Нэпман 1. Красный олигарх

Глава 11 Перед стартом

Хмурое ноябрьское утро выдалось промозглым и серым. Заводские корпуса на Масловке, сложенные из темно-красного кирпича «Товарищества Якунчикова», тонули в мутной дымке. Из высоких труб мартеновского цеха поднимались тяжелые клубы дыма, окрашенные отблесками плавки в тревожный багровый цвет.

Я стоял у окна заводоуправления, разглядывая подъездную дорогу, вымощенную старым клинкерным кирпичом еще дореволюционной укладки. С минуты на минуту должен прибыть Бауман.

— Леонид Иванович, все готово, — Головачев появился в дверях, поправляя неизменные круглые очки. — «Красный уголок» оформлен согласно последним требованиям, техническая документация разложена, молодой Сорокин у демонстрационной модели.

— А Штром? — я обернулся к секретарю.

— Виктор Карлович с утра в прокатном, — Семен Артурович замялся. — Говорит, что считает всю эту затею с модернизацией авантюрой. Особенно возмущается идеей перехода на отечественные печи.

Я мысленно выругался. Штром, потомственный инженер со старой немецкой выучкой, мог серьезно испортить всю картину своим упрямым консерватизмом. Но и обойтись без него, главного специалиста по прокатному производству, невозможно.

За окном появился черный «паккард» с номерами Московского комитета партии. Машина мягко притормозила у парадного входа, сверкая никелированными деталями. Из нее выбрался Бауман. Худощавая фигура в строгом темном пальто от «Москвошвея» и неизменном пенсне на черной ленте.

— Встречаем, — коротко бросил я Головачеву.

«Красный уголок» сиял свежей краской и идеологически выверенным оформлением. На стенах диаграммы роста производительности труда, выполненные по всем правилам технического черчения. В центре действующая модель мартеновской печи в разрезе, настоящий шедевр заводских умельцев.

У модели Сорокин колдовал над чертежами, разложенными на специально установленном чертежном столе «Готье». Его тонкие пальцы с чернильными пятнами нервно поглаживали никелированную линейку. Рядом, как экспонаты технической выставки, были аккуратно разложены логарифмическая линейка «Фабер-Кастелл» и готовальня «Рихтер» в потертом кожаном футляре.

Бауман вошел стремительно, по своему обыкновению сразу направившись к технической документации. Его цепкий взгляд за стеклами пенсне впился в графики и диаграммы.

— Так-так, — он машинально достал блокнот в черном коленкоровом переплете. — Расчетное повышение производительности на сорок процентов? За счет чего?

— Позвольте объяснить, товарищ Бауман, — Сорокин шагнул к модели. В тусклом свете заводских окон его худое лицо казалось особенно одухотворенным. — Мы предлагаем принципиально новую систему подачи топлива, основанную на разработках Коломенского завода. Вот здесь, — он указал на разрез модели, — регенеративная камера особой конструкции…

Следующие полчаса молодой инженер увлеченно объяснял технические детали. Его руки порхали над моделью, указывая то на один узел, то на другой. Бауман слушал внимательно, время от времени делая пометки остро заточенным карандашом.

В углу «красного уголка» негромко гудел новенький проекционный аппарат «ГОЗ», готовый продемонстрировать диапозитивы с чертежами. На стене висела свежая карта индустриализации СССР, еще пахнущая типографской краской. Под ней — стенд с образцами продукции завода, от простых метизов до сложных деталей для станков.

— А вот здесь, — Сорокин раскрыл папку с личными делами, — список молодых специалистов, готовых пройти обучение новым методам. И программа технических курсов для рабочих…

Бауман оторвался от чертежей:

— Обучение? На базе завода?

— Именно, — я шагнул вперед. — Мы создаем постоянно действующие курсы. С привлечением специалистов из Промакадемии. Здесь же, — я указал на дверь в соседнее помещение, — оборудуем техническую библиотеку. Уже заказаны справочники Хютте, подшивки «Stahl und Eisen».

— Через торгпредство? — прищурился Бауман.

— По официальным каналам, — я выдержал его взгляд. — Все документы готовы к проверке.

Бауман еще раз просмотрел чертежи, методично провел пальцем по графикам роста производительности. Его педантичность в работе с документами вошла в легенды московского партаппарата.

— Любопытно, — он наконец поднял глаза. — Особенно интересна связь с Коломенским заводом. Правильный подход — опираться на отечественные разработки.

— Присядем? — я указал на длинный стол, покрытый зеленым сукном. Специально для важных совещаний его перенесли из моего кабинета. На столе поблескивал хрустальный графин с водой и стаканы в мельхиоровых подстаканниках «Товарищества Кольчугина».

Бауман устроился за столом, аккуратно расправив складки на своем безупречно отутюженном пиджаке. Сорокин примостился рядом, нервно перебирая чертежи.

— Итак, финансовая сторона вопроса, — Бауман достал из потертого портфеля «Управление промышленностью в переходный период» с множеством закладок. — Как планируете решать?

Я развернул заранее подготовленную смету. Цифры выверены до копейки. Работа Василия Андреевича Котова, главного бухгалтера старой закалки.

— Первый этап модернизации — триста двадцать тысяч рублей, — я указал на первую строку. — Из них двести тысяч — собственные средства предприятия. Остальное — кредит Промбанка под гарантии поставок для железнодорожного ведомства.

— А это что? — Бауман ткнул карандашом в отдельную графу.

— Фонд технического обучения. Тридцать тысяч рублей на организацию курсов, закупку литературы, оплату преподавателей из Промакадемии.

В «Красном уголке» повисла тишина, нарушаемая только гулом станков из соседнего цеха. Где-то вдалеке пронзительно свистнул заводской гудок — конец первой смены.

— Сроки? — Бауман поправил съехавшее пенсне.

— Шесть месяцев на переоборудование первой мартеновской печи, — Сорокин развернул сетевой график, вычерченный по всем правилам технического планирования. — Еще два месяца на отладку и обучение персонала. К следующей осени выходим на проектную мощность.

— Амбициозно, — хмыкнул Бауман. — А качество продукции?

Я молча положил перед ним протоколы испытаний из заводской лаборатории. Результаты опытных плавок на уменьшенной модели печи превзошли все ожидания.

Бауман погрузился в изучение документов. За окном медленно густели ноябрьские сумерки. В цехах зажглись электрические фонари «Светлана», их свет пробивался сквозь запыленные стекла промышленных окон.

— Что ж, — он наконец захлопнул папку. — Подход серьезный. Особенно радует упор на подготовку кадров и использование отечественных разработок.

Он поднялся, одернул пиджак:

— Готовьте документы для технического совета при МК. И… — он помедлил, — держите меня в курсе по немецкой технической периодике. Очень интересно сравнить их методики с нашими наработками.

Когда за Бауманом закрылась дверь, Сорокин шумно выдохнул:

— Кажется, получилось?

— Получилось, — я собирал документы. — Но это только начало. Теперь начнется самое сложное.

Через неделю после визита Баумана мой кабинет в заводоуправлении напоминал штаб перед наступлением. Массивный стол красного дерева, купленный еще отцом у «Мюра и Мерилиза», был завален чертежами. На стенах, обшитых темными дубовыми панелями, висели схемы реконструкции цехов. В углу поблескивал никелированными деталями новенький кульман «Рейсшинен».

Свет из высоких окон с латунными шпингалетами падал на лица главных действующих лиц предстоящей модернизации. Штром, подтянутый и педантичный, в безупречном костюме от берлинского портного, нервно протирал пенсне батистовым платком. Рядом ерзал на стуле взъерошенный Сорокин в своей неизменной кожанке, сжимая папку с расчетами.

Соколов, главный инженер, солидный и основательный, с окладистой бородой с проседью, устроился в кресле у окна, то и дело поглядывая на карманные «Павел Буре». Лебедев, начальник мартеновского цеха, грузный, с купеческой осанкой, расположился напротив, позвякивая золотой цепочкой от часов. Молодой Гришин, начальник механического, в пролетарской тужурке, пристроился у края стола.

— Итак, господа… товарищи, — я намеренно запнулся, показывая переход к новым временам. — Приступаем к обсуждению конкретных шагов по модернизации.

— Позвольте сразу высказаться, — Штром поднялся, его худощавая фигура напряглась как струна. — Я категорически против авантюры с доморощенными печами. Есть проверенное оборудование Круппа…

— Опять ваши немцы! — взорвался Гришин. — Сколько можно на поклон к иностранцам ходить? У нас свои специалисты есть!

— Молодой человек, — Штром презрительно скривил тонкие губы, — вы хоть понимаете разницу в качестве огнеупорной футеровки? Вот, извольте… — он развернул технический справочник «Stahl und Eisen» на заложенной странице.

— У меня есть конкретные цифры, — Сорокин вскочил, зашелестел своими бумагами. — Коломенская регенеративная система дает экономию топлива на тридцать процентов. Вот графики испытаний…

— Молодой человек, — Штром снисходительно усмехнулся, — эти ваши графики… Я двадцать лет на мартенах, еще на Путиловском такие «прожекты» видел. А потом печи трещинами шли.

— Виктор Карлович прав, — веско произнес Лебедев, поглаживая золотую цепочку. — Крупповские печи — это марка. А тут что? Пробовать на живом производстве непроверенные решения?

Соколов, до этого молчавший, поднял голову от чертежей:

— А я вот что скажу… — он снял пенсне, протер стекла. — В расчетах Александра Владимировича есть рациональное зерно. Особенно в части новой системы подачи воздуха. Но, — он поднял палец, — есть серьезная проблема с температурными режимами в зоне перегрева.

— Вот! — торжествующе воскликнул Штром. — А я о чем говорю? Без немецкой системы контроля температуры все пойдет насмарку!

— Позвольте, — Гришин подался вперед, сверкая глазами. — А результаты испытаний на Коломенском? Там же успешно работает…

— На опытной печи! — парировал Штром. — А у нас промышленное производство, план давать надо!

В кабинете повисло электрическое напряжение. За окном громыхнул паровой молот механического цеха, словно подчеркивая накал страстей.

— У меня есть предложение, — неожиданно подал голос молчавший до этого старший мастер Кузьмич, кряжистый старик с прокопченным мартенами лицом. — А что если совместить? Регенератор по коломенскому типу, а систему контроля температуры взять немецкую?

— Невозможно! — отрезал Штром. — Разная конструкция…

— Почему невозможно? — Сорокин схватил логарифмическую линейку. — Если изменить геометрию камеры…

— Молодой человек, — процедил Штром, — вы хоть представляете температурные деформации при полной нагрузке? Это же не ваши институтские задачки!

— А вот тут, — Соколов снова надел пенсне, склонился над чертежами, — есть еще один нюанс. При таких температурах потребуется особый состав стали для арматуры. Обычная тут не выдержит.

Я внимательно слушал перепалку. В словах Соколова промелькнуло что-то важное… Состав стали… Где-то я уже слышал об этом.

— Товарищи, — я поднялся. — Предлагаю сделать перерыв. Через час жду всех с конкретными предложениями по совмещению систем.

После перерыва накал страстей немного спал, но атмосфера оставалась напряженной. Соколов, сдвинув пенсне на лоб, чертил на листе ватмана «Гознак» сложную схему температурных потоков.

— Смотрите, — он провел жирную линию синим карандашом «Кохинор». — Вот здесь, в зоне максимального нагрева, температура достигает тысячи шестисот градусов. При такой температуре обычная сталь теряет прочность. А если использовать толстые стенки для компенсации, нарушается вся геометрия теплопередачи.

— Именно! — Штром торжествующе взмахнул руками. — У Круппа эта проблема решена особым составом стали. Они добавляют хром и молибден в строго выверенной пропорции. Но состав — коммерческая тайна.

Сорокин, закусив губу, быстро писал в блокноте столбцы цифр:

— Если взять за основу наши исследования по хромистым сталям… — он запнулся, понимая шаткость позиции.

— Молодой человек, — Штром снисходительно усмехнулся, — для таких сталей нужна идеальная плавка, особые добавки, сложнейший контроль состава. Где вы возьмете такое производство?

Лебедев, до этого молчавший, тяжело поднялся из кресла:

— Господа, давайте смотреть правде в глаза. Я тридцать лет у мартенов. И скажу прямо — без специальной стали все наши проекты… — он махнул рукой. — Коту под хвост.

На стол легли образцы арматуры, снятой со старой печи. Искореженный, почерневший металл наглядно демонстрировал результаты воздействия высоких температур.

— Вот здесь, — Соколов показал на срез, — видны характерные изменения в структуре. Металл буквально «течет» при рабочих температурах. А если усилить охлаждение, теряется весь экономический эффект от новой конструкции.

Гришин нервно барабанил пальцами по столу:

— Может, попробовать керамику? На «Динамо» экспериментируют…

— При таких температурных перепадах? — Штром фыркнул. — Она треснет после первой плавки.

Я разглядывал образцы, чувствуя, как проблема приобретает все более четкие очертания. Дело не просто в конструкции печи. Требовалось что-то принципиально новое, прорыв в металлургии.

— Вот расчеты, — Сорокин разложил исписанные листы. — При существующих марках стали мы имеем выбор: либо чудовищный перерасход металла на арматуру, либо риск аварии. В любом случае, вся экономия от новой конструкции идет насмарку.

— А если взять шведскую хромоникелевую сталь? — предложил кто-то из младших инженеров.

— Два момента, — Соколов загибал пальцы. — Первый — цена: она в пять раз дороже обычной. Второй — поставки: в условиях валютных ограничений это практически нереально.

Все замолчали. Тогда я встал и вышел вперед.

— А ведь это не просто техническая проблема, — я обвел взглядом притихший кабинет. — Без решения вопроса со сталью вся модернизация оказывается под угрозой. Бауман ждет конкретных результатов через полгода.

Соколов снял пенсне, устало потер переносицу:

— Более того, Леонид Иванович. Если мы начнем модернизацию и столкнемся с авариями из-за проблем с металлом… — он замолчал, но все поняли недосказанное. Репутационные потери могли стать фатальными.

— А кредит Промбанка? — напомнил Головачев, нервно поправляя очки. — Под проект уже заложено имущество завода.

Штром торжествующе усмехнулся:

— Вот к чему приводит погоня за дешевизной. Немецкое оборудование дороже, но там все решения отработаны.

— Погодите, — Сорокин склонился над расчетами. — Давайте посмотрим варианты. Если изменить геометрию камеры, снизив пиковые температуры…

— И потерять производительность, — перебил Лебедев. — Тогда какой смысл в модернизации?

На стол легли графики испытаний. Красные линии температурных режимов пересекались с синими кривыми прочностных характеристик существующих марок стали, образуя безнадежный узел проблемы.

— Смотрите, — Соколов взял карандаш. — Нам нужна сталь с принципиально новыми свойствами. Прочность как у хромомолибденовой, но при этом технология производства должна быть реализуема на нашем оборудовании. И себестоимость… — он написал цифру, от которой у всех вытянулись лица.

— В Германии работают над этим уже десять лет, — вставил Штром. — Целые исследовательские институты…

— А почему именно хром и молибден? — вдруг спросил молчавший до этого Гришин. — Может, есть другие комбинации легирующих элементов?

Соколов оживился:

— Знаете, я читал в шведском журнале… — он порылся в папках, достал потрепанный номер «Jernkontorets Annaler». — Тут была статья о влиянии различных добавок на жаропрочность. Очень любопытные результаты по ванадию.

— Но это все теория, — махнул рукой Лебедев. — А нам нужно конкретное решение. И быстро.

Я смотрел на озабоченные лица инженеров, на разложенные по столу графики и чертежи. Где-то должен быть выход. Кто-то должен знать решение…

— Семен Артурович, — повернулся я к секретарю. — Вы говорили, профессор Величковский занимался специальными сталями?

— Да, — Головачев торопливо достал записную книжку. — В Швеции, в металлургической лаборатории. Что-то связанное с новыми методами легирования…

Я почувствовал, как начинает складываться план. Но надо действовать быстро. Время работало против нас.

Ну что же, раз так, надо обдумать. Но уже в одиночестве. Я опять уперся в профессора. Он мне позарез нужен.

— Если ничего нового предложить нет, тогда на сегодня все, товарищи, — я опять уселся за стол. — Готовьте подробные расчеты по всем вариантам.

Когда инженеры покинули кабинет, я подошел к окну. В свете заходящего солнца корпуса завода отбрасывали длинные тени на заснеженный двор. Из трубы мартеновского цеха поднимался дым, окрашенный закатом в багровые тона.

Достав из ящика стола бумаги, я устроился в кожаном кресле. Ситуация требовала тщательного анализа.

Величковский… Умный, амбициозный ученый старой школы. Тоскует по настоящей работе в своей промакадемической лаборатории. Мечтает о возможности реализовать свои идеи. И главное, у него есть то, что нам жизненно необходимо: знания о специальных сталях.

Я усмехнулся, вспомнив его рассказы в вагоне-ресторане. Тогда он проговорился о своей главной слабости, страсти к экспериментам. А еще, о застарелой обиде на академическую бюрократию, не дающую развернуться его исследованиям.

План начал складываться сам собой. Надо создать ситуацию, где Величковский сам захочет прийти к нам. Пусть случайно узнает о проблеме с жаропрочными сталями… возможно, через своих знакомых в Промакадемии. А потом — деликатно намекнуть на возможность создания исследовательской лаборатории. Настоящей, с самым современным оборудованием.

Я достал блокнот в сафьяновом переплете и начал набрасывать детали операции. Времени мало, но игра стоит свеч. В конце концов, привлечь на свою сторону крупного ученого, это даже интереснее, чем нейтрализовать конкурента.

За окном окончательно стемнело. В кабинете остался только желтый круг света от лампы с зеленым абажуром, да тени пляшут по дубовым панелям. Где-то в заводской конторе пробили часы «Павел Буре», время начинать большую игру.