Рассвет едва занимался, когда я приехал в заводоуправление. В кабинете зябко — Михеич еще не растопил печи. Я включил настольную лампу под зеленым абажуром, достал папку с документами для комиссии.
Головачев принес чашку крепким кофе, я уже приучил его к этой привычке начинать важные дни. Английские часы «Хендерсон» на стене показывали шесть утра. До заседания в ВСНХ оставалось четыре часа.
Я в третий раз перечитывал текст доклада, когда в дверь деликатно постучал Котов. Главбух, как всегда безупречный в своем дореволюционном костюме-тройке, принес последние сводки по производству.
— Все готово, Леонид Иванович, — он положил на стол аккуратную стопку бумаг. — Образцы опечатаны, акты испытаний заверены. Степан уже погрузил их в «Бьюик».
Я кивнул, разглядывая графики производительности. В будущем такие презентации делались на компьютере, но суть оставалась той же, надо убедительно показать наши преимущества.
— Как думаете, Василий Андреевич, что Крестовский приготовил?
Котов присел в кресло, машинально поправляя пенсне:
— Ходят слухи… — он понизил голос. — В бухгалтерии «Металлообработки» какое-то оживление. Вроде крупный перевод прошел через Промбанк.
Я внимательно посмотрел на Котова. За его внешним спокойствием явно скрывалось напряжение. Выдавали чуть подрагивающие пальцы, которыми он протирал пенсне. Такие люди не привыкли показывать эмоции, но внутренне переживают не меньше других.
— Крупный перевод, говорите? — я отхлебнул кофе. — И кому?
— Пока не удалось выяснить. Но сумма солидная, около ста тысяч.
В кабинет вошел Соколов, главный инженер. По его осунувшемуся лицу было видно, что не спал всю ночь.
Наверняка в сотый раз перепроверял расчеты. В руках он держал папку с техническими чертежами.
— Присаживайтесь, Петр Николаевич, — я указал на кресло. — Как настроение?
— Рабочее, — он устало улыбнулся. — Величковский еще раз проверил все формулы. Придраться не к чему.
Я понимал его состояние. Для технической интеллигенции важнее всего научная истина. Соколов искренне верил, что комиссия будет оценивать только технические достоинства. Эх, если бы все было так просто.
В приемной послышался знакомый стук «Ундервуда», там уже работал Головачев. Он сегодня ночью тоже не спал, готовил документы.
Преданный секретарь, каких сейчас уже не найти. В будущем такие вопросы решали целые отделы, а здесь все держится на отдельных людях.
— Василий Андреевич, — я повернулся к Котову, — а что с нашими неофициальными источниками? Есть информация о составе комиссии?
Главбух достал из внутреннего кармана потертую записную книжку:
— Кое-что удалось узнать. Николаев вчера до поздней ночи сидел в наркомате. С ним был человек от Крестовского.
Я мысленно чертыхнулся. Похоже, наш принципиальный куратор из ВСНХ уже обработан конкурентами.
Интересно, чем они его взяли? Крестовский не дурак, просто так с деньгами не полезет. Репутация Николаева как честного коммуниста известна всем.
За окном послышался шум подъезжающего автомобиля. Я узнал характерное урчание мотора «Рено», это приехала Елена. Несмотря на ранний час, она вызвалась помочь с подготовкой документов.
Девушка вошла в кабинет, внеся с собой легкий аромат «Коти Шипр» и свежий зимний воздух. На ней было элегантное темно-синее платье и знакомая брошь-молекула. Несмотря на ранний час, она выглядела безупречно.
— Доброе утро, товарищи инженеры, — она слегка улыбнулась, заметив, как все невольно подтянулись при ее появлении. Даже Котов машинально одернул жилет. — Я просмотрела немецкие технические журналы за последние пять лет, — она достала из портфеля несколько страниц с пометками. — Ничего похожего на нашу технологию. Даже в «Stahl und Eisen» только общие рассуждения о легированных сталях.
Я поймал себя на мысли, что слово «нашу» она произнесла с особым чувством. Для нее это тоже стало личным делом, не просто служебным заданием.
— А что в довоенных номерах? — спросил я, вспоминая намек Баумана.
— В библиотеке Промакадемии подшивки только с 1922 года, — она нахмурилась. — Но я связалась с коллегами в торгпредстве и узнала, что…
В этот момент в кабинет буквально влетел Сорокин, размахивая какими-то графиками:
— Леонид Иванович! Я перепроверил расчеты прочности! У нас коэффициент выше на тридцать процентов!
Молодой инженер осекся, заметив Елену, слегка покраснел. Я невольно улыбнулся. Перед Леной многие терялись.
— Так, — я взглянул на часы «Павел Буре». — Через час выезжаем. Василий Андреевич, проверьте еще раз финансовые показатели. Петр Николаевич, подготовьте образцы. Александр, — это уже Сорокину, — сведите все расчеты в единую таблицу.
Елена подошла к моему столу:
— А что с Крестовским? Мои источники в наркомате говорят, он очень уверен в победе.
Я посмотрел в окно. Над заводскими трубами поднималось зимнее солнце.
Где-то там, в здании ВСНХ, уже собиралась комиссия. Крестовский наверняка готовил свой coup de grâce. Но у нас есть козыри.
— Ничего, прорвемся.
Без двадцати десять мы выехали. Степан вел «Бьюик» по заснеженным улицам, ловко лавируя между пролетками. В машине пахло кожей сидений и свежими типографскими чернилами от папок с документами.
В боковое окно я видел свое отражение: строгий костюм от лучшего московского портного, безупречно повязанный галстук. В будущем на такие презентации ходили в дорогих итальянских костюмах, здесь приходилось довольствоваться местным пошивом.
Хотя качество отменное. Мастера еще помнили, как шить для купцов первой гильдии.
Елена сидела рядом, в сотый раз просматривая бумаги. На заднем сидении Соколов вполголоса обсуждал детали заказа с Котовым. Величковский должен сам подъехать прямо к месту заседания комиссии.
Здание ВСНХ на Варварке впечатляло монументальностью. Бывший доходный дом купца Чижова теперь олицетворял собой советскую власть над промышленностью. У входа дежурил вооруженный наряд, проверяя пропуска.
В вестибюле толпились люди. Я сразу заметил группу от «Металлообработки». Крестовский в отличном костюме английского сукна что-то негромко говорил спутникам. Заметив нас, он слегка наклонил голову в приветствии, но в глазах читалась плохо скрываемая усмешка.
Откуда-то появился Величковский, как всегда, в дореволюционном сюртуке. Профессор выглядел бодрым, несмотря на бессонную ночь. Только покрасневшие глаза выдавали усталость.
— Комиссия уже собралась, — шепнул он. — Николаев с утра изучает какие-то старые немецкие журналы.
Я почувствовал, как внутри все напряглось. Значит, Крестовский действительно приготовил этот козырь. Что ж, посмотрим, чьи аргументы окажутся весомее.
Массивная дверь зала заседаний медленно открылась. Молодой человек в гимнастерке начал вызывать представителей заводов.
В высоком вестибюле с лепным потолком гулко отдавались шаги. Массивная мраморная лестница, по которой когда-то поднимались купцы первой гильдии, теперь вела к кабинетам советских чиновников. Я отметил, что позолота на перилах местами потускнела, а паркет изрядно истерся — новая власть экономила на ремонте.
Зал, где проходило заседание, располагался на втором этаже. Это было просторное помещение с высокими окнами, выходящими на Варварку. Тяжелые бархатные шторы цвета бордо, еще дореволюционные, чуть колыхались от сквозняка. Под потолком ярко горели хрустальные люстры, тут не экономили электричество.
Длинный стол красного дерева, покрытый зеленым сукном, был развернут буквой «П». В центре уже расположились члены комиссии. Я внимательно рассматривал их, пытаясь уловить настроение каждого.
Николаев, худощавый, в простом сером костюме, что-то помечал в блокноте. Перед ним действительно лежали старые номера «Stahl und Eisen», я узнал характерные синие обложки. Его лицо выражало сосредоточенность фанатика идеи. Такие люди могут быть опасны своей принципиальностью.
Два представителя Артуправления РККА в военной форме негромко переговаривались между собой. По их уверенным жестам я понял, они уже определились с решением. Вопрос только, в чью пользу.
Профессор Дубровский, седой, с аккуратной бородкой клинышком, изучал какие-то чертежи. Его поддержка могла стать решающей, в технических вопросах к нему прислушивались все.
Я заметил, как Елена напряженно всматривается в бумаги перед Николаевым, пытаясь разглядеть, какие именно статьи он изучает. Соколов нервно трогал переносицу, верный признак волнения. Даже невозмутимый Котов теребил пуговицу на жилете.
Крестовский расположился со своей группой напротив нас. Его главный инженер, грузный мужчина с купеческой бородой, раскладывал какие-то диаграммы. Сам Крестовский излучал спокойную уверенность человека, держащего в рукаве козырного туза.
Молодой секретарь в гимнастерке разложил перед каждым членом комиссии папки с документами. В тишине зала было слышно только шелест бумаг и тиканье настенных часов.
— Товарищи, — председатель комиссии, грузный мужчина с военной выправкой, постучал карандашом по графину. — Начинаем рассмотрение заявок оборонного заказа на производство специальных марок стали для нужд обороны, — его фамилия Рогов и он говорил негромко, но каждое слово звучало отчетливо, с характерными командирскими интонациями.
Я внимательно наблюдал за председателем. Седые усы, тяжелый взгляд из-под кустистых бровей. Типичный военспец старой школы. Такие люди ценят точность и конкретику, с ними нельзя юлить.
— Первым выступит представитель «Металлообработки», — Рогов слегка повернулся к Крестовскому, и в этом движении чувствовалась военная выправка. На груди председателя тускло блеснул орден Красного Знамени.
Пока Крестовский раскладывал свои бумаги, я продолжал изучать Рогова. В будущем я встречал похожих людей в военной приемке, фанатично преданных делу профессионалов. Они могли придираться к каждой мелочи, но если ты доказывал свою правоту, стояли за тебя горой.
— Прошу учесть, — Рогов постучал карандашом по графину, призывая к тишине, — комиссию интересуют прежде всего технические характеристики и возможности массового производства.
В его голосе прозвучали властные нотки. Привычка командовать въелась за десятилетия службы. Френч безупречно отглажен, каждая пуговица начищена до блеска. Таким был весь его облик, воплощение старой военной школы на службе новой власти.
Крестовский поднялся, одернув пиджак английского сукна. Глядя на его уверенную улыбку, я понимал, что он готов к этому выступлению и выверил каждое слово.
— Товарищи члены комиссии, — начал он с легким поклоном в сторону президиума. — «Металлообработка» имеет честь представить новейшую технологию производства специальных сталей…
Пока он говорил о производственных мощностях и технических характеристиках, я наблюдал за реакцией комиссии. Рогов слушал внимательно, время от времени делая пометки карандашом в блокноте. При упоминании цифр по прочности его брови слегка приподнимались, военный инженер сразу выделял ключевые параметры.
— Особо подчеркну, — Крестовский сделал эффектную паузу, — наша технология базируется на проверенных временем методах. Вот, позвольте продемонстрировать…
Он кивнул помощнику, и тот раздал членам комиссии документы, в том числе и журналы. Я увидел знакомые синие обложки «Stahl und Eisen» и почувствовал, как внутри все напряглось.
Лена рядом со мной едва заметно выпрямилась. Она тоже поняла, что сейчас начнется главное.
— В номере за 1914 год, — Крестовский торжествующе взглянул в мою сторону, — подробно описана похожая технология. Позвольте процитировать…
Николаев жадно вчитывался в немецкий текст, Рогов хмурился, постукивая карандашом по столу. Его военная прямота явно не одобряла таких закулисных ходов, но как инженер он не мог игнорировать технические факты.
Крестовский методично зачитывал выдержки из немецкого журнала. С каждой фразой я все яснее видел его план. Он специально подобрал статьи, где описывались общие принципы, похожие на нашу технологию. Для неспециалиста разница могла показаться несущественной.
— Таким образом, — он выразительно посмотрел на Николаева, — речь идет о давно известном методе…
Рогов нахмурился еще сильнее, его седые усы дрогнули:
— Товарищ Крестовский, ближе к делу. Каковы конкретные показатели вашей стали?
В этом вопросе я узнал старого артиллериста. Его интересовали прежде всего боевые качества металла. Крестовский начал называть цифры, но я уже мысленно готовился к своему выступлению. Теперь важно не просто показать преимущества нашей технологии, но и доказать ее оригинальность.
Когда Крестовский закончил, Рогов повернулся ко мне. В его тяжелом взгляде читалось: «Ну-с, молодой человек, что скажете в ответ?».
— Слово предоставляется товарищу Краснову, — его командирский баритон разнесся по залу.
Я поднялся, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. Елена чуть заметно кивнула, подбадривая. Соколов нервно протирал пенсне. Где-то в глубине зала тикали часы, отсчитывая минуты, которые могли решить судьбу завода.
— Товарищи члены комиссии, — начал я, намеренно сделав паузу, чтобы поймать взгляд Рогова. — Действительно, общие принципы легирования стали были известны и до войны. Как были известны принципы воздухоплавания во времена Леонардо да Винчи. Но между наброском в тетради и реальным самолетом есть огромная разница.
Я раздал членам комиссии наши графики испытаний. Заметил, как Рогов сразу впился взглядом в цифры прочности. Как военный инженер, он мгновенно выделил главное.
— В статьях, которые представил уважаемый Андрей Петрович, описаны только теоретические предположения. Мы же создали реальную технологию. Вот результаты испытаний, проведенных в присутствии военпреда…
Николаев склонился над бумагами, его брови удивленно поползли вверх. Даже Крестовский слегка подался вперед, пытаясь разглядеть цифры.
— При той же температуре плавки мы получаем прочность на тридцать процентов выше. Расход топлива при этом снижается на четверть. Но главное — посмотрите на структуру металла.
Я кивнул Соколову, и тот начал раздавать описание технических характеристик микрошлифов, сделанных на цейсовском микроскопе.
— Обратите внимание на характер кристаллической решетки. В немецких статьях четырнадцатого года даже теоретически не предполагалась возможность такой структуры. Профессор Величковский может подтвердить…
Величковский привстал:
— Как специалист по кристаллографии металлов заявляю: это абсолютно новый тип структуры. Мы получили его благодаря особому режиму термообработки, который…
Рогов внимательно рассматривал документы через пенсне. Он не скрывал искреннего интереса специалиста.
— А массовое производство? — спросил он, поднимая взгляд. — Одно дело — лабораторные образцы, а другое производство.
— Мы уже запустили опытную партию, — я достал следующую папку. — Вот акты испытаний. Каждый образец проверен на разрыв, на удар, на усталость металла. Можем хоть завтра начать серийное производство.
Краем глаза я заметил, как Крестовский нервно забарабанил пальцами по столу. Его козырь с немецкими журналами не сработал. Более того, только подчеркнул наше техническое превосходство.
— Разрешите вопрос, — Николаев подался вперед. — В статье «Stahl und Eisen» упоминается схожий метод легирования. Как вы можете доказать оригинальность вашей технологии?
Я ждал этого вопроса. Спокойно достал из папки еще один документ:
— Вот заключение профессора Дубровского. Он проанализировал все довоенные публикации по специальным сталям. Разрешите процитировать?
Рогов кивнул, его седые усы шевельнулись с интересом.
— «Метод, предложенный заводом Краснова, принципиально отличается от всех известных технологий. Впервые достигнуто сочетание высокой прочности с пластичностью при критических нагрузках…»
Николаев нахмурился, вновь просматривая немецкие журналы. Я продолжал:
— Более того, наша технология позволяет снизить себестоимость на сорок процентов по сравнению с существующими методами. Вот расчеты…
Котов раздал экономические выкладки. Даже Крестовский, славившийся своей коммерческой хваткой, удивленно поднял брови, увидев цифры.
— И последнее, — я выдержал паузу. — Мы готовы запустить производство немедленно. Все оборудование уже смонтировано, персонал обучен. Первую партию сможем выдать через две недели после получения заказа.
Рогов удовлетворенно кивнул. Для военного сроки имели решающее значение. Я видел, как члены комиссии переглядываются, явно впечатленные презентацией.
Елена едва заметно улыбнулась. Соколов перестал нервно протирать пенсне. Даже Величковский позволил себе довольно погладить бородку.
— Товарищи члены комиссии, — Рогов поднялся, одергивая китель. — Предлагаю сделать перерыв на полчаса. После обсудим все детали и примем решение.
В коридоре ВСНХ стоял густой дым, все курили, нервы у всех на пределе. Я стоял у окна, глядя на заснеженную Варварку, когда ко мне подошел Дубровский.
— Леонид Иванович, — профессор говорил вполголоса, — можно вас на минуту?
Мы отошли в нишу окна. Дубровский, оглянувшись, понизил голос еще больше:
— Только что говорил с Роговым. Неофициально, конечно… — он чуть улыбнулся. — Ваше выступление произвело сильнейшее впечатление. Даже Николаев, при всем его скепсисе, признал техническое превосходство вашей технологии.
Я почувствовал, как внутреннее напряжение начинает отпускать. Я хорошо знал это ощущение из будущего. Когда после блестящей презентации уже понимаешь, что контракт твой.
— Рогов прямо сказал, такой уровень проработки он давно не видел, — продолжал Дубровский. — И главное, готовность к немедленному запуску производства. Для военных это решающий аргумент.
Елена, стоявшая неподалеку, делала вид, что изучает какие-то бумаги, но я видел, как радостно блеснули ее глаза. Соколов с Величковским о чем-то оживленно беседовали в углу, старые инженеры уже почувствовали вкус победы.
— Можете считать, что заказ у вас в кармане, — Дубровский похлопал меня по плечу. — Формальности, конечно, еще остались, но результат, я думаю, очевиден.
В этот момент я заметил Крестовского. Конкурент стоял в другом конце коридора, о чем-то напряженно разговаривая с помощником. Обычная самоуверенность куда-то исчезла.
«Наконец-то», — подумал я. После всех интриг, после покушения, после попыток дискредитировать нашу технологию, справедливость наконец восторжествовала. Теперь можно много чего сделать.
Звонок возвестил об окончании перерыва. Члены комиссии потянулись обратно в зал. Николаев, проходя мимо, чуть заметно кивнул, еще один хороший знак.
Рогов вновь занял председательское место, привычным жестом расправив китель. В зале установилась та особая тишина, которая бывает перед важными решениями.
— Товарищи, — его командирский баритон звучал как-то особенно официально. — Комиссия детально рассмотрела все представленные материалы. Технические характеристики, производственные возможности, экономические показатели…
Я поймал одобрительный взгляд Дубровского, профессор едва заметно подмигнул. Елена рядом со мной чуть напряглась, ожидая вердикта.
— Должен отметить высочайший уровень подготовки документации завода товарища Краснова, — продолжал Рогов. — Особенно впечатляют результаты испытаний и готовность к немедленному запуску производства.
Крестовский, сидевший напротив, заметно побледнел. Его помощник что-то быстро записывал в блокнот, но рука заметно дрожала.
— Таким образом, изучив поступившие заявки… — Рогов сделал паузу, и я почувствовал, как что-то неуловимо изменилось в атмосфере зала. — И после тщательного обсуждения комиссия приняла следующее решение…
Николаев подал ему какую-то папку. В полной тишине было слышно только тиканье настенных часов да шелест бумаг.
— С учетом всех факторов, — Рогов говорил размеренно, чеканя каждое слово, — комиссия постановила: утвердить исполнителем оборонного заказа… завод «Металлообработка» товарища Крестовского.
В первую секунду мне показалось, что я ослышался. Елена рядом со мной резко выпрямилась. Соколов машинально протер пенсне, словно не веря своим глазам. Даже невозмутимый Котов побледнел.
— При всех технических достоинствах технологии товарища Краснова, — Рогов старательно избегал смотреть в мою сторону, — комиссия сочла более надежным использовать проверенные временем методы производства.
Крестовский едва сдерживал торжествующую улыбку. Николаев что-то быстро записывал в блокнот, по-прежнему не поднимая глаз.
Я сидел, внешне сохраняя спокойствие, но внутри все кипело. Что-то здесь было не так. Слишком резкий поворот, слишком неожиданное решение. В будущем я не раз сталкивался с подтасовками тендеров, но здесь явный подвох.
— На этом заседание комиссии объявляю закрытым, — Рогов поднялся, давая понять, что обсуждений не будет.
Когда мы выходили из зала, я заметил, как Крестовский пожимает руку какому-то человеку в сером костюме. Тот самый «инженер», которого видели входящим в особняк накануне. Теперь все встало на свои места.
— Леонид Иванович, — Дубровский догнал меня в коридоре, его лицо выражало искреннее недоумение, — я не понимаю… Это какая-то ошибка…
Я молча покачал головой. Это не ошибка. Это игра, правила которой я еще не до конца понял. Но я обязательно в них разберусь.
В вестибюле ВСНХ было шумно, комиссия закончила работу, все расходились. За окнами падал мокрый снег, на Варварке зажигались первые фонари. День, который должен был стать триумфальным, превратился в начало новой борьбы.
Ничего, товарищ Крестовский, это еще не конец. Это только начало.