Нэпман 1. Красный олигарх

Глава 10 Финансовые потоки

В приемной Баумана пахло свежей типографской краской и казенной пылью. За массивным столом из карельской березы производства фабрики «Пролетарский труд» сидела немолодая женщина в строгом сером платье, старательно перепечатывая что-то на машинке «Ундервуд». На стене тикали настенные часы «Мозер» с гербом РСФСР, явно переделанные из дореволюционных.

Ровно в три часа дверь кабинета открылась.

— Товарищ Краснов? Прошу, — Бауман говорил негромко, но с характерной командной ноткой в голосе.

Кабинет секретаря МК поражал аскетичностью. Никаких излишеств. Только необходимая мебель, огромная карта индустриализации на стене да портрет Ленина в простой деревянной раме. У окна несгораемый шкаф производства «Завода сейфов и касс № 3», на нем подшивка газеты «За индустриализацию».

Бауман сел за массивный письменный стол, где поблескивал чернильный прибор «Товарищества А. Ф. Дернова» с мраморным основанием. Жестом указал мне на стул венского типа фабрики «Интернационал».

— Я внимательно изучил ваши предложения по техническому переоснащению, — он достал папку с чертежами. — Особенно заинтересовала система регенерации тепла в мартеновских печах. Это ваша разработка?

— Наших инженеров, — я достал дополнительные схемы. — Вот здесь расчеты экономии топлива. При внедрении новой системы сможем снизить расход кокса на тридцать процентов.

Бауман склонился над чертежами. Его длинные пальцы с чернильными пятнами быстро перебирали листы. Инженер в нем явно взял верх над партийным функционером.

— А что с обучением рабочих? Новое оборудование требует квалификации.

— Именно поэтому мы создаем технический клуб, — я разложил план помещения. — Здесь библиотека с техническими журналами, здесь чертежная мастерская. А это, — я указал на схему, — действующая модель мартеновской печи в разрезе для обучения.

— Когда планируете запуск?

— Через месяц все будет готово. Кстати, Карл Янович, — я достал папку с расчетами, — мы тут подумали о поддержке партийной прессы. У нас есть предложения по организации постоянной рубрики о технических достижениях. С финансированием типографских расходов, разумеется.

Бауман внимательно посмотрел на меня поверх пенсне:

— Интересная мысль. И какой формат предлагаете?

— Еженедельная полоса о внедрении новых технологий. Реальные примеры с производства, опыт лучших рабочих-рационализаторов. Думаю, это поможет распространить передовые методы на другие предприятия.

На столе зазвонил телефонный аппарат «Siemens Halske» типа «Modell 29» производства завода «Красная заря», но с упрощенной конструкцией. Корпус из дерева, генератор вызова с поворотной ручкой, трубка с угольным микрофоном и динамиком.

Бауман снял трубку, коротко с кем-то переговорил.

— Хорошо, — он повернулся ко мне. — Когда сможете принять комиссию на заводе? Хочу лично посмотреть ваши наработки.

— Через неделю все будет готово. Покажем и новое оборудование, и организацию технического обучения.

— Договорились, — Бауман сделал пометку в календаре. — В следующий четверг, в десять утра. И подготовьте детальный план по газетной рубрике.

Я вышел из кабинета с чувством удовлетворения. Разговор прошел конструктивно. Два технаря всегда поймут друг друга, несмотря на идеологические разногласия. Теперь главное правильно подготовить визит комиссии.

На улице моросил мелкий осенний дождь. Степан уже ждал у «Бьюика».

Я решил не кичиться своим состоянием во время этой поездки. Незачем лишний раз дергать тигра за усы.

По дороге на завод я мысленно прикидывал план действий. Нужно ускорить оборудование технического клуба, подготовить выставку достижений рационализаторов, организовать показательные занятия в учебных мастерских.

А еще надо тщательно проработать концепцию газетной рубрики. В конце концов, контроль над информацией не менее важен, чем контроль над производством. Этому меня научил опыт из будущего.

Тем более, что я не просто так предложил финансировать газету. Это моя будущая заявка на создание собственного карманного СМИ. Если получится провернуть такой трюк, я буду в восторге.

После встречи с Бауманом я поехал прямо на завод. В цехах гудели станки, пахло горячим металлом и машинным маслом.

В бывшем помещении инструменталки уже вовсю шел ремонт. Будущий технический клуб постепенно обретал форму.

Сорокин, в неизменной потертой кожанке и с логарифмической линейкой в нагрудном кармане, показывал рабочим, как установить модель мартеновской печи.

— Александр Владимирович, — я подозвал молодого инженера. — Подготовьте к завтрашнему утру полный комплект документации по модернизации. С расчетами экономического эффекта.

— Будет сделано, — он поправил очки в простой стальной оправе. — А можно использовать новую методику расчета теплового баланса? Я тут разработал…

— Действуйте, — кивнул я. Энтузиазм Сорокина нам еще пригодится.

Сам я после завода поехал дальше по делам. Ни минуты покоя. Жизнь бизнесмена тяжела даже в двадцатых годах двадцатого века.

Мне надо срочно решать вопрос с финансированием. Без этого все мои усилия пропадут даром.

В сумрачной парадной Промбанка гулко отдавались шаги по мозаичному полу. Массивная бронзовая люстра заливала мягким светом лестницу с узорчатыми чугунными перилами, отлитыми еще на демидовских заводах. Стены, обшитые темными дубовыми панелями, хранили память о купеческих миллионах и имперских финансовых сделках.

В приемной за великолепным старинным столом из карельской березы, сверкающим медовыми разводами, восседала немолодая секретарша с идеальной осанкой и строгой ниткой жемчуга на шее. Бархатные портьеры цвета спелой сливы приглушали шум московской улицы, создавая атмосферу респектабельного покоя.

Петр Николаевич Стрешнев, управляющий московским отделением Промбанка, принял меня в просторном кабинете с лепным потолком и массивным мраморным камином. Высокие венецианские окна в резных наличниках пропускали мягкий осенний свет, играющий на позолоте рам старинных зеркал.

— Рад видеть, Леонид Иванович, — Стрешнев поднялся из-за огромного письменного стола красного дерева с бронзовыми накладками. Безукоризненный костюм-тройка от лучшего московского портного, седые виски, аристократическая осанка. Весь его облик дышал дореволюционной солидностью. — Присаживайтесь.

На столе поблескивал массивный чернильный прибор из нефрита с серебряными накладками — явно из особняка какого-нибудь разорившегося князя. Рядом хрустальный графин с водой и старинные часы в изящном корпусе из карельской березы.

— Итак, вы хотите модернизировать производство? — Стрешнев откинулся в кожаном кресле с высокой спинкой.

— Восемьсот тысяч рублей, — я разложил документы на полированной столешнице. — Вот полный пакет обеспечения.

Стрешнев изучал бумаги, время от времени поправляя золотое пенсне на орлином носу. В камине потрескивали березовые поленья, наполняя кабинет уютным теплом и тонким древесным ароматом.

— Серьезная сумма, — он постучал серебряным карандашом по малахитовому письменному прибору. — Но ваша репутация… И память об Иване Михайловиче, вашем батюшке… — он сделал паузу. — Полагаю, мы сможем найти решение.

Когда все формальности были улажены, часы в кабинете мелодично пробили три. Стрешнев достал из резного буфета хрустальный графин:

— За успешное сотрудничество?

Коньяк оказался превосходным, с тем особым букетом, который бывает только у довоенных запасов.

К пяти часам я подъехал к особняку Общества взаимного кредита на Ильинке. Двухэтажное здание в стиле московского модерна впечатляло изящной лепниной и витражными окнами работы мастеров Фаберже.

Михаил Исаакович Гринберг принимал в своем кабинете на втором этаже. Комната тонула в багряных отсветах заходящего солнца, играющих на инкрустированных шкафах красного дерева. Тяжелые бархатные портьеры, восточные ковры ручной работы и бронзовые канделябры создавали атмосферу утонченной роскоши.

— Чаю? — Гринберг указал на сервиз из тончайшего фарфора с золотой росписью. — Настоящий цейлонский, еще из старых запасов «Губкина с сыновьями».

Пока разливали чай, мы обсудили условия кредита. Полмиллиона под векселя. Гринберг славился умением находить нестандартные финансовые решения.

Последняя встреча была назначена в новом здании кооперативного банка на Мясницкой. Николай Петрович Скорницкий, крепкий мужчина лет пятидесяти с военной выправкой и простым русским лицом, встретил меня в строгом кабинете, обставленном добротной мебелью фабрики «Пролетарий».

— Прошу без церемоний, — он указал на удобное кожаное кресло. — У нас тут по-деловому, без этих, — он мотнул головой, — купеческих расшаркиваний.

Но за внешней простотой чувствовался цепкий ум и отличное понимание финансов. Новая советская элита быстро училась премудростям банковского дела.

— Четыреста тысяч под производственную программу, — Скорницкий быстро пролистал документы. — Условия стандартные, но потребуется подтверждение от районного совнархоза.

На стене тикали новенькие часы Второго московского часового завода, на столе поблескивал чернильный прибор с бронзовой фигуркой рабочего. Все просто, функционально, по-деловому.

Когда мы ударили по рукам, за окном уже сгустились сумерки. По Мясницкой спешили прохожие, громыхали телеги ломовых извозчиков, позванивал трамвай.

Я сел в «Мерседес», мысленно подводя итоги дня. Один миллион семьсот тысяч рублей — неплохое начало. Теперь предстояло превратить эти деньги в реальное производство.

— На завод, — бросил я Степану.

Пора вызывать Котова и начинать прорабатывать детали финансовых схем. Впереди ждала большая работа.

«Мерседес» плавно скользил по вечерним московским улицам. За тонированными стеклами проплывали тусклые фонари, освещавшие мокрую брусчатку. Я достал из портфеля папку с документами и погрузился в расчеты.

Итак, по официальным каналам мы имеем один миллион семьсот тысяч. Неплохое начало, но явно недостаточно для полномасштабной модернизации. Я раскрыл кожаный блокнот производства «Гознак» и начал методично записывать цифры безупречно отточенным карандашом.

Первая схема — артель «Красный металлист». Хитроумная комбинация с переоценкой старого оборудования даст не менее трехсот тысяч. Потертая чугунная станина от английского станка «Смит и сыновья» внезапно окажется редким экземпляром с уникальными техническими характеристиками.

Через кооператив «Техпромсбыт» можно провести еще полмиллиона. Формально — предоплата за будущие поставки металлоизделий. Фактически — игра на разнице курсов и двойной бухгалтерии. Старый трюк, работавший и в девяностых.

Рижский канал выглядел особенно многообещающе. Экспортные контракты через «Объединенную торговую компанию», валютные операции, комиссионные схемы — еще минимум четыреста тысяч золотом. Курт Шмидт не зря ест свой хлеб.

Я сделал глоток остывшего кофе из алюминиевой фляги «Сигг». За окном проплыла громада Центрального телеграфа, залитая электрическим светом. В салоне автомобиля пахло дорогой кожей и легким ароматом сигарного дыма.

Отдельная статья — махинации с металлоломом. Грамотно организованная схема через «Вторчермет» позволит извлечь еще тысяч триста. Разница между закупочной и отпускной ценой осядет на специальных счетах.

Цифры складывались в стройную систему. Общий объем финансирования — около трех с половиной миллионов рублей. Из них примерно половина по серым схемам.

Я достал из кожаного портфеля свежие сметы на оборудование. Новые мартеновские печи с регенеративной системой позволят снизить расход топлива на тридцать процентов.

Автоматизация прокатного стана увеличит производительность вдвое. Модернизация литейного цеха даст качественно новый уровень продукции.

Расчетная окупаемость — два года по официальной отчетности. В реальности, с учетом всех схем — около года. При нынешних ценах на металл чистая прибыль составит не менее миллиона в год. Из них примерно треть можно будет вывести через систему подставных фирм.

«Мерседес» свернул в заводской двор. Громады цехов темнели на фоне вечернего неба, из труб мартенов вырывались снопы искр. Где-то гудел маневровый паровоз, развозивший вагоны с заготовками.

Я еще раз просмотрел цифры. Все сходилось. Теперь нужно грамотно расставить фигуры на доске. Котов проведет официальные проводки, Сорокин обеспечит техническое прикрытие, немцы поставят оборудование. А я… я буду дирижировать этим оркестром.

До кабинета оставалось несколько шагов. Там уже ждал Василий Андреевич со своими знаменитыми черными клеенчатыми книгами. Пора превращать схемы в реальность.

В конце концов, умение работать с большими цифрами у меня в крови. Что в двадцать первом веке, что в двадцатых годах — законы финансов неизменны. Меняются только декорации.

В просторном кабинете технического директора царил уютный полумрак. Массивная настольная лампа «Светлана» под зеленым абажуром отбрасывала мягкий круг света на стол красного дерева. За окнами, затянутыми морозными узорами, падал редкий снег, искрясь в свете заводских фонарей.

Василий Андреевич Котов, как всегда безупречно одетый в потертый, но идеально отглаженный костюм дореволюционного покроя, раскладывал на столе свои знаменитые черные клеенчатые книги. Его морщинистые пальцы с въевшимися чернильными пятнами аккуратно перебирали страницы.

В старинном буфете с витыми колонками поблескивали хрустальные стаканы и графин с коньяком — традиционный атрибут ночных бухгалтерских бдений. В углу кабинета уютно потрескивали дрова в чугунной печке.

— Итак, Василий Андреевич, — я разложил на столе свои записи, — давайте пройдемся по всем схемам. Сначала официальная часть…

— Одну минуточку, — главбух достал из потертого портфеля еще одну тетрадь, самую потрепанную. — Вот здесь у меня особая система записи. Первая колонка — легальные операции, вторая — условно легальные, третья… — он сделал многозначительную паузу.

— Третья колонка для особо деликатных операций, — Котов снял золотое пенсне и принялся протирать стекла батистовым платком с вышитыми инициалами. — Я использую особый шифр, еще с довоенных времен. Никто кроме меня не разберет.

В печке гулко треснуло полено, разбрасывая золотистые искры. По стенам кабинета заплясали причудливые тени. На массивных бронзовых часах «Мозер» мелодично пробило десять вечера.

— Начнем с артели «Красный металлист», — я достал объемистую папку с документами. — Здесь нужна ювелирная работа с оценкой оборудования.

Котов раскрыл одну из своих тетрадей, страницы которой пестрели колонками цифр, записанных убористым почерком:

— Уже подготовил документы по переоценке. Английский штамповочный пресс «Армстронг» у нас проходит как уникальное оборудование особой точности. Немецкие токарные станки оценены с учетом специальной комплектации.

— А что с бумагами от экспертной комиссии?

— О, — тонкие губы главбуха тронула едва заметная усмешка, — председатель комиссии, товарищ Сидорчук, оказался большим ценителем дореволюционного коньяка. И у его супруги скоро юбилей.

Я удовлетворенно кивнул. На столе появилась еще одна папка, с чертежами и спецификациями.

— Теперь кооператив «Техпромсбыт», — Котов перевернул страницу своей тетради. — Тут сложнее. Нужно провести предоплату через три разных счета. Часть денег пойдет на закупку сырья для артели «Металлист», часть на оборудование для «Инструментальщика», а остаток…

Он достал сложенный вчетверо лист бумаги, на котором была начерчена замысловатая схема движения средств:

— Остаток через латвийский банк под видом оплаты импортных запчастей. Можно подготовить необходимые документы через Курта Шмидта.

За окном пронзительно свистнул маневровый паровоз. Где-то в глубине завода глухо громыхнуло. Ночная смена продолжала работу в мартеновском цехе.

— А вот здесь, — Котов перешел к самой потрепанной тетради, — особая статья. Операции с металлоломом через «Вторчермет». Тут нужна филигранная точность в документах…

Следующий час мы обсуждали тончайшие детали финансовых схем. Василий Андреевич работал как виртуоз. Каждая цифра ложилась точно на свое место, каждый документ имел безупречное обоснование.

На столе появилась бутылка «Шустова» с царской печатью. Котов аккуратно разлил коньяк в граненые хрустальные стаканы:

— За успех нашего предприятия?

— И за тех, кто понимает, — я поднял стакан.

Главбух едва заметно улыбнулся:

— Знаете, Леонид Иванович, а ведь я тридцать лет в бухгалтерии. И должен сказать… — он сделал паузу, — таких масштабных и при этом изящных комбинаций еще не видел.

За окном брезжил ранний зимний рассвет. Пора заканчивать. Через несколько часов начнется новый рабочий день. Но главное сделано. Схема финансирования обрела четкие очертания.

— Василий Андреевич, — я убрал документы в несгораемый шкаф, — подготовьте к завтрашнему вечеру первый пакет бумаг. Начнем с артели.

Когда главбух ушел, я еще некоторое время стоял у окна, глядя на заснеженный заводской двор. Где-то в глубине цехов вспыхивало зарево мартеновских печей. Завод жил размеренной жизнью, не подозревая о грядущих переменах.