Нэпман 1. Красный олигарх

Глава 22 После заседания

Я откинулся в кожаном кресле, глядя на команду. В кабинете стояла звенящая тишина, нарушаемая только мерным тиканьем английских часов «Хендерсон» и потрескиванием поленьев в старинном кафельном камине.

Семь вечера. За окнами уже стемнело, и в морозной мгле едва виднелись силуэты заводских труб, из которых поднимались столбы дыма.

Соколов нервно протирал пенсне батистовым платком, его пальцы слегка подрагивали. В девяностых я видел такое же состояние у технарей старой школы, когда их проекты проваливались из-за политических игр.

Елена закурила «Герцеговину Флор». Я раньше за ней такого не замечал. Девушка тоже сильно переживает.

В тусклом свете настольной лампы под зеленым абажуром ее лицо казалось особенно бледным, но в глазах читалась не растерянность, а злость. Брошь-молекула на воротнике темно-синего платья поблескивала при каждом движении.

Величковский, устроившись в глубоком кожаном кресле у камина, задумчиво теребил седую бородку. Его дореволюционный сюртук казался особенно смятым и старым в этот вечер. На столике рядом с ним стоял нетронутый стакан коньяка «Шустов».

Котов молча перебирал документы в своей черной конторской книге. Даже сейчас главбух оставался педантичным. Каждая бумага аккуратно разложена, каждая цифра на своем месте. Только желтоватая бледность лица выдавала его состояние.

У окна застыл Сорокин, сжимая в руках логарифмическую линейку как спасательный круг. Молодой инженер выглядел совершенно потерянным. Еще бы, первый серьезный проект, и такой удар.

Я достал из ящика стола коробку «Казбека»:

— Угощайтесь, товарищи.

Соколов благодарно кивнул, достал из серебряного портсигара папиросу. Его руки все еще дрожали, когда он прикуривал от настольной зажигалки «Ронсон».

— Леонид Иванович, — наконец нарушил тишину Величковский, — я не понимаю. Наши испытания… все расчеты… Это какая-то ошибка.

— Не ошибка, — я покачал головой, отказываясь от предложенного Еленой коньяка. — Это игра. И мы просто не знали всех правил.

Котов поднял глаза от своих бумаг:

— Тот перевод через Промбанк. Сто тысяч рублей. Теперь понятно, куда они пошли.

— Не только в этом дело, — Елена стряхнула пепел в малахитовую пепельницу. — Я слышала, Крестовский встречался с кем-то из правых в партии. На его даче в Малаховке.

Сорокин вдруг резко развернулся от окна:

— Но как же так? У нас же все показатели лучше! Прочность выше на тридцать процентов, расход топлива меньше.

— Александр Владимирович, — я усмехнулся, — в политике часто важны не показатели, а связи.

Заводской гудок возвестил об окончании вечерней смены. Его низкий рокочущий звук словно выдернул всех из оцепенения.

— Что будем делать, Леонид Иванович? — Соколов наконец справился с дрожью в руках.

Я встал из-за стола, подошел к окну. В свете уличных фонарей кружились редкие снежинки. Где-то там, в особняке на Малой Никитской, Крестовский наверняка празднует победу. Но это еще не конец.

— Будем играть, — я повернулся к своей команде. — Только теперь по-крупному. Василий Андреевич, — обратился я к Котову, — проверьте все финансовые потоки Крестовского за последний год. Елена Сергеевна, мне нужна полная информация о его встречах с правыми.

Часы «Хендерсон» мерно отсчитывали время. Начиналась новая партия. Еще ничего не потеряно. Решение комиссии не окончательное, еще можно переиграть по-новому.

Я снова повернулся к столу, машинально отметив, как в пепельнице уже скопилась горка окурков. В голове постепенно прояснялось. Опыт корпоративных войн из будущего подсказывал, в такие моменты нужно не поддаваться унынию, а искать слабые места противника.

— А знаете что, — я резко развернулся к команде, — давайте-ка еще раз по фактам. Петр Николаевич, у вас с собой результаты последних испытаний?

Соколов встрепенулся, зашуршал бумагами в потертом портфеле из свиной кожи:

— Да-да, конечно… Вот, смотрите…

Он разложил на столе графики. Сорокин тут же подскочил, жадно вглядываясь в цифры:

— Леонид Иванович! Тут же… — его глаза за стеклами очков загорелись, — последняя серия показывает прочность на сорок процентов выше требований спецификации!

Величковский поднялся из кресла, опираясь на трость с серебряным набалдашником:

— Позвольте взглянуть… — он склонился над графиками. — Действительно, структура металла исключительная. Такой гомогенности я не видел даже в лабораториях Круппа.

— Вот именно, — я почувствовал, как внутри разгорается знакомый азарт. — А теперь подумайте — почему Крестовский так спешил с решением комиссии? Почему продавил его именно сейчас?

Елена погасила папиросу и выпрямилась в кресле:

— Потому что знал о наших результатах?

— Именно! — я щелкнул пальцами. — Котов, голубчик, а напомните-ка мне, когда прошел тот странный перевод через Промбанк?

Главбух мгновенно нашел нужную страницу в своей черной книге:

— Позавчера, Леонид Иванович. В четырнадцать тридцать через отделение на Кузнецком мосту.

— А наши последние испытания были…

— Вчера утром, — подхватил Сорокин. — В девять часов сняли первые показания.

Я обвел взглядом кабинет. На лицах присутствующих постепенно проступало понимание.

— У него есть информатор, — тихо произнесла Елена. — Кто-то сообщил о результатах…

— И Крестовский запаниковал, — кивнул я. — Бросил все силы, задействовал связи, чтобы протолкнуть решение до того, как наши данные станут официальными.

Соколов нахмурился:

— Но кто мог…

— Это мы выясним, — перебил я его. — Но сейчас важнее другое. Василий Андреевич, — повернулся я к Котову, — у вас же остались связи в банковских кругах? В том числе… неофициальные?

Главбух понимающе кивнул:

— Кое-кто из старой гвардии еще на местах. В конторе Гринберга в Обществе взаимного кредита, у Стрешнева в Промбанке…

— Отлично. Нам нужно проследить путь тех ста тысяч. Елена Сергеевна, — я повернулся к ней, — через ваши каналы в наркомате можно выяснить, с кем встречался Крестовский в последнюю неделю?

— Попробую. У меня есть одна знакомая в секретариате… — она задумалась. — И еще можно через архив пропусков.

— Превосходно, — я чувствовал, как складывается план действий. — Тогда давайте выясним, кто это.

В дверь постучали. На пороге появился запыхавшийся Головачев:

— Леонид Иванович! Звонил Бауман из райкома. Просит приехать через два часа, надо поговорить.

Я взглянул на часы. Начало девятого.

— Степан еще не уехал? — спросил я секретаря.

— Нет, ждет у подъезда. «Бьюик» прогрет.

— Прекрасно, — я начал собирать бумаги. — Товарищи, план такой. Работаем по всем направлениям. Котов — банки, Елена — наркомат, Сорокин — полная документация по испытаниям. Профессор, а вас я прошу изучить техническую документацию Крестовского. Может быть, там найдется что-то интересное? Завтра в десять утра жду всех здесь с результатами.

Величковский хитро прищурился:

— А вы, Леонид Иванович, как я понимаю, идете прощупывать политическую почву?

— Именно, профессор, — я надел пальто из английского сукна. — Каждому свое поле битвы.

Когда я спускался по широкой мраморной лестнице заводоуправления, в голове уже выстраивалась многоходовая комбинация. «Бьюик» и вправду ждал у подъезда, урча прогретым мотором. Снег все усиливался.

Но перед тем как заехать к Бауману, я отправился в другое место. Не только у Крестовского есть секреты.

Ресторан «Прага» встретил меня теплом и приглушенными звуками джаз-банда. Метрдотель, узнав меня, почтительно поклонился:

— Ваш столик готов, Леонид Иванович. В малом кабинете. Никаких посторонних лиц.

Это хорошо. Не хватало мне сейчас посторонних.

В отдельном кабинете, отгороженном от общего зала тяжелыми бархатными портьерами, уже сидел человек лет сорока в потертом костюме канцелярского покроя. Иван Петрович Смирнов, делопроизводитель секретариата ВСНХ.

Типичный мелкий чиновник. Тусклый взгляд из-под пенсне, блестящие локти пиджака, стоптанные башмаки. Но должность позволяла ему видеть все документы, проходящие через высокие кабинеты.

— Заказывайте что хотите, — кивнул я на карту вин. — За мой счет.

Смирнов нервно поправил узел потертого галстука:

— Благодарствуйте… Пожалуй, рюмочку «Шустова». И котлеты по-киевски.

Я сделал знак официанту. Тот бесшумно удалился, плотно прикрыв дверь.

— Ну-с? — я достал портсигар.

Смирнов воровато оглянулся, хотя в кабинете были только мы:

— Все сделали очень хитро, — зашептал он. — Формально комиссия была назначена правильно. Но… — он сделал паузу, — накануне Николаев встречался с Крестовским. В неофициальной обстановке.

— Где?

— В «Метрополе». Отдельный кабинет. И не одни, был еще кто-то из военного ведомства.

Официант принес заказ. Смирнов жадно опрокинул рюмку коньяка, торопливо закусил.

— Самое интересное в другом, — продолжил он, промокнув губы салфеткой. — На следующий день через канцелярию прошло письмо. Якобы запрос из Промакадемии о довоенных технических журналах. С личной визой Николаева.

— А потом эти журналы всплыли на заседании, — понимающе кивнул я.

— Именно! — Смирнов возбужденно подался вперед. — И еще… — он снова оглянулся. — Есть разговоры, что Крестовский обещал поддержку неким исследованиям. В той самой Промакадемии, где брат Николаева работает.

За портьерой послышались шаги, кто-то прошел по коридору. Смирнов вздрогнул и умолк.

— Продолжайте, — подбодрил я. — Что еще удалось узнать?

— Да вот… — он замялся. — Понимаете, такие документы… их ведь непросто достать… — его взгляд красноречиво скользнул по моему карману.

Я достал конверт:

— Здесь как договаривались. И премия за особо ценные сведения.

Его пальцы проворно спрятали конверт за пазуху:

— Так вот… Есть еще протокол предварительного совещания. Неофициального. Там уже все решили, до заседания комиссии.

Он торопливо проглотил вторую рюмку:

— Я могу… могу достать копию. Но это будет стоить… — он снова замялся.

— Сколько?

Смирнов назвал сумму. Я молча кивнул.

— И еще, — добавил он совсем тихо. — Говорят, Крестовский готовит какой-то доклад наверх. О нецелесообразности допуска к оборонным заказам предприятий… как бы это… с сомнительным прошлым руководства.

Джаз-банд в зале заиграл что-то быстрое, тревожное.

— Когда сможете достать протокол? — спросил я.

— Дня три надо… Документ в спецчасти, просто так не возьмешь.

— Хорошо, — я поднялся. — Через три дня здесь же. В то же время.

Когда я выходил из ресторана, снег повалил сильнее. У подъезда в «Бьюике» дремал Степан.

Я задержался на ступенях, глядя на вечернюю Москву. Прикидывал, как быть дальше.

Ладно, теперь Бауман. Интересно, есть ли у него что-то новенькое для меня. Или тоже будет жаловаться о том, что мы провалили конкурс?

— В райком, Степан, — скомандовал я, устраиваясь на заднем сиденье. — И поторопись.

Пока ехали, я думал, как теперь быть. Сам не заметил, как приехали.

Автомобиль остановился у здания райкома на Мясницкой. Несмотря на поздний час, в окнах второго этажа горел свет.

Я поднялся по широкой мраморной лестнице, машинально отметив, как поскрипывают старые дубовые ступени. Коридоры ярко освещены, людей полно. Как будто сейчас полноценный рабочий день.

Машинистка в приемной все так же стучала по клавишам пишущей машинки. Увидела меня, ничего не сказала, только продолжила печатать, сверяясь с рукописной бумагой.

Бауман сидел за столом, что-то быстро писал. На столе полно документов.

— А, Леонид Иванович, — он поднял голову, поднялся и протянул ладонь. — Присаживайтесь. Чаю?

Я отметил, что его длинные нервные пальцы слегка испачканы чернилами. Значит, долго уже работал с важными бумагами, которые доверял только себе.

— Спасибо, но давайте сразу к делу.

— Да-да, конечно, — Бауман присел за стол, аккуратно расправляя смятый китель. — Ну что, прокатили нас сегодня? Со свистом. Но вы не отчаивайтесь. Ситуация интереснее, чем кажется на первый взгляд.

Он достал из стола папку:

— Смотрите. Крестовский не просто так торопился с решением. Он связан с группой Рыкова-Бухарина. Правые сейчас пытаются укрепить позиции в промышленности.

— Через полную независимость частного сектора? — уточнил я осторожно.

— Именно! — Бауман слегка подался вперед. — Они хотят максимальной автономии от государства. Никакого контроля, никакой координации с общим планом индустриализации. «Дайте нам свободу действий, и мы всё сделаем сами…»

Я задумался. В этом принципиальная разница наших подходов с Крестовским. Сохранение частной инициативы — да, но в тесном взаимодействии с государством, а не в противовес ему.

А иначе в социалистическом государстве никак. По крайней мере, на первых порах.

— Понимаете, Леонид Иванович, — Бауман понизил голос, — наверху сейчас идет серьезная дискуссия. Не о том, быть или не быть частному сектору в промышленности. Вопрос в том, как его встроить в общую систему.

— И Крестовский своими действиями вредит нашему делу?

— Именно! Он таким поведением только укрепляет позиции противников НЭПа. Показывает, что частники готовы идти на любые махинации, лишь бы избежать государственного контроля.

Он разложил на столе документы:

— Вот, смотрите. Тайные встречи с иностранными фирмами. Попытки создать независимые каналы поставок оборудования. Всё в обход официальных структур.

Я понимающе кивнул. Я знал, к чему приведет в будущем такая близорукая политика промышленников, пытающихся играть против государства.

— А ваш подход, — Бауман внимательно посмотрел на меня поверх пенсне, — насколько я знаю, предполагает более гибкую модель? Частная инициатива при государственном стратегическом планировании?

— Что-то вроде того, — подтвердил я. — Независимость в управлении производством, но координация общих целей с государством.

— Вот это уже интересно, — Бауман оживился. — Такой подход мог бы найти поддержку у определенных товарищей наверху. Расскажите подробнее, как вы видите такое взаимодействие?

Я на секунду задумался:

— Смотрите. Государству нужна сильная промышленность для индустриализации. Нам нужна возможность эффективно управлять производством. Это не противоречит друг другу. Частная инициатива в решении конкретных задач, но общее направление согласовывается с государственным планом.

— Например? — Бауман подался вперед.

— Вот конкретный пример наш оборонный заказ. Мы готовы обеспечить полный контроль качества, прозрачную отчетность, координацию с военными специалистами. При этом сами решаем, как организовать производство, как модернизировать технологию.

Бауман задумчиво протер пенсне:

— А Крестовский?

— А Крестовский хочет получить заказ и работать по-старому, как до революции. Никакого контроля, никакой координации. Только прибыль, любой ценой.

— Даже если это вредит общему делу индустриализации? — прищурился Бауман. — Никакой социальной заботы? Но это же абсолютно буржуазный подход. То, против чего мы и делали революцию.

— Именно. И это главная ошибка. Нельзя в нынешних условиях делать вид, что вокруг ничего не изменилось. Частная промышленность должна стать частью общего плана развития страны, а не противопоставлять себя ему.

Бауман медленно кивнул:

— Знаете, Леонид Иванович, в этом что-то есть. Такой подход… — он сделал паузу, подбирая слова, — он мог бы найти понимание в определенных кругах. Особенно сейчас, когда идет дискуссия о путях индустриализации.

Он вскочил и прошелся по кабинету. Потом подошел ко мне и слегка наклонился, понизив голос:

— Я бы советовал вам подготовить подробную записку. Четко обозначить разницу между вашим подходом и позицией Крестовского. И особенно упирать на практические результаты — качество продукции, технологические инновации, готовность к сотрудничеству с государственными органами.

— Когда нужна эта записка?

— Через неделю в Москву приезжает товарищ Орджоникидзе, — Бауман многозначительно посмотрел на меня. — Будет знакомиться с состоянием промышленности. Очень своевременный момент для таких предложений.

Он поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен:

— Только без лишней спешки, Леонид Иванович. Сейчас главное — правильно сформулировать позицию. Чтобы все увидели: есть разные пути сохранения частной инициативы в промышленности. И не все они ведут к конфронтации с государством.

Я спускался по лестнице райкома, обдумывая итоги разговора. Кажется, нащупывалась интересная линия. Показать альтернативу — не бессмысленное сопротивление частного капитала государству, а продуманное взаимодействие. В конце концов, в будущем я видел, что получается, когда бизнес и государство не могут найти общий язык. Может быть, здесь, в прошлом, еще можно направить процесс в другое русло?

«Бьюик» преданно ждал у подъезда. В свете фонарей кружились редкие снежинки.

— На завод, Степан, — скомандовал я, усаживаясь на заднее сиденье. Надо начинать работу над запиской. Похоже, появился шанс не просто отыграть назад решение комиссии, а предложить новую модель промышленного НЭПа.