— А пол в вагоне не провалится? — спросил испуганно Ивасик.
— А мы подложим, а мы подложим,— приговаривал деловито Глеб, подсовывая под сумку с колесами чемоданы,
— А он... там? — забеспокоилась Лиля.
Глеб раскрыл пошире молнию и под кульками с курагой и изюмом, между банкой с инжирным вареньем и банкой с персиковым нащупал камень.
Да, это был тот самый камень, который нашел в море Глеб после ночной грозы с молниями.
Еще когда в Тихой бухте силач, дернувший на себя камень, опрокинулся, потому что камень оказался неожиданно легок, а мальчишка, пинавший камень, зашиб палец, от того что тот стал неожиданно тяжел, Лиля решила, что во что бы то ни стало увезет этот камень домой и станет выступать с ним как фокусница в цирке. И когда началась паника и папа схватил ее за руку и потащил прочь из Тихой бухты, она испугалась, что теперь ей камня не видать: они-то убежали, а придут в бухту другие и куда-нибудь утянут этот камень, или бросят в море, или возьмут себе. Мама тащила за руки Ива- сика и Вову, папа — ее и Глеба, вещи же бросили на пляже. И тогда Лиля выдернула руку у папы, увернулась от него и бросилась назад на пляж, вроде бы за вещами. Прежде всего она схватила, конечно, сумку, потом наклонилась к камню — о, счастье, камень как раз был легкий. Мгновенно она впихнула его в сумку, кое-что из брошенных ими вещей напихала сверху, а то, что не поместилось, ткнула в песок и под лавку. Так пропали купальник, плавки, панама, очки, косынка и кремы — до них ли было Лиле, если она больше всего в эти минуты боялась, что хитрость ее обнаружится? Все шло, однако, блестяще. Папа уже бежал навстречу. Он ухватил ее за руку, и вскоре они нагнали своих. Потом все выбились из сил и пошли медленнее. Сумку Лиля из рук не выпускала. Они зашли уже за Ящерку, когда сумка вдруг отяжелела и плюхнулась наземь. И тут же плюхнулась на сумку Лиля и так испугалась, что побледнела. Мама бросилась к Лиле, а та только лепетала:
— Сейчас, сейчас я... Только немного посижу.
Папа принялся обмахивать ее шляпой.
— Не волнуйся, мамочка,— сказал он дрожащим голосом. — Девочка просто перекупалась. А потом, мы так бежали. Сумасшедший день. Да еще сумасшедшая ночь — они же сидели в грозу на подоконнике до поздней ночи.
— Бедная моя доченька,— сказала любовно мама.
Вова сильно нахмурился. Он-то нисколько не верил Лиле: конечно, она побледнела, но взгляд у нее был острый, а вовсе не расслабленный. «Я все расскажу маме»,— подумал он, но не знал, что рассказать.
Глеб стоял мрачный, потом вдруг сказал:
— Пока Лиля приходит в себя, я, можно, сбегаю в бухту?
— Не смей! Умоляю! — закричала панически мама.
— Не смей, кому я сказал! — закричал и папа.
— Я знаю, он за камнем, — проворчал Вова.
И тут родители подняли такой крик, что, когда в этом гаме Ивасик сказал спокойно Глебу: «Камень у Лили в сумке»,— кроме Глеба, услышал Ивасика только Вова. От ужаса, что папу и маму не послушали, Вова так надулся, что плечи его взъехали вверх, а глаза вытаращились. «Я все расскажу маме!» — готов уже был он вскричать, когда Глеб оттащил его в сторону и зашептал:
— Молчи, Вова! Разве ты не понимаешь, это же клад. Ты не слышал, как женщина говорила: «Клад нашли!»? Это клад, Вова. Мама сама убедится. Только пока ей лучше не говорить.
— А кто отдаст маме клад? — спросил недоверчиво Вова.
— Конечно, ты. К Новому году.
— О чем вы там шепчетесь? — подозрительно спросила мама.
— Да так...
Ивасик молчал. «Молнии тоже бывают разные,— думал он.— Из тех молний, что принесла вчера ночью Лиля, сделался листик. А этот камень, может, сделался из другой молнии. Когда он хочет взлететь в небо, он делается легким, а когда...» — Но он недодумал.
— Мне уже хорошо, — сказала вдруг Лиля и подхватила свою сумку. Папа хотел взять из рук Лили сумку, но его отвлек каким-то умным вопросом Глеб. И, умно отвечая на умный вопрос, папа забыл про Лилю и сумку. Так Лиля и не выпустила из рук сумку с камнем.
Естественно, в пансионат они камень втаскивать не стали. Во-первых, почти каждый день приходила уборщица. Во-вторых, они ведь и сами не знали, что это за штука. Вова, например, одно твердил:
— Это мина. Всё расскажу маме. Вы глупые дети, никого не слушаетесь. Взорвется, и всё.
Зарыли камень в дальнем углу парка. Организовали караул — на всякий случай, чтобы камень куда-нибудь не исчез. Особенно волновались, когда садовник стал окапывать кусты. Изобразили из себя натуралистов, крутились возле, расспрашивали садовника о его ремесле. Даже помогали ему пропалывать и копать. Садовник очень удивился, когда на другой день в другом месте никто из них даже не подошел к нему.
— Всё на один день! Всё на один день! — бормотал обиженный садовник.
Только Ивасик появился возле садовника. Но, вместо того чтобы помогать, принялся растаскивать из кучи мусора ветки. Он долго думал, правильно ли он делает и не нужно ли веткам сначала сгореть, а потом уже превратиться в молнии, но ведь в природе, думал он, садовников не бывает — значит, превращаются ветки в молнии как-нибудь по-другому.
А Вова продолжал зудеть, что их камень — это все-таки мина. Что ни говори, он действовал на нервы. Глеб подумал- подумал и куда-то исчез.
На другой день в пансионат въехала машина саперов и начала миноискателями прощупывать и проверять пансионатский парк. Проверили, и старший лейтенант закричал:
— Где этот мальчик, который нас вызвал? Я ему уши надеру за такие шуточки! Причудилось, что ли? Никаких снарядов и мин тут и близко нет.
— У нас никогда нигде не было мин,— бормотал расстроенный директор пансионата.— Что за мальчик? Какой мальчик? У нас тут много мальчиков, но таких хулиганов нет,
клянусь своими детьми! Это хулиган с улицы. Уезжайте спокойно, товарищи воины.
— С ума посошли! — возмущался старший лейтенант.— То в Тихую бухту вызывают, кому-то с перегрева почудился там снаряд. То в пансионат.
— Солнце в этом году вредное,— сказал директор пансионата. — Слишком много пятен и повышенная радиация. И вот — то солнечные удары, то ливневые грозы, а то и вовсе хулиганство.
Саперы уже садились в свою машину, когда к ним подбежала Лиля.
— Товарищ старший лейтенант! — бойко крикнула она, прикладывая ладошку к лохматой своей голове. — Оставьте, пожалуйста, бумагу.
— Какую бумагу? — очень удивился старший лейтенант.
— Как положено: «Проверено. Мин нет».
— Ты что, девочка? — удивился еще больше старший лейтенант и потянулся к виску уже не для того, чтобы отдать честь, а чтобы покрутить пальцем, но понял, что это несолидно, и рука у него опустилась.
— Товарищи воины, а правда? — вмешался вдруг директор.— В самом деле, у кого-нибудь опять сделается солнечный удар, кто-нибудь сплетню зловредную пустит, а мы к вашему заключению — пожалуйста: «Проверено. Мин нет».
И, поглядывая на директора так, словно это у него солнечный удар, старший лейтенант написал на принесенной ему фанерке: «Проверено. Мин нет».
К вечеру строгий Глеб ввел, кроме дневных, ночные дежурства — с их балкона был виден угол парка, где они зарыли камень. Как раз он сам дежурил, когда в «квадрате наблюдения* мелькнул человек и юркнул в кусты. Все четверо выскочили за дверь. По лестницам неслись так, что Ивасик два раза упал, а Вова зашиб пальцы. Но никто не плакал — не до того было. Они подбежали как раз в тот момент, когда один мужчина другому передавал через забор какой-то тяжелый сверток.
— Стой! — закричал Глеб. — Стрелять буду! — и поднял игрушечный револьвер.
Младшие братья кричали:
— Грабители!
— Воры!
А Лиля недолго думая вцепилась в сверток. Сверток упал, развернулся, в нем были белые и синие джинсы. Грабители убежали, но джинсы, снятые с чьей-то веревки на балконе, были спасены, и наутро всем детям Гвилизовым объявили в столовой благодарность. Больше всех гордился, конечно, Вова. Он так гордился, что камень ему показался уже совсем не нужен.
Поэтому, когда за день до отъезда всё младшее поколение собралось на экстренное совещание — решить, что делать с камнем, Вова сказал равнодушно:
— Да пусть лежит зарытый. Это совсем и не клад, я знаю.
— Еще чего! — возмутилась Лиля. — Не ты спасал камень, не тебе о нем и решать.
— А если взорвется? — вспомнил из вредности старую свою версию Вова.
— Проверено: мин нет! — хором ответили ему сестра и братья.
— Лиля, — сказал дрогнувшим голосом Ивасик, — пусть он будет твой и мой, этот камень, хорошо?
— Не твой, не мой и не ее! — решительно сказал Глеб. — Он принадлежит науке, этот так называемый камень.— И произнес он это таким голосом, что Лиля и братья замерли.
Подойдя к двери, Глеб посмотрел, не стоит ли кто-нибудь в коридоре, слушая их от нечего делать, как это частенько бывает на отдыхе. Вслед за ним выглянули и младшие. И пока Глеб не оглядел коридор, не закрылся потом изнутри и не отошел в глубь комнаты, все молчали.
— Ну? — не выдержала Лиля, но и тогда Глеб не сразу взялся рассказывать, словно бы приглядывался к ним, стоят ли они того.
— Помните грозу ночью? — сказал он наконец.
— Молнии! — воскликнул Ивасик.
— Дождь хлестал во все стороны! — добавил Вова.
— «Глаз» и зеленая молния,— подытожила Лиля.
Глеб помолчал.
— Кто знает, что такое метеориты? — спросил он.
— Лиля у нас метеор,— вспомнил мамину шутку Вова, но Глеб оставил шутку без внимания.
— Метеоры — это то, что мы видим, а метеориты — это то, что падает с неба. В действительности же это одно и то же — небесные камни.
— Наш камень! — вскрикнула Лиля.
Но и ее восклицание Глеб пока что оставил без внимания.
— Сихотэ-Алинский метеорит взорвался в воздухе и осколками выпал в тайге,— продолжал он.
— Наш камень! — прошептал на этот раз Ивасик.
— Откуда они, эти метеориты? — недоверчиво спросил Вова.
— С неба, Вова, из космоса, — ответил Глеб. — Есть метеорит весом шестьдесят тысяч килограмм. А на месте падения Сихотэ-Алинского метеорита сделан заповедник. Чтобы изучать.
Вредный Вова заметил тут же:
— Вот и нужно отвезти камень туда, где ты его взял, и устроить заповедник.
Ивасик и Лиля сердито взглянули на брата, а Глеб покачал головой:
— Если бы ученые заметили, что был метеорит или, правильнее сказать, болид, они бы уже тут как тут были! А так его или в море унесет, или кто-нибудь необразованный на нем станет колоть орехи. Очень даже просто! А то еще в частный дом утащат и в ограду вцементируют. Тогда его уже никакая наука не найдет!
— Но дело даже не в этом, — медленно и значительно сказал Глеб. — Дело в том, что, возможно, этот камень с... — Он открыл дверь, выглянув в коридор и, вернувшись, потребовал: — Поклянитесь, что сохраните тайну!
— Клянемся, — сказали хором младшие.
— Ты отдельно поклянись, — подозрительно поглядел Глеб, на Вову.
— Почему отдельно? — запротестовал тот.
— А потому.
— А если я не хочу отдельно?
— Тогда выйди за дверь.
Вова тяжело задумался: с одной стороны, трудно это было — не рассказать маме о чем-то серьезном, что-то таить от нее, с другой — ему и любопытна была Глебова тайна. И к тому же боялся он, вдруг Глеб в самом деле откроет что-нибудь величественное и тогда все они прославятся, мама будет ими гордиться, а Вову только жалеть.
— Да клянусь, клянусь я, — сказал он ворчливо.
Но и после этого Глеб не сразу выложил им свою догадку. Сначала он спросил, видел ли кто-нибудь метеорит, который бы каждые десять минут изменял вес. Хотя никто из младших вообще не видел метеоритов, но на этот вопрос они дружно ответили: «Нет». Слышали ли они когда-нибудь о зеленых молниях?
— Зеленый луч бывает,— сказала Лиля.
— Но не молния, — оборвал ее Глеб. — Слышал ли кто-нибудь когда-нибудь о темных, нераскаленных метеоритах? И, может быть, Лиля скажет, что за глаз она видела в небе? И, пожалуйста, натуралистически подробно!
— Ну, он был продолговатый...
— А зрачок у него бегал вокруг глаза,— вдруг перебил Вова.
Ивасик и Лиля дружно рассмеялись, но Глеб одобрил:
— Молодец, Вова! Ты можешь стать большим ученым, если не зароешь дар своей наблюдательности в землю.
— Как мы камень, — прошептал Ивасик.
— Нет, мы его не оставим зарытым,— торжественно пообещал Глеб. — Терпение, ребята, еще несколько вопросов. Почему вы сказали «глаз», а не «звезда», например, или та же «молния»?
— Молния освещает, а глаз не освещал,— объяснила Лиля.
— Как же вы его рассмотрели?
— Он сам светился, — сказал Вова.
— Светился, но не освещал? — допытывался Глеб. — Если окно светится, то оно и вокруг освещает, правда же?
— А глаза светятся, но не освещают, — опять сказал Вова, и опять Глеб на него посмотрел с одобрением.
— Так вот, это был не глаз, а... инопланетный корабль.
И камень наш не метеорит, а...
— Каменное письмо, — прошептал Ивасик.
— Может быть, письмо, может быть, исследовательский зонд, а может быть, осколок,— сказал Глеб.— Потому что сам корабль, наверное, взорвался. Как Тунгусский феномен, назовем это так!
Младшие сидели пораженные. Даже о Тунгусском «феномене» не расспрашивали. И, когда Глеб поставил на голосование вопрос, что делать с камнем, все четверо единогласно проголосовали за то, чтобы половину банок с вареньем, заготовленных мамой на отдыхе, спрятать в парке, а вместо них поместить в сумку на колесиках камень, хорошенько его замаскировав. На вокзал выехать заранее, имея в виду, что камень периодически утяжеляется, во время вынужденных остановок разыгрывать приступы слабости или чего-нибудь еще, а вернувшись домой, спрятать камень где-нибудь в квартире. До лучших времен, как сказал Глеб.