Полихромный ноктюрн

19. Восковая стена и очень важный человек

Обрывочные вспышки знаний, воспоминаний ползали по венам. Внушали скоротечную эйфорию. После неё приходило состояние совершенно противоположное. Перепады повторялись, гуляли по кругу. Песок блаженства заполнял прозрачный сосуд, потом часы переворачивались; крупинки возвращались обратно через горловину, но уже частичками опустошающих мук. В редкие мгновения казалось, что кости тела не раздробились в муку, а утратили свою твёрдость. Голова раскалывалась. Звонкий треск и сухой звук вытащили меня из оврага беспамятства. Приподняв века, обнаружил себя на скамье экипажа. Солнце стояло высоко на мутном небе, лучи проходили сквозь оконную решетку, показывали моих спутников. Смотрели на меня так же, как выходцы Академии смотрят на закрытую шкатулку с запретными знаниями. Кое-что объединяло их: общая осторожность и немалая доля переживания. Своевольный и Разноглазая абсолютно точно обеспокоены моим состоянием, но не решались заговорить. Не решались услышать ответы на накопившиеся вопросы. Решено, сделаю первый шаг.

— Наш мир необычно глубок, густоте тьмы нет предела, — сказав это, искал свою сумку. — Опасности разной формы могут поджидать где угодно. Нельзя быть готовым ко всему. Порой для выживания, для победы, необходимо просто действовать. Вот и вы поступили так же. Но спешность нашего отъезда наводит на определённые мысли. Неужели еда в общем доме была настолько невкусной? — спросил я, пробуя развеять нависшее в воздухе напряжение скромной шуткой.

— Вы ничего не помните? — почти каменным голосом проговорила ученица.

— Разумеется, помню. Знаете, если долго смотреть на отражение в полумраке, можно увидеть на своём лице некоторые дополнения. Глазницы могут стать больше и опустеть, кожа может побледнеть, может появиться улыбка-оскал. Трупное зрелище. Однако видимое не всегда верно показывает суть. Да, тело может отреагировать на искаженное отражение, на мнимую угрозу, но от такой игры вы же не становитесь кадаврами, — подстелив соломку, потянулся к клинку. — Необычно. Где моё оружие?

— Он у меня, — признаётся Ифор, переглядываясь с ней. — Это для общей безопасности. Позже, может быть, верну его вам.

— Значит, стащил его у меня, пока я был без сознания. Теперь мне невыносимо интересно, откуда такой упадок. Длительное время в пути, вдали от города, не могло на тебя так повлиять. Матрос, упавший за борт судна, не отращивает жабры в одночасье. Выброшенная на берег рыба не встаёт на свои две и не идёт в питейное заведение. Для подобных метаморфоз необходимо куда больше времени и целая гроздь условий…

— Ничего я не стащил, а изъял, чтобы не навредили ни себе, ни окружающим. После падения в овраг, вы изменились, стали опасны. Во сне плачете, обнимаете сумку, выкрикиваете страшные вещи про погребённый под пеплом город. Даже зовёте Хора. И Донного бога…

— Ещё говорите про гниющий мозг, — добавила Софистия. — Говорите, что идёте к Шихи. Но ведь…если она и жила когда-то, сейчас-то наверняка мертва. Уж не значит ли это, что вы собираетесь…

Ученицы оборвала свои слова, замолчала, представляя варианты судьбы.

— Мы довольно долго искали Рефлект, — натянув улыбку, напомнил я. — Искали информацию, плавали по трудночитаемым текстам. Сведения копились и копились. Накидав ягод в заполненное водой корыто, сложно пресечь их падение за край. Особенно на выбоинах Вентральских дорог. Вот и результат. Я сплю, а ягоды падают. Но вернёмся к нашему отбытию. Расскажите мне, что, по-вашему, произошло.

— После того, как вы вылетели из гостиного дома, мы поспешили за вами, — начала девочка совсем не ложного умозаключения. — Открыв дверь, не увидели вас. Должно быть, побежали.

На скамье напротив, между ними, появлялся силуэт. Я сверлил его мертвенным взглядом, пока не узнал знакомые черты. Набав Днах скрывался под чернейшим саваном, из капюшона то и дело выползала на вид скользкая борода. Он выпрямил указательный палец и поднёс к безгубому рту. Приняв совет о тишине, продолжил слушать учеников.

— Мы искали везде, — проговорил Ифор. — Даже разделились. Я заглядывал в каждый закоулок, чуть ли не под скамейки лез. Но ничего, как сквозь землю провалились. Потом поиски привели меня к лесопилке…

— Ты о самом странном умолчал, — возмутилась разноглазая. — Учитель Ханд, я видела собаку, она держала что-то в зубах. В темноте показалось, что у неё усатая морда сома. Пытаясь рассмотреть поближе, пришла к лесопилке. Вот и его привела туда такая же псина!

— Ды, после рассказа про Первый щит и не такое привидится, — объяснил он и попытался найти объяснение. — К тому же… питьё было каким-то острым, перчённым. Так, сейчас не об этом!

— Может и питьё, — сказал я и с лёгкостью представил таких существ. — Предположу, вы больше не видели этих пресноводных гибридов. Порой свежий воздух творит чудеса, проветривает горячие головы и прогоняет дурные образы.

— Именно так, — осторожно согласился ученик, он помнил то о чём говорил ему уст. — Стоя на опушке, услышали крики и поспешили в рощу. Там нашли вас…

— Почему замолчал и отвёл взгляд? Продолжай.

— Вы стояли возле вбитого в землю кола. Видимо… часть частокола. Не знаю как, но на нём висел ещё живой местный жителей. Точно мясо на вертеле. Вы били… нет, потрошили его клинком…

— Не было никакого кола. Ведь он не мог просто взять и исчезнуть. Ничего такого не видела, но вторая часть — чистая правда. Вы казнили Бартоля. Так его звали. На первый взгляд… обычный работяга, кузнец, из Недо со своими заботами. Ковал гвозди, подковы, лопаты…в общем инструменты для копателей.

Далее мне не удалость услышать её дрожащий голос, ибо стал стоном тонущего корабля. Мощь кулака толщи воды беспощадно сдавливала каждое слово.

— А на второй взгляд? — озвучив вопрос, в некоторой степени надеялся услышать подходящее для них оправдание. Ранее не обманывал, но это черта была уже пересечена.

— Бартоль Мешкогуб, так его называли в поселении из-за своеобразной нижней губы, — рассказал Ифор. — Бартоль часто, приняв на грудь, болтал языком. Винил Рэмтора во всех бедах, винил в гибели семьи Ванригтен и проклинал за присоединение к мятежникам. Ещё, насколько я понял, его брат погиб в битве неподалёку от Стоногой башни, но сейчас не об этом. Мешкогуб оказался шпионом Министерства и готовился передать бумаги с подробно описанными путями поставок в Оренктон. Должен признать, потратил немало времени на свои зарисовки и записи, — ученик говорил это с презрением и с некой долей восхищения.

— Тебе довольно много известно о нём. Такие знания не берутся из ниоткуда. Если конечно не научился читать людей, — дав голос тройке предложений, всё также наблюдал за Осьминогоголовым. Тот зажёг удильный фонарь, снял с пояса книгу, сделанную из плотного дыма, и принялся читать.

— После того, как нашли вас, решили немедленно уезжать из поселения. Но рядом с экипажем встретились с комендантом. Он узнал о вашем прибытии и хотел лично поприветствовать, поздравить с возрождением Академии. Увидев вас без сознания, справился о вашем здоровье и предложил помощь. Я не согласился, сказал — обычное переутомление. Ну а чего, мне именно это пришло на ум, а метаться времени не было. Нельзя было допустить, чтобы комендант увидел лицо под капюшоном, лицо с так называемым «клеймом», ведь он быстро определил бы вас в еретики. Он, вроде бы, понял, но вдруг начал нахваливать проницательность Искателей. Чуть ли не песни пел. Потом заговорил о вермунде, которого прислали для поимки лазутчиков. Исполнителю удалось обнаружить следы одного из них, и те привели его к свинарнику. Там была свежевыкопанная яма, черви ещё не успели зарыться в землю…

— Так и было, — подтвердила Софистия. — Ифор видел у Бартоля запачканный землёй мешок, поэтому решил отвести коменданта в рощу, к телу. Тогда всё и выяснилось. В мешке хранились те самые бумаги. Большегуб собирался бежать с ними, но вы остановили его…

— Всё верно, — по слогам проговорил я. — Нельзя же отпускать лазутчика.

— Случись такое в прошлом месяце, вы начали бы искать причину его предательства, — указала разноглазая, намекая на некие перемены. — Пытаясь понять это, тщательно перебирали бы варианты с подкупом и угрозами. А сейчас и о его семье не спрашиваете…

Судя по внешнему виду, её терзали беспокойные мысли.

— Если человека мучает жажда, он пьёт. Я же сейчас не хочу. Да и вообще, какая разница? Есть и более интересные вопросы. А теперь, когда… всё встало на свои места, верни его.

Произнеся последнее слово, вдруг понял: поспешил с ответом. Холодная интонация порой сообщает больше, чем пламенные речи. Жалость была в том, что нельзя щёлкнуть пальцами и вернуться в прошлое. Поэтому решил впредь лучше стараться уберечь их от правды. Она с большой вероятностью нанесёт непоправимый ущерб, сведёт с ума.

— И правда, есть куда более интересные вопросы, — сказал Ифор. — Клинок не получите до тех пор пока не ответите мне. Мера предосторожности. Откуда узнали, что Большегуб предатель? — загнул вопрос ученик, наточив свой взгляд.

Я узнал эту манеру, будто дознаватель сидел напротив.

— Признаться, на мгновение поддался заблуждению и подумал, ты спросишь что-то другое. Например: как так вышло, что простой кузнец узнал о маршруте поставок в Оренктон? Но это уже забота коменданта и вермунда. Уверен, они справятся, — сказал я с твёрдостью здравомыслящего. — Заметил его когда вышел из экипажа и шёл в общий дом. Он стоял на углу и водил носом как какой-нибудь притоник, торгующий палёными зельями. А ещё его сапоги выглядели слишком дорого, к тому же шнуровка — Министерская. Совпадение прям. Мы сидели за столом, а мысли о нём не давали мне покоя. Поэтому пошёл проверить свои догадки. А дальше опустим, вы знаете.

— Шнуровка…значит, а я и не заметил, — пробурчал своевольный ученик.

— Ешь побольше черники, говорят, она зрение улучшает.

— Я тоже такое слышала, — подтвердила Софистия. — Учитель Ханд, а зачем надо было потрошить Бартоля? Предатель предателем, но такое…

— Сражаясь с врагом в тёмной роще, чего только не сделаешь. Иногда всё происходит слишком быстро, а когда открываешь глаза, понимаешь: оказался на пороге потери самообладания. Но рад, что мы поговорили об этом, избежали недопонимания. А то они опасны. Случай в театре помните? Они же просто репетировали, а супруг всё не так понял и…

— Помню, — на выдохе сказал носитель скрытой кирасы. — Хорошо, вот ваш клинок.

— Капли дождя стекают по зеркалу, каждая новая стремится повторить уже проложенный путь, — намекнув на влияние опыта и убирая оружие на место, произнёс: — Хвалю за осторожность. Никогда не знаешь, где может прятаться безумец, сведённый с ума Поветрием времени.

Потом рассмеялся, будто нахожусь на ярмарке — дегустирую согревающие напитки с пряными ароматами и заедаю их сыром. Даже вкус побежал по языку. Ученики не поддавались заразе, но в итоге сдались, улыбки аккуратно растягивались на их лицах.

Донный всё так же располагался между ними, продолжал листать свою не бумажную книгу. Вырвав один лист и постучав зубами, показал ряды символов, которые зашевелились роем мошкары. Они складывались в живой рисунок. Спустя четыре удара моего спокойного сердца, он был готов. На нём изображалась лодка, застывшая посреди морского простора. Угольные грузные облака текли против ветра, а зыбь предупреждала о скором шторме. Рыбак неутомимо сторожил поплавок из птичьего пера, подсчитывал каждое мелкое подергивание.

Стена с восковыми потёками пустила маленькую такую трещинку. И тут вспомнил былое. Вспомнил не полностью, всё происходящее до побега из «Дома заботы» оставалось скрытым во тьме памяти. Когда освободился из заточения, тёплый бриз привёл меня в Оренктон. Еды не было совсем. Чтобы не встать на путь воришки сделал удочку из разломанного ящика, привязал жилу с косточкой и отправился ловить рыбу. Раз, два и вот поймал первую. Поначалу улова хватало для избавления от чувства голода, но потом всё пошло куда лучше. Продавая излишки на рынке, заработал монет. Их, как и знаний, на тот момент, уже хватало для начала строительства собственной лодки, которая виделась мне ключом для открытия двери укромного места размышлений. Так сказать для своего личного уголка, вдали от всех, на водном просторе.

Однажды заметил, что за мной наблюдают. Решив отыскать любопытные глаза, наткнулся на мальчишку, тот прятался за бочками, с интересом смотрел на «рождение» маленького судна. Одет он был странно. Его, будто намеренно, запачканный балахон источал некое несоответствие. Я позвал того, дабы подошёл ближе. Когда робко приблизился, раскачиваясь коромыслом неуверенности, вдохнул непонятно откуда взявшийся, в меру сладкий, аромат цветов. «Это не он», — подумалось мне в тот же миг. Не смеясь и не мучая расспросами, попросил помочь в столь нелёгком деле. Так появился первый друг в городе тёмных шпилей.

Мы встречались каждый день, вместе трудились над плавающим «ключом». В перерывах ловили рыбу, потом несли большую часть в приют, делали это совсем не ради благодарности, а просто считали: так правильно.

Выходя за пределы рыбацкой деревни, замечал, что люди сторонятся меня, разговаривают с осторожностью. Всему причина — внешний вид, а именно выражение глаз. Как-то раз даже спросили в утвердительной форме: «Ты что, в пылу сражения и готов напасть?». Тот торгаш был прав, в некоторой степени. Я знал на какие подлости способен человек для утоления голода собственных желаний. Разрушительный способ кормления заразен, поэтому мной был сделан замедляющий гниение выбор: быть лучше, чем я есть. А происходящее по ту сторону глаз, вероятно, отражалось во взгляде. Правда, мой друг не ощущал никакой исходящей от меня угрозы, не соглашался со словами торгаша, называя того «невоспитанным холодцом».

Строя свой корабль, мы много разговаривали. Он внимательно слушал мои пересказы «Путника глубин». В конце концов, предложил назвать лодку в честь одной из персонажей. Я естественно согласился, поражаюсь тому, что сам не додумался. Вероятно, просто не мог представить кого-нибудь из них в роли лодки. Проникшись историей, попросил меня дать обещание, не связанное с исцелением зрительных сфер. Попросил придти на помощь, спасти от страшной угрозы, если такая возникнет. Разумеется, без колебаний дал своё слово.

И вот оно, мы закончили наш «ключ», вместе поплыли в угол на морском просторе. К своей причуде использовал для гребли только одно весло. В скорости точно не уступал прочим рыбакам. Тогда я признался в раскрытии мной секрета правильной гребли. Вооружившись советами, друг тоже попробовал. У него почти получилось, но не хватало телесной силы. Старание не осталось незамеченным — были богато награждены похвалой от небогатого рыбака. После чего наступила тишина, и он протянул сжатый кулачок, расставил пальцы. На ладони лежал плетеный браслет с янтарным шариком, в котором заточено двухвостое насекомое, сделанное из пушистых нитей. Подарок оказался слишком мал для руки будущего искателя. Я нашёл другое подходящее место: на рукоятке удочки. Как по мне, оно подходило даже больше чем запястье, ведь не запястьем ловили рыбу. Посмеявшись, оба согласились с таким вариантом.

Отплыв от берега на нужное расстояние, он заговорил неожиданно горестным голосом. Рассказ о себе, рассказал о семье. Как тогда выяснилось, друг принадлежал очень старому роду со своими обязательствами перед кем-то могущественным. Согласно этим недобровольным обязательствам у каждого седьмого главы дома забирали дочерей после первого макового утра. Тех без свидетелей уводили с собой в самые далёкие волчьи углы, там мучили, чтобы изуродовать, исказить сознание, закрасив всё светлое и доброе. Таким образом, приучали к покорности, готовили к подбору слуг для важной церемонии. Нет… пробовали, учили созданию новых разновидностей… И называли вымученных творцов — Композиторами. Если дочерей не рождалось, бремя взваливалось на главу. Судя по услышанному в море, такая судьба в сто крат хуже смерти.

«Поэтому тебя одевают как мальчика?» — спросил я на просторе под суровым небом.

Мой способный взрастить общую мечту друг по духу кротко покивала, её взгляд неожиданного стал старше лет на много. Пока сидели в нашей лодке на морской равнине, без умолку говорил обо всём на свете, не позволили гнетущей тишине раздавить нас. В некотором смысле сработало — оба беззаботно улыбались и вместе с тем потеряли ход времени. Это точно был один из лучших моментов моего существования. Вернувшись на кромку суши, попрощались, но пообещали встретиться, как обычно, завтра.

Всё очень скоро изменилось. Утром пришёл на берег — там никого. Прождал до вечера, после отправился на поиски Кады.

Улицы большого города вели в никуда. Каждый раз обнаруживал в тупиках — пьянчуг или бродяг. Аромат цветов забывался, утопал в закоульном смраде. Огонь мог помочь отыскать гвоздь в стоге сена, но сжигающий способ бессилен в каменных лабиринтах. Шли годы. Став Искателем запретных знаний, оставил лодку и удочку на хранение рыбаку Виисло, который точно, со всей ответственностью, следит за доверенным по сей день. Как такое можно было забыть? Неужели время выстроило ту стену восковую, что разделила меня с моим же прошлым…

Вынырнув из омута ностальгии, посмотрел в окно кареты. По стеклу расползались щупальца, сжимали кабину, как кулак камень. Через просветы между скользкими конечностями виднелись знакомые места. Мы вернулись в Оренктон. Совсем непросто описатьиспытываемые мной чувства гибридные. И радость, и не радость. Все смотрят на мир через призму жизненных событий, моя же изменилась, стала другой, впитав секрет Пепельных болот.

Над воротами развевалось знамя союза Артсинтиум. Ветер беспощадно швырял его из стороны сторону. Махая тканевой ладонью, показывало настоящую непоколебимость, приветствовало всякого путника, что разыскивал ночлег, убежище. Как-то раз мне повстречался носитель Поветрия времени и рассказал о неком Плаче, который строил корабль, чтобы с его помощью спасти живых от скорых перемен. Таким кораблём виделся Оренктон. Вглядываясь, заметил неестественные движения на поверхности полотнища хоругви. Вдруг полезла чёрная птица. Сделала это как рисунок, решивший покинуть границы холста. Освободив крылья из клейкой грязи, плавно взмыла в воздух. Далее угол изменился — не получилось узнать, куда полетел символ, пожелавший освободиться от заточения.

«То стрелок, Хор…его путь продолжается, живёт и в наши дни» — подумалось не вслух.

Плотина сознания неожиданно посыпалась как ветхая постройка от беспощадного урагана. Мысли безудержным потоком обрушились на меня, рисовали огни Рэвиндитрэ; рисовали их неукротимое желание лизнуть небеса, разрушить ведущие через них мосты. Всё это изображалось и жило на новой странице из книги Набав Днаха. Проводник провёл когтем, нарисовал Рефлект древней трагедии. Я пробирался сквозь пепел, на моих плечах сидела пропавшая Када. По правую руку от меня, прикрывая лицо, шёл Хор, а по левую — сам Донный бог.

— Наконец-то! — взвизгнула Софистия и прилипла к окну. — Нормальная купальня с горячей водой, нормальная кровать с мягкой периной… ждите меня! Но сначала зайдём к лекарям, они помогут, — в полтона сообщила она, поглядывая в мою сторону. Мозговой червь не давал ей покоя.

Набав Днах больше не сидел между ними — исчез.

— Если настаиваешь, зайдём к Бенарду, — согласился я. — Демонстративно выпью микстуру. Хоть ничего такого и не подхватил. Но перед этим отдохну. И никаких возражений, — чётко видя собственные намерения, обратился к Ифору: — А ты чем займёшься?

— Поем, а после зайду в коллегию, узнаю… не пыталась ли старуха обвинить меня в неуплате за комнату. А то могла, хоть и оставлял задаток.

— Лучше бы поселился в Академии, чтобы не терять деньги впустую.

— Не, мне нравится эта комната. Уютно и солнца в меру, и не продувает.

— Тогда организуем у тебя пирушку в честь возвращения! — сказал я, рассмеявшись.

Разноглазая начала подзуживать. Ученика покуксило, представил, что с последствиями разбираться ему одному. Но лишь на короткий миг, он знал: мы не варвары, мы поможем навести порядок.

Покинув экипаж, в спину вонзались сомневающиеся взгляды. Младшие Искатели переживали за наставника. Они не знали о настоящем поводе для беспокойств. Не мог рассказать им — невыносимо жестокая правда не пожалела бы их.

Темнело. Я немного побродил по городу, решил зайти в «Пьяную коленку». Это место казалось странным, не знаю почему; может быть из-за названия. Когда перешагнул через порог, изнутри вырвались помои обитающего внутри шума. Сохраняя неподвижность, смотрел на людей — не хотел к ним присоединяться, не хотел даже находиться рядом. Моя рука задрожала, уподобилась пропитому посетителю за ближним столом, который требовал налить ему ещё. В надежде прекратить дрожь сдавливал её — не помогло. В недрах черепной захрустели трепыхания. Тогда стал прислушиваться, чтобы понять их природу.

Закружила пыль, ложилась на кожу. Запахло той комнатой, где в последний раз видел добрую надсмотрщицу. Видение алой темницы вышвырнуло меня из своих чертогов. Открыл глаза и увидел его. Набав Днах сидел за одиноким столом в тёмном углу, неторопливо отпивал из кружки. С учётом отсутствия у него губ — выглядело, как минимум, неоднозначно. Рука, торчащая из дыры в груди, помахала, пригласила составить компанию.

Не хотел отказывать ему — купил четверть яблочного, сел рядом. Мы пили, а над нами росло нечто отвратительное, расползалось как болезнь. Множество нитей-вен обволакивало стены. Посетители не обращали никакого внимания. Минуло длинное мгновение, и вот оказываемся в скользкой клетке из сторожевых конечностей головоногого существа. Она оберегала нас, я знал это.

«Почему ты молчишь? — проплыла не озвученная мысль».

Набав Днах приставил указательный палец к зубам и плавным движением прижал к столешнице дымно-водной лист с живым рыбаком.

«Мне надо вернуться назад» — всплыла другая.

Он осторожно покивал, а потом на стене появился отпечаток похожий на лицо молодой девушки с древним взглядом. Под ним тянулась изувеченная рука, тянулась ко мне. Утратив контроль над всяким действием, заключил её между своих ладоней. Одна снизу, другая сверху. Тут идеально сладкий аромат цветов вернулся. Такой самобытный, его нельзя не узнать, нельзя спутать ни с каким другим. Проникнув в подкорку, превратился в эхо горного ручья. Оно звало, просило сдержать данное однажды слово.

Пространство под нёбом заполнилось вкусом горящей свечи.

Схватив сумку, вышел из-за стола и пошёл за ней. Мою ногу свело, перегнуло, сломало — всё одномоментно. Боль, вызванная падением на Пепельных болотах, вернулась, шрамы начало жечь так, словно по ним водят раскалённым железом. Такие мелочи не могли помешать мне добраться до того самого места на берегу. Выйдя на крыльцо питейного заведения, остановился. По ступеням поднимались клерки, собирались провести свой поздний вечер внутри «дома отдыха для тела и мыслей». По их голосам с лёгкостью считывалось радостное ожидание грядущего веселья. Казалось, его можно почувствовать ногтями. Немного отошёл в сторону, надо пропустить. На закрывающейся двери висело объявление. Подходящий подарок для воссоединения найден! На желтоватой листовке сообщалось: в лавку старьёвщика, мистера Анцента, привезли полную версию произведения Блекрота.

Не теряя времени, пошёл туда.

Оказался на месте быстрее, чем щёлкнуть пальцами.

Зашёл в лавку, где хранились и продавались некоторые старинные предметы, отличающиеся от современных своим необычным и притягательным видом. Владелец скромно называл свой магазинчик «Антикварка», при этом высоко задирал длинный нос и рассказывал про «эстетику первопроходцев».

Я встал возле небольших старинных, едва не рассыпающихся весов причудливой формы, чьи железные и закрученные линии заслуживали быть внимательно рассмотренными. Сложная работа, ей отдали множество бессонный ночей.

— Да… таких больше не делают, — прозвучало из капюшона.

— Совершенно верно, — подтвердил мистер Анцент, медленно подшагивая. — Эти весы последние в своём роде. Мне с великим трудом удалось их выкупить у одного хапуги из Рэвиндитрэ.

— Что, простите? — переспросил, услышав последнее слово.

— Я говорю, мне с трудом удалось выкупить их у одного бродячего торговца в Инговани, — ответил антикварщик, а затем добавил: — Дело дошло почти до драки, но всё обошлось переговорами. Я бы рассказал подробней, но не вижу вашего лица. Кто вы?

— Главный Искатель Вабан Ханд. Прошу прощения за столь поздний визит и за чёрную ткань. Немного ошибся при смешивании элементов и вот результат — обжог лицо. Теперь вынужден прятать его. Разумеется, временно.

— Да, слышал о вас, — сказал мистер Анцент. — Надеюсь, скоро заживёт. Если нужно обезболивающее средство, могу порекомендовать одного травника, он помог мне избавиться от боли в спине.

— Благодарю, но едва ли компресс поможет. Ведь голова — не спина.

Антикварщик опустил уголки губ и согласно покивал.

— Так чем могу помочь? Явно же, вас не интересуют весы. Ищите что-то другое, что-то определённое, нечто особенное. Может, желаете увидеть статуэтку мастера Трегидафора? У меня как раз имеется одна. Превосходное изделие. Правда, она сломана…

— Статуэтка меня не интересует, благодарю. Я наткнулся на листовку, где было написано, что у вас есть оригинальная книга «Путник глубин», написанная лично Блекротом. Это правда?

— Чистая правда! — заголосил он. — Сам не верил, пока не увидел её своими глазами. Утром прошлого дня ко мне заезжал компаньон по единомыслию. Хотя… с каждым разом всё больше убеждаюсь, что он — рядовой партнёр по заработку монет. Когда он показал первого «Путника глубин», да ещё со страницами, которых нет в нынешних, сразу же выменял такое сокровище.

— Могу я увидеть её?

— Конечно, не могу же отказать настоящему ценителю в удовольствии утолить свою жажду, — Анцент радостно ушёл в маленькую комнату позади него и оттуда выкрикнул: — Знаете, а вам повезло.

— О чём вы?

— До вас заходила женщина в возрасте. Она ничего не покупала — просто смотрела. И она же рассказала, что видела чудика с мешком на голове, тот при ней срывал мои листовки. Должно быть… завистливый конкурент. Так что вам повезло найти одну из них…

— Без конкуренции никак. Она — одна из основ развития. «Как вода для растений», так, вроде, говорят…

— Вероятно, так оно и есть, — сказал антикварщик и вернулся с прозрачной коробкой в руках. Его аккуратности позавидовал бы идущий над пропастью канатоходец.

Мои глаза намертво прибились к старой книге под толстым стеклом. Осматривая её, в сознание прокрадывалась мысль — их и правда больше

— А можно её достать? — спросил я у довольного Анцента.

— К сожалению, нет. Страницы совсем обветшали. Когда читал ее, она практически разваливалась. Уж не знаю что с ней происходило, но теперь… её точно не прочитать. То есть можно попробовать, но эта попытка окажется последней. Надеюсь, вы понимаете невозможность этого. Она единственная в своём роде. Написанная лично автором, а не какая-нибудь копия…

— Конечно… понимаю. Тогда расскажите о содержимом добавленных страниц. Оно же не разрушает известную историю?

— Несмотря на угловатую, местами сухую манеру написания, мастер Блекрот сотворил шедевр. Такой отпечаток сознания со своими уникальными линиями. Каждая неровность дополняет произведение, становиться тропинкой, ведущей через внутренний мир автора.

— Подождите, — остановил его, заметив отстраненный взгляд. — Я не совсем об этом спрашивал. Нельзя ли ближе к делу, чтобы сэкономить ваше и моё время?

Мистер Анцент как-то замялся, а выражение его лица разбавилось красками сомнения и некого опасения.

— Если «Путник глубин» для вас нечто большее, чем одноразовая история о мальчике, который отправился в путь, чтобы сдержать обещание, то, узнав о изначальной задумке, здесь, — Антикварщик указал полусогнутым пальцем на свой весок, — что-то может сломаться. Само название откроется совсем под другим углом.

— Вы прирождённый торговец. Заинтриговали меня ещё больше. Теперь даже не знаю, как поступить. Но ладно, дороги назад нет. Я должен знать.

— Хорошо, моё дело было предупредить, — выдул мистер. — Тогда расскажу вам кое-что. За долгие годы странствий путник обошёл весь свет и всю тьму. Преодолевая страшные испытания, продолжал поиски. А когда нашёл лекарство, то вернулся к ней и исцелил её глаза. Но это вы и без меня знаете.

— Именно так. Но что же изменилось?

— А изменилось вот что. Они не жили долго и счастливо. Прозрев, она увидела мир в своём истинном обличии. В ужасе посмотрела на Рамдверта, но не увидела того, чей голос слышала во снах. Перед ней не было того, к чьему лицу когда-то нежно прикасалась. А только… невыносимое для рассудка чудовище. Её сердце застыло, отказалось принять правду. Она упала и умерла прямо у его ног. Рамдверт на протяжении семи дней неподвижно стоял, смотрел на холодное тело. Сложно представить, какие мысли пробегали бы у меня в голове, окажись я в такой ситуации. Но у нас хотя бы есть пример того, что может сделать с человеком его путь.

— Вы уверены? — спросил я, почувствовав слабость в ногах. — То есть… трудности не закалили его, а превратили в чудовище.

— В подлинности страниц нет никаких сомнений. Знаете, теперь даже понимаю, почему концовку изменили в копиях. Никому не понравилось бы читать о том, как герой становится причиной гибели своей возлюбленной. Баловням подавай истории про простачков, которые вдруг становятся богоподобными. Или о начале жизни сначала, сохранив при этом память.

— Каждому своё, — раздавленные слова выползли из зубной клети. Ноги сами повели меня к выходу.

— Уже уходите? — тихо вопросил Анцент. — Понимаю, нужно время, чтобы принять такое. Желаю скорейшего вам выздоровления! Если будете искать древности, мои двери всегда открыты для Главного Искателя.

Верить так просто на слово — дело сомнительное. Надо было самому прочитать эти моменты. Но он не обманул, всё так и было. Откуда-то знаю это. Выйдя из лавки, между сердцем и затылком стало как-то пусто. Стержень внутри с безмолвным хрустом надломился, а он, как мне представлялось, играл роль плотины, сдерживал потоки происходящих в мире безумств. Не найдя подходящего подарка, захотелось отсидеться где-нибудь в тишине.

Отмахнулся от секундной слабости и отправился к морю. Первый шаг — улицы Оренктона, страницы с растекшимися буквами соскальзывают со стен и перьями летят вниз. Второй шаг — оказываюсь в пропахшей рыбой деревне, в портовой части города. Вот покосившаяся хижина Виисло.

Старец в соломенной шляпе лежал в гамаке из натянутых сетей, курил трубку и смаковал каждую затяжку. Он был сторонником мнения: курение — это ритуал. Совершая его, всем своим серьёзным морщинистым видом говорил: «Я не тороплюсь, а наслаждаюсь каждым мгновением, за которое плачу годами. Кстати, мне так и не удалось узнать какой лист находится в центре его дымного ритуала. Вот он уровень сохранности секретов.

Рыбак сразу узнал меня, несмотря на глубокий капюшон. Указал на оставленную у него удочку с браслетиком и поведал, что ждал прихода, поэтому заранее спустил лодку на воду на моём старом месте. Спросив у него о том, каким образом он смог заглянуть в будущее, получил ожидаемый ответ. Как оказалось, ему прошлой ночью приснился сон наяву, горел ярче звёзд на бесконечно тёмном небе. «Тот, кто ищет знания, обязательно вернется. Такова его судьба. Она ведёт его. Она ждёт его» — вспомнил Виисло.

Недолго обсудив видение, заговорили о формах судьбы. То ли она — клубок обстоятельств, то ли порождение выбора, или же обычная попытка оправдать уже произошедшее. Однако, рыбак уделил особое внимание Замыслу Все-Создателя, Зодчего. Якобы тот указывает путь каплям дождям на стекле. Я сразу понял, собеседник выкашливал этот вариант, погрузившись в транс. Могло показаться, ему открылся закон движения по дорогам жизни, но на деле выскребал пыль из закромов культурной комнаты, ибо далее забормотал об общем доме, о детстве. Все мы родом оттуда…

Взял всё необходимое, пошёл на причал к своему «ключу». Каждый обычно помнит свой день, помнит последовательность событий в нём. Могут рассказать о делах, поделиться подробностями. Если же спросить, то выложат на одном дыхании. У меня же сейчас иначе. Всё стало прерывистым точно пунктирная линия, а не жизнь.

Сам того не понял, как обнаружил себя на кромке суши. Лодка осталась такой же, какой и была. Разлагающие цепи времени и пространства не дотянулись до неё. Повстречав ностальгию, отвязал швартов от причала, которого ещё не было в те почти забытые дни. Несколько отшагиваю, забираю подготовленную удочку и пучок из нескольких ёмкостей. Возвращаю взгляд, а лодка исчезла. Непонимание сковало меня по рукам и ногам. Осматриваясь вокруг, надеялся, вода играючи увела лодку, прибила к берегу где-то неподалёку. Ожидания не оправдали себя, нашего «ключа» нигде не было видно, провалился в бездонные пучины полёта фантазии.

Сердце в груди забилось заячьей лапкой, а дыхание пыталось собой меня утопить. От бессилия швырнул ёмкости в море — их прикосновения не подняли всплесков; никаких звуков. Моё непонимание наполнилось до состояния захлёбывания, а далее — чернота. Преследую чарующий запах, тянусь вперёд. Уже близко, совсем близко. Упал — ничего не почувствовал. Не встал — подняли, Донный помог. Вроде, даже оттряхнул штаны. Мы доберёмся до цели…

Занавес поднимается. Я уже сижу на причале, держу ценную лучшую удочку, собранную из хлама прошлым мной. Привычный жилет покрыла мантия, саван, что темнее всякой безлунной ночи, проведённой в подвале. Настоящий символ эпохи безумия. Рядом — моя похудевшая кожаная сумка, видимо, из неё достал элемент облачения, как и ранее капюшон. Никогда не заглядывал глубже, а если и смотрел, то забыл. Сито — вот моя память.

С неба посыпался пепел. Такая погода совсем не беспокоила, а даже, наоборот, немного успокаивала. После пиршества в глубинном храме, разум обречён переживать такие эпизоды. Послеобразы не позволят забыть о жатве в Рэвиндитрэ. Тут вообразил — поистине кошмарный опустошающий голодный рок приближается. Нависшее над всеми пробуждается, отходит от долгой дрёмы, чтобы насытиться…

Густые обволакивающие дуновения ветра прикасались к кончикам пальцев. Пока испытывал прикосновения свободы, смотрел на безразличную пустоту за серым небом. Могу больше никогда его не увидеть. Скоротечные мгновения высохнут, станут пустошью.

Мне думалось одновременно о многом; в том числе и о том, что мог чувствовать Рамдверт на протяжении тех семи дней. Какие перемены происходили в нём? Это останется вопросом без ответа. Но кое-что по-настоящему пугало меня: повторение его истории. Не случиться ли то же самое с моим дорогим другом, когда мы встретимся?

Причал затрещал. Позади что-то есть, слышу мокрые шаги. Нечто прошло мимо.

— Ты прав, — сказал больше чем знакомый незнакомец. — Поветрие времени — симптом, сигнал скорого начала. Гарганрюэль присматривается, водит своим единым множественным оком. Проверяет нашу готовность. Вот этот взор и есть причина попадания людей в ловушку памяти. Такая западня путает мысли, ломает их. От того и речь становиться совсем не гладкой, шершавой. Это ты и так знаешь… Так волнительно, когда пространство волнуется.

Безо всякой спешки заглянул через плечо. Набав Днах, устало сутулясь, сидел на досках, держал в лапе снасть, сделанную из неизвестной дышащей массы.

— Заговорил всё-таки, — сказал я без капли удивления. — Почему молчал там, на Пепле? Немного объяснений не помешало бы, — спросив, сел рядом с ним и продолжил ловить.

— Если ты, Вабан, не слышал моих слов, это совсем не значит, что я молчал. Тогда было не то место, не то время.

— А сейчас, значит, все звёзды сошлись, и момент стал подходящим…

— И сейчас нет, но боле удачного момента может и не быть. Ты же чувствуешь это? Ихоноры заперты в воспоминаниях, ты не исключение, к сожалению. Барьеры рушатся, ваза разбивается и рассыпается на маленькие осколки. Долго удерживать их вместе не получится.

— Значит, найденное нами знание оказалось по-настоящему запретным, — проговорил я полушёпотом. — У меня накопилось так много вопросов. Если начну задавать их, то станет хуже?

— Хуже станет не от вопросов, а от ответов на них. Спрашивай, а мы ответим на некоторые. Я тоже связан обещанием, — двойным, а то и тройным, голосом отщёлках Набав Днах.

— Значит, ты тоже давал слово. Не буду испытывать его прочность лишними расспросами. Надеюсь, ты сдержишь его.

— Сорвалась, зараза! — простучал Донный. — Сдержим, у нас нет пути иного. А помнишь нашу рыбалку со сверчком, с мистером Скрипучим усиком? Ты обвязал его веревочкой и отправил в путь. Маленький герой нырнул в неизвестность, дал бой. Рыбина оказалась сильнее. Ну, ничего. Глупо винить огонь в проигрыше ливню. Многое решено. Что-то природой, а что-то нами. Ты выбрал для него судьбу. Решил за него. Интересно, а может ли человек стать для кого-нибудь таким же сверчком?

— Думаю, да, — незамедлительно отскочило от моего языка. — Странно, я помню, мы вместе были в той поганой камере «Дома заботы» Астрологов. Разговаривали, играли… эти воспоминания свежи, будто всё было вчера. При этом не помню… Откуда ты появился? Ты же не плод разбитого рассудка? Расскажи мне…

— Конечно не помнишь. Такие воспоминания явно не пошли бы тебе на пользу. Какую-то их часть спрятал я, а какую-то ты сам. Любопытный механизм защиты. И сейчас момент для его преодоления. Астрологи нашли ядро внутри жеоды. Такие попадаются крайне редко. Примерно — раз на сто жеод. А ты сам знаешь, что они сами по себе весьма редки. Астрологи назвали такие ядра — катализаторами. Катализатор проникает в подходящую почву, поднимает «червей» на поверхность. Они скормили такой маленькому мальчику. Сказал бы — так получился Донный бог, но не стану. Я уже был. И в то же самое время… нет. У звездочётов не вышло накинуть поводок. Нет, совсем нет.

— Всё благодаря Флан, верно? Она уберегла нас…

— Да. Она помогла. Без неё ничего бы не вышло. Если бы не она, мы не были бы собой. Совсем не хотелось быть послушным червяком, — сказал невозможный рыбак и сотворил из ничего ту самую повестку.

— Не червяк, а искатель, хранитель знаний. Донный бог, дрейфующий на стыке трёх точек. Прошлое, настоящее, будущее…всё едино. Умеем придавать знаниями осязаемую форму, куём артефакты безграничья, — проговорили мы в один голос. — Транспозиция, — продолжил уже один. — Вот почему Астрологи мучили меня? Пытались подчинить нас, жаждали овладеть этим искусством

— Они верили, что с моей помощью узнают секреты врага — Хора. Но больше всего жаждали узнать: как последний оказался здесь спустя тысячелетия. Они видят в нём угрозу. Вот почему искали его слабые места. Им было нужно с корнем вырвать помехи. Замыслу не должны помешать.

Фрагменты воспоминаний замельтешили перед внутренним взором.

— Мы подкинули в библиотеку ложные инструменты. Они уводили Астрологов от желаемого. Сбили их с пути. Создали сложное переплетение ложных переходов. Реминисценция без конца и края. В ней нет конца, а без него нет и начала.

— Так всё и было. Даже статую нам возвели. Думали, она поможет им.

— Настоящее издевательство, — с улыбкой проговорил я. — А насчёт «червей». Те монстры в Рэвиндитрэ… таким же образом появились? Неужели накормили катализаторами весь город…?

— Не совеем, но близко. Матка под Рэвиндитрэ выросла из-за катализатора. Настоящая чума. Упадок выдавил слезу из самойсмерти. Матка, её апперитовые «дети» сделали своё дело… Одно их существование разносило безумие, выжигало людей как пламя костра близ растущую молодую траву. Заставляло спесь закипеть, заставляло оголить своё нутро. Но и это не происходило на ровном месте. Скажем так — необходимы подходящие условия.

— Оголить своё нутро? Я понимаю смысл этих слов, но не понимаю…

— У всех людей есть тёмные скрытые желания. «Черви», помнишь? Они были и у той роженицы. Ядро жеоды придало им форму, выпустило на свободу.

— Все Р’одум в городе Рэвиндитрэ были зверями. Запах крови пьянил их. Почему ты отличаешься от них? Почему ты защищал меня?

— Разве? — вопросил Набав Днах. — Всякая тень боится, что её горы не станет.

Мои мысли запутались ещё сильнее.

— А тот Ворон, Грегор, которого мы встретили под Оренктоном, ему тоже помогает такой же Искатель?

— Нет, у Воронов всё несколько иначе. Жеоды не причём.

Новый поток зажурчал в моей голове. Мозаика складывалась, но было в ней что-то настораживающее и сомнительное, будто бы некоторые пазлы не на своих местах. Или же вообще были неподходящими частичками.

— Значит, Гарганрюэль наблюдал за ними, влиял на них, через сны подчинял своей воле. Особо чувствительные чувствовали давление, боялись грядущего. От чего заболевали Поветрием времени. Одурманенные проводили приготовления, создавали необходимые условия. Я помню наш разговор про индоктринацию. Далее появились культисты. Астрологи создали Матку с помощью ядра жеода, катализатора. Она породила апперитовых детей, которые разносили безумие, мариновали людей. Подобно мясу, чтобы подготовить их к Саккумбиеву пиру. А когда всё было готово, то присутствие Гарганрюэля сорвало покров с большинства людей, оголило их нутро. Как вспышка молнии во мраке. Так улицы Рэвиндитрэ заполнились чудовищами — Р’одум… А теперь…спираль пошла на другой виток.

Набав Днах не отводил взгляд от поплавка, выжидал.

— Многое в жизни повторяется, — сказал он. — Условия происходящего могут отличаться, как внешний облик людей. Один повыше, другой пониже. У кого-то нос курносы, а у кого-то — картошкой. И прочее. Но набор органов внутри одинаков.

— Вот почему Вороны собирают монеты, хотят помешать повторению судьбы Рэвиндитрэ…

— Онрев. По их мнению — это шанс. Потому так рьяно хватаются за него. Но а что…если всё бессмысленно и смысла сопротивляться попросту нет? Враг слишком силён. Поэтому…почему бы тебе, мой друг, не сесть рядом? Насладись моментом своей скоротечной жизни. Может… поймаем здоровенную рыбину.

Ни о чём не думая, принял его предложение. Моя удочка стала другой. Практически невозможно в полной мере передать те ощущения, которые пробегались по моим пальцам, когда держал её. Она не казалось живой, а была такой на самом деле. Даже дышала. Вздох…выдох.

— У тебя ещё много вопросов. Я знаю об этом, вижу их, — заговорил он. — Предлагаю ограничиться двумя парами.

— Хорошо, — согласился я. — Гарганрюэль…что оно такое?

— Астрологи считают его своим богом, который всегда был в бездне Озера Мундус. Как по мне, он — всего-навсего другая форма жизни, что отличается от известных нам. Отличия колоссальны. Гарганрюэль — кит, а люди — планктон. Думаю, такое сравнение имеет место быть.

Мы с «невозможным рыбаком» сидели и, посматривая на поплавки, наблюдали за битвами, проходящими прямо на поверхности Глухого моря. Защитники Рэвиндитрэ до последнего сражались против глубочайшего отчаяния в своём последнем бою, уходя в закат своих времён. Видя всё это, находил подтверждения неминуемой гибели беспримерного героизма в ошмётках себе подобных. Видения дребезжащим смехом приоткрывали занавес, показывали вселенскую западню, что обрекала жизнь на встречу с уродливой участью.

— А те деревья? Мы же видели, как они вырастали из мёртвых…

— Для существа, которое одним своим существованием выворачивает время как скатерть, в этом фокусе нет ничего сложного. Таким образом укрывал следы своего пиршества. Жующие ветви и корни перемалывали всё неживое, чтобы никто не мог найти и намёка на гибель цивилизации. Сокрытие мёртвых — часть замысла. Но, разумеется, не все деревья появились таким же образом…

Послушав его, моя голова возомнила себя треснувшим орехом.

— Ещё два, значит, — проговорил я, смотря на гигантские грибы из огня и дыма, что появлялись из Глухого моря. — Старьёвщик сказал мне про чудика, который срывал листовки. Это был ты?

— Кто знает. Чудиками полнится мир, — протрещал Набав Днах. — Что-то твои вопросы обмельчали. Но я понимаю. И уже слышу четвёртый…

У меня начало клевать, и, немного подождав, потянул на себя. На крючке ничего не оказалось, но капли, падающие с него, нарисовали перед обратной стороной глаз нечто невообразимое. На самом дне под водой кто-то плакал в окружении ярких, танцующих огней. Некоторые из них выпускали в стороны обжигающие языки зелёного цвета.

— Скажи мне, я безумен?

— Да. Моя восковая стена помогла. И всё же твой разум разрушается, но ты ещё не сдался окончательно. Всё ещё сопротивляешься, не хватает лишь одной маленькой капли. Эта капля необходима, чтобы мы оба сдержали обещание. Такова наша роль. Очень важная роль… для всех… А теперь пора перешагнуть черту и дать всем шанс… Спасибо…

Я молча смотрел на него. Ни одно слово не могло выбраться из моего рта, как ягнёнок из бездонного колодца. Вдруг меня захватила тьма, а в уши водой потекли журчащие голоса…