Подкидыш

НОВЫЙ ДУДАЧ

А скандал все-таки произошел, и тогда, когда сестра и братья совсем перестали опасаться.

— В субботу гуляли они, как обычно. И вдруг — что это та­кое? — ту-у — пу-пу, ту-у — пу-пу! — недалеко, в парке играл духовой оркестр, словно кто-то болыной-больной гудел и взды­хал, а маленький, но не такой уж и маленький, нежно причи­тал. И теплый весенний день, и облака цветущих деревьев, и нежные молодые листочки — все это словно сливалось в один круг и медленно-медленно обращалось и кружилось. И Завря вдруг вырвал свои ручки из рук Ивасика и Лили, вскочил на ограду парка, прыгнул вниз и бросился к музыкантам. И вот тут-то, может, потому, что Завря соскочил в парк откуда-то сверху, как рысь соскакивает с ветки дерева, а может, потому, что бежал он один, без Ивасика и Лили — бежал на цыпоч­ках, наклонившись вперед и вытянув широкий, короткий хвост, — в парке поднялся визг и переполох. Визжала чья-то нервная мамаша, задудели не в лад трубачи из духового ор­кестра. Кричала какая-то девочка:

— Обезьяна! Мама, поймай!

— Милиция! Милиция! — кричал кассир с каруселей.

Слабонервный трубач бросил свой инструмент и кинулся

наутек. Завре только того и нужно было. Короткой своей лапкой схватил он трубу, сунул в рот да как дунет — загу­дел, как слон в джунглях.

Подоспевшие Гвилизовы попытались отнять у него трубу — не тут-то было, он свистел, щелкал, шипел. От волнения даже Ивасик не мог монять, что говорит Завря. А Завря уже снова схватил в большущий свой рот мундштук трубы и снова загу­дел на весь парк, а может быть, и на весь район города. Вокруг ужасались, любопытствовали, восхищались, поража­лись, бежали к эстраде и от нее.

— Что, что там происходит? — кричали те, что бежали на переполох.

— Фантомасы!

Вокруг эстрады мальчишки кричали:

— Давай, гуди громче!

— Ха-ха-ха!

— Смотри, он тебе по башке даст!

И вдруг новые звуки прорвались сквозь гудение Заври — двузвучная сирена дежурной милицейской машины и сразу, тут же, заливистые милицейские свистки. Завря бросил трубу, но не потому, что испугался и решил бежать, а потому, что новый инструмент его очаровал еще больше, чем труба. Завря поторопился навстречу милиции. Он свистел и щелкал вполне миролюбиво, но при этом уже дергал свисток из рук мили­ционера. Испуганный милиционер замахнулся на него дубин­кой, и с воплем Глеб, Лиля, Ивасик и Вова бросились кто к милиционеру, кто к Завре. Лиля щелкнула языком, затре­щала, свистнула и снова щелкнула. До этого, как она ни ста­ралась, у нее все не получалось говорить по-завриному, она даже плакала от досады. А тут, с испуга, у нее сразу полу­чилось.

— Перестань! — крикнула она по-завриному Завре.

И тот опомнился наконец, даже заметил переполох вокруг себя и уже не пытался отобрать у милиционера свисток, а взялся ручкой своей за руку Ивасика и что-то щебетал и щел­кал ему.

Народу все прибывало. Новые подбегающие спраши­вали:

— Что тут такое? Что случилось?

И те, что стояли с краю толпы и сами ничего не видели, охотно объясняли:

— Хулиганы!

— Новый дудач!

— Тигр-людоед сбежал из цирка — сейчас его свяжут!

— Инкассатора ограбили!

— Сумасшедшие из психбольницы сбежали!

Милиционер между тем пытался завернуть Завре руки за

спину, но они были для этого слишком короткие.

— Вы ему так руки сломаете,— предупредил мрачно Вова.

— Его нельзя трогать,— неуверенно бормотал красный, как рак, Глеб.— Это научное открытие, эксперимент.

— А, так ты тут главный? — обернулся к нему лейтенант милиции.— Виталий, забирай их всех в отделение, там раз­беремся.

А Лиля поглядывала по сторонам, примериваясь, как бы задать стрекача с Заврей. Но люди теснились со всех сторон, и никакого прохода не было.

В это время в расступившуюся вдруг толпу въехал прямо на велосипеде паренек. Впрочем, это только в первую минуту можно было подумать, что паренек. Просто это был очень ху­денький, очень стройный и очень небольшого роста мужчина. И даже не молодой — его волосы, смолоду, видно, черные, сейчас были уже пегие от частой седины. У него были краси­вые пушистые усы, а глаза ярко-голубые. Но главное не это. Мало ли на свете худеньких, стройных, голубоглазых, уса­тых мужчин. Главным было другое — позади него на велоси­педе восседала в штанишках и курточке черная обезьяна с красивым узким носиком, блестящими глазами, пышными бакенбардами и хохолком на макушке, похожем на малень­кую черную корону.

— Завря! — крикнул маленький мужчина, очень ловко и красиво соскакивая с велосипеда, причем руль велосипеда тот­час перехватила обезьянка и сделала несколько быстрых кру­гов по площадке, оттесняя ряды любопытствующих.

На свое имя Завря оглянулся и замер. Ивасик-то видел, что замер Завря, уставившись на обезьянку, но в публике ска­зали понимающе:

— Хозяина боится.

Между тем маленький мужчина обратился к милиционеру:

— Что он тут наделал, мой Завря?

— Это же Дуров,— сказал кто-то в публике.

— Что ты такое говоришь — Дуров давно умер,— возра­зили ему.

— А усы? Из династии Дурова, точно!

— Это дрессировщик Сергеев, а это его артисты,— вме­шался третий голос.

— Так что он тут наделал, наш Завря?

— Что наделал? — смутился милиционер. — Да хулиганил он, ваш артист.

— Прошу вас подробнее, у нас будет с ним об этом особый разговор.

— Схватил трубу, гудел,— неуверенно молвил милицио­нер.

— Как, Завря,— без разрешения? — строго и удивленно спросил Сергеев.

Завря закрутил головой, задвигал сразу чуть не всеми своими складками и засвистел-защелкал.

— Ему очень понравилась труба, нашему Завре,— объяс­нил милиционеру Сергеев.

Ивасик и Лиля не просто переглянулись — они вытаращи­лись друг на друга, потому что именно это прощелкал-про- свистел Завря.

— А вы: «Из камня, из камня», — прошептал Вова. — Он из цирковой группы сбежал, да, Глеб?

Глеб молчал.

— Прошу прощения, что я отпустил нашего Заврю с млад­шими ассистентами,— сказал Сергеев, а Лиля заморгала и за­кусила губу.— Больше это не повторится.

— Но мы должны составить акт, товарищ дрессировщик.

— Простите, нет времени, срывается репетиция и концерт. Дези, вашу ручку, мадемуазель, и поблагодарим публику за внимание! Оп-ля!

И, ухватившись черной ручкой за белую руку Сергеева, обезьянка, не отрывая руки, закувыркалась и даже заулыба­лась, хотя зубы были длинноваты и желтоваты для такого изящного создания.

Милиционеры смеялись и восхищались вместе со всеми. А Глеб уж и не знал, радоваться ему или привычно огор­чаться. Конечно, Сергеев был знаменитым дрессировщиком, и в его группе были не только обезьяны и тигры, но и моржи, и яки, и даже птицы. Но пусть он был знаменитым-раззна- менитейшим, однако стоило ему появиться, и никто уже не смотрел на Заврю. Неужели и в самом деле люди удивляются только тому, чему уже готовы удивиться? А чтобы удивились Завре, нужно по меньшей мере рассказать все, начиная с гро­зовой ночи над морем, с камня, который то становился тя­желым, то легчал. Но ведь, возможно, рассказу бы даже и не поверили, потому что люди верят тому, чему уже готовы по­верить. Эх, если бы... Но Глеб не успел додумать. Сергеев

посадил Заврю и обезьянку на велосипед, а сам пошел рядом, придерживая руль. Глеб, Лиля, Ивасик и Вова шли следом, и все расступались перед ними и переговаривались, Глеб сам слы­шал, что Завря — это дрессированный крокодил, хотя где, спрашивается, такой крокодил, у которого три горба и который ходит на задних лапах! Между тем Завря соскользнул с седла на раму, ручками вцепился в руль, а ноги его как раз дотяну­лись пальцами до педалей. Мужчина помогал Завре держать равновесие и править рулем, обезьяна вскочила на плечи Завре, мальчишки, которые всё бежали следом, закричали:

— Это Сергеев со своей группой!

— Ура!

— А я сразу подумал!

Наконец все зеваки отстали, и тогда Ивасик решился спро­сить:

— Товарищ дрессировщик, откуда вы узнали, что его зо­вут Заврей?

Сергеев улыбнулся:

— Ну, в парке вы так кричали все вчетвером: «Завря! Завря!», — что не расслышать было просто невозможно. Ну, а чтобы не было никаких осложнений, я решил сделать вид, что ваш Завря из моей группы дрессированных зверей.

— А как вы поняли, что сказал вам Завря? — спросил недоверчиво Вова.

— Ну, это было и без слов понятно.

— А мы уж думали, что Завря и правда из цирка.

— А кстати: что, если вашему Завре да и кому-нибудь из вас попробовать выступать в цирке?

Ивасик растерянно заморгал, Вова удивился, а Лиля крик­нула:

— А что, можно?!

Глеб пожал Сергееву руку:

— Мы подумаем и потом скажем вам. Спасибо, что помогли нам в трудной ситуации.

— В самом деле, подумайте, — сказал, уже садясь на ве­лосипед, знаменитый дрессировщик Сергеев. — Занятия и дисциплина вашему питомцу не помешают. А то он у вас еще

чего-нибудь натворит, и тогда, смотришь, какая-нибудь слабо­нервная женщина или суровый мужчина того и гляди стук­нут его чем-нибудь.— И прибавил, подмигнув: — Думаете, в зоопарках железные клетки охраняют публику от зверей? Наоборот, ребята!

И уехал.