Джайри бежала по лабиринту, спотыкалась, скользила. Она задыхалась от слёз, от страха, от чувства полного одиночества. Кричала, но лабиринт пожирал крики, и девушка не слышала даже саму себя.
Ей нужно попасть в сердце лабиринта! Там её кто-то ждёт. Но кто — Джайри не помнила.
Бег замедлялся, ноги словно наливались тяжестью. Вдруг ей словно шепнули на ухо: «правило правой руки…». Девушка застыла. Она ведь и раньше знала это правило! Знала! Отец рассказывал, когда Джайри была совсем ещё маленькой. Чтобы не заблудиться в лабиринте, нужно от его входа держаться правой рукой за стену и не отпускать. Рано или поздно непременно выйдешь. Главное, чтобы не поздно, чтобы хватило сил дойти.
Надо было так идти от входа. Потому что сейчас, если правая стена окажется внутренней, то вокруг неё можно будет ходить часами, не понимая, что ходишь по кругу.
Джайри задумалась. Сняла с пальца серебряное кольцо, положила на пол. Ей было жаль его не потому, что это было древний фамильный перстень Серебряных королей. Нет. В особняке осталось много фамильных вещей. Там, под нежно мерцающим голубым камнем хранилось сероватое зёрнышко. Стоит его проглотить, и все мучения закончатся разом. Если они, конечно, заканчиваются смертью.
Девушка коснулась правой рукой холодной стены и вздрогнула. Ей показалось, что ледяной камень вытягивает её душу. Или тепло. Она снова пошла, внимательно глядя под ноги. С каждым шагом словно незримая тяжесть придавливала её к земле. Во рту пересохло, горло раздирала засуха. Голова кружилась, и вскоре Джайри не просто касалась стены пальцами, а уже откровенно держалась за неё, чтобы не упасть.
Она не поняла, в какой момент впереди замерцало золотистое свечение. Но догадалась сразу же: «Сердце лабиринта!» Вот только радости не было. Наоборот, душа словно съёжилась, заледенела от ужаса. Джайри внезапно осознала, что совсем не хочет туда попасть, но… Это надо было сделать! Иначе лабиринт станет сниться снова и снова.
Центр лабиринта оказался обычным — круглый каменный зал, без украшений. В полу — люк. Тоже каменный. Люк с кованным изображением чего-то многорукого, выполненного из металла. В бронзовых лапах монстра бился и трепетал золотистый огонёк. «Это — душа… моя душа», — вдруг поняла Джайри и тут же почувствовала резкую боль. Ей показалось, что когтистые лапы чудовища, похожего на паука, впились когтями в её грудь.
Джайри закричала, упав на камень. Но острые кривые когти проникали всё глубже и глубже. Ещё немного — и разорвут на части. «Буду пользоваться тобой… как рабыней, — прошептало чудовище в её уши. — Это — твоё будущее, Джайри. Другого больше не будет.» И снова острая боль пронзила девушку насквозь.
— Джайри!
«Шэн!» — чуть не закричала девушка в голос, но тут же вспомнила: Шэн тоже выбрал не её. Честь. Долг. Решить вопросы с братом… Лис тоже бросил её одну…
— Джайри… Проснись…
Тёплые губы коснулись её лица. Джайри захлебнулась плачем, вздрогнула, выныривая из ледяной бездны. Распахнула глаза и увидела совсем рядом прозрачные глаза Ульвара. Король сидел на корточках. Рядом с ним на полу чадила свеча.
— Джайри… Ты кричала, — снова прошептал он, гладя пальцами левой руки её щёку.
И Джайри внезапно поняла, что всё её лицо — мокрое.
— Лабиринт, — прохрипела она, дрожа. — Уль, мне страшно… Мне так плохо. Так одиноко и страшно…
— Как на Солёных островах? По которому мы бегали в детстве?
— Нет… Высокие стены… чем дольше идёшь, тем выше… И монстр… Живой…
Он вздохнул.
— Так должно было быть, малышка. Пока ты борешься, пока ты воюешь, пока над тобой висит угроза — ты не осознаёшь всего. Ты воин. Как только ты в безопасности — накрывает волна пережитого ужаса.
Джайри глубоко вдохнула, пытаясь отдышаться — она задыхалась. Приподнялась на подушках, посмотрела на друга пустым взглядом.
— Налей мне вина. Пожалуйста.
Ульвар встал, подошёл к столику, налил бокал.
— У тебя такое было? — мрачно спросила девушка, следя за ним.
— Да, — он подал ей бокал. — Мне и до сих пор иногда снится та битва, на которой я лишился руки. Я тогда всерьёз думал, что умру. Мне даже снилось, как я подошёл к замку Смерти. И, знаешь, потом на многое начинаешь смотреть иначе.
Она отхлебнула вина.
— Начинаешь беречь жизнь?
— Нет. Начинаешь понимать, какая это всё хрень, — рассмеялся Ульвар. — Ты вдруг осознаёшь, что, по сути, ты умер. Потому что между секундой и десятками лет нет ни малейшей разницы. Ты — практически мёртв, и все вокруг — такие же трупы. И от того, умрут они чуть раньше, или чуть позже, ничего не изменится. И любовь, честь, благородство, долг и всё вот это… Ты всё равно сдохнешь. И тебе будет плевать: плачет там кто-то о тебе или проклинает.
Джайри закуталась в одеяло и прошептала с тоской:
— Тогда зачем жить, Уль?
— Затем, что это приятно. Приятно бороться и побеждать. Приятно любить. Приятно быть живым, Джай. Просто жить. Намного приятнее, чем быть дохлым.
— Но ты не просто живёшь! Ты — король. Ты живёшь для…
— Потому что мне это нравится. Потому что я — самый умный. Потому что остальные — идиоты, и больше править лошадью, везущей нашей страну, некому.
Он присел к ней на постель, и Джайри подобрала ноги.
— Ты знаешь, почему я отобрал у Яра наследство? Нет, ну кроме той банальной причины, что я хочу быть королём. Я люблю власть. И не хочу, чтобы кто-то имел её надо мной.
— Почему?
Джайри вслушивалась в его голос. Ей было безумно одиноко. Комната давила. В тёмных углах прятались чудовища, ждавшие, пока гость уйдёт. Она посмотрела на свои руки и увидела, что пальцы заметно дрожат. Даже в полумраке заметно.
— Потому что я знаю: Яра будут обожать. А потом что-то произойдёт. Например, он поверит слову чести султана или Иштвана. Или его разведут ещё на чём-то. Например, любимую Лэйду захватят в плен. При всей своей боевой выучке, Яр внезапно обнаружит, что против него все: Иштван, султан, Тинатин и Гленн. Начнётся война, и брат будет доблестно сражаться на поле боя. Но против всех одному ему не справиться… Он поднимет налоги. Вспыхнет бунт… Яр его подавит, и зальёт моё королевство кровью. А потом один из герцогов тупо убьёт его, заманив в ловушку…
Джайри саркастично хмыкнула.
— Знаю, — Ульвар заблестел крупными зубами в улыбке, — звучит как бред. Но, Джай, я бы на месте Иштвана именно так и поступил бы. Заманил бы Яра в ловушку, а затем оттяпал у него, например, Горный щит. Так себе местечко, но для пограничных крепостей сойдёт. Честь и благородство — это правила, которые тебя очень ограничивают. И, если враг знает эти правила, то всегда может сыграть на них. Твой покойный муж, Тивадар, был непредсказуем.
Джайри вздрогнула и запахнулась поплотнее. Тивадар…
— Он был человеком чести и эмоций. В этом была сложность: никогда не знаешь, что в нём одержит вверх: долг, честь или эмоции. Ты знаешь, что после гибели его отца две трети княжества не признали власть сына? Треть — потому что была причастна к гибели старого князя и справедливо опасалась мести со стороны преемника. Треть — потому что обвиняла самого Тивадара в причастности или бездеятельности, в том, что тот допустил гибель отца, не смог предотвратить. Два года длилась междоусобная война, а потом Тивадар предложил решить всё миром. Поклялся, что следующий Золотой дракон будет определён большинством голосов князей. И, на прекраснейшем пиру, длившемся не один день, всех вырезал. Просто в один прекрасный вечер слуги скинули плащи, обнажили спрятанные под ними длинные ножи, и вырезали всех князей, кто был против Тивадара, как отару баранов. Почти всех, тех из мятежников, кто Великому князю поверил. А потом Тивадар, как говорят, стоя по щиколотку в крови и глядя на хрипящих врагов, уточнил: остался ли кто-то против его права. Никто, понятное дело, не возразил. И так князь сдержал своё слово: его избрали оставшимся большинством.
Джайри вздрогнула. Не столько от рассказа, сколько от усмешки, чуть изогнувшей губы короля. Ульвар смотрел не на девушку — вдаль. Задумчиво и равнодушно. И вдруг перевёл взгляд на неё.
— И вот смотри, Джай… Я даже не о том, что Тивадар никак не считал подобное кровавое побоище не совместимым с честью. Как-то оно в нём уживалось. Я о том, что два года шли войны. Не война, а войны. Не только между князем и противниками, а между всеми — у мятежников не было единого лидера. Ты понимаешь, что такое два года непрерывной войны? Сколько это горя и крови? Тогда как раз принцессу Эрику выдали замуж, примерно в то время. То есть, смотри: у нас возник солидный союз на Севере. В Султанате как раз возникло движение алых убийц, и султану резко стало не до северных дел. И, скажу я тебе, Эйд всерьёз рассматривал вариант расширения на восток. Я уже стал наследником, поэтому был посвящён в тайный план введения войск на территорию княжества. Да что там — посвящён, я лично настаивал на немедленном вводе этих самых войск. Сразу после разгрома кровавых всадников. Но главнокомандующий вместе с Советом щитов решили отложить войну до лета. Они хотели дать Тинатину возможность ещё плотнее увязнуть в собственных разборках, и ещё более ослабнуть. Но оказался прав я: Тивадар вывел своё княжество из-под удара, взяв власть одним махом. Там оставалось всего двое или трое мятежных гнёзд. И вот скажи мне, Джай: подлое ли, предательское ли это злодеяние, нарушающее законы чести, или — спасение собственной страны? Тивадар буквально на месяц опередил Эйда.
Джайри не хотела отвечать. И не хотела думать. «А Шэн принимал участие в том кровавом жертвоприношении?» — подумала она. Но спрашивать было нельзя: Уль непременно заметит, что Джайри вспомнила о Шэне…
Она взяла короля за руку, а затем и за вторую, правую. Тяжёлая и бессильная недействующая рука висела плетью. Ульвар не любил, когда её касались. Вздрогнул, но промолчал.
— Уль, не надо, — прошептала девушка дрожащим голосом, — не сейчас. Я не хочу про это всё знать и слышать… Мне кажется, я схожу с ума. Этот лабиринт… Огромный, серый… А в его сердце — паук… Металлический, но живой. И у него свет в лапах… Мне очень страшно. И от твоих слов становится ещё страшнее.
Король наклонился. Поцеловал девушку в лоб.
— Хочешь я позову Отаму? Она побудет с тобой.
Он поднялся, но Джайри неожиданно для самой себя вскрикнула и вцепилась в его ладони.
— Нет! Пожалуйста, не уходи…
И замерла, осознав, что именно сказала. Ульвар внимательно глянул на неё.
— Мне остаться? — переспросил, и голос вдруг охрип. — Джай… Я ведь не сестра милосердия. Я могу говорить о политике, об университете, играть в хозяина ветров, но видеть изгибы твоего тела в пеньюаре, и… Не стану тебя смущать, но вот эта ямочка между ключиц…
— Я знаю.
Джайри била дрожь. В ней словно что-то сломалось. Что-то смелое, отчаянное, бесстрашное. «Всё, что угодно. Только бы не остаться наедине с…». Она побоялась конкретизировать мысль.
— Джайри, — прошептал Ульвар, садясь рядом с ней.
Он коснулся пальцами её щеки, вопросительно заглядывая в глаза. А затем ладонь его скользнула на её затылок. Король наклонился и бережно поцеловал. Продлил поцелуй. Девушке захотелось отпрянуть. Она вспомнила совсем иные губы и иные руки. «Шэн бросил меня», — мрачно напомнила себе. От горячего поцелуя стало легче дышать. Словно тепло разливалось по съёжившемуся от страха телу. Джайри подняла руки и обвила его шею, отвечая на поцелуй.
Она так замёрзла, пока бежала по лабиринту!
Ульвар был достаточно мудр, чтобы не напоминать девушке её же слова, сказанные несколько часов назад: «я всё равно не буду твоей любовницей». Он покрывал мягкими поцелуями её лицо, плечи, и чувствовал, как она дрожит и всхлипывает. На какую-то секунду Уль вдруг подумал, что, может быть, честнее было бы не пользоваться минутной слабостью Джайри, но тотчас выбросил эту мысль из головы. Победу всегда одерживает тот, кто использует слабости противника.
Он спустился поцелуями туда, где сквозь шёлковую ткань проступали её соски. Джайри затрепетала и выгнулась. «К юдарду! — выдохнул Ульвар. — Я сам стану для неё светом и теплом».
— Не надо, — вдруг жалобно прошептала девушка, делая попытку отстраниться, но Ульвар властно удержал.
Он снова поцеловал её в губы, пресекая возможные возражения. И Джайри покорно ответила на требовательный поцелуй. Уль не знал, от чего больше кружится голова: от её близости или от ощущения долгожданной победы.
— Джай, — прошептал хрипло, целуя её ушко, — расслабься. Я тебя не обижу. Вино не поможет. Помогу я.
Она простонала и прижалась к нему, зарываясь пальцами в золотистые волосы.
— Джайри, Джайри, — шептал он, практически хрипя, — моя девочка… Только моя.
Уль чувствовал, как испуганно девушка прижимается к нему. Так, словно он — её единственное спасение. С безнадёжным отчаянием. Это опьяняло. Он осторожно коснулся рукой её бедра, лаская и одновременно поднимая сорочку, и Джайри застонала…
— Налей мне вина, — тихо попросила девушка, когда они, после, лежали рядом.
На ресницах уже не было слёз, но они всё ещё слипались стрелочками.
— Хочешь отпраздновать свою победу? — хмыкнул тот.
— Победу?
— А разве нет? — он обернулся и весело блеснул глазами. — Джай, это парадокс, но только женщина побеждает, сдаваясь. Любимая женщина.
— Но ты всё равно женишься, — ехидно заметила Джайри.
Ульвар отметил эту язвительность. «Уже неплохо. Давай, малышка, возвращайся в строй».
— Причём тут моя женитьба? Брак — это брак. Одна корона женится над другой. По совместительству и то, что под ними находится. Процесс по добыванию наследников схож с занятием любовью, но…
— Уль, — тихо позвала она. — Твоя рука… Сейчас она висит, но…
Король, уже поднявшийся, обернулся и с усмешкой посмотрел на любовницу.
— Заметила? Ты ж моя глазастая.
— Когда?
— Года четыре назад я заметил, что могу чуть-чуть шевелить пальцами. Все эти годы я разрабатывал руку, и, кажется, изобрёл собственный способ оживления мёртвых конечностей, но… Это скучно. Тяжело, больно и безумно скучно.
Джайри приподнялась.
— Но если ты можешь ей действовать, зачем…
— Не то, чтобы… Я могу ей двигать, но не могу даже сжать кулак. Лучше, конечно, чем то, что было.
Он встал, налил в бокал вина, протянул ей и выпил остаток из горлышка.
— Но почему ты продолжаешь делать вид, что она вовсе не работает?
— Ну… Ты же знаешь, что добрый Яр придумал хитрый план? Ему — Лэйда, мне — корона. В том числе и из-за моего увечья. Без правой руки сложно было бы править Медвежьим щитом. Мне нравится Лэйда. Огонь у тебя сестрица. Честно. Но…
— Понятно. А сейчас?
Ульвар рассмеялся.
— Не придумал пока, как повыгоднее использовать чудо моего исцеления. Я привык управляться левой рукой. Вот просто так взять и… Нет, тут нужно что-то вроде: «О, богиня! Дай знак…». Чудеса, знаешь ли, на дороге не валяются. Грех ими раскидываться.
— Циник, — заметила Джайри и одним махом выпила бокал.
— Циник, сволочь и умнейший человек в этом королевстве, — заухмылялся король. — Впрочем, одно без другого не бывает.
«Я по-прежнему тебя люблю…» — зазвучал в её памяти негромкий мягкий голос. Джайри вздрогнула. Снова упала на подушку и, прищурившись, посмотрела на любовника.
— Уль… Скажи честно: Шэн — жив?
Король приподнял бровь.
— Ты… не отдавал приказа его убить?
Напряжённый голос. Глаза — два серых клинка. Где та перепуганная насмерть девушка, отчаянно прижимающаяся к мужчине, как к последней надежде?
— А должен был? — мягко поинтересовался Ульвар. — Была причина мне его убивать?
Взгляды их скрестились. «Мне плевать, первый или третий». Почему — третий?
— Ну, мало ли, — выдохнула Джайри, усмехнувшись. — Всё-таки Шэн — убийца. Может, он для тебя опасен?
Ульвар приподнял обе брови.
— Для меня? Ну что ты, радость моя. Дикий кочевник с извращёнными понятиями о чести. Любопытный экземпляр, безусловно. Буду тебе благодарен, если ты заманишь его к себе на службу. Он ценен, конечно, не стану отрицать.
Джайри опустила ресницы, внимательно разглядывая его лицо. «Не догадался?». Но продолжать расспросы нельзя. Было бы слишком подозрительно.
За окном занималась заря. Ульвар подошёл и сел на подоконник.
— Возвращайся, Джай. Мне так нужен твой проницательный ум. Я так устал от продажных шкур или от людей чести. Тупых, примитивных, уверенных в мудрости собственной тупости.
— И что меня ждёт дальше? — тихо спросила она.
Король пожал плечами.
— Всё будет по-прежнему. Ты и я. И весь мир против нас.