Я поглядел на профессора. Да уж, даже если наш технический гений так тяжко вздыхает, значит дело и впрямь трудное.
Я так понимаю, это касается нашего нового заказа. Надо детально что там стряслось. Впрочем, я уже давно готов к трудностям. Никто не говорил, что придется легко и заказ достанется нам на блюдечке с золотой каемочкой.
«Светлана» под зеленым абажуром освещала разложенные на столе чертежи. За окном завывала метель, швыряя в стекла колючий снег. В печке уютно потрескивали березовые дрова.
Величковский ослабил галстук и достал носовой платок, чтобы протереть пенсне:
— Я внимательно изучил спецификации, — профессор достал из портфеля толстую папку. — Артиллерийскому управлению требуется сталь с совершенно особыми характеристиками. Во-первых, прочность на разрыв — не менее ста двадцати килограммов на квадратный миллиметр. Во-вторых, требуется высокая пластичность при критических температурах.
Он разложил на столе графики испытаний:
— Смотрите: при нагреве до восьмисот градусов металл должен сохранять исходные свойства. А это возможно только при особом легировании. Нужен хром высокой чистоты, молибден, ванадий…
— С хромом проблему решим через «Уралметалл», — я сделал пометку в блокноте. — Что еще?
— Вот здесь самое сложное, — профессор постучал карандашом по чертежу. — Требуется абсолютная однородность структуры. Никаких включений, микротрещин, расслоений. А наши мартеновские печи, мягко говоря, слабенькие, устаревшие, — он покачал головой. — Даже с новой системой регенерации температурный режим недостаточно стабилен.
— Конкретнее, Николай Александрович.
— Нужно решить минимум три проблемы, — Величковский начал загибать пальцы. — Первая: модернизация системы контроля температуры. Нынешние пирометры «Виккерс» дают погрешность до тридцати градусов. А нам нужна точность до пяти.
— Это можно заказать через Ригу, — кивнул я. — Дальше.
— Вторая: качество огнеупоров для футеровки. Существующий кирпич не выдерживает температурных перепадов. Нужен особый состав с добавками магнезита.
— А наш кирпичный завод?
— Теоретически возможно, — профессор протер пенсне. — Но потребуется полностью перестроить технологию. Новые печи для обжига, другое сырье… Месяца три-четыре работы.
Я сделал еще одну пометку:
— Третья проблема?
— Самая серьезная, — Величковский поправил пенсне и понизил голос. — Для такой стали нужна особая технология легирования. Точное соблюдение температуры, времени выдержки, порядка ввода добавок… Ошибка на любом этапе — и плавка испорчена.
Я буравил профессора взглядом.
— Обучим людей.
— Не успеем, — Величковский покачал головой. — По немецким стандартам подготовка сталевара такого уровня занимает год. А заказ нужно выполнять уже сейчас. И еще… — он замялся.
— Ну же, договаривайте.
— У Крестовского на «Металлообработке» стоят новейшие печи «Крупп». С автоматическим контролем температуры, с системой дозирования присадок. Технически они лучше подготовлены.
Я встал и подошел к окну. В свете фонарей кружился снег, где-то на путях глухо стучали буфера маневрового паровоза.
— Для чего конкретно нужна эта сталь? — спросил я, не оборачиваясь.
Величковский еще больше понизил голос:
— Новая серия тяжелых орудий. Калибр двести три миллиметра, длина ствола пятидесятого калибра. Главное требование — выдерживать до пятисот выстрелов без потери точности. При температуре в канале ствола до тысяча двухсот градусов.
— Объемы?
— Первая партия четыреста тонн готовых заготовок для стволов. Потом еще шестьсот тонн для казенных частей и противооткатных устройств. И это только первый этап. — Профессор достал еще один документ. — Есть информация, что готовится заказ на бронебойные снаряды. Там потребуется особая марка стали с повышенным содержанием хрома и молибдена.
— Сроки?
— Первые пробные образцы — через месяц. Промышленная партия — через три. Очень жесткий график.
Я вернулся к столу:
— Вы сказали про три главные проблемы. А что с остальными?
— Да, есть еще несколько моментов, — Величковский перелистнул страницу в блокноте. — Нужна новая лаборатория для контроля качества. Существующие приборы не позволяют проводить полный комплекс испытаний. Особенно для проверки усталостной прочности.
— Что конкретно требуется?
— Разрывная машина «Мор-Федерхаф» на сто тонн. Маятниковый копер «Амслер» для испытаний на удар. Твердомер «Бринелль» повышенной точности. Металлографический микроскоп «Цейс» с увеличением до двух тысяч… — он посмотрел на меня поверх пенсне. — Это только основное оборудование. А еще нужны термокамеры для испытаний при высоких температурах, приборы для химического анализа и многое другое.
— Стоимость?
— По самым скромным подсчетам — около ста тысяч золотых рублей. И это без учета монтажа и наладки.
Я сделал еще одну пометку в блокноте:
— А что с персоналом для лаборатории?
— С кадрами тоже непросто, — Величковский аккуратно положил папку на стол. — Нужны специалисты-металловеды высшей квалификации. У нас есть двое толковых лаборантов, но им требуется дополнительная подготовка. Особенно по работе с новым оборудованием.
Я взглянул на часы «Павел Буре», скоро уже вечер.
— Хорошо, Николай Александрович. Давайте соберем расширенное совещание. Я сейчас приглашу Штрома, Сорокина, Лебедева и других Нужно детально проработать все эти вопросы.
— А может… — Величковский опять запнулся.
— Что?
— Есть одна идея по футеровке. В Промакадемии работает мой добрый знакомый, профессор Доброхотов, специалист по огнеупорам. Если его привлечь в качестве консультанта, можно закрыть одну большую проблему.
— Организуйте встречу, — я сделал последнюю пометку. — И подготовьте к совещанию полный перечень оборудования с точными характеристиками и ценами. Будем решать проблемы по порядку.
Когда профессор ушел, я еще раз просмотрел свои записи. График жесткий, проблем много, но главное — есть понимание что делать. Теперь нужно собрать команду и распределить задачи.
До совещания оставалось совсем немного. Самое время продумать план действий.
В кабинете остались только тиканье часов и шорох метели за окном. И еще — легкий запах дров в печке.
От окон тянуло холодом. Массивный стол красного дерева завален чертежами и техническими спецификациями.
— Лебедев и Штром просили извинить, — доложил Головачев, впуская участников совещания. — У них аврал на производстве. Проблемы с третьей печью.
Первым появился Петр Николаевич Соколов, главный инженер обоих заводов. Его подстриженная бородка с проседью и золотое пенсне на черном шнурке придавали ему вид профессора старой школы. Он бережно нес потертый портфель из свиной кожи, купленный еще до революции в магазине «Петров и сыновья» на Кузнецком мосту.
Следом вошел инженер Алексей Дмитриевич Протасов — коренастый, с умными внимательными глазами за стеклами круглых очков в стальной оправе. Один из самых толковых у нас.
На нем был добротный костюм-тройка, но не щегольской, а практичный, как и сам хозяин. Под мышкой — потертая папка с расчетами, в нагрудном кармане поблескивала ручка «Монблан», подарок еще с дореволюционных времен, когда он работал на Путиловском.
Николай Павлович Гришин, несмотря на раннее утро, выглядел подтянутым и энергичным. Молодой выдвиженец из рабочих, он гордо носил потертую кожанку как символ пролетарского происхождения. В руках — новенький блокнот «Пролетарий» и остро заточенный химический карандаш «Союз».
Величковский, как всегда безупречный в своем сюртуке и с неизменным пенсне на черной ленте, расположился во главе стола, раскладывая бумаги из своего видавшего виды портфеля. Рядом пристроился Сорокин, на чьей кожанке еще не растаяли снежинки, видимо, прибежал прямо из цеха.
Последним неслышно вошел Василий Андреевич Котов. Главный бухгалтер, как обычно в костюме дореволюционного покроя, занял место у края стола, достав конторскую книгу в черном клеенчатом переплете.
— Господа, — я постучал карандашом по графину с водой, привлекая внимание. — Сегодня профессор Величковский обозначил серьезные проблемы с оборонным заказом. Нужны конкретные решения. Николай Александрович, прошу вас, повторите все, что рассказали мне.
Величковский поправил пенсне и развернул чертежи:
— Коллеги, перед нами задача государственной важности. Артиллерийское управление требует сталь с особыми характеристиками для новой серии орудий. Прочность на разрыв — не менее ста двадцати килограммов на квадратный миллиметр, при сохранении пластичности до температур в восемьсот градусов.
Соколов присвистнул:
— Это же почти на тридцать процентов выше существующих марок!
— Именно, — кивнул Величковский. — И главная проблема даже не в составе стали, а в стабильности характеристик. Нам нужна абсолютная однородность структуры.
Протасов задумчиво потер подбородок:
— Для такой стали потребуется особый режим термообработки. Наши печи не справятся.
— Вот здесь первый узкий момент, — я встал и подошел к развешанным чертежам. — Нам нужна модернизация системы контроля температуры. Существующие пирометры «Виккерс» не обеспечивают нужной точности.
Гришин энергично застрочил что-то в блокноте:
— А что если использовать новые термопары? Я видел на «Серпе и Молоте» отличные образцы.
Это было бы хорошим выходом, но слишком легко. А мы не ищем легких путей.
— Нет времени на эксперименты, — покачал головой Соколов. — Нужно что-то проверенное.
Мы на мгновение замолчали, обдумывая, как быть.
— Есть вариант, — подал голос Сорокин. — Из-за границы можно получить новейшие пирометры «Сименс». Я изучал их характеристики. Точность до трех градусов. Если у нас есть возможность, давайте возьмем?
Хм, а ведь это можно провернуть через рижский канал. Котов что-то быстро подсчитал в своей книге:
— Стоимость около двадцати тысяч золотом. Плюс накладные расходы, выходит очень жирно.
Да, выходит немерено. Но я все-таки призадумался. Надо будет еще раз все посчитать. Подбить итоги.
— А что с футеровкой? — вмешался Протасов. — Обычный шамот таких температур не выдержит.
Снова небольшое молчание. Все переваривали вопрос. Прикидывали ответы.
— У меня есть предложение, — Величковский достал телеграмму. — Профессор Доброхотов из Промакадемии разработал новый состав огнеупоров с добавками магнезита. Если его хорошо попросить, я думаю, он предоставит технологию.
А что значит, хорошо попросить? Вряд ли это значит умоляюще стоять на коленях. Просто надо заплатить достойную сумму.
Удивительно, даже сейчас в советское время деньги обладают все такой же силой и притягательностью.
— Сколько времени на внедрение? — спросил я.
— Три-четыре месяца на перестройку производства, — прикинул Соколов. — Если привлечь наш кирпичный завод, можно управиться быстрее, но все равно два месяца минимум.
Не, куда там. Надо еще быстрее. Черепахи не выигрывают войны.
— Слишком долго, — покачал головой Гришин. — А если временно закупить через «Техпромимпорт»?
Котов снова защелкал на счетах:
— Это увеличит себестоимость на тридцать процентов.
— Зато выиграем время, — заметил Сорокин. — А параллельно запускаем собственное производство.
Нет, надо все еще раз посчитать. Стоит ли овчинка выделки. Я обвел взглядом присутствующих:
— Значит, так. Алексей Дмитриевич, — обратился к Протасову, — вы с Сорокиным занимаетесь пирометрами. Срок — неделя. Петр Николаевич, — кивнул Соколову, — на вас организация производства огнеупоров с Доброхотовым. Николай Павлович, — это уже Гришину, — проследите за поставками импортных материалов.
— А лаборатория? — напомнил Величковский.
— Под вашу личную ответственность, профессор. Составьте список оборудования, Василий Андреевич, — я повернулся к Котову, — найдет средства. Мы с вами давайте еще раз все посчитаем. Чтобы статья расходов не вылезла за берега.
Главный бухгалтер молча кивнул, делая пометки в черной книге.
— Сроки предельно сжатые, — я посмотрел на часы. — Через месяц нужны первые образцы. Через три — промышленная партия.
— Успеем, — уверенно сказал Соколов. — Только нужно усилить вторую смену в мартеновском.
— И организовать обучение персонала, — добавил Величковский.
— Этим займется технический отдел, — кивнул я. — Все свободны. Жду ежедневных докладов о ходе работ.
Присутствующие начали подниматься, один профессор остался сидеть.
— А ведь у нас есть шанс решить одну проблему прямо сегодня, — Величковский взглянул на часы. — Доброхотов сейчас как раз в «Савое», с немецкой делегацией металлургов.
— Откуда информация? — я поднял бровь.
— Его ассистент утром звонил, приглашал меня присоединиться. Я отказался из-за работы, но возможно, сейчас еще можно успеть воспользоваться шансом, — профессор многозначительно посмотрел на меня поверх пенсне.
Соколов оживился:
— А ведь это мысль! В неформальной обстановке он будет более откровенен насчет технологии.
Я тоже загорелся. Чем быстрее, тем лучше. Каждая минута на счету.
Через полчаса наш «Бьюик» уже подъезжал к «Савою». Снежная метель утихла, и в морозном воздухе празднично сияли электрические фонари. У входа швейцар в расшитой ливрее придержал массивную дверь.
В вестибюле, отделанном темным мрамором, пахло дорогими сигарами и французским парфюмом. Метрдотель, увидев Величковского, почтительно поклонился:
— Николай Александрович, товарищи из германской делегации в правом кабинете…
Но договорить он не успел. Со стороны гардероба послышался звон разбитого стекла и женский вскрик. Я машинально обернулся.
Молодая дама в элегантном вечернем платье от «Ламановой» пыталась подобрать осколки разбитой вазы. Ее шелковый шарфик зацепился за крючок вешалки, грозя окончательно порвать тонкую ткань.
— Позвольте… — я шагнул к ней.
— Благодарю, но я сама… — она подняла голову, и я встретился с насмешливым взглядом карих глаз. — Хотя, если вы поможете освободить мой шарф, буду признательна.
Освободив шарф, я успел заметить тонкий аромат «Коти Шипр» и необычную брошь, миниатюрную копию молекулы какого-то вещества, выполненную в серебре.
— Еще раз благодарю, — она слегка улыбнулась. — Мне пора, делегация ждет.
И, подхватив изящную сумочку от «Гермес», быстро направилась в глубину ресторана.
— Прошу за мной, товарищи, — метрдотель повел нас в правый кабинет.
Мы вошли туда и я на мгновение задержался, осматривая присутствующих.
Профессор Доброхотов, грузный мужчина лет шестидесяти с окладистой седой бородой, подстриженной клином, восседал во главе стола. Живые умные глаза за стеклами пенсне в золотой оправе блестели от коньяка и увлеченного разговора. На жилете его добротного довоенного костюма от «Журкевича» поблескивала массивная золотая цепь от часов, а в петлице виднелся знак об окончании Санкт-Петербургского технологического института.
— А, Николай Александрович! — он радостно поднялся навстречу Величковскому. — И молодые коллеги с вами? Присаживайтесь!
За столом сидели двое немцев. Доктор Курт Шмидт, подтянутый пятидесятилетний мужчина с военной выправкой и коротко стриженными седеющими волосами, что-то увлеченно объяснял, чертя схему прямо на накрахмаленной скатерти. Его монокль на черном шнурке поблескивал в свете люстры, а на руке красовался массивный перстень с гербом Фрайбергской академии.
Рядом его молодой коллега, герр Вальтер Майер, светловолосый голубоглазый инженер лет тридцати пяти, в модном двубортном костюме в полоску, делал пометки в блокноте. На лацкане его пиджака поблескивал значок Союза немецких инженеров.
— Мы как раз обсуждаем новый состав огнеупоров… — начал Доброхотов.
Но тут в дверях появился метрдотель:
— Простите, герр Шмидт, фройляйн переводчица прибыла.
Я обернулся и замер. На пороге стояла та самая незнакомка из вестибюля.