Заканчивалась третья четверть, самая ответственная, как говорили педагоги. Но Глеб, Лиля, Ивасик и Вова, вместо того чтобы готовиться к контрольным, заняты были собственным учеником. Впрочем, в этом обучении было непонятно, кто учителя, кто ученики.
Глеб, большой специалист по красивым фразам, не только сказал, но и потребовал, чтобы Вова записал такую фразу:
— Завря должен писать и читать, если мы хотим, чтобы он стал цивилизованным существом.
— Ка-аким? — даже заикнулся Вова. — Гвилизованным?
— Цивилизованным! — поправил Глеб. — Цивилизация — это мировая культура. Ребята, а может, наш Завря создаст гвилизацию — вот будет здорово: новая цивилизация, которая вышла из семейства Гвилизовых! Но для этого все равно надо уметь писать и читать.
Оторвавшись от «журнала научных записей», Вова сказал со вздохом:
— Кошки вон не пишут, не читают и без всякой гивили- зации поживают — это рифма, да? И без «журнала записей», — прибавил он потише, чтобы Глеб не услышал.
О «журнале записей» Глеб не услышал, зато рассказал про несчастных детей, которые почему-нибудь в первые годы жизни оказались среди одних только животных и животными воспитывались и после не могли ничего говорить и даже ходить не могли научиться, вообще ничему человеческому уже не могли научиться, были «животнее» животных.
— А Маугли? — возразила Лиля. — А Ромул и Рем, которых воспитала волчица, а они потом Рим образовали?
— Сказки! — сказал презрительно Глеб. — Красивые ле-
генды и ничего больше! Воют себе потом по ночам на луну, вот и все эмоции!
— Они по своим животным мамам скучают,— сказал дрожащим голосом Ивасик.
— Ну да, как наш Вова.
— Мама не животное, — вскочил возмущенный Вова и бросил ручку об пол и закричал: — Я все-все расскажу маме!
Насилу его успокоили.
И вдруг За вря, который сидел неподвижно и светил на них то одним теменным, то двумя лицевыми глазами, за- свистел-защелкал-зашипел, а Ивасик перевел:
— Он спрашивает, что это такое — животное.
— Будешь уметь читать — все узнаешь,— строго сказал Завре Глеб, побежал к своему секретеру, вынул книгу и прочел: — «Лишь благодаря языку стала возможна история человечества. И теперь встают перед моим взором герои Гомера («Ну это такой греческий певец»,— быстренько прибавил от себя Глеб), я слышу жалобы Оссиана («Тоже, наверное, певец»), хотя тень певца и тени героев давно уже исчезли с лица Земли... Все, что думали мудрецы давних времен, что когда-либо измыслил дух человеческий, доносит до меня язык. Благодаря языку мыслящая душа моя связана с душой первого, а может быть, и последнего человека на Земле».
— Почему — последнего? — испугался Ивасик.
— Если будет атомная война, — вставил Вова.
— Но, если человеческий язык будет сильный, войны не будет,— пояснил, уже Вове, Глеб и прибавил: — А ты говоришь, кошка! Кошка за войну не отвечает, ей можно быть глупой. Запиши, Вова!
— Я уже поназаписывал на сорок копеек,— проворчал тот.
— А ты запиши себе на носу.
Честное слово, Завря засмеялся — уж этот-то посвист его все они умели различать.
— Запиши да запиши, — все-таки проворчал Вова.— Лучше бы Заврю как следует учили писать!
А вот это, кстати сказать, было совсем не просто — научить писать Заврю. Начать хотя бы с того, что Завря не мог так держать ручку, как люди,— руки у него для этого были слишком выгнуты локтями наружу, никак не писались у него буквы сверху вниз, как положено в чистописании и вообще в написании.
— Так пусть он пишет снизу вверх! — сообразил рассудительный Вова.
Дело пошло. Пошло, но не совсем. Завря сливал буквы. В слоге «МА» наружная черточка «М» и первая черточка «А» были у него одной общей черточкой. И поэтому слово «МАМА» писалось у него так, что оно от слияния черточек загибалось вверх и было неразборчиво — узор какой-то, похожий на иностранное слово NANA, слитое верхушками букв.
Бросились покупать кубики с буквами — уж кубики-то не слепишь, не сольешь, как буквы на бумаге. Долго растолковывали Завре, как сложить имя Ивасик из кубиков-букв, складывали и читали ему протяжно, переводя пальцем с кубика на кубик, упрашивали;
— Ну же, Завренька, сложи сам!
Ни в какую.
А отошли, измучившись, вернулись — у Заври человечек из кубиков-букв выстроен. Не сразу разглядели-сообразили, что человечком-то из шести кубиков выстроено имя Ивасик, только справа налево и снизу вверх;
К
ИСА
ВИ
— Ну чего, пусть так и пишет ,— сказал Вова, — справа
налево и снизу вверх.
— Не знаю, — усомнился Глеб, — конечно, арабы пишут справа налево, но мы же его не арабскому письму учим. И ведь у них строчки все же, как и у нас, читаются сверху вниз. А тут снизу вверх.
— Если книжку с конца писать, так и будет, — заступился за друга Ивасик.
— Пусть писать — мы бы его читали и переводили на правильное письмо. Но читать-то как же он будет?
— Наоборот!
Возник спор — мнения разошлись.
— Рразберемся! — твердил свое Вова.
Но разобраться было совсем не просто. Почему, например, Завря, когда писал на бумаге, все буквы сливал между собой черточками или верхушками, а «Р» писал непременно отдельно? Почему он то, поддаваясь уговорам, писал слева направо, как это положено, а то, упрямясь, опять справа налево, но при этом строчки неизменно начинал снизу страницы и вел вверх? Десятки «почему»! А то, что Завря кубики-буквы никогда не выстраивал в линию, но всегда громоздил их один на другой в фигуры-слова, но и тут сохраняя порядок снизу вверх и справа налево? Из собственного имени он вообще такую фигуру сделал, что как она только не рассыпалась — для этого, правда, ему пришлось нагромоздить после «В» три буквы «Р» вместо одной, а в самом верху, изображая, видимо, его голову, красовался последний кубик с буквой «Я». Иногда в своей «школьной» тетради — да что там иногда, очень часто — Завря писал только согласные, из гласных же признавал лишь «И», «Ы» и «Я».
— И ничего особенного, — удивлялся непонятливости
братьев и сестры Ивасик.— Что говорит, то и пишет. А вы, что ли, по-другому? Что ли, вы у кабардинцев услышите их восемьдесят согласных?
— У кабардинцев — мне все равно. А Заврины звуки я должна различать,— твердо сказала Лиля.
— Сначала научись их говорить, — посоветовал Вова.
И Лиля тренировалась, и тренировался Завря, и тренировался Глеб.
А потом как-то принес Глеб в дом кубик Рубика. Все вдоволь повертели его, пытаясь разбросанные по разным сторонам цвета собрать каждый на одну сторону. У Глеба получалось, у Вовы — нет. Ивасик и Лиля почему-то вообще мало заинтересовались игрушкой. А часа через два кубик забросили и забыли про него. Но не забыл Завря. На каждом малом цветном квадратике он написал букву — все согласные, некоторые и по два раза, и три свои гласные: «Ы», «И», «Я» — как на азбучных кубиках. А потом подбежал к Глебу с кубиком, повертел-повертел его туда-сюда и с тихим свистом-сме- хом протянул. Глеб занят был какой-то книжкой и отмахнулся от Заври:
— Ну, намазюкал! Зачем испортил кубики? Чем Рубика вертеть, учился бы писать лучше. А то только и знаешь: играть.
Иногда на Глеба нападало такое ворчливо-назидательное настроение.
Но Лиля вгляделась и сказала:
— По-моему, здесь что-то написано. Ивасик, правда же?
Ивасик подошел, смотрел минуты две, а потом прочел:
— «ЗВРЯГВИЛЗ». Постойте, где здесь продолжение? Ага: «ВЗКМНЯ». Понятно? Он же подряд пишет и без гласных почти. Получается: «Завря Гвилизов из Камня».
— Врешь! — от неожиданности грубо воскликнул Глеб.
— Если я вру, читай сам: тут еще на четырех сторонах чего-то написано.
Все бросились читать и расшифровывать — насилу расшифровали: «Завря Гвилизов из Камня, читает, пишет, очень умный человек, Завря милый, солнышко».
— Ничего себе, — сказал Глеб, — написать такое послание на кубике Рубика — такое дело изобретателю Рубику не придумать! Завря, а напиши: «Глеб великий ученый».
— И «Лиля циркачка и фокусница»!
Миг — трун, трун, трак-трак, прк-прк, и Завря навертел. Прочли, расшифровали — точно.
— А ведь ему еще и года нет,— сказала Лиля.— Он просто гениален.
Трик-трак, трик-трак, и Завря навертел и это.
— Жаль, что никто, кроме нас, прочесть не может,— молвил не без издевки Вова.
Но на него так дружно накинулись сестра и братья, что он сказал примирительно:
— А чего ему глупым быть, если у него три мозга?
— Откуда ты знаешь, что три?
— У него же три горба,— похлопал Заврю по горбикам Вова. — А у нас только один. — Он хлопнул себя по голове.
— Ну, умен! — сказала насмешливо Лиля. — У верблюда, по-твоему, Вова, тоже три мозга?
— У Заври правда три мозга,— тихо сказал Ивасик.
— В конце концов у нас тоже левый и правый мозг, — задумчиво молвил Глеб.
— А может быть, у него даже шесть мозгов! — воскликнул с восторгом Вова.