Нэпман 1. Красный олигарх

Глава 7 Ответный удар

Серый «фордик» с потушенными фарами остановился у особняка Фролова на Пятницкой улице в начале шестого утра. Из машины бесшумно выскользнули четыре фигуры в кожаных тужурках. Рожков, куривший папиросу в тени дома напротив, дал знак начинать операцию.

Особняк, двухэтажный, в псевдорусском стиле, с башенкой и резными наличниками, был еще погружен в предрассветный сумрак. Только в окне второго этажа горел свет, отбрасывая тревожные блики на заснеженный тротуар. Из печной трубы поднимался густой дым — жгли бумаги.

— Как в воду глядел, — пробормотал Рожков, сминая окурок. На нем было потертое пальто «Москвошвея» и видавшая виды кепка «Скороход». Обычный прохожий, каких много в этот час спешит на работу.

Дверь черного хода открыли бесшумно. Когда это замки задерживали чекистов? На кухне испуганно вскрикнула кухарка, но ее тут же успокоили.

Фролова застали в кабинете у растопленного камина. При виде оперативников его рука метнулась к столу, где поблескивал никелированный «Браунинг» № 2.

— Гражданин Фролов, вы арестованы по обвинению в хищении социалистической собственно… — Рожков не успел договорить.

Грянул выстрел. Пуля просвистела над головой следователя, расщепив дубовую панель. В ответ загрохотали «маузеры» оперативников.

Фролов успел сделать еще два выстрела из-за опрокинутого кресла красного дерева, прежде чем пуля настигла его. Шелковый халат от Манделя окрасился темным. В наступившей тишине было слышно, как потрескивают в камине горящие бумаги и тикают настенные часы.

— Оказал вооруженное сопротивление при аресте, — констатировал Рожков, наклоняясь над телом. — Придется писать рапорт о применении оружия.

В несгораемом шкафу нашли документы о хищениях и махинациях, несколько пачек царских червонцев и записную книжку в сафьяновом переплете. Фролов не успел уничтожить все улики.

Когда тело увезли, Рожков задержался в кабинете. Он смотрел на догорающие в камине бумаги, и его цепкий взгляд был задумчив.

В кармане убитого нашелся билет на поезд до Риги на сегодняшний вечер. Кто-то предупредил Фролова, что за ним придут? И какие документы он все-таки успел сжечь?

Впрочем, ответы на эти вопросы уже не имели значения. Дело можно закрывать.

Главный фигурант мертв, а остальные улики указывали только на его личную вину в махинациях с заводским имуществом. Крестовский остался недосягаем. Пока что.

На рассвете по Москве поползли слухи об аресте и перестрелке на Пятницкой. А в особняке на Чистых прудах Леонид Краснов только-только вернулся домой после приятно проведенного вечера, не подозревая (как думали все) о произошедших событиях.

Хитровка жила своей ночной жизнью. В подвале бывшего доходного дома Бунина, переделанного под ночлежку, собрался воровской сход. Керосиновые лампы «Летучая мышь» едва разгоняли вонючую тьму. Пахло прелой соломой, махоркой и сивухой из подпольного притона Сидорыча.

За колченогим столом восседал Сивый, седой громила с изрытым оспой лицом, в поношенном пиджаке с чужого плеча и красной косоворотке. На узловатых пальцах поблескивали самодельные перстни-печатки. Рядом примостились его подручные: Химик, тощий блатной в кепке и Борода, приземистый налетчик с окладистой бородищей, в которой поблескивала ранняя седина.

Перед ними стояли трое, Косой, Витька Щербатый и Колька Питерский, исполнители неудачного покушения на Краснова. Их привели силой, после того как «проверенный источник» шепнул Сивому о связях троицы с милицией.

— Значит так, граждане-бандиты, — прохрипел Сивый, прикуривая папиросу «Сафо» от керосинки. — Тут до меня слушок дошел… Нехороший слушок.

Косой, высокий мужик с характерным шрамом через всю щеку, в драной тужурке с галунами, дернулся:

— Брешут все! Не было никакого…

— Не перебивай старших! — Сивый грохнул кулаком по столу. Щербатый, низкорослый парень с выбитыми передними зубами, в кепке «Пролетарий», испуганно дернулся. — Говорят, вы, суки позорные, с ментами якшаетесь. Половину денег с дела зажали, а вторую половину легавым занесли.

В углу подвала что-то зашуршало, крысы, привычные обитатели хитровских трущоб, выискивали объедки. С потолка, выложенного старинными сводами, капала вода. В соседней комнате кто-то надрывно кашлял, чахотка косила завсегдатаев ночлежки пачками.

— Вот и бумага есть, — Борода выложил на стол замусоленный конверт. — Тут все написано. И про встречи с агентом угрозыска Петровым, и про малину на Сухаревке, которую ты, Косой, ментам сдал.

Колька Питерский, щеголеватый налетчик в начищенных штиблетах и бушлате с чужого плеча, побледнел:

— Вранье! Это Фролов нас подставил…

— Молчать! — Сивый медленно поднялся. В тусклом свете керосинки его лицо казалось высеченным из серого камня. — За базар ответишь. А теперь…

Косой, видимо, понял, что терять нечего. Его рука метнулась к голенищу, где он прятал финский нож.

Выхватил финку, но Химик был быстрее. Его самодельный «скрамасакс», нож из напильника с наборной рукоятью словно сам прыгнул в руку. Борода уже доставал из-за пазухи тяжелый «наган» с перепиленным курком.

Щербатый рванулся к двери, но споткнулся о подставленную ногу. Его тут же скрутили двое громил в картузах, личная охрана Сивого.

Колька Питерский успел выстрелить из спрятанного в рукаве бушлата «бульдога». Пуля выбила крошку из кирпичной стены. В ответ грохнул наган Бороды, только эхо метнулось под сводами подвала.

В тусклом свете керосиновых ламп началась молчаливая, страшная в своей обыденности драка. Лязгнула сталь, финка Косого встретилась с ножом Химика. Кто-то опрокинул керосинку, по полу разлилось горящее масло.

— Суки! — хрипел Косой, прижатый к стене. Его лицо, перечеркнутое шрамом, было страшным. — Я вам…

Договорить он не успел. Нож Химика вошел под ребра, как в масло. В углу хрипел, оседая на пол, Колька Питерский, пуля Бороды нашла в нем цель. Щербатый скулил, как побитая собака, под ударами тяжелых кулаков.

Через пять минут все было кончено. На заплеванном полу в лужах крови лежали три тела. Сивый брезгливо вытер руки ветошью:

— В Яузу их. С кирпичами. Чтоб без следов.

В грязное окошко под потолком уже сочился серый рассвет. Где-то на улице раздался свисток постового — милиция начинала утренний обход. Но к тому времени, как они добрались до подвала, там уже никого не было. Только три свежих пятна на земляном полу да пустые гильзы в углу напоминали о ночном суде.

На столе осталась лежать та самая бумага, «доказательство» предательства. Но никто уже не узнал, что написал ее человек Краснова, умевший в точности подделывать почерк агентов угрозыска.

Хитровка снова погружалась в свой беспокойный сон. В чайной Сидорыча уже растапливали печь, готовясь к новому дню. Разносчик газет на углу выкрикивал последние новости, об аресте и перестрелке на Пятницкой.

А в притоне «Три ступеньки» уже шептались о страшной участи стукачей, посмевших продать своих уголовному розыску. Никто не связал эти события с покушением на Краснова, все выглядело как обычные разборки в преступном мире.

Круг мести замкнулся. Не осталось никого, кто мог бы связать заказчиков покушения с исполнителями. Краснов мог быть доволен, его план сработал безупречно.

Вечером в кабинете технического директора было сильно накурено. Соколов в очередной раз демонстрировал неутешительные графики работы мартеновских печей. Синие линии на миллиметровке неуклонно ползли вниз.

— Вот, смотрите, Леонид Иванович, — главный инженер нервно протирал пенсне. — Футеровка не выдерживает. Уже третий раз за месяц печь на капитальный ремонт встает. А запасных огнеупоров нет — все довоенные запасы исчерпаны.

Молодой Сорокин, примостившийся у края стола, развернул чертежи:

— Если мы переделаем систему регенерации тепла, нагрузка на футеровку снизится. Но нужны специальные материалы. Такие в России просто не производят.

Я листал немецкие технические каталоги, найденные в архиве. Вот оно — специальная огнеупорная масса производства завода Круппа. До революции и войны ее использовали на всех передовых металлургических предприятиях.

— А что с поставками через торгпредство? — спросил я у Головачева.

Семен Артурович развел руками:

— Бюрократия, согласования… Пока пробьешь все инстанции, завод встанет. Да и цены через официальные каналы просто неподъемные.

В этот момент на стол легла папка с последними расчетами от Котова. Цифры были неутешительные. Еще месяц такой работы, и мы сорвем все планы по поставкам.

Я вспомнил старые письма, найденные в архиве Краснова-старшего. Переписка с герром Шмидтом из «Круппа». Его сын сейчас в Риге. А там и до Берлина недалеко.

— Семен Артурович, — я захлопнул папку с расчетами, — готовьте документы для поездки в Ригу. Срочно.

— Но как же… — начал было секретарь.

— Официальная цель — закупка запчастей для довоенного оборудования. Неофициальная… — я посмотрел на графики производства. — Будем налаживать прямые контакты. Как в старые времена.

Сорокин просиял:

— Леонид Иванович, если получится договориться о поставках футеровки и новых горелок… Это будет великолепно.

— И заодно посмотрим их последние разработки, — добавил я. — Говорят, у Круппа есть интересные решения по энергосбережению.

Через два дня я уже сидел в международном вагоне. В портфеле лежали чертежи, сметы и, главное, старые письма с фамильной печатью Шмидтов. Иногда для решения новых проблем лучше всего использовать старые связи.

Рига встретила промозглым балтийским ветром. После московских морозов влажный воздух казался особенно неприятным. Я поправил кашемировое пальто от Манделя, купленное специально для этой поездки. Нэпман должен выглядеть солидно, особенно на международных переговорах.

«Русско-Латвийский банк» располагался в старинном особняке на улице Вальню. Массивное здание в стиле северного модерна, с характерными готическими элементами. У входа дежурил швейцар в ливрее с золотыми галунами. Над дверью поблескивала бронзовая вывеска с двуглавым орлом — видимо, осталась с дореволюционных времен.

Курт Шмидт ждал в отдельном кабинете на втором этаже. Комната была отделана темным дубом, на стенах гравюры с видами довоенного Берлина. Массивный письменный стол красного дерева, кожаные кресла «Тонет», на столике — свежие рижские газеты и серебряный кофейный сервиз «Фраже».

Сам Шмидт оказался типичным немецким инженером. Подтянутый, в безупречном костюме от «Hugo Boss», с аккуратно подстриженными усиками. На носу поблескивало пенсне в золотой оправе. Руки — с въевшимися пятнами машинного масла, выдающие человека, который не гнушается работы в цеху.

— Герр Краснов, — он поднялся навстречу, протягивая руку. — Рад познакомиться. Мой отец часто вспоминал ваше семейство.

Я пожал крепкую мозолистую ладонь:

— Взаимно, герр Шмидт. Помню рассказы отца о вашем батюшке. Особенно о той охоте в Шварцвальде…

Он улыбнулся, усаживаясь в кресло:

— Да-да, история с подстреленным кабаном стала легендой. Но, полагаю, вы приехали не только ради воспоминаний?

Я достал из портфеля «Клэдстоун» папку с документами:

— У меня есть интересное предложение для концерна Krupp. Касается производства специальных марок стали.

Шмидт подался вперед. В его глазах за стеклами пенсне мелькнул профессиональный интерес:

— Продолжайте.

— Видите ли, — я раскрыл папку, — у нас есть технология производства особо прочной брони. Разработка еще царских времен, но мы ее усовершенствовали. При этом формально это просто сталь для сельскохозяйственных машин.

Намек был понят мгновенно. После Версальского договора Германии запрещалось производить броню для военной техники. Но никто не мог запретить выпуск стали для тракторов.

— Любопытно, — Шмидт снял пенсне, принялся протирать стекла батистовым платком. — А что вам нужно взамен?

— Технологии производства специальных сплавов. Официально — для мирных целей. Неофициально… — я сделал паузу. — Неофициально нам интересен весь спектр возможностей.

Он кивнул:

— Понимаю. Но как быть с ограничениями на поставку оборудования в СССР?

— У меня есть схема, — я достал еще один документ. — Через латвийские фирмы. Все легально, просто немного сложная структура собственности.

Следующий час мы обсуждали детали. Я намеренно не форсировал события. Пусть привыкнет, проникнется доверием. В конце концов, немцы ценят постепенность.

— Что ж, — Шмидт убрал документы в свой портфель из телячьей кожи, — предложение интересное. Я обсужу его с партнерами. Но… — он помедлил, — как быть с гарантиями?

Я улыбнулся:

— У меня есть счет в швейцарском банке. Можем оформить аккредитив под конкретные поставки. И еще… — я достал последний козырь, — у нас есть возможность производить опытные образцы без лишнего внимания. Если вам понадобится испытать какие-то новые разработки, мы постараемся решить вопрос самым лучшим образом.

В глазах собеседника мелькнуло понимание. Возможность тайно испытывать военную технику была для немцев бесценной.

Когда мы прощались, Шмидт неожиданно спросил:

— А вы знаете, что мой отец хранит ту кабанью голову в своем кабинете? Говорит, это напоминание о том, что русские умеют удивлять.

Я рассмеялся:

— Передайте ему, что традиции живы. И мы по-прежнему полны сюрпризов.

Выйдя на улицу, я поднял воротник пальто. Моросил мелкий дождь, но на душе было тепло. Первый контакт состоялся.

В кармане лежала визитная карточка Шмидта с карандашной пометкой. Дата следующей встречи, уже в Берлине. План начинал работать.

Сразу после встречи я, не мешкая, отправился на вокзал. У меня нет времени осматривать достопримечательности. Пока не изобрели магистральные лайнеры, придется тащиться на поездах. У меня пока еще ничего не налажено в Москве, чтобы наслаждаться рижскими красотами.

Международный вагон «Рига-Москва» мерно покачивался на стыках рельсов. За окном моросил холодный октябрьский дождь, размывая унылый пейзаж — голые поля, облетевшие березы, низкое балтийское небо.

После недавнего скандала с высылкой советского торгпреда из Латвии за «подрывную деятельность» пассажиров в вагоне немного. Дипломатические отношения оказались на грани разрыва, но в этом была и своя выгода. Меньше лишних глаз.

Я сидел в купе первого класса, отделанном темным полированным деревом. На откидном столике лежали документы, привезенные из Риги. Договоры, банковские выписки, схемы поставок оборудования. Рядом примостился свежий номер «Rigasche Rundschau» и потрепанный блокнот в сафьяновом переплете.

Мысли невольно возвращались к заводским делам. Нужно срочно начинать модернизацию мартеновского цеха. Немецкие печи выработали ресурс, а новые коломенские еще не опробованы.

Молодой конструктор Сорокин предлагает интересную схему с регенерацией тепла, но старые мастера упираются. Типичный конфликт поколений.

И это только техническая сторона. Главное — правильно выстроить отношения с властью. ВСНХ требует увеличения выпуска, профсоюз — повышения зарплат, местные партийцы — больше отчислений на социальные нужды. А ведь еще нужно найти деньги на новое оборудование.

В девяностых было проще. Взял кредит, купил завод, модернизировал производство. Сейчас каждый шаг требует сложных комбинаций. С другой стороны, опыт выживания в лихие времена очень пригождается.

Я достал из портфеля последние производственные сводки. Цифры говорили о многом. Падение производительности на старых агрегатах, рост брака, увеличение расхода топлива. Без серьезной реконструкции завод долго не протянет.

За окном мелькали пригороды Двинска. Проводник в форменной тужурке «Международного общества спальных вагонов» прошел по коридору, предупреждая о предстоящей длительной стоянке. В купе становилось душно.

Около семи вечера я решил пройти в вагон-ресторан. Хотелось размять ноги и поужинать. С утра ничего не ел, занятый переговорами в банке.