такое предложение от Сталина значило очень многое. Фактически это карт-бланш на создание нового промышленного центра.
Рыков торопливо вышел, даже не попрощавшись. Его фигура в отлично сшитом костюме казалась сгорбленной.
— Леонид Иванович, — тихо произнес Величковский, когда мы спускались по мраморной лестнице. — Вы понимаете, что это значит? Целое объединение заводов…
Я молча кивнул. Понимал. И также понимал, что теперь времени на раскачку нет совсем.
На улице мела метель. Степан уже ждал у «Бьюика», пряча лицо в поднятый воротник. Пора возвращаться на завод. Впереди большая работа.
И еще я подумал, как все повторяется. В прошлой жизни тоже начинал с одного завода, потом создал холдинг… Только тогда это называлось «вертикально интегрированная компания», а теперь будет «объединение социалистических предприятий». Но суть от этого не менялась.
Часы на Спасской башне пробили четыре. Первый зимний день медленно угасал, расцвечивая московское небо багровыми отсветами. Где-то далеко, на Симоновской заставе, протяжно загудел паровоз. Начиналась новая эпоха.