Мы ограниченные существа. Мы редко задумываемся о том, как наши действия влияют на других, на мир вокруг нас. Это не эгоизм или высокомерие, это просто вопрос перспективы. Брось камень в озеро, и рябь достигнет каждого берега. Мы не можем отследить каждую волну, мы не можем увидеть каждый результат. Последствия определяются перспективой. Один и тот же камень, брошенный в озеро, совершенно по-разному влияет на птицу, плавающую на поверхности, и рыбу, плавающую под водой. И нельзя ожидать, что мы будем учитывать их все. С другой стороны, возможно, я просто ищу оправдания своим действиям. Насилию, которое вызвала.
Я попыталась забыть, что только что отдала сотни жизней за шанс на свободу. Я не смогла. И не могу себя оправдать. Я сделала то, что сделала, и я бы солгала, если бы сказала, что не сделаю этого снова. Может быть, это и делает меня чудовищем, но это далеко не самое чудовищное, что я когда-либо совершила.
Мы нашли Йорина, расхаживающего по туннелю неподалеку от нашего пути к свободе. Он напомнил мне зверя в клетке, которого слишком долго держали голодным. Короткие шаги, сжатые кулаки, напряженные мышцы, как будто он только и ждал, чтобы на что-то наброситься. Когда мы подошли ближе, я заметила свежую кровь на костяшках его пальцев. Йорин, казалось, успокоился, когда увидел нас, выпрямился во весь свой внушительный рост и глубоко вздохнул.
— Сделано? — Мои первые слова были деловыми. Йорин никогда не обменивался любезностями.
— Мне не хотелось оставлять их в живых, — сказал он. — Особенно бригадира. Если вы меня не вытащите и Деко узнает об этом…
— Мы уходим, — прошипела я и протиснулась мимо него к нашему туннелю. — Кроме того, у Деко и без того хватает забот. Если мы не выберемся, ему будет наплевать на тебя, когда он заполучит меня.
Тамура хихикнул.
— Зимние ветры. — Он покрутил пальцем в воздухе, а затем громко хлопнул в ладоши. — Бурлящие воды. Гора встречает бурю.
— Что это значит? — спросил Йорин.
Я покачала головой и оглянулась на Тамуру. Он выглядел вполне довольным, несмотря на ту тарабарщину, которую только что произнес. «Иногда я просто не знаю», — сказала я.
Когда мы добрались до трещины, Тамура взял мои мешки с едой и поставил их рядом со своими у дальней стены. Он взял моток веревки и связал все вместе, оставив достаточно пеньки, чтобы обвязать ее вокруг своей талии, чтобы можно было вытащить еду наверх.
Нервная энергия наполнила мои вены, и не только из-за перспективы побега. В то время я этого не осознавала, но теперь, оглядываясь назад, понимаю почему. Чувство страха, гораздо более сильное, чем то, которое я когда-либо испытывала, плыло сквозь Яму. Внизу сражались и умирали сотни людей. Сссеракис питался ужасом, и я это чувствовала.
— Там, наверху? — спросил Йорин, вглядываясь в темную трещину наверху.
— Да.
— Это ведет наружу? Я не вижу никакого света.
Я подняла с земли фонарь, встала рядом с ним и посветила вверх, чтобы увидеть холодный камень над головой.
— Щель ведет к выходу, — сказала я. — Погребенное здание или что-то в этом роде. — Так или иначе, Йорину придется узнать правду. — У нас не было времени его исследовать.
Краем глаза я заметила, как он повернулся ко мне. Я решила не оглядываться.
— Ты не знаешь, что щель ведет наружу? — спросил он. — Ты хочешь сказать, что мы можем сменить одну тюрьму на другую?
— Пошел ты. — Я взглянула на него и увидела, что выражение его лица непроницаемо. — Спроси себя об этом, Йорин. Здесь, внизу, тебя ждет только смерть. Целая жизнь сражений и убийств, прежде чем у тебя наступит плохой день, и кто-нибудь тебя побьет. Или, может быть, ты проживешь достаточно долго, но больше не сможешь терпеть. Или, может быть, Деко надоест, что ты всегда выигрываешь. Так или иначе, ты останешься здесь и, черт возьми, здесь и сдохнешь.
— Наверху есть шанс обрести свободу, — продолжила я. — Может быть, мы просто найдем еще камень. Может быть, мы найдем выход. — Я заметила, что по мере того, как я говорила, я все больше распалялась, в моем голосе проскальзывали гнев и страсть. — Я готова рискнуть, потому что не выдержу еще один день в этой вонючей дыре, ожидая, пока Приг, Деко, управляющий или ты решите, что мне пора умирать.
Я заметила, что Йорин кивает.
— Хорошая мысль. — Честно говоря, я была немного удивлена. Я неправильно поняла Йорина. Он был убийцей, это правда, но в то же время он был прагматиком. — И что теперь?
— Что здесь делает эта свинячья морда? — Крик Изена возвестил о его присутствии и заставил меня съежиться. В глубине души я надеялась, что Хардт рассказал о Йорине своему брату. На самом деле это было глупое желание. Хардт всегда поддерживал меня, когда я принимала решение, но это не значило, что он снимал с меня все трудности.
Я отчаянно пыталась придумать, как успокоить Изена. Я не хотела, чтобы он злился на меня, когда мы были так близки к свободе. Часть меня все еще представляла наш побег романтичным. Оказавшись на свободе, мы поддадимся своим порывам и объединимся в славный союз. Я уже упоминала о своей наивности. Прошло совсем немного времени, прежде чем я от нее излечилась.
— Может, она хочет взять с собой на прогулку настоящего мужчину, — предположил Йорин, все еще глядя в щель. Я увидела, как Изен ощетинился.
— Может, мне стоит избавить нас всех от тебя, здесь и сейчас. — Изен был зол, но я поняла, что это позерство, когда увидел его. Хардт тоже. Старший брат проигнорировал эту стычку, бросив на меня разочарованный взгляд.
— Попробуй, — предложил Йорин, по-прежнему даже не глядя в сторону Изена. — Сомневаюсь, что у тебя будет лучшая возможность.
— ЭЙ! — Я встала между двумя мужчинами и закричала так громко, что оба обратили на меня внимание. — Слушайте. Никто, блядь, ни на кого не нападает. Закопайте вражду здесь и следуйте за мной к свободе.
Йорин только пожал плечами. Изен сдулся и протиснулся мимо меня. Я бы хотела сказать, что не сдвинулась с места, но я была существенно меньше Изена и отступила на шаг. Полагаю, это была моя собственная вина. В то время я чувствовала, что справилась со всем этим довольно хорошо, но я ничего не знала о гордости мужчин и о том, чего стоит потревожить эту гордость. Правда в том, что они оба были гребаными идиотами, и я должна была знать, что это еще далеко не конец. Я подавила шипение от боли, когда Изен толкнул меня, попав в мои все еще заживающие ребра, и даже не спросил, все ли со мной в порядке.
— Значит, ты пойдешь первой? — Хардт укладывал припасы в как можно меньшее количество мешков и, следуя примеру Тамуры, связывал их вместе, чтобы можно было тащить за собой.
Я улыбнулась Хардту, вся зубы и голодные глаза, наконец-то ощутив хоть какую-то победу, которой добилась, организовав этот побег.
— Ты чертовски прав, я… — Не успела я договорить, как Тамура подскочил к трещине и исчез в темноте. Через несколько мгновений привязанные к нему сумки оторвались от пола и медленно поднялись, скрывшись из виду. Несколько мгновений я просто смотрела им вслед. — Отлично. Но я иду второй!
Я ползла, карабкалась, протискивалась и процарапывала себе путь вверх по трещине — и вздохнула с облегчением только тогда, когда, наконец, увидела, как через дыру в стене протянулись руки, и Тамура помог мне протиснуться. Если подъем и утомил его, он никак этого не показал, несмотря на свои преклонные годы. Волосы Тамуры, возможно, и поседели от времени и каменной пыли, а кожа покрылась морщинами, но он обладал силой и выносливостью гораздо более молодого человека. Хотя я иногда ловила его на том, что он потирает ноющую спину, но ведь так поступаем все мы, так?
Комната освещалась единственным фонарем, стоящим в центре. Теперь, когда стало по-настоящему светло, я смогла разглядеть ее во всей красе. На полу были разбросаны камни и даже цветное стекло. Крошащиеся обломки по краям выглядели так, словно когда-то были деревом. Мне потребовалось время, чтобы понять, что драгоценные камни, которые излучают свет, были не просто беспорядочно размещены на потолке и стенах. Они образовывали узоры, которые не могли быть случайными. Искусство — это субъективный опыт, и часто его лучше ценят с возрастом. Я увидела светящиеся фигуры, и в то время они показались мне красивыми. Позже в своей жизни я думала о таких изображениях и создавших их существах. Какой смысл они несли? Их создали художники или их появление было предопределено? История — это часто просто еще одно слово, обозначающее тайну.
У меня было мало времени на осмотр, так как я услышала ворчание со стороны стены и подошла ближе, чтобы увидеть фигуру, карабкающуюся вверх. Йорин не был альпинистом, он использовал грубую силу там, где многие предпочли бы мастерство. Он подтягивался, захват за захватом, не обращая внимания на ссадины, которые при этом получал.
Отступив назад, я протянула руку, чтобы помочь Йорину, но он оттолкнул меня, протиснулся в щель и плюхнулся на пол. Он застонал от боли, когда упал на осколок камня. Это была его собственная проклятая вина, и я надеялась, что ему было больно. Я была в восторге от того, что нахожусь на пути к свободе, но это не сделало меня более великодушной.
Я услышала, как из расщелины раздалось ругательство, настолько изобретательное, что это мог быть только Хардт, и последовавшее за этим ворчание подтвердило это.
— Я, черт возьми, застрял, — сказал он с вялым вздохом.
Я просунула голову обратно в отверстие, выставила перед собой два светящихся камня и увидела Хардта, застрявшего всего в нескольких футах внизу. Его плечи были немного слишком широки, и он никак не мог их втиснуть в самый узкий участок подъема. Это было ужасно, для него. Я почувствовала страх, попробовала его на вкус. Я хихикнула, а затем расхохоталась. Хардт несколько секунд недоверчиво смотрел на меня, а потом тоже начал смеяться. Это не должно было быть смешно. Оглядываясь назад, я не вижу в этом ничего смешного, но в тот момент я не могла удержаться от смеха. Мы были так близки к свободе, а Хардт застрял, потому что его плечи были всего лишь на дюйм шире, чем нужно.
В конце концов, нас спас именно смех. Мы оба так сильно хохотали, что Хардт обнаружил, что тряска заставила его преодолеть узкое пространство, и внезапно он снова полез вверх, и все еще посмеивался, когда я вместе с Тамурой протащили здоровяка через дыру в стене. Сумасшедший старик присоединился к общему смеху. Я не уверена, что он действительно понимал, что именно показалось нам таким смешным, но я много раз в жизни замечала, что Тамуре не обязательно было это знать. Ему просто нравится смеяться, а в компании это всегда веселее.
Только Йорин не смеялся. Он стоял в дверном проеме, вглядываясь в темноту — задумчивая тень.
Изен выбрался из расщелины последним, прихватив с собой последний мешок с припасами. Добравшись до комнаты, он привалился к стене и вздохнул. Даже покрытый грязью и каменной пылью, этот человек был красив, особенно когда улыбался. Я придвинулась ближе и опустилась рядом с ним. На мгновение мне показалось, что он забыл о своей уязвленной гордости, и мы прижались друг к другу. Я не знаю, тяжело ли он дышал от подъема или от того, что был так близко ко мне. Даже сейчас мне нравится думать, что это была я. На самом деле, теперь я почти уверена, что так оно и было. Мужчина, который давно ни во что не вставлял свой член, может возбудиться от чего угодно. Я была вся в шрамах и грязи, и носила их как снаружи, так и изнутри, но при этом все еще была хорошенькой. Тогда такая мелкая деталь казалась такой важной.
Какое-то время мы прижимались друг к другу, и я наслаждалась его запахом. От него пахло застоявшимся потом, это правда, но мы все могли похвастаться этим запахом. От Изена пахло Изеном, и это мне очень нравилось. Я подняла на него глаза и увидела, что он смотрит в ответ. Я страстно желала, чтобы Изен наклонился и поцеловал меня в первый раз. Я не видела ничего, кроме его потрескавшихся губ и голубых глаз. Потом Тамура хихикнул, и мы оба обернулись, чтобы увидеть сумасшедшего старика, сидящего на корточках и смотрящего на нас слишком пристально и слишком понимающе.
Никто так не смущается, как молодые люди, а я была очень молода. Я почувствовала, как вспыхнули мои щеки — странное ощущение, учитывая, что я все еще продрогла до костей, — и оттолкнула Изена от себя. Вскочив на ноги, я прошла мимо Тамуры и направилась туда, где Йорин и Хардт вглядывались в темноту за дверным проемом.
— …наверное, это просто крысы, — сказал Хардт. Я протиснулась мимо них обоих в тусклый свет за дверью.
Коридор, соединявшийся с дверным проемом, уходил в темноту. Несколько драгоценных камней, вделанных в стены неподалеку, давали слабое освещение, но, похоже, они начинали светиться только после того, как попадали на свет, и эти залы, без сомнения, находились в полной темноте больше лет, чем кто-либо из нас прожил на свете. Воздух был тяжелым, легкий ветерок едва ощущался.
Я остановилась в нескольких шагах и посмотрела в одну сторону, затем в другую. Коридор уходил в темноту в обоих направлениях, в нем виднелось несколько дверных проемов. Вдоль стен стояло несколько каменных скамей и несколько пьедесталов. То, что когда-то занимало эти пьедесталы, давно было разбито или сгнило. От нескольких скамеек остались одни обломки. Неподалеку валялся древний шлем, слишком маленький для кого-то, кроме ребенка, с вмятиной на лбу. Что-то показалось мне неправильным. Что-то, что я не могла понять в тот момент. Мне показалось, что я уже видела эту архитектуру раньше.
— Здесь так темно, что я тебя не вижу. Эска? — Голос Хардта из дверного проема.
Я и есть тьма, произнес голос у меня в голове, и я повторила эти слова вслух.
— Все равно, я думаю, мы зажжем пару фонарей. — Я обернулась и увидела, как Хардт исчезает в дверном проеме. Странно, но я могла видеть его совершенно отчетливо, несмотря на темноту. Йорин остался стоять, прислонившись к стене и щурясь в мою сторону.
— Чувствуешь дуновение ветерка? — спросила я. — Это значит, что выход есть.
Йорин просто кивнул.
Более вероятно, что мы только что сменили тюрьму на могилу.