Полихромный ноктюрн

15. Ищейка и кровь

Лёгким движением открыл дверцу, бегло пробежался глазами по окрестностям. Мы остановились на дороге рядом с густым лесом. Свежий воздух немного обрадовал, правда, необходимый холоднее ожидаемого. Где-то неподалёку журчал ручей, а нам как раз было необходимо восполнить запасы питьевой воды. Несмотря на это, пришёл к выводу — место для остановки могло быть и лучше. Если кто-то притаился за колючими кустарниками и старыми деревьями похожими на древних молчаливых великанов, то для них мы как на ладони. А по правую руку тянулось израненное оврагами поле, — с него наш экипаж не видно, его закрыл собой обросший мхом осколок горы. Но стоит сделать десяток шагов и тайное убежище станет не тайным…

Повернув голову, глянул на персону в тусклом охотничьем плаще с треугольной заплаткой на рукаве. Наш извозчик, мистер Форц, держа поводья, с немалой долей настороженности смотрел на дорогу.

— Где мы и почему остановились?

— Главный Искатель Вабан Ханд, мы на земле Провинции Денриф. На земле верноподданных Министерства. Сейчас не можем ехать дальше, — говорит бывалый мужчина с проницательным взглядом. — Там проходят они, я уверен в этом. Такое чувство, его ни с чем не спутать.

— Кто именно и сколько их? Если они идут в нашу сторону, нужно уйти с их пути. Только не через поле, — выражение моего лица вмиг стало серьёзным.

— Немного… но достаточно, чтоб представлять собой угрозу, — спокойно ответил мистер и указал рукой на овраг. — Верно мыслите, там бродят собиратели Министерства в поисках запрещённых столицей изделий. С ними где-то десяток солдат Дома Игнаадарий вместе со своими гомункулами.

— Свечки? Значит нельзя медлить. — Хоть я ожидал чего-то подобного, но меня всё равно немного поразило то, как быстро Форц смог заранее обнаружить угрозу. — Предлагаю переждать. Обстоятельства сейчас не на нашей стороне, поэтому не будем рисковать.

— Согласен. Сейчас так вышло, что мы встали почти в идеальном месте для продумывания плана действий. Есть небольшая фора, но когда собиратели закончат искать огневое оружие в тех ямах, обязательно заинтересуются каретой, — проговаривает Форц, поглядывая на серое небо. — Начинает темнеть. Мы уйдём с дороги ближе к лесу. Там и устроим привал.

— Звучит как план, но мы всё равно должны быть готовы к худшему, — предупредив, я посмотрел на Ифора, стоявшего на ступени экипажа. Он внимательно слушал, просунув руку между пуговиц своего сюртука.

— Хорошо. Тогда, если нас обнаружат, берегите свою спутницу от гомункулов. Сделайте всё возможное для её сохранения. Иногда жизнь подбрасывает такую участь… что уж лучше последний сон чем встреча с ней, — настоятельно посоветовал извозчик, становясь всё тише.

— Так и собирался делать, — ответил я с пониманием того, что она для них, как они говорят, — пузырь для вынашивания уродливой жизни. Свечки-пироманьяки используют гомункулов, натасканных выжлятниками, в качестве своих ищеек и позволяют им брать добычу, которая не хранит верность Министерству. Поговаривают, подобное делается специально, дабы отметить кровь изменников позором.

Мистер Форц оказался прав — нам не пришлось долго ждать захода солнца. Всесогревающее око спряталось за горизонт, после чего подвёл карету ближе к лесу. Там обогнули дикий шиповник и проехали глубже. Покинув кабину, проверил надёжность укрытия. Извозчик измудрился скрыть наш дом на колёсах за загребущими ветвями, словно растворился в процессии первобытного древостоя. Нас не видно и не слышно, с последним помогли посвистывания северного ветра. Распрощавшись с сомнениями, которые вскормило положение дел, получил ещё одно маленькое доказательство в пользу самонадеянного предположения о подлинной натуре Форца. Он определенно наделён талантами, позволяющими не только заранее обнаруживать угрозу, но и скрывать следы присутствия целого экипажа. Если эти дарования не обыкновенное совпадение, то в нашей компании имеет место быть Оренктонский рыскарь. Рыскаря отличает исключительное чутьё и навык ведения боя. Острые инстинкты делают их одними из лучших в обнаружении слабых мест врага, а отточенная интуиция позволяет прямо на месте выбирать маршруты с меньшими рисками. Когда появляется необходимость тайно превратить склад недруга, или нечто подобное, в пепелище, то работу доверяют именно им; для того чтобы они неосторожно покурили трубку рядом с лишним архитектурным решением. Исключительно для предотвращения неизбежных морально-нравственных страданий, вызванных небрежным видом косой постройки. Шутки шутками, но я читал отчёт, в нём в похожей манере доложили Бургомистру о проделанной работе.

Взяв пропитанные воском фляги из дубленой кожи, ученики с разрешения пошли набрать воды. К счастью и удобству ручей протекал совсем рядом. А сам направился к Форцу, краем глаза присматривая за младшими искателями. Пока шёл, в прохладном воздухе вился едва уловимый смрад, состоявший из гнили, залежавшегося чеснока, еловой смолы и чего-то, что мой нос отказывался распознавать. Последнее разожгло огонь воображения и чёрным углём нарисовало перед обратной стороной глаз нечто мало-постижимое. Сгорбленное дерево, по правую руку, совсем без движения возвышалось над землёй, где через сорную траву торчит массивный корень. Выглядит так, словно собирается бежать. Спустя мгновение от него донеслись потрескивания, сходственные с ударами сердца, что захлёбывается собственным ритмом. Ветви заколыхались бесчисленным множеством рук, тянущихся из заведенной толпы. Кора на стволе треснула, отвалилась — изобразила улыбающийся узор под парой пустых глазниц. Колодцы, они затягивают мысли, пока вглядываешься в их глубины. Движение. Вооружившись максимальной концентрацией, прищуриваюсь и вижу безостановочно жующие рты. Миг безмолвие и созерцание. Когда моргнул, образы исчезли, и меня вернуло обратно в лес, заполненный шелестом листьев.

Причудливые иллюзии вполне могут показываться во время опьянения воздухом, особенно после длительного пребывания в замкнутом пространстве. Справившись с коротким приступом паники, приближаюсь к мистеру Форцу. Встал рядом и не произношу ни звука. Он, не поворачиваясь ко мне лицом и поправляя шляпу, которая, по всей видимости, служила ему уже длительный срок, монотонно говорит: — Карканье выдаёт ворону, молчание — многое. Сверчки своей игрой сообщают слепцам о наступлении ночи и её пиршества. Встречать почётного гостя без музыки — недопустимо. — После чего замолкает и спрашивает: — А что выдало меня?

— О чём вы, мистер Форц? — уточнил я со скромной улыбкой.

— Что-то мне подсказывает, сегодня охотник на тайны Пепельных болот распознал рыскаря. Знаете, ритуал курения трубки возле казарм противника дарит невыразимые впечатления. Это как пить воду, находясь под водой, но не захлёбываться при этом. Мгновения становятся особенно незабываемыми, если выходы из казармы наглухо перекрыты. Эта игра языков пламени, потрескивания и искренние ругательства, что волдырями выдавливаются из горла… О, прошу простить, я не «свечка», у меня нет одержимости огнём. Всего на всего поддался ностальгии. У всех же есть воспоминания, которое несут с собой чувство умиротворения.

— Наглядный пример губительности курения, — сказал я, не став заострять внимание на его схожести с пироманьяками, так как сложно избежать перенимания черт лица тех, с кем приходится иметь дело. — Да, есть умиротворяющие воспоминания, есть раздражающие, есть счастливые и скорбные. Даже бывают ложные, вы наверняка представляете всё их разнообразие, мистер рыскарь.

— А есть те, которые зарываются в самое дно, чтобы быть забытыми. Будто бы имеют собственную волю, — выговорил наш компаньон. — Ну, теперь скажете…что меня выдало? — повторил вопрос Форц, смотрит прямо в глаза и разминает запястье, как если бы водит палочкой с натянутым пучком конских волос.

— При всём уважении, это было несложно. Наблюдательность и интуиция раскрыли вас. Скажите совпадение? Возможно, но так же вероятно, что кто-либо другой приметил эти качества и взял на службу. Не найти применения таким дарованиям — неслыханное расточительство. Особенно в такие тяжёлые и захватывающие времена для нашего города. Да что уж там…для всего Оринга, всего Государства, ведь сейчас мы все вовлечены в происходящее. Не какой-то мятеж или гражданская война…

— Вы и сами обладаете завидной способностью подмечать неявное, — сказал он, осматривая деревья. — Впрочем, другого и не ждал от Главного Искателя. Не зря господин Рэмтор поручил вам такое необычное дело.

— Ваш голос, мне на мгновение показалось, вы сомневаетесь в нашем успехе.

— Мистер Ханд, я вообще думаю, Пепельные болота — не заслуживающий внимания вымысел, которым только людей пугать. Нет, не так. Скажу честно, я надеюсь, что их не существует, как и других подобных искажений. Если они есть, тогда где разница между вымыслом и реальностью? А что мы сможем противопоставить всем тем чудовищам, которые видятся нам во тьме? Вот решат они показать себя, каковы будут последствия? Тут никакие книги не защитят от обрушения рассудка.

— Благодарю вас за откровенность. Тогда нам остается лишь надеяться на существование некого мирового равновесия. Если плохие вымыслы окажутся правдой, то же самое станет и с хорошими.

— Надеюсь, вы правы, — со скрытым облегчением заговорил кучер. — Рад был принять участие в светско-оккультной беседе, но сейчас не лучшее место для её продолжения.

— Добро, — коротко ответил я, услышав шаги возвращающихся подопечных. — Поблизости шастают сборщики, но это никак не отменяет естественные потребности. Опасность опасностью, а обед по расписанию. Нужно кормить подрастающее поколение, — визави заулыбался вовсю ширь.

Достав из мешка лепёшки, вяленую оленину и сушеные яблоки, мы все перекусили. По понятной причине обошлись без разведения костра. Примерно через четверть часа наше дыхание начало выдавать себя, серебристый пар струйками выбирался на волю. Я отправил Софистию отдыхать в экипаж, где можно укутаться в шерстяное одеяло и справится с колотуном. Да и вообще, чтение карт весьма утомительное занятие, требующее высокого уровня концентрации. По крайней мере, именно наша карта не поддавалась без подобного подхода. А сам с Ифором остался снаружи — не могли же мы оставить лагерь без охраны, особенно когда совсем рядом бродят служки узурпатора.

Форц напоил пегих лошадей. Провёл ладонью по носу одной из кобыл и замер, потом взял свою мешковатую сумку. На ней изображён каплевидный щит с большеклювой птицей, что освобождалась от терновых пут. Из-за неровности узора можно подумать, что он своими собственными руками вышивал этот символ союза Артсинтиум, ставший неким знаком свободы, знаний и отказа подчиняться Министерству. На кайме щита по белому ветвились линии, вырисовывали контуры растения или чего-то подобного. Предположительно — горькая полынь, так как защитники считают себя лекарством от паразитов Министерства.

Накинув узел на плечо, компаньон с удивительным спокойствием сообщает: — Я проверю где они. Нельзя оставлять их без присмотра. Заодно узнаю сколько их. Скоро вернусь. А вы не торопитесь разводить огонь.

— Вы идёте один? — почти возмущённо спросил Ифор. — И что если вы не вернётесь? Кто будет ухаживать за скакунами? Кто будет править? Я не могу, у меня от них брови сводит. Вам нельзя туда одному, — младший попытался отговорить того, намекая на своё рвение помочь.

— Ифор, наш компаньон справиться, — выговорил я, имея некоторое представление об умениях рыскарей, а потом повернулся к извозчику. — Вы уверены, мистер Форц?

— Необходимо предпринять меры, чтобы повысить наши шансы пережить ночь. Так что… если не вернусь, то выпейте за меня чего покрепче. Да и глоток не жалейте, закусывайте жарким перцем, — холодно попрощавшись, извозчик скрылся в низких ветвях.

— Тогда удачи, удачи всем нам. — Я кинул вслед пожелание и проверил своё одноручное огневое оружие.

Дума о последствиях раскрытия нашего пребывания в лесу отдавалась покалываниями в кончик каждого пальца. Всё зависело от удачи и могло измениться в любой момент. В связи с этим затаился в кустарнике, откуда открывался необходимый мне вид на наш лагерь. В случае появления нежеланных гостей у меня будет возможность воспользоваться преимуществом неожиданности. Ифор же уселся на небольшую платформу для багажа в задней части кареты. Ночной мрак надёжно укрывал его и делал практически невидимым.

Прислушиваясь к гуляющим звукам, мы хранили молчание. Голоса разных птиц доносились от самых макушек древесных великанов. Попавшая в ловушку муха пыталась выбраться и тем привлекла внимание хозяина сетей. Уже через мгновение паук бережно укутывал крылатую назойливость в свой лучший шёлк. Почти рядом со мной пробежало что-то похожее на мышь. Зверек остановился, вертикально выпрямился, почти как человек, после чего начал тянуться передними лапками к своим крохотным ушкам. Тут на крыльях тишины прилетела мудрая птица с большими глазами. Она схватила грызуна загнутыми когтями и унесла его прочь. В воздухе промчался только агонизирующий, утихающий писк добычи, который провожала игра сверчков. Симфония природы.

В темноте каждый шорох вынуждает слышать в себе тихую поступь опасности, а воображение начинает лепить из трухлявых пней, коряг и ветвей — различные уродливые фигуры. В одно мгновение весь лес наполнялся самыми невообразимыми существами. Например, такими, о которых бредят несчастные ронохи. Особенно часто пораженные таинственным недугом кричали о всезнающем страннике, чья наружность пробуждала желание у женщин и пропитанный некоторой завистью восторг у мужчин. Всё бы ничего, но есть продолжение. Странник появлялся только при темнейших обстоятельствах кровавых событий. Появлялся там, где пернатые падальщики могли вдоволь насытиться человечьим мясом. Ронохи рассказывали об этом с ужасом, но во всех красках, не жалели их. Предупреждали о великой опасности. Предупреждали о тайне всезнающего, которая открывалась после получения от него ответа на любой заданный вопрос. Тот в мгновение ока изменялся в лице, становился уродливым, на его теле появлялись алые плащи, сотканные из живой плоти, а голова тонула в таком же капюшоне. Ещё болезные добавляют, что ОН собирает плоды жизни, чтобы создать в своей мастерской некий артефакт ложного прозрения. Вот таким видят Деймидала…

Находясь в укрытии, поймал себя на мысли, что лес чем-то похож на шерсть зверя колоссальных размеров. А всё живое в нём, в том числе и я — это маленькие блошки, прячущиеся от острых зубов, которыми пытаются выгрызть нежеланных, раздражающих паразитов. Разум проявил самостоятельность, чтобы попытаться подобрать имя для этого невероятного животного. Я прекратил поиски на слове — «порядок».

Вдруг могильная тишина. Всевозможные звуки жизни перестали подавать признаки своего существования, и даже листва позабыла о своей дрожи. К затылку прикоснулось дуновение ветра. Оно было слабым, но всё же пробрало до костей. Волосы на руках вздыбились, и я плавно покрутил головой, попытался найти причину возникшего у меня предчувствия. Спустя цепь из звеньев тревожного ожидания, со стороны поля с оврагами прогремел взрыв. Пернатые никак не отреагировали.

Посмотрев Ифора, не увидел его. После тихо позвал — он не ответил. Тогда сжал рукоять оружия, осторожно вышагнул из укрытия. Параллельно этому козодои прекратили свою трескотню, тревожно замолчали. Мои привыкшие к мраку глаза уловили движение рядом с экипажем. Всматриваясь в близкую даль, где играли тени, разглядел дрожащего ползуна. Тот на четвереньках, как зверь, подбирался к дверце. Всего через один миг и несколько тяжёлых ударов грудного органа, узнал гомункула. Длинный костлявый уродец с огромным круглым брюхом вынюхивал, искал добычу, изливая слюни на землю.

Мгновенно опустил огневое оружие, так как выстрелы приведут тех, кто следует за своей мерзкой ищейкой. Выхватив кинжал с ромбовидным сечением клинка, который совсем не был кухонным инструментом, стал выжидать подходящий момент. На лице непроизвольно расползалась улыбка. Ничего не мог с этим поделать. Да и зачем? Обыкновенная реакция, предвкушение грядущего боя.

Вдыхая тёпло из кабины, гомункул протянул тощие пальцы к ручке, ухватился за неё. Открывал медленно, совсем не сдерживая возбуждённое дыхание. Вечно скрипящая дверца именно в этот момент не издала ни писка, а могла бы предупредить ученицу. Путь открыт, там достаточно место, чтобы протиснуться в кабину. Желавший проникнуть в найденный «пузырь» начал плавно пробираться внутрь. Слышу…слышу, неужели оно напевает колыбельную? Но зачем? Нет времени разбираться в этом. Пригнувшись матёрым следопытом, подкрадывался к ищейке, что не подозревала о моём присутствии. Волнительно. Выродок резко нырнул в экипаж, и из него вылетел крик ученицы. Ей удалось отпихнуть ночного доходягу своими ногами. Чем я и воспользовался. Запрыгнул на каменистую спину, милосердно вонзил клинок прямо в основание шеи.

Брызги нектара жизни оросили лицо, как утренняя роса молодую траву. Некоторые капли добрались до губ, попали на язык. Гнилистый вкус нёс за собой холод, что расползался по телу и покалывал внутренние органы. Моя внутричерепная шкатулка с воспоминаниями заполнилась чем-то давящим и острым; оно двигалось, порождало ощущение, будто бы в голову насыпали стекла, гвоздей, углей, а потом хорошенько встряхнули. Изо всех сил игнорировал боль, продолжал избавлять это недоразумение от самого беспощадного проклятия — жизни.

Гомункул низко загудел, отскочил в сторону, выпрямился. Пытаясь сбросить, завертелся в агонии — меня швыряло из стороны в сторону как листик, который, борясь с ветром, держится за ветку. Всеми силами сжимал рукоять ножа, пока другой рукой держался за железное кольцо — ошейник. Даже не думал отпускать. Мои мысли просили его не прекращать сопротивление; приговаривали, он — всего лишь муха, чей краток век. Хоть никогда не считал себя пауком, но со стороны выглядело весьма похоже, а поэтому необходимо окутать упыря в шелк пунцового савана.

— Сожалей о своём знакомстве с первым вздохом. Захлебнись всеобщей печалью! — подумалось мне не вслух.

С каждым рывком в немощных барахтаньях, вызванных болевым шоком, рана разрасталась, из-за чего струйки крови всё жирнели и жирнели. Всё происходило быстро, быстрее вспышки молнии. Ищейка попыталась достать меня своими неестественно длинными ручищами. Немного проворачивая рукоять, моя ладонь вежливо отговаривала его от столь не культурного действия. Ретивое бешенное животное уже скоро устанет — нельзя разжимать цепкую хватку. Когда телесное воплощение бешенства замерло, будто без сил, быстро вытащил клинок из вопящих ножен. Оттолкнувшись ногами, приподнялся и провёл линию по подобию горла. На ощупь — древесина в дождливый день. Свист артерии выпустил густой нектар. Зловоние то и дело угасало, а на его место вставал сладкий аромат, смешанный с запахом лекарств, с запахом новой повязки, что наложили на рану. Чёрно-алый поток своей кистью с трёхрядными фалангами попытался добраться до моих глаз. Нанеся ещё один удар, но уже в другую сторону шеи, остановил их порыв очередной «просьбой».

Сражённый Оренктонской вежливостью Главного искателя, гомункул фырчит и грохается на спину. Должно быть, напоследок попытался придавить меня к земле, но я успел отскочить. Ищейка оказалась в грязи возле вылезшего на поверхность корня, откуда, как казалось, играла музыка ночных музыкантов похожая на горестный смех и на радостный плач. Судороги обуяли почти поверженного врага, начал извиваться как разбойник, которого приговорили к смертной казни через утопление. Спустя момент он замер в качестве сделанной изо льда скульптуры. Привет из Хладграда, там такие любят. А потом встал на колени, сложил руки в замок. Проговорив что-то на языке утопленников, вцепился в рану и попытался её вырвать, ведь если избавиться от неё, то и боль уйдёт. Надеялся на это. Ну, точно животное.

Я возвращал дыхание в норму с помощью метода отшельника, о нём прочитал на парочке ветхих страниц, хранимых под стеклом в академии. Не помогло. Либо текст был не полным, либо — полнейшая ерунда.

Смотря на гомункула, сомневался, что бой продолжится, тот собственноручно усугублял своё и без того тяжёлое состояние. Всё предрешено. Разодрав плоть до открытия ключицы, вдруг вцепился в шею и на трёх лапах сорвался в мою сторону, что мертвяк, вурдалак. Должно быть, потерпев неудачу в попытке избавиться от раны, решил вырвать другую причину. Напоминая тряпичную куклу на нитках, с размаха нанёс удар. Мне не составило труда уклониться. Клинок милосердия прошёл между гребневидных ребёр и уронил его; как смертельная усталость валит коня. Марионетка бешенства рухнула, каким-то образом сумела почти оглушительно заверещать. Было слишком громко, поэтому нанёс удар, а потом ещё и ещё, чтобы поскорее привести на рандеву с тишиной. Спустя восемь уколов, или около того, цель достигнута.

Когда поднялся на ноги рядом с поверженным круглобрюхим вурдалаком, решившимвоспользоваться моей ученицей как «пузырём», тихо засмеялся. Секундами позже почувствовал чей-то испуганный взгляд, прошивал мою кожу неким стыдом. Повернулся и заметил, что из кареты смотрит разноглазая. Её выдавали искорки лунного света, что поселились во взгляде.

— Значит… вслух, да? — упрекнув собственную неосторожность, заговорил в попытке побороть приступ довольного смеха: — Чем больше он сопротивлялся, тем больше крови терял. Чем больше её терял, тем быстрее умирал. Можно ли сказать, чем больше сопротивляешься, тем быстрее умираешь?

— Сказать-то можно, но есть в этом что-то поломанное, — донеслось из внутренностей экипажа.

Козодои запели вновь.

— Ты цела? Руки и ноги на месте? — задавая вопросы, приближался к ней.

— Не уверена. Эта улыбка прыщавого маньяка… наверняка оставила шрам в моём сознании. Теперь будет преследовать меня и во снах, — проговорила она в ответ. — Ещё и накидку испортил, а она моя любимая.

— Ничего страшного, утром зашью. Да так… ничего не будет видно. Словно никогда и не рвалась. А пока вот… возьми, а то ночи сейчас прохладные, — успокоил я и протянул свой искательский сюртук, оглядываясь в ожидании министерцев. Сейчас их шаги будут особенно громкими.

— Вы предлагаете мне надеть его? Он же весь в крови. Впрочем, ладно, буду как древние люди, которые облачались в шкуру поверженных зверей. То есть, и не древние так делают. Ну, вы поняли, — ученица немного смутилась. — Это можно оттереть…

— В любом случае, выбор невелик. Нельзя ходить… со всем… наружу.

Порванная ткань в области груди вынудила Софистию засуетиться. Одной рукой оторвала кусок тряпки и смочила водой, чтобы освежить предмет мужского гардероба. Пока вглядывался в однорогий пень со сломанным стволом, откуда послышались шуршанья, она привела себя в приличный вид, приоделась.

— Спасибо вам, учитель Вабан. В очередной раз, — её голос стал почти ровным, спокойным.

— Не нужно благодарности. Я выполнял свой человеческий долг. Старшие должны беречь младших. А если честно…

— Потом он набросился бы на вас, поэтому вы сделали это в первую очередь для себя, угадала? — перебила она прищурившись.

— В общих чертах — да, — признав прозрачность напускного эгоизма, продолжал смотреть на место, где что-то шуршало. Шуршалкой оказался обыкновенный заяц с хлопковым хвостом.

— Я знала, вы искусно владеете клинком. Но чтобы броситься с ним на гомункула…Они ведь страшно-сильные. Одно попадание их лапы и всё… рёбра сломаны! Мистер Ханд, вы случайно не подрабатываете на стороне каким-нибудь убийцей в чёрном плаще и в чёрной маске с улыбкой?

— Случайно — нет. Сознательно — да. Сама знаешь, честным трудом Искателя много не заработаешь. Вот и приходится выкручиваться, чтобы у тебя были те вкусные пирожные с клюквой, — отшутился я, понимая всю неуместность юмора, но было необходимо хоть как-то разрядить обстановку.

— С черникой, — исправила она. — Теперь совсем не удивлюсь… если вы правда наёмник сомнительных гильдий, — хмыкнув, она едва слышимо проговаривает: — Иногда не понимаю, как люди находят в себе силы для встречи со страшной опасностью…

— Несмотря на мой обаятельный манерный вид, я страшнее гомункула. Особенно когда покушаются на моих учеников. Раны и сломанные кости заживут. Но такой трюк не сработает, если кто-нибудь из вас погибнет. Так что выбор очевиден.

— И так каждый раз, учитель Ханд. С тех пор как вы приняли нас с Ифором в Академию. Но ничего, мы вернём свои долги.

— Не понимаю о каких долгах ты говоришь. Но если хочешь расквитаться, для душевного спокойствия можешь иногда помогать ронохам. Горячая похлёбка с ломтём хлеба для них не будет лишней. Только осторожно, усты следуют за ними по пятам. И даже прибегают ко всяким уловкам. Например, облачаются в чёрное закрывающее лицо одеяние, которое носят некоторые ронохи, что считаются опасными. Накидывая шкуру зверя, хотят сойти за своих. Какая дурость, — поведав способ возвращения надуманных или же переоцененных долгов, мне стало ещё более тревожно, сердце ускоряло свой ритм.

— Ну, могло быть что-то и посложнее, но первое слово, как говорится, дороже второго — похлёбка так похлёбка, — поторопилась согласиться разноглазая. — Знаете, с момента нашей встречи прошло уже много времени, а я не перестаю узнавать новое о вас, — она как по щелчку пальцев переменилась в лице и с едва заметно улыбкой добавила: — Я даже не подозревала, что вы умеете пользоваться иглой.

— Да, немало времени прошло. Как сейчас помню. Иду за рынком… и ничто не предвещает беды, а потом вылетают двое маленьких ребятишек и начинают угрожать. Пытаются ограбить. Хорошо, я тогда спросил у вас про «Зигфридовы очечи». Помнишь, как тонко вы ответили? Ваши слова помогли мне разглядеть потенциал, которому нужно было помочь прорости, принять свой вид. Посему и предложил вам пойти со мной в пустующую Академию. Глаза не обманули, из вас получились настоящие Искатели. Думая об этом, радуюсь своему достижению. Ведь смог показать иной путь, удержать вас от преступлений. А то могли бы много дел наворотить из-за нужды, — выбравшись из круговорота воспоминаний, продолжил о серьёзном: — А что касается нитки и иголки — простое, но полезное, умение. Можно и раны заштопывать. Так, сейчас не время для…

— Не время для приступа ностальгии? — продолжила она и протянула платок, водя пальцем по лицу.

— Именно, — сорвалось с моих губ. — Премного благодарен, а то не гоже культурному человеку ходить с боевым запёкшимся раскрасом. Не стоит подавать такой пример подрастающему поколению.

— Мистер Ханд, ну хватит. Мы не такие маленькие, какими вы нас видите. Да, молодые, но не маленькие ребятишки. Хоть вы и Главный Искатель, но у нас же разница в пару лет, — возмутилась она.

После того, как все признаки сражения были стёрты с моего лица, Софистия едва слышимо начала посмеиваться. Должно быть, её развесила мысль о том, как молодой Вабан Ханд, Главный Искатель Оренктонской Академии Запретных Знаний, вооружается инструментами портного для неравной схватки с прорехой. Ну точно, сражение достойное стать легендарным. На мгновение даже стало как-то не по себе. А если она увидела бы меня, сидящего в лодке с удочкой в руках, то, наверное, вообще рассмеялась бы во весь голос.

Ни с того ни сего чёрный лес заполнился приятным ароматом полевых цветов, через который прокрадывалось очарование гвоздики и, скорее всего, миндаля. Снова эти непонятно откуда взявшиеся запахи. Правое ухо, в него влетел треск сухой ветви. Вдруг непроизвольно дёрнул голову назад и что-то пролетело мимо лба. Пуля. Подняв вековой занавес, обнаружил себя перед лицом неудачливого стрелка. Улыбка отражалась в его глазах, разделенных лезвием клинка. Я вонзил его в отверстие нижней челюсти, и тот вылез из переносицы. Крепко держа длинноствольное орудие, повалил на землю и под углом провернул. Это был солдат в Серекардском пыльнике, из-под которого виднелись министерские цвета. Выйдя из состояния боевого куража, моё горло сдавил страх. Ведь узнал, что передо мной враг, только когда уже забрал его последний вздох. Смотря на павшего, распознал чью-то поступь и наставил огневое в сторону источника.

— Это мы, мистер Ханд, — осторожно произнес Ифор, выходя из-за сгорбленного и изогнутого дерева. — Воу! Спокойнее, свои! — воскликнул он.

— Где ты был? — по слогам проговорил я, поднимаясь на ноги.

— Нельзя было отпускать нашего извозчика. Потеряй мы его, наши поиски Пепельных болот оказались бы под угрозой.

— Надеюсь, вы не торопились выпить за меня? Я бы сейчас пригубил, — довольно сказал Форц, шедший за первым. — О! Сбежавший гомункул… вот ты где, скотина, — добавил тот, когда увидел мёртвого уродца. — Мистер Ханд, хоть сборщиков оказалось немного меньше, чем я думал, но лишняя пара рук мне не повредила. Ваш подопечный в нужное время напомнил тем «долгоносикам» в овраге, что таскать с собой взрывоопасную бочку — плохая затея. Поэтому сильно не ругайте его.

— Взрывать что-то, когда министерцы могут быть везде — называется помощью?

— Нет, что вы. Эти болтушки, разговаривая между собой, выдали всё необходимое. Они отстали от основного формирования для перевыполнения нормы. Хотели выслужиться перед генералисом.

— Асбестом? Тогда понятно, желание произвести на него впечатление всегда граничит с глупостью.

— Так точно, он самый. А как это поняли?

— Просто угадал, — дав ответ, холодно продолжил: — Даже если и так, то от этого его поступок не становится менее своевольным. Но хорошо, что всё закончилось благополучно, — проговорил я, подведя черту окончания сегодняшних трудностей.