Парад планет

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Восхищенный мир говорил только о Хоме!

Слава о его чудесных, феноменальных способностях разнеслась по всем странам и континентам земного шара. Выход книг записок Хомы Прищепы «Муж взаймы» и «Частная жизнь феномена», в которых рассказывалось о человеческой и сверхчеловеческой жизни феноменов (среди этих феноменов на первом месте, конечно, находился сам старший куда пошлют Хома Хомович Прищепа), произвел во всем мире впечатление, сравнимое разве что с ядерной космической войной, ненароком вспыхнувшей в Галактике. Но поскольку такая ужасная катастрофа еще земной цивилизации не коснулась и, надеемся, не коснется, то, очевидно, впечатление от выхода книг Хомы нельзя определить никакими ни реальными, ни сверхреальными аналогиями.

Таким образом, хоть стой, хоть падай, хоть засучивай рукава и пускайся наутек, хоть ладонями свою лысую голову от града заслоняй, а Хома сверхчеловек — и точка!

В числе первых на выход книг Хомы откликнулась зарубежная пресса, телевидение, а также другие органы массовой информации, чья фантазия по обыкновению не имела границ и ничем не контролировалась. В их откликах и суждениях не обошлось без дутых сенсаций и выкованных на наковальне лжи инсинуаций. В их воспаленном воображении славное имя Хомы фигурировало в одной компании с именами легендарных героев прошлого, и трудно было сказать, устроила бы эта компания яблоневского колхозника Хому, если б ему самому довелось ее выбирать — на свой ли собственный вкус, по совету ли родной жены Мартохи.

Назвав Хому сверхчеловеком второй половины двадцатого столетия, ему приискивали равных не только среди ныне сущих — пусть бы этот человек был хоть из Сухолужья или Большого Вербного, из Москвы или Парижа, из Полинезии или островов Фиджи. Вовсе нет! Его почему-то относили к числу наиболее выдающихся деятелей прошлого, имена которых давно уже принадлежали истории. То, глядишь, упомянули его, к всеобщему удивлению, в одной компании с Александром Македонским и Наполеоном, то поставили в один ряд с Эйнштейном, Нильсом Бором и Винером, то приписали едва ли не родственные связи с Микеланджело, Леонардо да Винчи, Боккаччо и Петраркой. Мол, раз ты, Хома, сверхчеловек, отныне тебе с сверхлюдьми и знаться! Раз ты, Хома, назвался груздем — полезай в кузов…

Председатель колхоза «Барвинок» Михайло Григорьевич Дым собирался уже было обсудить добрую и недобрую славу Хомы и решить, где тут правда, а где кривда, на открытом колхозном собрании. И то верно, почему это мировая пресса приплетает старшего куда пошлют ко всяким там полководцам, почему это с бухты-барахты, не сядь не встань, сравнивает то с Чарли Чаплином, то, глядишь, бросает в объятия к Пабло Пикассо… Почему всемогущая индустрия информации не нахваливает Хому, или, как его еще звали в колхозе, грибка-боровичка, за трудовые показатели и энтузиазм в работе на животноводческой ферме, почему рядом с Прищепой не фигурируют другие скромные герои наших будней? Ведь дыма без огня не бывает, справедливо полагал председатель колхоза Дым… Но в силу обстоятельств, покрытых мраком таинственности, правда и кривда про Хому на открытом колхозном собрании так и не обсуждалась, что, конечно, не могло не привести к определенным моральным издержкам для всей артели.

Ладно, на собрании не обсуждали вопрос о том, будто Хома сверхчеловек, но разве не ходили по селу слухи, что его привлекут… к ответственности?! И заметьте — к уголовной ответственности! За что, спросите? А, как это говорится, за все труды и заслуги, что привели его к всемирной скандальной славе. Вот только по каким статьям привлекать грибка-боровичка к ответственности?

Впрочем, все эти толки остались толками, и вскоре они иссякли, будто их и не было, будто их корова языком слизнула.

Эге ж, разговоры прекратились, но это уже не могло помешать еще большему ажиотажу вокруг имени Хомы. Его образ уже пытались воплотить наигениальнейшие умы эпохи — в живописи, графике, а также в кино и на телевидении, в музыке. Не иссякал поток эстрадных шлягеров, посвященных Хоме Прищепе и пользующихся неизменным успехом в Кривошеях и Липовке, Токио и Буэнос-Айресе. Могущественные киностудии Америки сняли о Хоме несколько боевиков, принесших многомиллионные прибыли. В мире наживы, где правит его величество доллар, имя яблоневского колхозника сумела использовать даже порнографическая индустрия! Что уж тогда говорить о законодателях парижской моды, которые не могли не использовать многие элементы праздничного наряда грибка-боровичка в наиновейших моделях, в том числе и покойницких, модных не только для мужчин, а и для женщин.

При таком всеобщем ажиотаже вокруг Хомы слава его неминуемо должна была перерасти в обожествление его личности, в канонизацию имени.