Побеждаю и сдаюсь (СИ)

Глава 14 Щенячьи восторги

— Спасибо, — выдохнул Ульвар и сплюнул кровь.

Заросший вонючий мужик нехорошо ощерился:

— Чё ты вякнул?

Принц выбрался из канавы, хмыкнул, бросил в нападавшего золотую монету, отряхнулся.

— Проводи меня. Мне на сегодня достаточно неприятностей, — велел, лениво наблюдая за гаммой эмоций на лице ошарашенного бандита. — И да, если убьёшь, то больше не получишь ни медяка. Со мной других денег нет.

— А если не убью? — тупо поинтересовался бандит, шарясь в грязи и отыскивая вожделенный металл.

Нашёл, попробовал на гибкость гнилыми зубами. Сглотнул.

Ульвар смахнул с рукава воображаемую пыль. Пыли на одежде не было — была лишь грязь.

— То завтра получишь ровно такую же прелесть. В условленном месте и в условленное время.

— Врёшь!

Принц приподнял бровь и надменно взглянул на него.

— Простите, ваша милость, — мужик скрючился в том, что считал поклоном. — Я провожу. Ни одна тварь не посмеет вас коснуться.

«Замечательно», — хмыкнул Ульвар. Тело ломило. Он был готов поразить лекаря многочисленными следами побоев. Завтра.

Голова трещала. Принц редко позволял себе пить до состояния невменяемости или потери контроля. Да, собственно, никогда. Это был первый случай. Ульвар плохо помнил, что с ним происходило последние несколько часов. Какие-то женщины, какие-то собутыльники, драки… Поножовщина… Потом они пили по кругу… Потом снова женщины… Кажется, Ульвар грязно приставал к жене вот этого типа… Впрочем, в её статусе принц не был уверен.

Он молча пошёл по топкой грязи, которую местные жители называли улицей. «Как много мы готовы отдать за наших женщин, — думал Ульвар, — как много мы ради них готовы сделать… И как недорого мы их продаём».

Принц перепрыгнул через лужу, в которой отражалось синее, вечернее небо, и упал бы в неё, если бы оскорблённый им муж его не поддержал.

«В общем, не такая уж сильная разница, — продолжал размышлять Ульвар, — за золотой продать или за королевство». И он почти любил этого товарища по скотству. Наследнику захотелось обнять почтительную синюшную рожу подлеца и объяснить ему, что женщина — это душа, а душа так недорого, в сущности, стоит… Но остаток мозгов подсказывал принцу, что тот безмерно пьян, а потому объятья и признания лучше отложить до завтра.

— Ваша милость, дальше вы можете идти сами, — угодливо дохнул перегаром в лицо принца подлец, — дальше кварталы богатых, а они того, не любят видеть такую рвань, как я… Да и дальше вас никто не посмеет тронуть…

— Как твоё имя, любезнейший?

Пьяница хитро прищурился. Видно было, что сейчас соврёт.

— Бэг, Ваша милость…

— Завтра утром, Бэг, подойди к воротам королевской резиденции. Не тем, что главные. К восточным. Назови своё имя и скажи, что пришёл получить долг.

Мужик испуганно посмотрел на странного, грязного, пьяного парня в простой одежде, но в котором неожиданно появилась королевская надменность.

— Не бойся, — хмыкнул Уль, правильно истолковав его страх. — Тебя будет ждать золотой, а не плеть или тюрьма.

Перетрусивший обидчик ещё раз поклонился и предпочёл исчезнуть с глаз должника.

«Ну и плеть, конечно, тоже, — хмыкнул про себя наследник. — Всё же ты должен мне за побои. Но и золотой». Ему не надо было записывать имя, его память не нуждалась в костылях.

Ульвар пошёл дальше, вокруг него поднимались крепкие, добротные дома зажиточных горожан. Но сейчас они казались ему выжженными дотла, полными смердящих трупов и плача насилуемых женщин. Принц шёл и вспоминал хроники о том, как почти тридцать лет назад кровавые всадники вошли в Шуг.

— Огонь пылает, город гибнет, и туманы закрыли путь спасенья… — пробормотал он.

Перед глазами действительно стоял туман.

Элэйсдэйру не нужна война. А если будет нужна, то не на своей земле.

Внезапно острая боль обожгла его спину. Принц отшатнулся и услышал: «С дороги, шваль». Мимо него промчалась богато убранная карета.

Ульвар запомнил герб на её дверце. Он был мстителен.

Конечно, седок не виноват в действиях своего кучера, а кучер не мог бы узнать принца в грязном парне, чья простая одежда была порвана в нескольких местах, но кто говорит, что наказывают лишь виновных? «В конце концов грязные, оборванные пьяницы — такие же мои подданные, как и знатные лорды», — хмыкнул Ульвар, понимая, что занимается казуистикой.

Наследник погрузился в философские раздумья. Его состояние достигло того предела, в котором перестаёшь ощущать душевную боль. Он шёл и шёл, и нарядно одетые дамы шарахались от него.

Внезапно перед ним открылся вид на горелые руины проклятого замка. Запретный остров. Место, где отец принял неверное решение…

Ульвар облокотился о периллу и принялся наблюдать, как знаменитый замок погружается во тьму.

«Надо возвращаться во дворец, — думал он устало. — Принять ванную и ложиться спать. А завтра написать Тивадару поздравительное письмо. Одновременно и обиженное, негодующее, холодное, чтобы вынудить князя извиняться и брать обязательства, и в тоже время не переборщить с этим, чтобы вместо провинившегося союзника не обрести врага».

Но пешком добираться до королевской резиденции — не вариант. Ульвар вздохнул и направился в Берлогу — особняк медвежьих герцогов, в котором сейчас обитал его отец.

«Королева вряд ли успела вернуться, — думал, подходя к простой и мрачной решётке — металлические копья, связанные полосами, — отец слеп, а слуги превосходно вышколены. Хоть это радует. Никому ничего не надо объяснять».

Он открыл калитку и прошёл в сад. И замер.

Меж сумрачных высоких елей стояла Джайри. Маленькая, хрупкая, с волной пепельно-русых мягких волос. Она стояла в пол оборота и держала что-то неуклюжее в руках, что-то, завёрнутое в голубое одеяло.

Ульвар шагнул к ней, чувствуя, как подкашиваются ноги.

«Ребёнок? Причём тут ребёнок?»

— Джайри?

Да что с его голосом? Почему вдруг он так осип?

Девушка вздрогнула и обернулась. Наваждение развеялось ещё до того, как она испуганно пролепетала:

— Ваша милость ошиблись…

«Безусловно», — хмыкнул про себя Уль, всматриваясь в черты девушки… девочки. Да почти ребёнка. Ей вряд ли исполнилось больше пятнадцати лет.

Тонкий носик, пушистые ресницы, чуть вытянутое миловидное личико… Действительно внешне похожа на Джайри, но всё не то. От робкого взгляда до неуклюжей позы. Да и в целом перепутать их мог лишь тот, кто видел Серебряную герцогиню лишь мельком. Либо тот, кто ещё не до конца протрезвел после серьёзной пьянки.

— Что ты тут делаешь? — поинтересовался Ульвар.

Серые испуганные глаза захлопали ресницами.

— Его милость подобрал нас с ребёнком и…

Эйдэрд решил поиграть в милосердие? Уже интересно.

— Как тебя зовут?

— Отама…

— Отама, не бойся меня. Я не причиню тебе зла, — мягко и вкрадчиво заметил Ульвар. — Герцог Эйдэрд всегда славился своим милосердием, и раз уж ты здесь, то всё будет хорошо.

— Г-герцог? — перепугалась девочка.

— Да-да. Целый герцог. Тебе с твоим ребёнком ничего не угрожает. Твой благодетель только кажется суровым, но в глубине души у него нежное и милосердное сердце.

Девушка не поняла его едкую иронию.

— Да, — прошептала она. — Его милость очень добр к нам.

«Любовница? — меж тем размышлял Ульвар. — Седина в бороду и всё такое? Да нет, не похоже. Слишком она… Зашугана. Значит, благотворительность или… тоска. Одиночество… Старики так сентиментальны становятся…»

— Пойдём, что-нибудь перекусим, — улыбнулся он. — Я зверски хочу есть, а ты?

Девушка робко улыбнулась и благодарно взглянула на него.

— Я только вымоюсь и переоденусь. Ты не возражаешь? — Ульвар дурашливо подмигнул девчонке.

Та покраснела и опустила взгляд. Нежные щёчки чуть-чуть порозовели.

— Поставь, пожалуйста, чайник на кухне. Если тебе несложно. А остальное приготовим вместе. Но если ты будешь продолжать меня так бояться, то я, пожалуй, сам себя испугаюсь.

Пушистые ресницы взметнулись вверх, и девушка вдруг обнаружила странного гостя совсем рядом. Ульвар легонька нажал на носик-пуговку младенца и состроил ему забавную рожицу. Ребёнок беззубо заулыбался.

— Он… Это его первая улыбка, — ахнула девушка.

Ульвар снова подмигнул ей и прошёл мимо неё в особняк.

«Она боится Эйда, — думал принц, поднимаясь на второй этаж, — и напрасно. И она уже не боится меня, и тоже напрасно. Парадокс».

Новая прекрасная идея уже захватила наследника с головой.

На втором этаже одна из гостевых комнат принадлежала Ульвару. Не то, чтобы официально… Но до того, как Яр отрёкся от прав на престол, наследником Медвежьего щита был младший принц. В те времена Эйд проводил дни и ночи в королевском дворце, и Ульвар оборудовал себе самую светлую комнату с окнами на восток — на Шуггу. А точнее — в сад. Это было стратегически удобное место: он мог видеть всех, кто входил и выходил. Ну а когда Яр принял судьбоносное решение, и они поменялись наследствами, Уль как-то забыл выехать. Всё некогда, и некогда…

Ни Яр, ни Эйд не напоминали и не настаивали.

Ульвар сбросил вещи при входе, вошёл в душ и намылил слипшиеся от грязи волосы мыльным корнем, повернул кран, подставил лицо тёплым струям.

«Все боятся моего отца, — думал наследник, а хорошее настроение возвращалось к нему. — И мою мать. И это так бесконечно глупо! Их бояться даже те, кто был спасён ими… Людской мозг — это жидкая субстанция вроде дерьма козы…». Принц хмыкнул. Метафора получилась желчной, но неверной по сути. И всё же она ему нравилась.

Насвистывая нечто жизнерадостное, Ульвар, ещё мокрый, вышел из душа, распахнул шкаф и переоделся. Принц предпочитал простые, удобные и неброские вещи. А затем сбежал вниз на кухню…

Леолия, уставшая и голодная, приехала в Берлогу далеко за полночь. С утра куда-то пропал наследник, и все доклады, бумаги и недоумевающие ответственные лица свалились на неё. Королева злилась. Именно сегодня она планировала завершить дела пораньше и поужинать с Эйдом. В конце концов, они так давно не общались и…

Куда вообще мог подеваться Ульвар⁈

С другой стороны… Леолия могла гордиться сыном: столько всяческих дел взял на себя её мальчик… Королева старалась справиться с гневном. В конце концов, принц так молод, не удивительно, что он устал и… Но, когда она увидела Ульвара, мило читающего книжку в холле, терпение Леолии дало трещину.

— Добрый вечер, Уль, — произнесла она ледяным голосом.

Принц поднял ярко-голубые глаза и радостно взглянул на мать.

— Правда, она хорошенькая? — отозвался почему-то шёпотом.

Леолия с недоумением взглянула на сына и только тут заметила у него на руках пухлый свёрток.

— Что это?

— Астрея. Тс-с, мам… не разбуди. Отама долго её укачивала, но она всё ещё очень слаба после болезни, и я забрал малышку…

— Кто? — растерялась Леолия.

Она подошла к сыну и только тут обнаружила, что тот держит на коленях малыша, укутанного в голубое одеялко.

— Я сам придумал ей имя, — гордо сообщил Уль.

Леолия заморгала глазами, пытаясь проснуться. Бред какой-то!

— Неужели я тоже был когда-то таким крошечным? — продолжал умиляться наследник, теребя крохотную ручку девочки, и терпение королевы лопнуло.

— Тебя поэтому не было во дворце сегодня? — холодно процедила она. — Ульвар, верни карапуза матери и…

Ульвар удивлённо взглянул на неё:

— Она же спит… Нет, я верну, конечно… А, ты должно быть хочешь есть… Пойдём. Мы с Отамой приготовили еду.

— Вы с Отамой?

— Да. Совершенно чудесная девушка, — сообщил Уль, и на щеках его засияли ямочки. — Такая милая и кроткая… Я теперь спокоен за отца. Пока она с ним, ему будет хорошо. Ты же знаешь, я волновался за него. Слепота сама по себе ужасна — человек чувствует себя слабым и уязвимым. Словно узник в каменном мешке… Тебе подогреть? Сегодня каша и котлетки… Могу сварганить омлет, если хочешь.

— Не надо греть, — растерялась Леолия.

Они вошли в кухню, принц бережно уложил малыша в кресло, заботливо подвернул одеяло.

— Садись, мам. Я накрою. Ну вот, и обычному-то человеку тяжело ослепнуть, а Эйду… Так достаточно или ещё положить? Он же Медведь. Культ силы, полезности, нужности… И вдруг, представь: вечная тьма, и ты никому не нужен…

— Что за чушь!

Ульвар не заметил ей возгласа, пододвинул матери тарелку, сел напротив и, облокотившись о стол, радостно уставился на неё.

— Все при деле, все заняты… А ты — целыми днями один… Нет, это ужасно, мам. Я всё думал, к чему бы отца притянуть, чтобы он не чувствовал себя настолько брошенным. А тут — Отама. И её малышка.

— Она всего лишь служанка, — возразила Леолия.

Ей вдруг резко расхотелось есть. Ульвар тихо рассмеялся.

— Нет, конечно, мам. Ну что ты! Скажешь: служанка. Тут вопрос: кто кому служит… Отама, конечно, из простых, и отец её выгнал из дома… И беременность не пойми от кого… Ну, знаешь, как бывает: люблю не могу, ах, и так далее. А парень оказался полным дерьмом, и вот — позор отца, ну и всё такое, что бывает обычно. Ну и Эйд, понятное дело, он же очень ответственный. Раз подобрал, приютил, то всё — взял под полную ответственность. Увидишь, он ей ещё и мужа хорошего подыщет…

— Эйд всегда был добр, — заметила Леолия и всё же поднесла ложку с кашей ко рту.

— Хотя… Какой ей сейчас муж? Ты тоже так думаешь, да? Да и не надо этого… Пусть лучше в Берлоге живёт. Отцу всё веселее. Не так одиноко. Она же ему как дочка практически. Младшая. Мама, Отти — очень замечательная девушка. Я не только о внешности, ну симпатичная, молодая — таких много. Но вот… Она такая кроткая, нежная, цветочек — а не девушка.

Леолия пристально и с подозрением посмотрела на него.

— Зачем ты мне об этом говоришь?

— Чтобы ты не переживала. Я же вижу, что ты себе места не находишь. Да и ездить каждую ночь из дворца в Берлогу — утомительно… Нет, ну глянь… Она пальчик сосёт… Думаю, надо обустроить её маме комнату рядом со спальней отца… Да, маленькая? Устроим нашей мамаське комнатку? У-у… Глазки приоткрыла! Эйд хоть гулять стал с ними. Нельзя же в четырёх стенах сидеть, как медведь в клетке. А сегодня — представляешь? — сделал маленькой игрушку.

— Игрушку?

Леолия распахнула глаза и с недоумением уставилась на сына.

— Ну, коробочку с семечками внутри. Её трясёшь, и она тарахтит. Астерия очень смеялась. И, знаешь, мне кажется, я заметил улыбку отца. Не уверен, конечно…

Ульвар, наконец, замолчал и, мечтательно улыбаясь, принялся любоваться спящей малюткой.

Леолия почувствовала, как змея ревности выпустила жало в её сердце. Нет, королева, конечно, не думала об измене, но… Леолия вдруг как-то остро почувствовала, что ей уже больше сорока лет, что на шее и лице начали появляться морщины, и овал его уже не столь безупречен… Годы власти ожесточили её, придав характеру жёсткость и властность… А тут — юная девочка, ещё не битая жизнью, не наученная, что любой ближний может быть предателем… Девочка, которая для Эйда может стать дочкой… Не её дочкой…

Королева поднялась.

— Где твой отец?

— Спит. Он несколько суток не спал. Мы его покормили с Отамой и отправили.

— Вы с Отамой? Эйда? Милый, тебе не кажется, что ты слишком много говоришь об этой девушке? Не спорю, она прелестна, наверное…

Лазурные глаза перевели мечтательный взгляд на королеву.

— Да, мам. Очень, — выдохнул Уль. — С ней как-то… светлее, что ли. Она сама светлая, и весь мир рядом с ней меняется. Я сначала удивился, почему отец устроил её в особняке, но сейчас… Никогда не встречал настолько… м-м… небесных душ. Эйду повезло, что богиня привела несчастную в его особняк… Чаю?

— Благодарю, — процедила Леолия. — Доброй ночи, Ульвар. Жду тебя завтра во дворце.

Принц вздохнул.

— Да, мам. Как бы ни было хорошо здесь, наш с тобой долг — там. Нести бремя королевства.

Он подхватил конверт с младенцем и унёсся с кухни. Леолия, прищурившись, посмотрела ему вслед. Ей не нравился этот щенячий восторг, эти неожиданные откровения…

Аппетита не было, и королева устало направилась в их с мужем покои.

Эйд действительно спал. И при виде его такого усталого и такого печального лица, Леолию захлестнула другая волна. Уже не ревности.

Она опустилась на кровать рядом и вгляделась в его тяжёлые черты.

«Ты как будто попал в каменный мешок», — вспомнилось ей.

Леолия нежно провела ладонью по его щеке, покрытой жёсткой, тёмной щетиной. А затем разделась и легла рядом, и могучая лапа накрыла, прижала её к широкой груди. Эйд зарылся лицом в тёмные волосы жены и прошептал:

— Женщина моя…

И Лео выдохнула, всхлипнув. Ей невольно вспомнилось, как на следующее утро после их первой ночи Эйд жарил яичницу с беконом, а она смотрела на него и мечтала жить вдвоём где-нибудь в маленьком домике… И он бы ей готовил, а она бы штопала ему одежду… Глупые мечты влюблённой девочки.

— Но я же не могу оставить королевство, пойми, — прошептала с горечью.

Эйдэрд тяжело вздохнул, не просыпалась, а Леолия закрыла глаза, стараясь удержать слёзы, но они всё текли и текли по щекам…

Или может?