ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

в которой новоявленный тракторозавр Хома в самозабвении демонстрирует образцы трудового героизма, не чураясь ни плугов, ни лущильников, ни борон, ни катков, водит дружбу с тракторами К-701, К-700, Т-150К, МТЗ-80, глуповато заглядывается на сеялки и поет эротические песни, каких Яблоневка до сей поры никогда и не слыхивала

Конечно, сердце у Мартохи разрывалось от горькой печали, конечно, она отодвигала занавеску и смотрела в окно на то, как тракторозавр Хома дремлет во дворе под ясенем и фары у него во сне вздрагивают, мерцают. В одиночестве задремав в холодной постели, она уже не услышала, как в полночь зарычал мотор, не увидела, как тракторозавр Хома через открытые ворота тронулся на улицу, освещая перед собою дорогу.

С этой памятной ночи начинаются легендарные трудовые подвиги тракторозавра Хомы.

Сочетание сказочного трудолюбия старшего куда пошлют с лошадиными силами современного трактора дало феноменальный трудовой эффект. Выбросив из памяти скребковый транспортер в коровнике, будто он никогда и не прикипал к нему всей душой, колесный тракторозавр Хома Хомович Прищепа целиком переключился на плуги. Девятикорпусный или восьмикорпусный, трехкорпусный или однокорпусный — все эти плуги были тракторозавру по душе, со всеми он умел ладить. Господи, вы бы видели, как тракторозавр Хома пахал! Ровнехонькие, как струны, клал борозды, без огрехов, на нужной глубине. Пахал не только под зерновые и технические культуры, а и междурядье в колхозном саду, и заболоченные земли, поросшие кустарником. Если бы в колхозе «Барвинок» выращивали виноград, то, конечно, обрабатывал бы и междурядье виноградников!

А еще тракторозавр Хома не чурался лущильников. С каким вдохновением лущил он стерню прицепным лемешным лущильником с гидравлическим управлением! Как исправно орудовал садовым лущильником!.. А бороны? А дисковые бороны со сферическими дисками, собранными в батареи? А зубчатые бороны с вертикально прикрепленными к раме зубьями, имеющими квадратное сечение? А навесные шарнирные бороны с двусторонними зубьями, скребками и шлейфом? А сетчатые бороны? Тракторозавр Хома этими боронами разрыхлял грунт, бороновал посевы, уничтожал сорняки, выравнивал поверхность поля, разрывал кротовые ямы и всегда сохранял микрорельеф земли!

Гай-гай, теперь он дружил со всякими катками, с какими только сводила судьба: кольчато-шпоровым и прицепным водоналивным, навесным универсальным и прицепным односекционным кольчато-зубчатым. Славно и дружно трудился с широкозахватным гидрофицированным культиватором-плоскорезом, а еще со штанговым гидрофицированным культиватором, а еще с противоэрозийным, а еще с прицепным высококлиренсным, а еще с фрезерным, а еще с культиватором-растениеподкармливателем-глубокорыхлителем!

Надо сказать, что если уж тракторозавр Хома Хомович трудился на колхозной земле, то трудился на совесть. Во время пахоты он ощущал плуг так, как ощущал свое сердце, и предплужник на раме плуга ощущал, и хомут на раме, и ограничительный болт высоты, и дисковый нож. И так же, как свою душу, ощущал в культиваторе все его рабочие органы — планку, передний и задний кронштейны, транспортную цепь, накладку с призмой, стержень с боковым держателем, болт…

Теперь, сделавшись тракторозавром, Хома Хомович, как уже говорилось, и друзей себе завел таких же, как сам. Раньше его всегда видели если не с долгожителем Гапличком и почтальоном Горбатюком, то с фуражиром Дзюнькой и зоотехником Невечерей, а теперь он водил дружбу с мощными тракторами К-701, К-700, Т-150К, МТЗ-80, частенько вступал в серьезные хозяйственные разговоры с уборочными комбайнами «Нива» и «Колос». И, надо отметить, какой-то нездоровый интерес у тракторозавра Хомы пробуждали сеялки. Как увидит зернотуковую прицепную комбинированную сеялку — час может простоять, вытаращив фары на нее, лаская взглядом ее ходовые колеса, зернотуковый ящик, сошники, механизмы передачи, семяпроводы. А то, случалось, задумается глубоко о чем-то своем, сокровенном тракторозавровом, да и поползет вслед за навесной комбинированной шестирядной сеялкой, хотя у той сеялки одна дорога, а у него совсем другая!

Что и говорить, нравились Хоме и легковые машины, но разве ему, тракторозавру, угнаться за какой-нибудь вертихвосткой «Ладой»? Порой, застыв на минутку в поле, грустный тракторозавр Хома смотрел на то, как элегантные и темпераментные машины пробегают асфальтированной трассой, исчезая за горизонтом, и в его фарах светилась невыразимая печаль, и слышались сдержанные вздохи в моторе.

Поскольку теперь Хома нижней частью туловища был трактор, а верхней половиной мужчина, то, понятное дело, интересовался не только прекрасной техникой, а и прекрасной половиной рода человеческого. Оставленный испуганной Мартохой, он бросал страстные взгляды на яблоневских девчат и молодиц, чувствуя, как мысли смешиваются в голове, бензин едва не вскипает в баке для горючего и вот-вот откажут педали управления тормозами, но он сдерживал свои чувства, разве что иногда по старой привычке позволял себе комплимент:

— Краля такая, что только гм-м! — вот и все.

Или:

— Как против солнца воды не напиться, так с чужой женой тракторозавру Хоме не налюбиться.

Или:

— Хочу не грушку, а укусить дивчину Марушку.

Пел ли Хома в это время? Да не был бы он тракторозавром, если бы не пел! Вспахивая землю или бороня поле, пел так, что далеко разносились песни, которые вырывались из могучей груди да еще и мощного двигателя. Только какие-то чудные это были песни, в них смешивались воедино человеческие чувства и чувства машинные, боль сердца и боль мотора, музыка тонко натянутых нервов и музыка грубо натянутых электрокабелей.

— Сады мои, сады отцветали, сады отцветали, рано опадали, — рокотал певучим своим голосом. — Ой умащу я, умащу я тавотом двух видов ходовую часть свою!

И какие тракторозавр Хома выводил песни про любовь!

— Или ж ты, Одарочка, на воске ворожила, что ты своего хлопчика лаской обделила?.. Карбюратор двигателя будем промывать, уровень топлива надо проверять!.. Разве ж ты, Одарочка, из руты и мяты, — как стояла, говорила, прямо не узнать… Заболел мой компрессор, болит генератор, шкив коленчатого вала болит как проклятый… Разве ж ты, Одарочка, из розового цвета? Как стояла, говорила до белого рассвета… Задрожали винты, задрожал и дроссель мой, о той контргайке я печалюсь до сих пор! Есть щуп такой, как надо, прокладок в достатке, есть и пробки, и пружины, одна печаль в остатке! Есть и фильтры, и кронштейны, патрубок для пыли, да без масляной ванны свет мне не милый…

Лирники и кобзари, трубадуры и менестрели, барды и скальды, акыны и ашуги! Простите тракторозавру Хоме Хомовичу, вчерашнему старшему куда пошлют в колхозе «Барвинок», такую песенную эклектику! Как умел, так и выражал свои искренние чувства. За вами, лирники и кобзари, стоят тысячелетние народные традиции мелоса и пения, а какие традиции за Хомой Хомовичем, когда он — первый тракторозавр на всем белом свете? Вот поэтому он, первопроходец научно-технической революции, мешал в одну кучу сивого коня, синее море, чистое поле, зеленую руту, барвинок — и аэрометры, масленки, картер подшипников ведущей шестерни, дренажное отверстие, винт-эксцентрик, сферическую гайку, пневматический усилитель… и всякое другое добро, без которого ему, тракторозавру, не жить, не любить и не тужить.

Он и труд воспевал в своих песнях, этот тракторозавр Хома, но опять же ж таки в песнях его, что гремели над яблоневскими полями, было много не только упрямого пафоса, а и плакатной информации.

Конечно, пока Хома пребывал в высоком ранге старшего куда пошлют, он таких песен никогда даже вместе с роботом Мафусаилом Шерстюком не пел, но теперь, сделавшись тракторозавром, возвеличивал в этих песнях труды и дни тракторозавра.

Диво дивное, яблоневские механизаторы перенимали эти песни, потому что их души тянулись к новому и необычайному. А поэтому, провожая любимую дивчину после кино, в звездной темноте не один парубок, бывало, насвистывал модный шлягер, услышанный от Хомы:

— Ой, ой, ой! Весной в апреле проведу я в самом деле предпосевную культивацию, сев яровых и боронование зерновых. Осенью я соберу поздние сорта картошки и закончу я уборку силосных культур, проведу затем я зяблевую вспашку, подчистую соберу сахарную свеклу, закатаю рукава праздничной рубашки и закончу осень я севом озимых. Ой, ой, ой!

Тракторозавр Хома жил в тракторном парке колхоза «Барвинок», где механики устраивали ему технический осмотр, смазывали детали, заливали в бак горючее. Хома был доволен, хотя и никак не мог привыкнуть, когда гвоздем или каким-нибудь железным острием прокалывал себе шину. Тогда, казалось, начинало болеть все подряд — ноги, пальцы, колеса, всякие там гайки, шпильки, камера, протекторные кольца. А еще когда ремонтировали двигатель, ощущая прикосновения какого-нибудь чужеродного инструмента к своим механическим внутренностям, Хома начинал хохотать от щекотки, содрогаясь не только своим машинным корпусом, а и человеческим туловищем, и смех его вырывался не только из груди, а и из двигателя, и дергались у него не только руки, а и радиатор, и основной цилиндр гидравлической системы.

В ночных снах, которые посещали тракторозавра Хому, фигурировали кабины с кондиционированным воздухом, бесступенчатая гидравлическая трансмиссия, газотурбинные двигатели. Часто снилось ему, что отказало рулевое колесо, заклинило колонку — и тогда Хома плакал во сне, и слезы текли и из фар его, и из глаз… Железным усилием воли он отгонял ночные кошмары, просыпался, приходил в себя, начинал мечтать — и в мечтах находил утешение. Мечтал он о весенней, летней и осенней трудовых кампаниях в колхозе «Барвинок», об играх в поле с наиразнообразнейшими агрегатами. В этих мечтах он видел рядом с собой прицепной пресс-подборщик, который подбирает валки сена или соломы, прессует их в тюки и связывает синтетическим шпагатом. А то еще ему представлялся подборщик-копнитель, который из подобранных валков соломы выкладывал на поле цилиндрические копны. А то еще ему виделись волокуши прицепные, волокуши тросово-рамочные универсальные, копновозы универсальные прицепные, погрузчики-стогометатели фронтальные прицепные, стогорезы прицепные тракторные…

Эге ж, в этот сложный период бытия, когда Яблоневку обложили туманы и моросил надоедливый дождик, тракторозавр Хома жил суровой и сложной внутренней жизнью, высокими устремлениями сердца и мотора, которые работали в унисон.

Загрузка...