По Острию Бритвы

Глава 12

В академии я была своенравным ребенком и попадала в неприятности так же часто, как зарабатывала похвалу. Считалось, что я плохо влияю на Джозефа, который всегда был гораздо послушнее меня. Делать то, что мне говорили, никогда не было весело, приключения всегда начинались на неведомых дорожках. Прошел всего год с начала нашего обучения, когда я прошла через первую из запертых дверей, которые были нам запрещены.

Продолжительность времени, в течение которого каждый Хранитель Источников может удерживать Источник в своем желудке, различна. Даже тот Источник, на который ты настроен, в конечном итоге начинает разрушать тебя изнутри. Когда я была ребенком, я не знала почему, и наставники в академии тоже не знали. Только после того, как я познакомилась с Ранд, я узнала правду об Источниках и о нас, Хранителях Источников. Но я забегаю вперед.

Важной частью обучения было изучение наших ограничений. К сожалению, ограничения зависят не только от типа Источника, но и от количества Источников и частоты их использования. Я должна отметить, что большая часть обучения Хранителей заключается в методе проб и ошибок. Болезненные испытания с потенциально фатальными ошибками.

Есть два типа Источников, которые Хранителю Источников не рекомендуется иметь в желудке во время сна. Эмпатомантия — это контроль мыслей и эмоций и манипулирование ими. Сначала я думала, что это слабая школа магии, пока Лесрей Алдерсон почти не убедила меня покончить с собой. Ненавижу эмпатомантию! Спящий Хранитель, внутри которого находится Источник эмпатомантии, не может контролировать свою магию. В анналах Академии Оррана есть истории, которые рассказывают об этом. Истории о замке Уопинг и Хранителе Источника, который однажды забыл избавиться от своего Источника на ночь. Замок охватило безумие. Немногие выжившие рассказывали о кровоточащих в ночи стенах и призраках, оплакивающих свои потерянные жизни. Мужчины и женщины сходили с ума, кололи себя ножами или убивали друг друга. Хранитель проснулся и обнаружил, что это его ошибка. Сотни погибших и лишь горстка живых, но сломанных и неспособных восстановиться. Это урок, который стоит усвоить.

Другой Источник — демономантия, школа призыва и связывания монстров из Другого Мира. Говорят, что по тому миру бродят кошмары. Сны о них с Источником демономантии в себе, дают им возможность перемещаться, свободно и неконтролируемо.

Одним из первых правил, на которых настаивали преподаватели в академии, было уважение к магии, дарованной нам Источниками.

Первым Источником, с помощью которого я проверила свои возможности, был Источник порталомантии. Довольно мощная школа для тех, кто хорошо разбирается в этом искусстве и способен в полной мере использовать свои истинные способности. Я не слишком хорошо обучена этому искусству и никогда не была. По сей день это остается одной из моих самых слабых установок.

Бо́льшая часть того первого года была потрачена на то, чтобы научиться контролировать свое дыхание и изучить теорию использования Источника, а не практику. Это было невыносимо — ощутить вкус силы, а потом так долго держаться от нее подальше.

Я умела создавать порталы, но они были маленькими, размером примерно с кулак, и я могла перемещаться с их помощью в лучшем случае на пару метров. Я была далека от тех, кто мог с помощью порталомантии преодолевать сотни миль одним шагом. Но я была молода. В последнее время я лучше владею порталами. Однажды я поймала человека в ловушку в портальной петле, и он бесконечно перемещался на одну и ту же пару метров. В моей жизни были моменты, когда я была вынуждена импровизировать с методами пыток. Я представляю, как это было неприятно для бедного ублюдка.

Наши наставники уже давно перестали пытаться разлучить нас с Джозефом. Нас распределили по разным дормам, но дальше этого они не пошли. Они знали, что, как только мы полностью обучимся, нас будет практически невозможно остановить, пока мы не окажемся бок о бок.

Была поздняя ночь, и мы только что настрадались во время целого дня тренировок. Наставница Иниласс обычно говорила, что мы должны превратить наши умы и тела во что-то сильное, но не жесткое. Хранитель Источников должен быть достаточно силен, чтобы сдерживать потусторонние силы, но в то же время достаточно гибок, чтобы эти самые силы не сломили его. Оглядываясь назад, я думаю, что наставница Иниласс была дурой, которая едва ли понимала магию, которой учила нас пользоваться. Большинство наставников были дураками. Может быть, не Железный легион, но принц Лоран был чем-то особенным. Я думаю, что, возможно, он понимал Источники лучше, чем кто-либо другой. Возможно, он знал правду, даже тогда.

Джозеф застонал, когда я его разбудила. Он никогда не отличался быстротой пробуждения, и я дала ему минуту, чтобы прийти в себя. Я прошептала ему на ухо свой план, но он покачал головой. То, что я планировала, было против правил, и наставники указали, что за запретными дверями таятся опасности. Опасность только усиливала возбуждение. Не обращая внимания на Джозефа, я соскользнула с кровати и бесшумно прокралась по полу к двери дормитория. Не успела я открыть дверь и выглянуть наружу, как Джозеф оказался рядом со мной. Возможно, он и не соглашался с моим планом, но я прекрасно понимала, что он не позволит мне действовать в одиночку.

Возможно, я действительно сбила Джозефа с пути истинного. Возможно, если бы не я, он был бы более лучшим студентом, более лучшим Хранителем Источников. У меня, конечно, есть опыт втягивания людей в авантюры, от которых они предпочли бы держаться подальше.

Мы проскользнули по коридорам академии, как летний ветерок, дважды ныряя в ниши или открытые двери, когда слышали шаги поблизости. Джозеф боялся, что его поймают, и я помню, как ясно читался страх на его лице, но я-то не боялась. На мой юный взгляд, мы были в приключении, а приключения всегда были захватывающими, а не страшными. Теперь я знаю, что обычно это и то, и другое, и я все еще не могу устоять перед ними.

Я точно знала, какую дверь мы собираемся исследовать. Она находилась на втором этаже здания архивов академии. Архивы были полны старинных сокровищ и бесценных артефактов, по крайней мере, так говорили все остальные студенты. В то время я безоговорочно верила старшим студентам. Только позже я узнала, что у архивов было гораздо более зловещее назначение.

Дверь была из полированной латуни, без ручки и без замочной скважины. Петли находились со стороны комнаты, в щель между дверью и полом не смог бы проскользнуть порыв ветерка. Я понятия не имела, как эту дверь можно открыть. Мое воображение разыгралось при мысли о том, что мы могли бы найти внутри.

Джозеф следовал за мной, высматривая наставников, на которых мы могли бы наткнуться, или тех, кто мог бы наткнуться на нас. Для студентов нашего возраста было нарушением правил выходить ночью из дормов, и еще большим нарушением правил было находиться в здании архивов без присмотра. Джозеф никогда не хотел участвовать в моих приключениях, но они ему всегда нравились, если я брала его с собой.

У нас был короткий разговор о самой двери. На предметы можно накладывать чары, и ничто так хорошо не удерживает чары, как металл, но я не почувствовала никаких ощущений от двери, ни покалывания, ни чего-либо еще. Я объездила весь мир и ни разу не встречала чар, которые нельзя было бы обнаружить. Некоторые из них оставляют в воздухе мерцание, в то время как от других у меня волоски на руках вставали дыбом. Некоторые магические ловушки почти незаметны, особенно для неосторожных, но они всегда говорят. Моя чувствительность к чарам не раз спасала мне жизнь.

В конце концов, я сосредоточилась на Источнике в своем животе и подключилась к его силе. Я была молода и неопытна, и мне потребовалось много усилий, чтобы вызвать портал, и еще больше, чтобы поддерживать его, пока Джозеф протягивал руку и шарил по другой стороне двери. Через портал я мельком увидела сокровища, которые лежали внутри, и почувствовала, как учащенно забилось мое сердце. Мне пришлось успокоиться, чтобы сохранить концентрацию. Я и раньше видела, как порталы захлопываются на людях, и мне не хотелось объяснять наставникам отрезанную руку Джозефа.

Дверь была заперта изнутри на засов, и Джозеф тяжело дышал, когда сумел отодвинуть его. В его оправдание скажу, что ему было всего восемь лет, и он был маленьким для своего возраста. После того, как Джозеф убрал руку, я со вздохом облегчения позволила порталу исчезнуть. Я была потной и измученной. В те дни магия давалась мне не так-то легко. Просто носить Источник в животе было достаточно неудобно, но использование внутренней силы оставляло меня с ощущением свинца внутри. Все мысли о дискомфорте покинули меня, когда мы открыли эту дверь.

Помещение внутри было большим и просторным, без окон и фонарей, свисающих со стен. И все же там было светло, даже чересчур. Джозеф заколебался, но я быстро перешагнула порог и от изумления разинула глаза. В центре комнаты, в стеклянной витрине, на постаменте находилась корона, сделанная из огня. Она лежала на красной подушке, но пламя не поджигало подушку. Я прищурилась, глядя на корону, испытывая страстное желание протянуть руку и потрогать ее, чтобы проверить, горячее ли пламя. Сейчас я также очарована Короной Вейнфолда, как и тогда, и теперь я знаю, что пламя ее горячо, как огонь в кузнице, но не обжигает. Я надевала ее только один раз, и то, чтобы спасти свою дочь.

Слева от нас, прикрепленный к стене четырьмя стальными скобами, висел меч длиной почти в мой рост. Головкой меча был желтый драгоценный камень, но, присмотревшись, я поняла, что это небольшой Источник, излучающий заключенную в нем силу. Клинок притягивал взгляд, он пузырился, словно металл кипел, но при этом сохранял свою форму. Я помню, как долго смотрела на движущиеся и меняющиеся узоры на клинке. Возможно, я все еще был бы там, если бы Джозеф не оттащил меня, нарушив транс.

Джозеф потащил меня к последнему сокровищу в комнате. Издалека оно выглядело как обычный каплевидный щит, отполированный до блеска, языки пламени короны отражались от его полированной поверхности. Но когда я остановилась перед ним, то поняла, что поверхность щита зеркальная. Вместо того, чтобы увидеть себя в отражении, я увидела пожилую женщину, покрытую шрамами и мрачную, с оскалом на лице. Она стояла перед расселиной, образованной тьмой и ужасом, и слезы печали текли из глаз, сверкавших яростью бури. В то время я думала, что это моя мать; я спросила себя, что могло произойти за год, прошедший с тех пор, как я видела ее в последний раз, что превратило ее из плетельщицы корзин в закаленного воина, которого я видела перед собой. Правда, если бы я тогда ее поняла, напугала бы меня гораздо больше. Я наблюдала, как шевелятся ее губы, но не смогла разобрать слов. Если бы только я услышала ее предупреждение.

Я еще дважды возвращалась к этому щиту за годы до того, как академия пала под натиском терреланцев. В его полированном блеске я видела многое. Я видела себя умирающей от рук безжалостных убийц, забитая до смерти за нанесенное оскорбление. Я видела себя ведущей огромную армию монстров и людей против врага, которого невозможно убить. Я видела себя стоящей в пустыне и смотрящей на огромный портал, через который на меня смотрел Бог. То, что это дало мне представление о моем будущем, по крайней мере однажды спасло мне жизнь, и, возможно, это произойдет снова.

Нас нашел наставник Олхольм. Когда мы, наконец, отвернулись от щита, в дверях стоял старик и наблюдал за нами. Олхольм был не из тех, кто сердится, но, несмотря на свой юный возраст, я заметила недовольство на его лице. Другие наставники и близко не были столь пассивны.

Этот жирный придурок, Приг, выжил и ждал меня за пределами гарнизона, и он был не один. Когда солдаты вели меня обратно в туннели, я увидела три фигуры, которые слонялись без дела, освещенные мерцанием ближайшего фонаря. В первом я узнала Прига, хотя шея у него была обмотана бинтами. Даже издалека я могла видеть проступившую кровь. Ублюдок, увы, выжил, но, по крайней мере, я отплатила ему за рану на моей щеке. В другой фигуре я узнала друга Прига, который управлял деревянными лифтами. Я не знала последнего человека, но догадывалась, что у него были те же намерения, что и у остальных. Они ждали меня, и я сомневалась, что это было сделано для того, чтобы отпраздновать мою вызывающую глупость. Нет, я лишилась защиты управляющего, и они собирались, блядь, меня убить.

Есть два варианта, когда ты сталкиваешься с превосходящими силами противника. Первый — встретить их лицом к лицу, используя клинок, магию или хитрость. Второй — показать противнику свою задницу и надеяться, что ты сможешь бежать быстрее и дольше, чем они. Я понятия не имела, как пользоваться клинком. Я почти полгода не касалась Источника. И я была совершенно уверена, что никакие ухищрения не спасут меня от предстоящего избиения. Поэтому я повернулась и побежала.

Надо сказать, что бросаться вниз по винтовой лестнице — не самое мудрое решение, ни при каких обстоятельствах, но страх делает людей глупыми, и я не исключение. Я бежала так, словно за мной гналась смерть, наступая мне на пятки. Так оно и было. Без защиты управляющего Приг убил бы меня за то, что я ударила его осколком зеркала. Это был вызов его авторитету, намного превосходивший мое обычное неповиновение.

Я услышала крики, доносившиеся сзади и с лестничного пролета. Тяжелые ботинки шлепали по камню. Вслед мне неслись проклятия, и я услышала, как Приг, уже запыхавшийся, угрожает мне расправой, если я не остановлюсь. Я рассмеялась, пронзительно и дико. Ничто так не раскрепощает, как смех. Поэтому, когда топор опускается, ты с таким же успехом можешь посмеяться над палачом. Конечно, смех со сломанными ребрами быстро превращается в шипение от боли.

Я отскакивала от стен лестничного пролета, не желая замедлять свой стремительный бег. Было больно дышать, больно бежать. У меня все болело просто от того, что я была жива, и все же я не замедлялась. Я бежала навстречу боли, преодолевая ее, позволяя ей гнать меня вперед, вместо того чтобы замедлять.

Когда первый лестничный пролет закончился, я выскочила в коридор. Там было несколько струпьев, которые направлялись в туннель или выходили из него, и я вскрикнула, наткнувшись на одного из них. Я думаю, он что-то крикнул мне вслед — оскорбление или угрозу, без сомнения, — но его слова потонули в криках Прига и его друзей. Я оглянулась и увидела, как они втроем выбегают из пролета, расталкивая струпья и продолжая погоню. Было бы слишком надеяться, что все эти ублюдки споткнутся и сломают себе шеи, но я все равно на это надеялась, когда резко повернулась и бросилась вниз по очередной винтовой лестнице.

Мне пришлось протискиваться мимо других струпьев, и это меня замедлило. Боль в ребрах, когда я прижималась к стене и протискивалась мимо них, была почти невыносимой. В некотором смысле было бы проще остановиться, рухнуть и позволить Пригу поймать меня. Но страх перед расправой заставлял меня двигаться вперед. Я, спотыкаясь, преодолел оставшуюся часть лестничного пролета, перед глазами все плыло от боли, а дыхание было прерывистым и болезненным. Тогда я поняла, что мне от них не убежать. Возможно, в обычный день я бы и смогла, но я была слишком изранена, чтобы поддерживать свой темп. Я уже замедлялась, мой бег превратился в непокорное спотыкание.

Пошатываясь, я спустилась по лестнице в коридор, который был тускло освещен даже по меркам Ямы. В нем не было других струпьев, и он уходил в темноту; слабо горел только один фонарь, прикрепленный к стене. Все выглядело немного темнее, чем обычно. Я решила, что, возможно, слишком сильно напрягла свое тело. Я наткнулась на ближайшую стену и на мгновение остановился, чтобы перевести дух. Но чем глубже я дышала, тем сильнее горело в груди, и мне казалось, что ребра врезаются в легкие.

Бывают чувства, которые трудно объяснить. Например, будто ты где-то уже бывала, будто ты что-то делала раньше и уже знаешь результат. Именно это чувство охватило меня, когда я потащилась по этому коридору. Я видела, как я, как, спотыкаясь, иду вперед, а Приг и его друзья меня догоняют. У меня также было чувство, что для меня это плохо кончилось. Долгое время я думала, что это просто слепая удача, что это чувство охватило меня, когда они меня почти догнали. Только несколько лет спустя, оглядываясь назад, я поняла, что видела этот коридор раньше. Я видела его в отражении, отбрасываемом щитом, еще в Академии Оррана и знала, что все это привело к моей смерти. Если только я ничего не изменю.

Я нырнула в ближайшее ответвление туннеля, крики Прига и его друзей раздавались где-то позади меня. Там был Тамура, он смотрел на потолок туннеля, освещенный маленьким фонарем, стоявшим на полу. Я колебалась всего мгновение, прежде чем, пошатываясь, пройти мимо него в темноту и рухнуть на твердый камень в конце туннеля. Я сжалась в комочек, насколько это было возможно, и отчаянно пыталась успокоить дыхание, глядя прищуренными глазами в сторону Тамуры и входа в туннель.

Приг и его друзья остановились у входа в туннель и уставились в мою сторону. Все трое тяжело дышали, и даже на расстоянии я могла сказать, что Приг рычит. Рот жирной пизды искривился от ярости и обещания расправы.

— Эй, старик. Ты видел маленькую сучку? — крикнул тот, кто управлял лифтами.

Я наблюдала, как Тамура отвел взгляд от потолка туннеля и посмотрел на Прига и остальных. Затем он рассмеялся — пронзительный смех, полный безумного веселья, которого никто другой никогда не мог понять. Тамура всегда был таким. Он видел то, чего не видел никто другой, и находил юмор там, где не мог найти никто другой. Чем больше я узнавала его, тем меньше я считала его сумасшедшим, и все же тем больше я считала его чокнутым.

Приг двинулся по туннелю, сжав кулаки. Я застыла. Мне хотелось вжаться в стену за спиной, но я не смела пошевелиться, чтобы это меня не выдало. Меня спасли друзья Прига, которые оттащили его назад. Тогда я этого не знала, но у Тамуры была репутация. Даже Деко не рисковал связываться со стариком.

Сердито выругавшись, Приг отвернулся и вместе со своими друзьями отправился искать меня в другом месте. Тогда Тамура впервые спас мне жизнь, первый раз из многих, и даже не понял этого. Я долго оставался там, прижавшись к стене туннеля. Я лежала там, пока шаги Прига и его дружков не растворились в эхе и за его пределами. Я лежала там, а Тамура удовлетворенно вздохнул и снова уставился в потолок. Пока мое дыхание не выровнялось, а боль в груди не утихла. Пока не перестало казаться, что костлявые пальцы сжимают мое сердце.

В конце концов, я заставила себя встать, держась за стену, хотя ноги у меня подкашивались. Тамура даже не взглянул в мою сторону. Интересно, знал ли он вообще, что я здесь? Я приблизилась к нему медленно и бесшумно, стараясь обойти его, не нарушая его странного очарования потолком туннеля.

Туннель казался таким же, как и любой другой. Как правило, мы устраивали их с высоким потолком, выше, чем я могла дотянуться, хотя я никогда не могла бы назвать себя самой высокой женщиной. Проходя мимо, я подняла глаза и не могла понять, на что он уставился.

Любопытство сгубило кошку, говорит пословица. Хотя, как ни странно, это черта, гораздо более характерна для нас, землян, чем для пахтов. Пахты, которых я знала, возненавидели бы меня, если бы я сравнила их с кошками, но сходство слишком велико, чтобы его игнорировать. Иногда я спрашиваю себя, не создали ли их Ранды в качестве домашних животных. Хотя, по правде говоря, Ранды считают всех нас, представителей низших рас, не более чем домашними животными или вредителями. Ну, а я считаю их ханжами и самодовольными засранцами.

— Это тот же туннель, что и раньше? — спросила я, поддавшись любопытству.

Долгое время Тамура молчал. Так долго, что я была близка к тому, чтобы сдаться и оставить его в покое. Думаю, мы оба немного рады, что в тот день у меня терпения у меня было немножко больше, чем обычно.

— Нет. — У Тамуры всегда была странная манера говорить. Иногда его голос звучит вяло, словно он с трудом протискивает слова через рот. Иногда он говорит с таким волнением, что слова вылетают почти одно за другим. — Здесь много туннелей, — медленно произнес он.

— Я не это имела в виду, — сказала я. — Я видела тебя раньше, смотрящим на потолок туннеля. Я не очень хорошо знаю эту часть Ямы. Это тот же туннель, что и раньше?

Когда Тамура опустил голову, чтобы посмотреть на меня, я увидела странную улыбку на его лице. Это неприятно, но он смотрит сквозь тебя, а не на тебя.

— Нет, — медленно произнес он. — Здесь много туннелей. Этот не такой обещающий, как предыдущий.

— Обещающий? — спросила я.

— Совсем не обещающий, — сказал он. — Что ты видишь, когда смотришь вверх?

Я видела камень, в основном темно-серый. На нем плясали тени от пламени фонаря. Я сказала об этом Тамуре, и он посмеялся надо мной. У меня было мало времени на игры старика, и я чуть было не ушла прямо тогда. Меня остановило что-то в его темных глазах. Тогда я подумала, что это был отблеск безумия, и мне захотелось посмотреть, насколько глубоко оно проникло. Теперь я знаю, что это была обратная сторона монеты, лицевая сторона которой — безумие; это была мудрость, и она была глубже, чем дыра в земле, в которой мы стояли.

— Ты видишь камень, потому что ты в ловушке, — сказал Тамура. — Ты заперта, воспринимая мир как то, что есть, а не как то, чем он может быть. Поймана. Поймана. Поймана. Или, может быть, ты просто еще этого не чувствуешь. — Его скорость удивила меня. Только что он смотрел в потолок и что-то бормотал себе под нос, а в следующее мгновение схватил меня за плечи и притянул к тому месту, где он стоял всего мгновение назад. Тамура сильный человек, несмотря на свой возраст. Это была не грубая сила Хардта, а скорее жилистая мощь его изможденных рук.

Он поставил меня в нужное положение, а затем отступил назад, глядя на меня с выжидательным выражением на лице. «Хм?» — хмыкнул он.

— Что я должна чувствовать? — спросила я. В тот момент я не была уверена, что пугало меня больше: очередная погоня Прига за мной или то, что я окажусь в ловушке в темном туннеле со старым сумасшедшим терреланцем.

— Замолчи и слушай, — сказал Тамура. — Ты заперта здесь, внизу, и видишь только то, что считаешь реальным. Ты видишь скалу, камень. Твердый. Я вижу возможность. Я вижу звезды. Провалы в небе. Дыры, через которые проникает мир.

Я уже говорила, что большинство людей считают Тамуру сумасшедшим, и на то есть веская причина. Он говорит загадками и высказывает идеи, более метафизические, чем многие могут постичь. Но те, кто готов вникнуть в его слова и разгадать любую головоломку, которую он решит использовать в этот день, найдут мудрость. И, ради всей любви в мире, он — заноза в заднице.

— Звезды? — спросила я, ухватившись за единственную часть его безумия, которую я могла понять. — Ты хочешь сказать, что наверху ночь? Откуда ты знаешь? Или ты имеешь в виду пятнышки в породе? То, как свет фонаря отражается от минералов?

— Нет. Нет. Нет. Перестань говорить. Перестань думать. Чувствуй.

Я подняла голову к потолку и задумалась над его словами. На самом деле, я решала, насколько просто было бы оттолкнуть его и убежать. Боль в ребрах убедила меня еще немного повременить.

Пощечина застала меня врасплох, и боль, вспыхнувшая на моей пораненной щеке, заставила меня вскрикнуть. Тамура не смягчил удара и ударил по сочащейся кровью ране, оставленной хлыстом Прига.

— Жрущий-песок-слизывающий-грязь ублюдок! — выругалась я и выпрямилась, намереваясь убежать подальше от безумца.

— Перестань думать. — Тамура указал на свою левую щеку, а затем на потолок. — Чувствуй.

Мою щеку словно окунули в огонь, и я почувствовала, как на глаза наворачиваются новые слезы. Несмотря на эту боль, унижение и уверенность в том, что Тамура сумасшедший, пытающийся выставить меня дурой, — несмотря на все это, я снова подняла лицо к камню наверху и застыла.

В Академии Оррана есть техника, которой обучают всех первокурсников. Это медитация. Процесс, позволяющий заставить ум замолчать и прислушаться к телу. Изолирование конечностей и органов. Биоманты даже способны распространять это чувство на тело другого человека, чтобы определить, какие части тела сломаны и как их следует собрать обратно. Я не биомант, и у меня никогда не получалось заставить свой разум замолчать, но тогда я погрузилась в медитацию. Я прислушалась к своему телу, и оно сказало мне, что чертовски болит.

У меня было сломано ребро с правой стороны груди, и я, даже не глядя, знал, что на мне было множество синяков. Мне было больно даже просто дышать, и это продолжалось несколько недель. Нет ничего более болезненного, чем ушиб груди, когда приходится бегать — а я бегала довольно часто. Мое тело сообщило мне, что лучше бы нам на какое-то время воздержаться от пробежек. У меня были синяки и в других местах, почти везде. Мои мышцы ослабли от напряжения и истощения. Мой желудок, как всегда, был пустой ямой, которая никогда не наполнялась. Моя нижняя губа распухла, и у меня текла кровь из сотен крошечных порезов и царапин. Моя щека горела так, словно я недавно пытался полакомиться осиным гнездом, и от этого у меня заболели и зубы.

Но было и еще кое-что. Что-то прохладное и легкое коснулось моей разгоряченной щеки. Мне было знакомо это чувство, хотя прошло так много времени с тех пор, как я испытывала его в последний раз. Это ветер дул сквозь скалу, вырываясь наружу в том туннеле, прямо там, где я стояла. Он был очень легким, и я бы тысячу раз пропустила его мимо, если бы Тамура не заставил меня попробовать его почувствовать.

Я почувствовала, как во мне расцветает что-то мощное. Это было то, что управляющий и Приг отрывали от меня по крупицам. То, что они разрушали своими побоями и психологическими играми. Я снова почувствовала надежду. Не надежду на спасение, но все же надежду на побег.

Большинство людей посмотрели бы на камень над собой и увидели бы, что скала держит их в ловушке. Тамура поднял глаза и увидел звезды на ночном небе. Я подняла глаза и увидела еще кое-что. Я увидела спасение. Свободу. Я увидела путь наружу.