Побеждаю и сдаюсь (СИ)

Глава 18 Ультиматум

— Альдо — единственный сын герцогини Южного щита, — встревоженно заметила Леолия. — Мы не можем его казнить даже за покушение на особу королевской крови. Иначе династия хранителей прервётся.

— Мы и не будем его казнить, — улыбнулся Ульвар.

Его слегка портил распухший нос, из-за которого наследник немного гугнил. Они сидели в королевской ложе городской ратуши и смотрели вниз на толпу, на палача, зевающего на эшафоте.

— Не пойму, что на него нашло?

Принц взглянул в расстроенное лицо матери и пожал плечами:

— Точно не знаю, но, кажется, лорд вообразил, что я сплю с его женой.

— А ты не спишь с его женой?

Ульвар приподнял бровь.

— А надо? Мам, я не настолько туп, чтобы нарываться на подобные неприятности. Я с детства знаю всех детей всех хранителей. Альдо никогда не умел держать себя в руках. Зачем мне подобные осложнения? Из-за юбки… прости, женщины? Эйдис, конечно, красотка, но не настолько же.

— Тогда откуда…

— А вот это интересный вопрос, — Уль кивнул. — Надо найти того, кто мутит воду. Это либо обычный идиот, либо заговорщик. Если идиот, то зачем нам идиоты в королевстве? А если заговорщик… То интересно было бы понять суть заговора. Не беспокойся, я с этим разберусь. И герцогине Ювине передай, чтобы не переживала: Альдо глуп, но Южные герцоги всегда были преданы короне.

Леолия кивнула. Толпа внизу взревела: по улице Обречённых на телеге везли приговорённого.

— Ненавижу присутствовать на казнях, — скривилась королева. — Дурацкий обычай проводить их публично…

— Это — разбойник, насиловавший женщин и детей, мам. После насилия он разрезал им животы, чтобы насладиться криками. Публичная казнь даёт перепуганным людям иллюзию справедливого возмездия и служит назиданием.

— Каков приговор?

— Колесование. Мы должны будем смотреть, как ему переломают кости, а потом…

— Знаю, — Леолия прижала платок к губам. — Он будет вопить, а толпа начнёт кричать проклятья… Как же я от этого устала! Не понимаю, как можно на подобное омерзительное зрелище приходить добровольно?

— Народу нравится, — заметил Уль. — Мам… Ты бледна. Может вернёшься домой, к Эйду?

Он заботливо коснулся её руки. Леолия мрачно взглянула на сына.

— Мам… Я думаю, если в ложе останусь я один, никто ничего не заметит. И потом… женщине…

— Уместна слабость? Мне не нравится, что ты слишком часто напоминаешь мне об этом.

Но наследник видел, что она колеблется. Снизу вновь раздались вопли восторга и ужаса. Должно быть, осуждённый начал свой нелёгкий путь вверх.

— Решайся, — одними губами шепнул Уль.

— Совет гильдий? — напомнила королева, сдаваясь.

— Тряпки, доски, глина, железки, дайте денег? Уверена, что твоё присутствие необходимо?

Новый рёв. Это обречённый просит прощения у толпы, жаждущей зрелища.

— Хорошо, — сдалась Леолия. Поднялась и коснулась пальцами плеча сына. — Спасибо.

И вышла.

Ульвар закрыл глаза, откинувшись на спинку кресла. Он, как и мать, ненавидел королевскую обязанность присутствовать на публичных казнях. Крики боли не вызывали в нём тошноты или дрожи, как у королевы, но и удовольствия не причиняли. Принц понимал: преступление должно влечь наказание. Порой лишь страх перед жестоким воздаянием способен удержать человека от злодейства.

Ульвару не нравилась ненасытность толпы. Однажды принц рискнул и явился на казнь в простой одежде, затесался среди собственных подданных… Потом его долго рвало и мутило, когда Уль вспоминал рожи невинных граждан. То, как милые девушки приоткрывали пальчики — они заслоняли глаза ладонями — чтобы украдкой подсмотреть кровавое зрелище. И вот эта помесь страха и удовольствия, ужаса и жадности на лицах… Люди наряжались на казнь как на праздник. Брали с собой жён, детей. Даже совсем маленьких. Ульвар тогда ещё не был наследником престола, и ему было важно понять, хочет ли он взваливать на себя эту ношу.

«И вы считаете монстром меня?» — кривился Уль.

Монстром наследника называл только он сам. Подданные любили своего златокудрого принца.

Крик боли и новый рёв. Ульвар вздрогнул и начал вспоминать письмо Эйдис. Каждую строчку, каждое слово, каждую букву и запятую.

'Итак, мой принц, я у Медведя. Как та девочка из сказки. Мы с ним смеялись и болтали о детстве, и клянусь, Яр улыбался так беспечно, что на секунду мне стало его даже жаль. А затем принц показал мне башню, где была заточена, по его словам, Руэри… Но все знают, что королева похоронена в королевской усыпальнице. Мне приходится изображать из себя невинную овечку и слушать тысячу восхвалений прекрасной Лэйде. Это было бы безумно скучно, если бы не было столь смешно. Медведь — кремень. Пока не придумала, с какой стороны искать брешь. Верный муж. Слишком верный муж. Говорят, завтра будет сильный снегопад, и милый принц удержал меня от продолжения поездки.

Я соскучилась. Эйдис'.

Глупое письмо женщины, считающей себя коварной.

— Ты вообще собираешься меня спасать? — тихо спросила Джайри.

Ульвар вздохнул. Джайри в свои мысли он не звал. Она явилась сама.

— Собираюсь.

— Когда? Мне плохо, Уль, мне очень плохо.

— Знаю. Потерпи, Джай. Уже скоро.

Она тихонько вздохнула и исчезла. Ульвар поразился своей способности мысленно лгать самому себе. Конечно, он вытащит Джайри из Золотого гнезда. Но не сейчас. Сейчас любимая девушка только помешает его планам. Как ни жестоко это звучит, но, пожалуй, даже хорошо, что Серебряной герцогини нет в Элэйсдэйре. Потом… ей будет плохо, но он её утешит.

Когда казнь была завершена, Ульвар покинул ратушу. Надо было успеть добраться до городского магистрата раньше, чем толпа затопит улицы. Но внезапно принц передумал и велел кучеру везти карету к королевской темнице. До совета гильдий у наследника было не так много времени, но… Ничего, успеет.

— Джайри, — прошептал он, задёрнув занавеску, — ты — моя душа, моя совесть. А вот как раз совесть мне сейчас не нужна.

Когда Ульвар, уже почти без внутреннего содрогания, прошёл в тюрьму, то приказал подать список всех заключённых и причину их заключения. Оказалось, что такого списка нет.

— Так сделайте. А сейчас отведите меня в пыточную. И пусть туда приведут лорда Рандвальда Южного. И палача. Кстати, где поместили лорда?

— В лучшей комнате второго этажа…

— Он имеет возможность общения или хотя бы переглядывания, перекрикивания, перестукивания с Нэйосом, герцогом Шёлка?

— Нет, Ваше высочество…

— Отлично. Разместите их в разных концах тюрьмы, и чтобы окна камер выходили по разные стороны…

— Но тогда у герцога Рандвальда окна будут выходить в тёмный внутренний двор…

— Чудесно. Он не герцог. Пусть выходят во внутренний двор. На прогулку не выпускать. Заключение почётное, но покидать стены своей камеры и разговаривать с кем-либо без моего личного разрешения лорду Рандвальду запрещено.

Комендант почтительно склонился перед своим принцем.

Ульвар торопливо спустился в подвал. Здесь были тяжёлые низкие своды, духота и какой-то неприятный запах. Должно быть, смесь крови, пота и мочи. Принцу подали кресло, он сел и вытянул ноги. Побарабанил по столу, на котором на грубом алом сукне лежали пыточные орудия: щипцы, молоточки, какие-то штуки, похожие на капканы, иглы, железные маски, клещи и много такого, о предназначении которого Уль даже не догадывался. В специальном очаге, необходимом для раскаления металла, жарко полыхал огонь.

Альдо ввели. Он шёл, гордо вскинув голову, и принц едва удержался от усмешки, однако изобразил на своём лице горесть. Лорда поставили перед наследником. Сын Южной герцогини презрительно взглянул на обидчика.

— Садись, Альдо, — Ульвар устало заслонил ладонью лоб. — Перестань на меня так смотреть! Глупо, очень глупо. Почему тебе не пришло в голову сначала обсудить свои претензии со мной наедине? Я бы во всём разобрался. Что за чушь ты нёс про меня и твою жену? Да не стой ты надо мной, садись!

Альдо оглянулся. Но второго кресла не было. Ульвар тоже посмотрел.

— Какого юдарда никто не принёс лорду стула? — рявкнул на стражников. — А это кто? Палач? Зачем?

— Ты лжёшь, — процедил Рандвальд. — Кучер рассказал, как ты запрыгнул в карету к моей жене, и чем вы там занимались… и про особняк тоже рассказал…

— Про Берлогу? — удивился Ульвар.

— Про другой особняк, — зарычал лорд.

Принц вздохнул, потёр лоб.

— Богиня… Альдо, какой другой особняк? М? Что ты несёшь? Ты же знаешь, что я ночую во дворце или в Берлоге. Гм, кучер, говоришь… Послушай, мы действительно встретились с твоей женой, и я даже попросил оказать мне услугу в память старой дружбы…

Уль встал, прошёл и протянул левую руку к огню.

—… вот только совсем не такую, о которой сразу подумал ты.

Внесли стул и поставили позади лорда, но тот остался стоять. Несгибаемый и мрачный.

— Прости, я не мог спросить у тебя разрешения послать твою жену в дальнее путешествие. Это было срочно. Видишь ли… Принцесса… Мне сказали, что у неё есть любовник. И, клянусь, я не знаю никого умнее Эйдис, кто мог бы обо всём этом разузнать наверняка. А подобный оборот, как ты понимаешь… Я, как и ты, терпеть не могу развратных женщин. Вот, видишь, я откровенен с тобой. Эйдис посмеялась и попросила быть меня дарёным отцом вашего ребёнка…

— Ребёнка? — хрипло переспросил Альдо.

— Ну да. Прости, дружище, что о таком ты узнаёшь в таких обстоятельствах и от меня… В общем, понятно, что наша с тобой задача сделать так, чтобы о произошедшем недоразумении твоя жена даже не догадалась. Нам повезло, что сейчас её нет в столице.

Ульвар обернулся и расстроенно взглянул на озадаченного лорда. Рандвальд тяжело опустился на стул.

— Ты можешь дать слово…

Ульвар закатил глаза.

— Хорошо. Не обязан, Альдо, заметь. Твоё требование даже оскорбительно, но, чтобы тебя успокоить: даю тебе слово, что твоя жена не изменяла тебе со мной. Доволен?

Рандвальд вздрогнул и застонал:

— Богиня… что же я натворил!

Сейчас он выглядел так потеряно и несчастно, что даже палачу стало жаль лорда.

— Да уж, — мрачно усмехнулся Уль. — Будь мы с тобой тогда наедине, я бы просто замял эту неприятность. Но сейчас — прости, не могу. Публичное оскорбление наследника престола, угроза убийством…

— Но я не угрожал! Я вызывал тебя на поединок! — возмутился Альдо.

— Однорукого? Нет, дружище, нет. Увы, все слышали, как ты кричал: «я убью тебя». А это, знаешь ли, на выбор: колесование с выниманием внутренностей и публичным их сожжением, или…

Рандвальд побледнел.

— Но ты же…

— Да-да, я же, — хмыкнул Уль. — Я же, я же… Я же говорю, Альдо, произойди всё между нами… Ладно, не переживай. Посиди здесь пока, остудись. Я разберусь. Но мне интересно, почему кучер тебе солгал. Он вообще часто лжёт?

— Да нет, — растерялся Альдо. — Обычный мужик. Жена, пятеро детей… Обычный. Не замечал, чтобы…

— Ясно. Значит, кто-то его подговорил. Может, угрожал жизни детей… Да не переживай ты так, сказал же, что во всём разберусь. Не думаю, что у меня это займёт так уж много времени. А, кстати, кучер с тобой приехал в Шуг?

— Да нет же! Кучер уехал с Эйдис. Ту мерзкую сплетню мне передал дворецкий. Сказал, что ему об этом…

Ульвар приподнял бровь.

— А дворецкий что за тип? Может, это он всё придумал, а свалил на кучера?

Альдо простонал:

— Да не знаю я! Может и придумал. Он же в особняке столичном служит, а я не так часто бываю в Шуге. Если бы не твоё сообщение, что Джайри потерялась и нужна моя помощь…

— Нужна, — кивнул Уль. — Была. Но сейчас помощь нужна тебе. Давай, вспоминай всё, что знаешь про своего дворецкого. Начни с его имени…

После допроса, рассеянно и устало выслушав слова благодарности от приятеля детства, Ульвар поднялся наверх, велел позвал коменданта и, когда тот подал ему требуемый список, углубился в чтение.

— Да, — пробормотал наконец. — Значит, он ещё жив. Отлично.

Забрав важную бумагу, вышел. Небо, словно сито, сеяло мелкий влажный снег. Ульвар запрокинул лицо, жадно глотая снежинки.

— И полюбил принц бедную девушку, и взял её в жёны. И жили они долго и счастливо, — пробормотал он и усмехнулся. — Счастливо и долго это с сыном дровосека, милая.

— Ваше высочество? — переспросил комендант с недоумением.

— У тебя есть сын? — спросил его Ульвар. — Такой, что не привлечёт к себе внимания, но при этом не даст себя в обиду?

— Й-есть…

Комендант растерялся.

— Пусть забежит в трактир «Рыжая кошка», найдёт там громилу по прозвищу Бэг и велит ему ждать меня на набережной перед Берлогой. Прямо сейчас. Моё имя не называй. Пусть скажет Бэгу, что его хочет видеть пьяница, желающий потратить третий золотой. Запомнил? Выполнишь?

— Я не понимаю…

— Этого от тебя и не требуется.

— Да, Ваше высочество. Всё будет в точности исполнено.

Ульвар кивнул и сел в карету.

— Гони, — велел кучеру, — мы опаздываем.

Теперь совет гильдий. Самый первый и важный. Напрасно королева так высокомерно относится к этим, пока ещё робким, торговцам.

Когда Леолия вошла в гостиную, Отама сидела у ног Эйда и рассказывала какую-то сказочку, баюкая на коленях малышку.

—… у вас есть ещё третья дочка. Пусть придёт и примерит туфельку… — донеслось до королевы.

Девушка увидела её первой и смущённо замолчала. В серых глазах задрожал испуг. Эйд обернулся, безошибочно отгадала, чьи слышит шаги, и его лицо вдруг осветилось такой радостью, что сердце Леолии сжалось. Медвежий герцог всегда был скуп на выражение эмоций.

— Отама, — мягко попросил Эйд, — сходи, пожалуйста, на кухню и поторопи повара с обедом. Пусть дополнительно приготовит яичницу с беконом.

Он поднялся из кресла. Девушка, подхватив ребёнка, поспешно выскользнула за дверь, низко склонив голову.

— Разве уже наступил вечер? — тихо спросил Эйд.

Лео, не отвечая, скинула туфельки, подбежала к нему и обняла.

— Нет, — прошептала, запрокинув голову. — Уль отпустил меня, любезно взяв на себя сегодняшние хлопоты. Я так соскучилась! Эйд, я так соскучилась по тебе…

Она потянулась к его губам, он наклонился и поцеловал первым. Как Эйд понял её желание, Леолия не знала, но…

— Представляешь, — прошептала она, когда муж, подхватив её на руки, уверенно, словно не был слеп, нёс в спальню, — Джайри пропала… Уль сказал, что герцогиня ездила в Шёлковый щит по его поручению, и её похитили…

Эйд замер. Недоверчиво нахмурился.

— Кто похитил?

— Это пока не известно. Внуки Шёлкового щита ищут, но… А ещё, Альдо сошёл с ума и напал на Уля, обвинив его в адюльтере с супругой… Он разбил нос принцу. Я даже не знаю, что там предписывают законы за подобное…

Медведь задумался.

— Я бы предположил, что это месть Ульвара, — честно признался он. — Но не припомню, чтобы Альдо когда-либо его оскорблял. До этого случая, разумеется. И не припомню, чтобы их интересы как-либо пересекались. А Ульвар точно не спал с его женой?

Леолия вздохнула:

— В том-то и дело, что нет. Эйд, я перестаю понимать, что происходит. Ювина ужасно расстроится. И я представляю реакцию Ларана… Альдо ведь ему практически как сын…

— Ульвар не хочет просто простить обидчика?

Королева нервно хихикнула:

— В том-то и дело, что хочет. Но всё это произошло публично, понимаешь?

Медведь внёс жену в спальню и закрыл дверь. Поставил её на ковёр, но вместо страстного продолжения отошёл к окну и, наклонив голову, коснулся холодного стекла лбом.

— Эйд? — тихо позвала Леолия. Подошла, обняла и прижалась к могучей спине. — Мне кажется, я старею… Я перестаю понимать, что происходит в этом мире… С тех пор, как ты…

Эйдэрд вдруг обернулся, взял её лицо в ладони, поцеловал лоб и спросил:

— Лео, ты не хочешь передать престол сыну?

Королева поперхнулась.

— Но… он ещё так юн, и… Признаться, я хотела… со временем… Почему ты…

— Мне тебя не хватает, — мягко сказал Медведь. — Очень. Без тебя в этом мире так пусто и холодно.

Леолия вздрогнула, коснулась пальцами его щеки. Из слепых глаз мужа на неё смотрела тревога. Тревога? У Эйда? Королеве стало страшно.

— Ульвар говорил, что ты… как в каменном мешке… Это правда?

— Да.

— Раньше ты говорил, что нет…

— Я лгал. Не хотел вынуждать тебя жертвовать ради меня троном. И вообще жертвовать. Но сейчас я понял, насколько мне без тебя плохо.

— Я… подумаю, — растерялась Леолия. — И… и что мы будем делать, если я… отрекусь от престола?

— Уедем к Яру в Медвежий щит. Ты толком там и не была. Сейчас наступает весна, а горы весной особенно прекрасны. Я покажу тебе озеро Эйс. Оно величественно и огромно, как кусок неба, упавший между гор. Ты же знаешь, что название династии Медвежьих королей, моих предков — Шумейсы — как раз и образовано от Шума, как называют у нас реку Шуггу, и озера Эйс?

Королева с всё возрастающим изумлением смотрела на мужа.

— Эйд, — прошептала она, — я тебя не узнаю!

— Я ослеп и стал слаб. И каждый раз, когда ты уезжаешь во дворец, я не нахожу себе места, понимая, что, если что-то случится, я не смогу тебя защитить. И да, Лео, мне как никогда сейчас страшно за тебя.

Она молча и потрясённо смотрела на мужа, не в силах произнести ни слова. Если бы земля разверзлась под её ногами, оттуда бы вышел довольный король Эстарм, а покойный Америс расцеловал бы сестрёнку в обе щечки, Леолия не удивилась бы настолько сильно.

— Эйд, — прошептала она мягко. — Спасибо, что ты сказал это… Я… подумаю. Честно. Я не могу вот так быстро решиться на такое… Не я выбирала это ярмо, и…

— Решайся быстрее, женщина моя, — мягко перебил Эйд. — Потому что я уезжаю. Мне тяжек воздух столицы. Я соскучился по моему щиту. У тебя три дня, чтобы принять решение. Поутру третьего я уеду. Один или с тобой.

Леолия не нашлась, что ответить ему.