Полихромный ноктюрн

10. Штурм. Витрувианские люди в поисках ответа

Андер Микгриб ехал к Бургомистру, потирал руками выцветшие глаза на почти высушенном лице. Волнение не побрезговало пометить его облик своей хваткой. Пытаясь разжать незримые тиски, старался угадать для чего именно Шестипалый созывает вермундов на этот раз. Каждая попытка размышлять спотыкалась об страх появление того самого одноглазого ловчего. Если бродяга объявился, все достижения оставят после себя только шрам, как это произошло с усадьбой Ванригтен. И то, по его мнению, подобный исход ожидал лишь в лучшем случае. Острый меч вероятности потерять всё, чего добился в жизни, навис над ним. От падения клинок удерживала пара слов одного человека. Ночные гуляния, что захлёбывались погаными заклинаниями, беспокоили его чуть менее чем нисколько.

Подъезжая к резиденции, где когда-то обитал астроном-отшельник, Микгриб посмотрел на ротонду сквозь призму своей усталости и увидел движение. Не человек, а скорее его тень стояла на самом верху и, держа в руках предмет цилиндрической формы, смотрела на небесный океан. Через силуэт пролетела птица, и тот исчез, разлился.

Извозчик остановил карету, седок ненадолго замер, поддался фантазии или же воспоминаниям. Выполз наружу и заметил того выскочку, что поднимался по ступеням старинной постройки. Тот с невозмутимым видом нёс ящичек. Больше всего выделялся сыреющий изнутри мешок. Оторопь волной захлестнула Микгриба, почти поглотила его. Вскоре слабость отступила. Долго выдохнув, побрёл внутрь, дав в очередной раз себе обещание перестать злоупотреблять целебными тониками. Разве не так обычно заканчивается мимолётное желание избавиться от пристрастия, что притворяется необходимостью или же собственным выбором?

Вермунды в большом зале без окон вглядывались в огни настенных канделябров, концентрировались, прикладывали усилия, чтобы сохранить ясность ума; та им пригодится перед грядущим. Из дальней комнаты, где завершилось заседание совета, вышел Бургомистр. Если его внутричерепная медуза и кипела после проведённых там разговоров, то не подавал тому и вида. Непоколебимое спокойствие было на своём привычном месте. Предстал перед собравшимися гвардейцами, коих в Оренктоне осталось чуть меньше половины: остальные помогали в обучении солдат союзников и принимали непосредственное участие в боях против Министерства. Из мешка в его руке сочилась алая роса. Когда капли звонко прикоснулись к полу, он заговорил, перестав терпеть промедление, вызванное сомнениями.

— Всем вам известно о похищениях людей и ночных криках. Сперва… была необходимость узнать, кто за этим стоит и чего добивается. В нашем случае нельзя недооценивать врага, потому что Министерство коварно, а на полях сражений наши солдаты перешёптываются о легионе Дома Игнаадарий. Почти всё наше внимание было приковано к этим фанатикам, что присягнули на верность Садонику. Они полностью оправдывают свой герб с окутанной пламенем ящерицей. Выжигают всё на своём пути, оставляют угольные пустоши. Но сегодня мной были получены доказательства… доказательства того, что медлить больше нельзя. Пока наши люди там сражаются за будущее государства, мы защитим настоящее здесь. Пришло время исполнить свой долг перед жителями. И перед самими собой.

Услышав о Игнаадарий, некоторые вермунды опустили взгляды — представили любимое развлечение благородных потомков Первых из столицы, которые пытали своих врагов, а потом, попивая вино, смотрели на их горящую плоть. Некогда Игнаадарий поклялись государю Венн, что посадят своего внутреннего зверя в клетку, дабы не допускать подобной жестокости. Но клятва, по всей видимости, долго не продержалась, пламенный ящер сорвался с поводка.

Пока одни мундиры отмахивались от собственных представлений о смерти в огне, другие оживились, в их глазах засияли угольки. Неужели это был азарт?

— Так кто наш враг, наёмники, сам спецотдел Министерства, или же фанатики? Народ болтает весь день, что те людоеды появились вновь, — проговорил мундир из первого ряда.

— Бургомистр, почему бы легионом Игнаадарий не заняться Графу Фалконет? — вопросил вермунд из второго. — В его гвардии искусные бойцы, чья манера ведения боя ужасает. Двигаются так, будто сломана каждая кость, от того практически невозможно предугадать момент атаки. Клинки просто плавают и раз! Уже поздно что-то делать. К тому же, они носят окровавленную кожу своих врагов. Пусть Игнаадарий захлебнуться своим же дыханием от ужаса. Или от старых времён остался лишь герб с насаженным на кол человеком?

— Нет, они и сейчас, точно нежить. Я слышал о их штурме крепости. Ни лязгов, ни криков. В тиши захватили, — проголосил тот, слева от предыдущего.

— Бургомистр, этот мешок, что в нём? — донеслось с заднего ряда.

— Тишина! — рявкнул Рэмтор и щёлкнул челюстью. — Заскулили как побитые щенки. Даю вам шанс найти своё достоинство и больше не забывать о нём, — услышав гул безмолвия, достал из мешка красный обломок. — Это фрагмент маски. Её сегодня принёс наш друг и союзник — Грегор. Разбил морду её носителя и узнал, что враг проник в библиотеку, устраивает там ритуалы. Это вовсе не Умастители, не те выродки, которые проводили свои обряды, пытаясь одновременно угадить двум так называемым божкам плодородия и разложения. А нечто иное…

— Значит, мы пойдём на штурм библиотеки? Но кто нам всё-таки будет там противостоять? Неужели «книжные черви» наелись букв и возомнили себя неизвестно кем? — произнёс тот же самый мундир, иногда с подозрением поглядывая на джентльмена в цилиндре.

— Такие маски носят аколиты Астрологов. Они в ответе за смерти наших людей. А потому, да — сегодня мы ворвемся в обитель знаний Оренктона, чтобы остановитьбезумных культистов.

— Какой у нас план? Не выкатывать же нам пушки мортирного расчёта? — донеслось от Микгриба.

— Мастер Шылдман сделал для вас новое огневое оружие. Его немного, но всё же. Когда мы закончим, получите мушкетоны. Помощники мастера уже ждут, они быстро научать вас правильно ими пользоваться…

— Про мечи не забудьте, — добавил доверенное лицо Бургомистра. — Пара сойдёт. Нужен длинный и короткий. Последний пригодится. Коридоры в бою иногда кажутся шире, чем они есть. Помните об этом. Иначе можете нелепо погибнуть. Вряд ли кто-нибудь из вас хочет, чтобы на надгробной плите было написало «Отважно дрался со стенкой».

— Да, это… что касается оружия, — продолжил Рэмтор. — Теперь следующее. Каждый второй вермунд вместе с констеблями перекроют улицы вокруг библиотеки. Остальные пойдут с нами внутрь. Но все без исключения выпьете это перед началом, — он достал сундук с маленькими склянками, их на половину наполняла пепельная жидкость.

— Что это? — вопросил Хидунг, потирая свой нос.

— Это не ром… и даже не слёзы Шихи, а простая успокоительная настойка. Я посоветовал её раздать, — сказал Грегор, потом поправил цилиндр и жутко улыбнулся. — Средства могло быть и больше, но сроки нас ограничивают. Так же… советую накинуть на мундир плотную ткань, которую можно быстро скинуть с себя.

— А зачем нам успокоительное? Может… ещё заварим чай с ромашкой? — прозвучало от Микгриба.

Шестипалый сдержал себя в руках, обуздал скоротечный порыв гнева, разожженный несерьёзным отношением к предстоящему бою. Это далось ему нелегко, сложнее, чем думал. Вероятно, всё из-за сомнений, порождённых словами охотника в цилиндре. Вермунды впервые в жизни столкнутся с таким врагом, что поджидает в библиотеке. Самые настоящие чудовища. К такому так просто не подготовиться. Несмотря на это, глава всё же ведёт всех прямо в их логово.

— Чтобы твоё тело не предало тебя в решающий момент. Чтобы корабль твоего разума, получив пробоину ниже ватерлинии, не пошёл ко дну, — с серьёзным видом проговорил он, щёлкнув челюстью. Так что сейчас не время шутить. Даже для разрядки. Теперь о тех, кто остаётся на улицах. Повторюсь, вы также вооружаетесь и принимаете настойку, но ещё берёте… свистки. Если увидите кого-то или же… что-то, то свистом предупреждаете остальных. Весь район должен быть под контролем. Все поняли? Начнём с заходом солнца.

— Будет сделано! — громко ответили присутствующие. — А почему мы ждём ночь? — с недоумением проскрипел один из гвардейцев. — Темно же будет, ничего не увидим…

— Время на подготовку, — вмешался Хидунг. — Или ты уже умеешь пользоваться новым оружием? Не думаю…

Грегор с почти демонстративным безразличием закурил трубку.

— Как-то раз путь привёл меня в деревушку на окраинах Денрифа. Там был рослый крестьянин, хвастался своей силой и отвагой. Играл мускулами. Со всей ответственностью убеждал окружающих, что, мол, любого сломает об колено. Но потом случайность предоставила ему такую возможность. Услышав крики своей жены и ребёнка, рванул к мельнице. Оттуда звали на помощь. Но силач остановился, обмяк, когда увидел, что к мельнице приближается уродливая тварь. Яжма выползла из Межутковых земель и решила накормить своё отродье. Здоровяк схватил камень. Нет, не бросился ломать Яжму об колено, чтобы спасти своих любимых, а просто начал бить себе в висок. Забавно. Удар, удар и ещё удар. И падает на траву. Вот такой он выбор сделал. А что выберут жители Оренктона, если увидят нечто похожее?

— Не знаю никаких Яшпм, — пробурчал Хидунг. — Для чужака слишком много себе позволяешь. Стоишь перед нами и рассказываешь небылицы, намекаешь на трусость оренктонцев. Кто ты вообще такой?

— Не слышал своего Бургомистра? Я — друг и союзник. Какое из этих слов тебе не понятно?

— Этого недостаточно. Любой может притвориться союзником, скрывая свои истинные намерения. Может с нами в бой пойдёт Министерский засланец, а мы ни сном ни духом не знает об этом. Разве мы можем допустить такую неосторожность? Не доверяю я тебе. И вообще, лицо у тебя знакомое, похоже на лицо мертвеца…

Грегор неспешно приблизился к нему, встал напротив. Высокий воротник закрывал лицо до кончика носа, головной убор из бобрового фетра прикрывал лоб. В пространстве между ними раздражённо сверкнули синие глаза.

— Доверять? Это не вопрос доверия, — произнёс он. — Есть субординация и присяга. Вот о чём тебе следует помнить. В конце концов… я же не собираюсь жениться на твоей дочери. Или у тебя иные планы? Если уж так, то извини. Прямо сейчас исправлюсь. Имя моё… тебе известно. Я выращиваю единорогов, регулярно курю трубку, мой рост — около шести футов, люблю пить вино и гулять по лесу во время дождя. Ещё… искренне верю, что Озеро Мундус ценит человеческие жизни, ведь все мы так важны для этого мира. О, чуть не забыл… мечтаю сделать что-нибудь значимое, чтобы меня признали и помнили после смерти. Ну вот, думаю, для начала достаточно.

— Ты смеёшься надо мной, чужак?! — вскипел вермунд. — Вместо пустой болтовни, лучше расскажи, почему после твоего появления… над городом уж слишком много ворон разлеталось!

— Хидунг, довольно, — вмешался Рэмтор. — Лучше оставь гнев для врагов. А сейчас иди, подыши, остынь.

Тот хмыкнул и вышел за дверь.

— Какой жирный намёк тут прозвучал. Теперь ваши мысли шепчут вам… уж не Ворон ли перед нами? У-у, жуть какая. Тогда сегодня с вами в бой пойдёт живой религиозный миф. У тех, кто верит в это, я спрошу. Сейчас на кону будущее. Разве вы позволите мифу из прошлого сражаться в одиночку за него? А остальным скажу следующее… когда окажемся внутри, настоятельно рекомендую не геройствовать. Холодный ум и крепкая рука — вот ваши верные союзники. Забудьте истории о подвигах. Жизнь далека от идеалов. Говорят, что каждый второй, так называемый подвиг — вымысел для разговоров в тавернах. Но откуда начинать считать? Но да ладно, сегодня вы увидите нечто захватывающее. Оно разрушит ваше представление о мире. Нужно суметь удержать себя от падения в яму безумия. Тогда получите шанс на перерождение. Вам это может пригодиться в дальнейшем. Поэтому держитесь вместе и следите друг за другом. Бой проходит спокойнее, когда спину прикрывают.

Одна из дверей приоткрылась. От туда выглянул подчинённый мастера Шылдмана.

— Теперь идите и готовьтесь, — скомандовал Бургомистр. — Ты им не по нраву, пекарь.

— Как я это переживу, не знаю. Потом прогуляюсь под дождём, чтобы слёзки никто не видел.

— О, да, это поможет. Ещё неплохо бы сделать что-нибудь с твоим видом.

— А что с ним не так? — озадачился Грегор, наклонив голову слегка вбок. — Вполне прилично выгляжу.

— Твои глаза похожи на глаза чудовища, которое выглядывает из-под крышки колодца. Немудрено, что им не по себе.

— Если им этого достаточно для невыполнения своего долга, то пусть и не начинают. В библиотеке не будет врагов… к каким они привыкли. Часть твоей гвардии погибнет сегодня. Кого-то разорвут на части, кого-то просто сожгут смердящей слюной. Кожа будет пузыриться, таять и растекаться…

— Если бы ты мог пойти один, пошёл бы. Но сейчас твой поход в одиночку не принесёт необходимых результатов. А лишь заберёт твою жизнь. Ну, порубишь десяток культистов, и всё. А дальше? Я видел будущее прошлого через Сердце. Теперь отдам жизнь, чтобы ничего похожего не случилось сейчас. Потому идём все вместе. Можешь чего-то не договаривать. Я понимаю. Но сегодня МЫ будем в библиотеке. И уж извиняйте, смотрители, — тишины там не будет.

— Лучше и не скажешь.

— Я репетировал. Примерно… полтора раза. А то негоже запинаться неуверенно перед таким важным действием, — отшутился Рэмтор. — Кстати, тут вспомнил одно выражение, поскрести по сусекам. У тебя, случайно, нет на примете того, кто мог бы нам помочь?

— Рамдверт и Вальдер далеко. Вероятно, уже разрушили Монетный двор. И слух об этом скоро долетит до земель Оринга. Ещё… можем встретить сильного союзника, но уже внутри. Хотя…маловероятно. А почему ты спрашиваешь?

— Перед совещанием получил весточку. Ловчий видел сапожника, который спустился в тоннели под городом, а потом вышел с мешком. Никого не напоминает?

— Этот сапожник подчищает подземелье. Всего нас трое в Оренктоне. Каждый делает своё дело. Поэтому пойдём без них. Мог бы обратиться за помощью к Дому, повёрнутому на идеальной внешности. Вроде же как твой дальний родственник жил в этой резиденции.

— Глава Дома Халиод сказал, что помощь будет. Но не уточнил какая. Видимо, всё ещё не выносит вида моих идеальных пальцев.

Неподалёку от них круглый столик. На нём — поднос с винным кувшином и несколько кубков. Грегор наполнил два и протянул один Рэмтору. Тот немного удивился, но принял его.

— Ты вне их Дома, я понял. Тогда выпьем за шрамы, — проговорил джентльмен.

— За шрамы, — повторил второй, и оба подняли кубки, а после осушили их.

— Неплохое вино. Нужно будет повторить. Но сначала отпестуем врага сильнее, чем следует.

— Лучше и не скажешь…

Бескрайние тучи закрыла небо. Ни единого огонька, даже полная луна не могла прорваться через такую толщу. Мрак залил собой улицы; как чёрная краска молочно-белую бумагу, брызги останавливались лишь скромным светом фонарей. Умей они говорить понятным человеческому уху языком, точно потребовали бы надбавки к жалованию за старания. Точно такие же требования безмолвно пенились в подкорке Микгриба. Он вместе с остальными подошёл к культурному наследию Оренктона. Каждый вооружился, как и было рекомендовано, ещё накинули на себя тёмные пыльники. Ветер скользил по ним, нашёптывал, пытался пробрать до костей. Но его опередило ожидание, оно это сделало за него. Группа выстроилась у подножия лестницы. Все проверяли готовность оружия и ждали команды.

Шестипалый держал необычный мушкетон, как говорили — способен делать около двенадцати выстрелов без необходимости в перезарядке; на цевье выгравирована надпись: «Меня убьёт лишь нерождённый». Те, кто видел этот превосходящий все ожидания инструмент, после танца недоумения с восхищением, предполагали: это не иначе как Орден Эво, присуждённый и дарованный самим Государем. Ни одному луку, ни одному арбалету не тягаться с таким даром. Щёлкнув челюстью, кавалер Ордена достал склянку с жидким пеплом. Опустошил её за один глоток, затем поднял руку и дал гвардейцам команду принять успокоительное. Когда исполнили приказ — по их лицам легко считывалось некоторое омерзение, которое ощутили на языках. Среди них даже нашлись ценители подобного букета.

Грегор находился возле, был собран, бесстрастен, безмятежен, словно корни величественного дуба в безветренную погоду. Закалённые опытом мужчины оказались не такими уж и закалёнными; разумеется, относительно. Смотрели на пришлого и учились необычному глухому спокойствию; разве что за исключением некоторых. Хидунг не сводил с него глаз в надежде найти подтверждение своим подозрениям. Поглядывал осторожно, старался держать плохие мысли в узде, чтобы бы его взгляд не почувствовали. Хидунг, крестьянский сын, верил, что именно из-за них взгляд затачивается кинжалом, а не ложится мягким пером.

Ни с того ни с сего тот, в ком виделся Ворон, задумчиво провёл согнутым пальцем по подбородку, вглядываясь в тень здания, замер, что-то тихо сказал, а потом неожиданно отошёл в сторону и там растворился во мраке. Микгрибу показалось странным, что перед самым началом он покинул их, взял и сбежал. Изобразив надменную гримасу, заподозрил наглого чужака в очковтирательстве, трусости. В черепной коробке бывшего констебля живым клубком из червей зашевелился вопрос: почему Глава выбрал своим представителем именно этого выскочку, показавшего свою истинную натуру в решающий момент. Неужели не нашлось никого получше? Упав в раздумья, смачно харкнул, некоторые неодобрительно махнули головой, дикарство помешало им прислушиваться.

Ветер усилился, быстролётно заревел и тут же затих. Пошёл дождь. Сначала покрапывал, но спустя какое-то мгновение тревожного ожидания обрушился стеной множества капель. Такой ливень уменьшал дальность обзора. На расстоянии десяти шагов ничего не видно. В воздухе пахло совсем не свежестью, а скорее напротив, словно разворотили выгребную яму целых поколений. С каждой секундой зловоние усиливалось; могло показаться, недалёк тот момент, когда оно обретёт неописуемую физическую форму, чтобы схватить дышащих за горло.

Рэмтор толкнул ногой дверь и вошёл в книгохранилище. Вермунды последовали за ним, почти не издавая звуков своими шагами. Не зря в ходу было выражение: «на мягких лапах». В момент перешагивания порога могли и ощутили опасность, она точно притаилась внутри. Проникнув в неосвещённый вестибюль, зажгли огни стенников, факелов и ручных фонарей. Каждый источник света важен в таких потёмках. Группа аккуратно продолжала шагать по стезе, пока с улицы не донеслись выстрелы, а затем накатила волна свистов. Они хаотично исходили со всех сторон. Свистки точно рвали свои глотки. Спустя череду мгновений, к ним присоединились голоса битвы и надрывистые крики. Один из исполнителей, не веря собственным ушам, подлетел к двери, но того входа уже не было. Его обволокла покрытая гнойными выделениями мясная масса. Она дрожала. То растекалась, то затвердевала. Трещинки кракелюра тонкими ниточками расползались и вверх, и вниз, выводилибессмысленные каракули. Бургомистр приказал не останавливаться — следовать за ним, продолжать продвижение в глубины библиотеки, чтобы не терять драгоценное время. Промедления в сложившейся ситуации стали непозволительной роскошью.

Всё вокруг покрывалось многовековой трясиной, что погребла в своём чреве множество жизней. Дверные проёмы больше напоминали рваные раны на теле. Древний смрад с каждым вздохом всё сильнее жалил лёгкие, тем самым вышибал всякое желание продолжать проникновение. Все с трудом сдерживали рвотные позывы; когда усилий становилось недостаточно, начинали замечать на языках вкус успокоительного средства. Тут неволей вспоминались Рефлекты, места, запомнившие чудовищные издёвки планиды; такие повороты не забыть даже камню. Всё внутри библиотеки, точно — поле Кодулеж, где сама почва стала желудком павшего гиганта, не знающего сытости.

Микгриб замыкающим топтался в хвосте. На плече новое огневое оружие, а в ладони рукоять меча длинного простого, надёжного. Сын своего отца готов в любой момент обнажить его, применить против врагов. Чем больше таких падёт, тем ближе станет его цель. Так ему думалось, казалось весьма правдоподобным, ведь стоит отличиться, достигнуть, и награда не заставит себя ждать. Эта награда послужит следующей ступенью лестницы, где наверху сияет оно самое. Вот такой невидимый проводник помогал ему идти по внутренностям библиотеки. Услышав что-то схожее с кряхтением выпивохи и его потугами сдержать низвержение лишней алкашки, которая лезет через горло, пугливо провёл факелом. Пробегаясь по стене, его взор споткнулся об блеск. Из вертикальной торчало нечто бесценное — часть непростительно дорогой статуэтки. Недолго думая, ухватился и потащил на себя. Не поддавалась, крепко засела. Однако всё-таки сумел убедиться в том, что нашёл творение мастера Трегидафора. Лучшего сокровища ещё поискать — так думал он и уже тратил вырученные монеты. Желая получить подарённую судьбой находку, напрягся, потянул изо всех сил. Первый рывок, второй, третий и что-то дёрнуло уже его, затащило в стену.

Заплутав в непонятно откуда взявшихся коридорах, не встретили ни одного врага. Тьма, вонь, да и только. После следующего перехода наткнулись на бездыханное тело в красной маске. Алые лужицы и брызги повсюду. Аколита выжали как старые портки, а его посохом прибили к стене другого культиста с оторванными губами. Древко прошло через глазницу. Нечастое зрелище, особенно с учётом игр теней, которые, извиваясь, на миг оживляли неживое. Вермунды осмотрелимертвецов, дабы понять, кто с ними так любезно обошелся. Но не единой догадки. Их обескураженность не знала границ, как уходящая в небо яма. Неужели Астрологи начали убивать друг друга, или же объявился зверь покрупнее? Им этого не известно. Только Хидунг подпитывал свои подозрения.

Лица участников группы похмурнели ещё сильнее. Обнажили мечи, стянули с плеч мушкетоны. Так и продолжили, пока не вошли в главный зал бочкообразной постройки. Всюду уродливые статуи, вылепленные из ила болотных вод воображения безумца. Выгибаясь неестественным образом и изредка подёргиваясь, смотрели наверх, там висело на цепях громоздкое. Замок похожий на вывернутого человека не позволял сердцеподобному кокону упасть. Именно это рассмотрели вермунды во тьме.

Между изваяниями скользил отрешённый аколит, игнорировал городских защитников и тихо напевал непонятную песню, посматривая на верхние этажи. Ещё один масочник застыл возле стеллажей, точно книгочей-сноходец, выбирал новый мир для своих мыслей. Застыв напротив многоярусной книжной полки, пребывал в неком трансе. Рэмтор выставил ладонь, дал немой приказ: не шуметь, готовиться к бою, занять нужные позиции для открытия первого огня. А сам подкрался ближе, заглянул через плечо эскаписта. На полке вместо книг разложены зрительные яблоки с хвостом из сплетений волокон. Новорождённая разновидность испуга тянула свои кривые ручонки к горлу. Тут возле стены появилась женщина, нацепившая на себя всё содержимое своего гардеробного шкафа. «Луковичная» подняла с пола книгу и сразу же начала её пожирать как какой-нибудь деликатес, приготовленный лучшим из кулинаров. Страницу за страницей пропихивала в слюнявый рот, а насыщение, по всей видимости, так и не приходило. Развернувшись, вдарила лбом по твёрдой перегородке. Брызги крови растекались по стене, кусочки плоти смешиваются с костяными осколками. Кашица разрасталась живым потоком, обволакивала вторым слоем ту же самую стену. Жижа покрывалась мерзкой коркой, затвердевала — настоящая броня, да такую бы применить на сторожевых башнях, цены бы не было.

Сверху раздался взрыв, вернее его далёкое эхо, что превратилось в карканье стаи ворон. После чего крики ошеломляющего свойства ворвались в уши, вгрызлись зубами в само желание просыпаться по утрам, никто не захотел бы ничего такого услышать. Многие испытали ужас, подвесивший их над пропастью бездонного отчаяния; над такой пропастью только и оставалось, что немощно размахивать конечностями в попытках нащупать опору. Но вермундам удалось сохранить самообладание.

Шестипалый направил оружие на ту пожирательницу книг, пару раз осторожно шагнул. Она, наверняка, почувствовала его на недопустимо близком расстоянии, и потому повернулась одним резким рывком. На изуродованном лице расплылась широкая улыбка. Результат торжества неизвестной болезни — или же нечто иного — похромала навстречу. «Луковица» совершала свои действия как-то не совсем правдоподобно, словно от неё тянутся незримые нити-вены; через которые невообразимый кукловод управляет ей. Когда сорвалась с места с неожиданно большой скоростью, Бургомистр щёлкнул челюстью, отскочил назад, нажал на спусковой крючок. Впитав в себя пулю, цель пошатнулась, а следующий выстрел без всяких реверансов заставил её морду лопнуть подобно ягоде, попавшей под сапог.

Аколит пробудился и сразу махнул своим посохом. Рэмтор знал об опасности их приблуды — тут же нырнул за перегородку. Благодаря этому избежал попадания едких капель на свой плащ. После высунулся и прицелился, но не смог поразить маску Астролога. Тот запел, поганое хриплое песнопение в момент опустошило запас сил и ещё вызвало едва выносимую мигрень. Голова превратилась в коробку, заполненную битым стеклом и гвоздями, её трясли и трясли. Муки так и продолжались бы, если Хидунг не испытал новый мушкетон, поразив левую сторону груди культиста.

Те статуи громко вдохнули, посмотрели на вторженцов, без промедлений кинулись голодными извергами на тех, кто посмел потревожить их покой. Ещё в эту стаю влилось несколько Аколитов. Столкнувшись лицом к лицу с ранее не известным гибридным чувством отвращения и страха, мундиры выступили против закипевшего внутри библиотеки ужаса.

Началась резня в читальном зале.

Отовсюду — хлюпающий топот, удары, чавканья, выстрелы. Этот ансамбль заполнил пространство в полости культурного наследия. От стеллажа к стеллажу прыгали подтверждения прикосновения пуль и мечей к невозможному подобию изуродованной плоти.

Когда неудачливый собиратель фигурок оклемался — поднял веки, мало что увидел. Движения давались с трудом, будто бы его заперли в ящике. Был пойман в ловушку как какой-нибудь грызун. Протянув руку, упёрся во что-то. На ощупь — ил; или нечто схожее. Желавший заполучить дорогущую статуэтку запаниковал, не отдавая отчёта своим действиям, начал дождевым червём пробираться глубже. Искал выход, который, судя по всему, был близко. Закрывая нос тканью, копал, полз, копал, полз на звуки. И тут выпал из пола, а вокруг — сражение. Поднялся на свои две, что предательски подкашивались. Крепко сжав мушкетон, суетливо водил им, ожидал нападения отовсюду. Красная пелена заволокла всё происходящее, а в барабанные перепонки стучало собственное сердце. Микгриб упустил однорукого Аколита, который возник напротив него, не видел того даже в упор. А когда заметил скрытня в уродливой маске, обмяк, беспомощно рухнул на пол в кровавое месиво. Для полноты картины ему оставалось высоко заверещать. Тогда не нашёл ничего лучше, кроме как с силой закрыть глаза. Но потом всё же открыл их. Врага уже не было. Только непонятно щупальце мелькнуло на потолке.

На смену одной опасности пришла другая. О её появлении предупредило рычание, что жадно захлёбывалось самим собой. По обратной стороне пола второго этажа бежал пёс. Глаза облезшей гончей безостановочно дёргались, а из пасти вырывались человеческие руки в сопровождении криков, голоса молили о помощи. Брюхо разверзлось — из него вывалились языки, покрытые крошечными осколками костей. Внутриполостные органы, закручиваясь и завязываясь, приняли форму той самой статуэтки. Поддавшись панике и безнадёжности, Андер пополз ближе к Бургомистру, который в свете огней беспощадно обрывал болезненное существование отродий, наводнивших библиотеку Оренктона. Выполнял свой долг, но с крупицей сожаления, ибо знал о природе паствы культустов больше остальных.

Добравшись до бесстрашного вожака, заложник безнадёжной паники сделал неуклюжий разворот, (из-за этого чуть не упал) и увидел: преследователь прямо перед прыжком провалился сквозь потолок, ушёл как камень в воду. Искавший спасения мог бы похудеть ещё сильнее от таких откровений, будь на то время. Через стол грузно перевалился культист, но потом довольно резво скакнул вперёд. Палец сам нажал на крючок. Обнаженное поеденное тело свалилось к сапогам. Изувеченный вид напомнил о словах отца, которые ранее считал приукрашенными стариковскими рассказами. Отмахнулся от воспоминаний, обнажил клинок, воткнул остриё в мертвеца. Видимо, боялся, что притворяется, выжидает момента, чтобы отнять жизнь самым болезненным способом.

Давящие волны выплеснулись сверху, сжимали содержимое черепов незримыми дланями. У всех носом потекла кровь. Прогремел ещё один взрыв. Зазвенели цепи совсем не подъёмного моста. Приблизительно с третьего этажа бочкообразной библиотеки грохнулось кресло, прилетело прямо на спину ползущего приверженца Астрологов. Потом ещё что-то рухнуло меж стеллажей. Сопротивляющиеся неизбежному угасанию огни помогли рассмотреть, что неизвестный яростно наносит удар за ударом по одной из голов кошмарного создания. Кулак обернулся пестом, размалывал нососодержащую поверхность безобразной погани, выжимая из неё, якобы, целебный сок. У существа четыре руки и четыре ноги — двое слились воедино. Безобразное единство брыкалось, неутомимо пробовало отбиваться, кусать кривыми зубами то воплощение ярости, которое без остановки выбрасывало удары. Всякий лицезревший это побоище, если ещё не распрощался с рассудком, не помахал ему ручкой, мог незамедлительно отказаться выбирать чью-либо сторону, отказаться ставить на победителя. Неизвестно, кто из этих двоих ещё страшнее. Первый на вид — чудовище, да и ведёт себя соответственно, а со вторым всё несколько иначе. Кто вообще в здравом уме броситься на ТАКОЕ врукопашную, да ещё будет, упиваясь ненавистью, одерживать верх?

Вот таким-то зрелищем Андер впечатлился, оно совсем отличалось от сцены внутри шатра «Тик-Так»; те уродцы никак не сравнятся с обитателями момента нынешнего. Его аж перекосило из-за взбунтовавшегося блуждающего нерва. А лёгкие смял приступ сильнейшей паники. Совсем не хотел дожидаться продолжения: вдруг победитель нападёт на него. Ему оставалось только пустить по щеке слезу беспомощности, больше ничего не мог сделать. В бою от него мало толку, лишь помешает другим мундирам, а ведь те бились не только за свои жизни, но и за весь город и его людей. В случае их поражения в читальном зале — в Оренктоне можно будет прочитать только имена на мемориале и старые надписи на надгробных памятниках. Да и те некому будет…

Когда порождение сна безумца, грезившего о единстве, знаниях, прекратило всякое движение, мужчина в окровавленном плаще поднял слетевший цилиндр и уселся в кресло, закинул голову назад. Взгляд почти пуст, в нём отслеживалась усталость не телесная — иная. Ещё в нём ютилось ожидание, считал секунды до вероятного открытия замка. В нём нет роскошных приёмов, балов, прекрасной дамы — только чудовищная неизвестность. Этот замок, приспособление для запирания, отворит время, но сначала подберёт отмычку, слепит её из необходимого момента. Впереди тяжёлый бой — он знал это наверняка, чувствовал каждым дюймом своего тела. Этого не избежать — остаётся только встретить неотвратимое лицом к лицу, не потеряв своё достоинство и себя. Если уж суждено закончить свой путь здесь, то нельзя сдаться, нельзя стать хуже вчерашнего себя. Он прожил свои годы не для проигрыша в читальном зале; прожил свои непростые годы и не станет предавать некогда сделанный выбор. В горле комок, дыхание тяжёлое. Сидя в кресле, что стояло в самом центре битвы против глазочеев, поднял руку вверх, смотрел на свой цилиндр, будто бы разглядывает собственную могильную плиту. Тут услышал очень тихий шелест страниц, он перемежался с жужжанием самой назойливости. Эта пара вышла на передний план, а все остальные звуки приглушались, уходили на задний. Приложил пальцы к шее, чтобы проверить ритм внутренних потоков — тот медленно ускорялся. Руку начало крутить, боль охватила её. Дыхание давалось всё тяжелее, словно затягивается узел. Острые маленькие иглы впивались в мускулы, под ними само безумие вышивало крестиком. Грегор всё так же выглядит спокойным, не подаёт виду, держит всё при себе. Тут вспомнился человек, чьи слова и действия вывернули трупную яму, и та стала башней. Мимолётная вспышка помогла сосредоточиться, но всё равно не то. Не хватало одного средства. Пожелал достать трубку, закурить, однако действия не случилось. Его остановил силуэт, который возник возле дальнего стеллажа. Это был Рамдверт, он наблюдал, будто бы надзирал, пока вокруг него кипела битва настоящая и прошлая. А потом безмолвно изобразил жест, подвёл указательный палец к своим губам, и боль ушла, вернее — убежала, спряталась, забилась в свой угол. Грегора отпустило, в этот же момент понял, что его рука вовсе не проверяла ритм, а со злобой сдавливала горло.

Вроде бы наступило затишье. Недолго оно длилось, огласить победу помешали набухающие всюду нарывы. Фурункулы судорожно подрагивали. С новой секундой всё сильнее и сильнее. Узники красноватых недомешков искали путь наружу, прогрызали его. В результате вывалились, родились, многоконечные глазочеи. Хранилище знаний прошили скользкие вопли.

Подскочив рывком к чудовищу, Грегор сказал: — Вот ты где! — и вырвал топор из безвольного носителя смертоносной тиары и наградил оруженосца размашистым махом. Никакого раболепия перед опасностью. Подруб, разворот, дуга, пируэт — в ряду обезглавленных прибавилось. Многоконечные муравьеворотом закружили вокруг центра. Точно опоенные грибной настойкой крестьяне, что случайно оказались на ночном собрании ковена ведьм. Охотник нырнул в поток спирали, продолжил свой неравный бой. На чьей ещё стороне было то самое преимущество — не известно. Тут-то и показал всё мастерство владения инструментом всякого лесоруба. Не совершал никаких лишних движений — каждый взмах находил свою цель. Неужели успевал всё продумывать, прибывая в танце умерщвления болезненных питомцев древнего голода, или же всё происходило бессознательно? Рубил и рубил, избегал попадания по себе ловкими поворотами тела, а после сразу же контратаковал. Ни одна из попыток ранить его не осталась безнаказанной. Подрубил, выпотрошил глазочея, нырнул, оттолкнулся от тумбы и обрушил лезвие на очередного выродка, который прижал Хидунга к стене, пытаясь откусить кусок скрытой под кожей артерии. Освободив вермунда от встречи со смертью, перебросился на следующего. Иногда казалось, Грегор и вовсе растворяется в зловонном воздухе, а уже через мгновение оказывается на другом краю зала, где рубит шеи и лапы, выбивает из них тихие бульканья извращённых инстинктов. Этот глубинный шёпот велел пастве Астрологов нападать на любого, кто отличается от них.

Вязкий гул и трескотня влились в читальный зал без покоя, как водка в горло, что пошла совсем не мягко; она, как по щелчку, лишила зрительный нерв питания. Далее наступила долгожданная тишина; и наступила прямо на уши. Огни начали гаснуть даже внутри фонарей. Только Грегору удалось уберечь жар на конце палки с просмоленной паклей. Подняв одинокий факел, заметил: многоконечные замерли на своих местах, выгнулись, устремили взоры к потолку. Спустя мгновения сверху упал тот самый замок, а потом его погреб под собой большой ком пережёванной плоти.

Сердцеподобный кокон раскрылся. Из утробы шагнул бескожий великан с гротескным клювообразным наростом на лице. Невозможные существа оттаяли, отошли от сонного паралича и сразу поковыляли к переростку. Стекались и стекались, облепляли и облепляли, пока у того не выросли крылья со множеством физиономий.

— Не колдун, не чародей. Так был рождён…Хор! — прогудел новорождённый четверным голосом, что принадлежал самому террору. Его звучание причинило нестерпимую боль выжившим. Рёбра каждого, будто бы рвались наружу, чтобы изобразить подобие таких крыльев.

— Ага, мечтай, недоросль. Мелковат, — прошипел Грегор, вынув из кармана сломанную маленькую свечу. — А теперь…смотри, — добавил он и поджёг обломком комок сушеной травы.

Ощутив некоторое притяжение, что предположительно поможет реализовать замысел, оставшийся на ногах дунул на ладонь, запустил веер угольков, они полетели прямиком к Хору.

Выходец из сердца сделал всего один вздох, и подлинные муки поцеловали содержимое шкатулки в форме безобразного черепа. Роговой клюв пополз с морды отсохшей болячкой, нарост разваливался на крошечные частички. Крылья тянули свои лапы, пытались удержать его форму. Когда великан пал на колени, чужак воспользовался удобным случаем. Сноровисто забирался на крылатого. Ему пытались помешать, лапы глазочеев тянулись к нему, жаждали вовсе не приветственного рукопожатия. И вот вскарабкался на плечо, удерживая равновесие, махнул по шее. Этого оказалось недостаточно, а повторить не успел, потому белкой проскочил под рукой, дабы приняться за растущие из лопаток отростки. Серия чавканий и крыло с хрустом отвалилось. Великан широко раскрыл пасть, ошеломляюще заверещал. Рыдание смердело слабостью. Орган летания, в том числе и отрубленный, обволакивал «Хора», укутывал в гнилое одеяло. По всей видимости, получавшийся кокон кусал тело не пигмея. Грегор с помощью топора вновь забрался на плечо, ещё раз всадил лезвие в то же самое место. Просунул руку в открывшуюся рану, оно абсолютно точно не было радо этому. Крылья вывернулись к спине, замахали, жаждали прихлопнуть наглеца. Теперь короткий путь для бегства открыт — Грегор моментально спустился до уровня живота, как по шторе. Вспоров грудину, намеривался напоследок вспороть и брюхо. Однако этого не случилось: нечто отшвырнуло его в сторону. Приземлившись возле кресла, смотрел в далёкий бездонный потолок. Несмотря на тяжёлое дыхание, был спокоен, разве что не плевал.

Что-то щёлкнуло, и из шеи великана пыхнула кровавая мгла.

— О, моя спина. Нельзя было откинуть меня на мягкое? — совсем не нежно проворчал джентльмен, поднимаясь.

Великан обзавелся большим числом неуместных ног, должно быть, играли роль волосяной покров. Получившаяся стоконечная окрошка поползла оползнем на своего мучителя. Из разрыва у подножия головы смотрел покрытый мутной плёнкой глаз. Относительно маленький зрачок вдруг ярко засветился пунцовыми огнями. В этот момент один из исполнителей Оренктонской гвардии, оттаскивая раненого, случайно заглянул в самые глубины невозможного ока, наставил однозарядное огневое оружие к виску и нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало.

— Повезло. Вот так пользоваться подделками, — посмеявшись, сказал тому любитель высоких шляп. — Не смотрите на него! Закройте глаза!

— Закрывайте, живо! — отдал всем приказ Бургомистр.

— Ну, давай-давай. А то думал, у меня от ожиданий борода отрастёт, — прозвучало из-под цилиндра.

Он выставил ладонь, чтобы видеть только нижнюю часть туловища единого культиста. Определив центр источающего опасность ока, выхватил украшенный узором огор. Выстрел. По зрачку побежала трещина. До того, как повреждение достигло края, обременённое собственной формой создание бездыханно распласталось. Вроде бы победа, но ничего ещё не закончилось. Из огромного хребта вырвался монолитный штырь. Разъединившись на части, распустился наипрекраснейшим цветком со множеством волнообразных лепестков. Ему точно не было места в этой обители всего противоположенного красоте. В воздух поднялись зелёные огоньки, живыми каплями кружили над стеллажами да столами. Пока вспышки не отпускали взгляд единственного смотрящего, из центральной части выпрыгнула молниеносная искра, что оставила аромат зелёного луга во время дождя.

Все центры пришли к общему началу. Цветок исчез так же быстро, как и появился, оставив вместо себя сутулого человека.