Полихромный ноктюрн

7. Голоса гордой гнили

3023 ЭС.

Андер Микгриб топтался у входа в усадьбу «Ромашки», размышлял о союзе мятежников, а точнее об их мотивах. Заподозрил Графа Фалконет, организатора мятежа или, как минимум — вдохновителя, в жажде мести. Промелькало и такое, что причиной всему было честолюбие, амбиция сесть на Камнедрево и попасть в летописи в качестве Императора. Такой поступок запомнился бы на долгие века. Догадка основывалась на истории Зимнего исхода, в котором вражда между Домом Игнаадарий и Домом Фалконет наконец переросла в войну. Длилась она всего один день, но за это время произошло четыре крупных хорошо спланированных сражения, где оба Дома показали ранее не виданный уровень жестокости. Пара крестьян из приграничной деревушки говорили, что тот день был невероятно холодным, мороз кусал кожу свирепее лютого волка. Отправившись в лес для сбора дополнительных дров для согрева домочадцев, стали свидетелями чудовищного: там горящие бились с мертвецами, там пылал обагренный кровью снег; и всё это в тени деревьев и людей, насаженных на пики. Ещё рассказывали о большой летучей мыши с почти человеческим лицом, или же о человеке с чёрными перепончатыми крыльями. Разумеется, в такое преувеличение мало кто поверил.

Зимний сход закончился так же быстро, как и начался, хотя, все готовились к декаде безумия. Сам Государь(Император) вместе со своими рыцарями Капиляры явился на поле битвы, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие. Открывающаяся дверь возможного будущего незамедлительно закрылась. Государю удалось достучаться до опьянённого ненавистью разума, удалось призвать стороны к миру и взять с глав Домов обещание. Игнаадарий и Фалконет поклялись держать в узде свою жестокость, поддерживать слабых, а сильных наставлять на путь мира и созидания. Пламя угасло, а кровь свернулась. Подробностей никто не знал, а те, кто и мог, — хранили молчание. С того момента Его Милость и стали звать Пакатором, примирителем.

Андер стоял на том же самом месте. Прокрутил в голове разговор с Шестипалым — его подозрения ослабли. Благородные потомки Первых людей не могли нарушить данную клятву, не могли развязать новую войну и опозорить свой род, слишком тяжела ответственность перед предками, чью историю всегда чтили. Напротив, Фалконет верен своему слову — не допустил бы и мысли о захвате Камнедрева и сейчас сражается за Наследие Государя. Так сказал обладатель лишнего пальца; вообще не пожалел времени для объяснений, озвучивал множество аргументов, но Андер не запомнил их, каждый раз соглашался с услышанным — кивал, как если бы нырнул в туман речей торгаша, пытавшегося продать свои побрякушки.

Вермунды заносили небольшие хорошо просмоленные бочки, обмотанные плотной тканью. Делали это не торопливо и аккуратно, старались предотвратить случайное скольжение обмотки. Казалось, укрывали груз не только от глаз маловероятных свидетелей, но и от прикосновения ярко-золотых солнечных лучей. Когда закончили разносить бочки по коридорам и подвальным помещениям проклятой усадьбы, Андер направился вглубь, в тень высоких шпилей.

Минуя резиденцию, замедлил уверенный шаг. Около ограды из железных прутьев туда-сюда бродила старуха очень похожая на одну из молодых служанок Дома бывших защитников. Бродяжка невнятно бормотала что-то про кровь и какого-то лешего. Прохожие не обращали на неё никакого внимания, уже привыкли и даже в упор не видели безумных ронохов, жертв Поветрия времени. Однако только до тех пор, пока те не опасны. Как говорится: «Пока не клюнет».

Молодая старуха упала на брусчатку, отчаянно замахала руками в попытках подняться, но, по всей видимости, тело не слушалось её. Рэмтор услышал звук трепыханий, выбежал из резиденции. На его щеках пенилось мыло от незаконченного бритья. Он осторожно подошёл к ней и на ухо шепнул несколько слов. Взгляд ожил, будто только и мечтала быть замеченной, услышанной. Затем помог ей встать на ноги и, придерживая для равновесия, заботливо увёл с собой.

По вытянутому и острому лицу Микгриба пронеслась волна непроизвольных подёргиваний мышц. Он на миг закрыл сонные глаза — неоднозначно улыбнулся. С усилием сжал челюсти и направился дальше к условленному месту встречи, щёлкая в кармане по фрагменту зашифрованной записки.

Со стороны улицы, на которой находилась мастерская Шылдмана, шли работники в легкоузнаваемых одеждах с броским изображением щита на груди. Подручных было всего двое.

— Никогда бы не подумал, что Мастер может давить такую довольную лыбу. Я бы сказал: очень довольную лыбу. Даже страшную. Она пугает меня. Такую улыбка, да под рассказы сказителей…

— Мне вообще кажется, он бахнул какую-то палёную настойку. У нас как раз открылась лавка нового травника. Кстати, мы её только что проходили. По-моему… у меня нос обуглился из-за запаха.

— Может-может. Утащил от туда зелье, так сказать, на пробу. А с другой стороны, он лыбится, когда смотрит на эту штуку с семью трубками. Может пробует воссоздать оружие Старой войны? Он конечно не Деймидал, но признаюсь: мне самому не терпится увидеть его в действии.

— Давай тут без упоминаний проклятых. А то… вдруг чего. Хоривщина, помнишь? Ещё не хватало лишиться места в мастерской из-за какой-нибудь ерунды. Не хочу возвращаться назад, не хочу быть на побегушках у кузнеца. Или вообще сошлют в лучники, будем палки строгать, — прошипел рабочий. — А про Мастера, точно не из-за этого. Я скорее поверю, что причина его блажи — это жена. Ты же видел её. Она вся такая ба… и вообще, она ему во внучки годится. Какой удачливый су… старик.

— И не говори. А может… — перейдя на шёпот, двое завернули за угол.

Микгриб ступал в тени острозубых крыш. Когда дошёл до самого тёмного места этого узкого городского коридора, то остановился. Могло сложиться впечатление, никто не догадывался о существовании линии между старинных архитектурных решений. Разумеется, кроме крыс, которые нагло бегали по трухлявым ящикам. Установить хотя бы приблизительный возраст этих деревянных контейнеров не представлялось возможным. Да и кого могло интересовать то, что находится на забытой городской тропе.

Забредший не двигался с места, как если бы стал восковой статуэткой; раздражённо ждал, спасал нос от выгребного зловония. В этот момент по реке его памяти проплыло воспоминание о том, как Шестипалый заставил гвардейцев приклонить колено перед жителями. Андер со злостью сжал кулак, помнил случаи из своей жизни, где оренктонцы вели себя не подобающим, не достойным образом; помнил ту ночь погони за справедливостью. В реальность раздражённого вернул голос, прозвучавший почти рядом с ним: — Ты долго шёл, констебль. Неужели нечистоты под ногами так тебя задержали? Как говорится… береги подмётку с молоду. Так что ли?

Зрительные бусины привыкли — высмотрел бродягу в рваных лохмотьях. Неизвестный сидел между рыхлыми ящиками. Сидок развёл ладони, распустился цветок, чьи лепестки-пальцы берегли огонёк внутри масляного фонаря. Пламенный язык немного осветил небритую физиономию с тканевой повязкой на глазу. Это был один из ловчих, которые занимались сбором представляющих опасность сведений, а также их проверкой. «Собиратели угроз» вычисляют шпионов с поразительной скоростью. Об их методах ничего неизвестно. О проделанной работе отчитываются исключительно перед Бургомистром. Делают это не лично, а через специально помеченные сообщения. «Чем меньше рискуешь, тем ниже шансы быть раскрытым», — так они считали. Кто-то бы сказал, что это бредовая одержимость безопасностью, но никто этого не произносил по одной простой причине: жители даже не подозревали о существовании ловчих, тайно несущих свою службу. Сложно дать оценку тому, чего не видел и тому, о чём не слышал. К тому же, даже если одержимость имела место быть, то она становилась эффективным оружием защиты от пагубных намерений.

— Я уже не констебль. Я — вермунд. Честно заслужил своё место, — раздражённо ответил Андер.

Ловчий ухмыльнулся.

— Как шерсть не цепляй, волчонком не станешь. Для меня — ты простой топтун. Случайность нацепила на тебя чёрный мундир за твоё умение ловко жонглировать кружками. Благодари именно её. И не более.

— Хватит пустой болтовни. Давай к делу, несуществующий человек.

— Вот это рвение! Смотри из штанов не выпрыгни, — язвительно произнёс ловчий. — Хорошо. После того, как господин Рэмтор смачно наплевал на Министерский запрет на производство и распространение оружия, Мастер Шылдман вернулся к своему любимому делу. Уверен, двери ему порядком надоели. Сейчас разрабатывает, по его утверждениям, своё лучшее творение. И речь… не о баллисте или же пушке, а о нечто большем. Представляешь? Не знаю, как оно покажет себя на деле, но выглядит весьма впечатляюще. Министерцы даже убежать не успеют. Уже вижу этот смертоносный град.

— Если оно будет работать, то уже неплохо. Честно, с трудом могу представить убегающих министерцев. Если было бы всё так просто, Серекард не подчинялся бы Садонику Что-нибудь ещё про Шылдмана расскажешь? Или поведаешь что-то по-настоящему важное?

— Конечно. Сейчас он по-настоящему счастлив, а его супруга просто светится. Если ты понимаешь, о чём я. Ещё прикладывает пяточные компрессы. Не поверишь — к пяткам.

— Меня не интересуют спальные дела старика.

Бродяга язвительно сморщился.

— Да неужели? Скажи, а Бургомистр знает, что такая важная персона, как ты, сейчас здесь?

— Важная персона? Я получил твоё сообщение и пришёл. Так что не трать моё время, ловчий. — Микгриб, почувствовав издёвку, повысил свой голос почти до крика и сделал угрожающий шаг.

— Ты бы не торопился выдавать собственную неуверенность, — посоветовал несуществующий человек, подняв указательный палец, от которого тянулся тонкий шнурок. — И не веди себя так, словно у тебя есть запасная нога.

Гвардеец разглядел нитку, она вела к маленькому, скорее всего, глиняному сосуду. Не совсем простое гончарное изделие едва заметно валялось возле его сапога. Убавив свой пыл, замер в ожидании хоть каких-нибудь слов, потому что «начинка» может быть разной. Хоть картечь маловероятна, но и порошок из сонного гриба представляет серьёзную опасность. Одного вздоха, в большинстве случаев, достаточно, чтобы превратить любого в беспомощный мешок с овощами.

— Ты слишком нетерпелив для вермунда. Но… так и быть, расскажу кое-что. На улицах мне несколько раз попадались необычные ходоки. Когда я смотрел на них, они казались какими-то неуместными, что ли. Как вечернее платье на поле боя. Понимаешь? Их всех объединяла пустота в глазах. Более того, совсем не моргали. Может, замышляют что-то. Или же… это стечение набора обстоятельств. Но я верю своей интуиции…и сейчас чувствую, может случиться страшное.

— Если всё так серьёзно, почему тогда сам не доложишь Рэмтору? Насколько мне известно, подобные чувства — один из ваших надёжных инструментов. Разве не так?

— Сперва я хочу проверить кое-какие догадки. Не хочу тратить время Бургомистра впустую. У него и так много дел. Но…если в течение трёх дней от меня не будет вестей, расскажи об этом лично господину Рэмтору. Только не говори ему, что я назвал его господином. А пока… на этом всё. Кстати, я слышал «Тик-Так» в городе. Если тебе, конечно, интересно.

— Обязательно доложу. Можешь не сомневаться, — сказал вермунд, а после посмотрел на щель между коробок. Но того уже не было. Тот просто исчез, как если бы стены разверзлись и поглотили несуществующего человека.

Андер вышел из потаённой линии на всем известные дороги. Улицу заполняли люди, которые суетливо занимались обыденными делами. Мужчина в коричневом костюме с четырьмя начищенными пуговицами спешно перебирал ногами, придерживая рукой котелок. Должно быть, торопился в коллегию для обсуждения важного дела. Или же хотел решить какой-нибудь спор с соседом, возникший из-за хмельного шума. Воспитательница в капоре возвращалась с рынка, где одержала победу в словесном поединке с хитрым торгашом, выбив тем самым лучшую цену. Покупки помогали нести её не многолетние воспитанники. Лица у помощников серьёзными настолько, насколько возможно, блеск в глазах выдавал нетерпеливое ожидание сегодняшнего ужина. Мальчишки размахивали палками, делали вид, что у них в руках настоящие мечи. Притворяясь взрослыми, выкрикивали разные фразы, точно играли на сцене. Каждое попадание по «клинку» противника отговаривало их от продолжения. Юные воины болезненно щурились и смотрели на красные ладошки. Другие не теряли времени. Возомнили себя обладателями древней силы, поднимали над собой свечи и бубнили что-то нечленораздельное похожее на ругательства. Далее все рванули к кузнецу: хотели уломать ремесленника выковать для них настоящие клинки. Но их бег прекратился возле пройдохи с ореховыми скорлупками. Мальчишки столпились возле ловкого виртуоза, наблюдали за каждой прокруткой. В давке толкнули светловолосого мальчугана, и тот упал наземь.

Упавший не оглянулся, а сразу поднялся на ноги, поправил чёрный платок, повязанный вокруг шеи, и побрёл в карман между домами. Там схватил бродячего облезлого кота, тепло прижал к груди. Шерстяной начал сопротивляться. Непонимание такой реакции заставило ручки сдавить горло уличного мышелова. Услышав хрипы, мальчишка ослабил хватку и нежно приобнял, как бы извинялся. Кот попытался освободиться, тогда всё повторилось ещё раз и ещё раз.

— У меня есть соображение на счёт того, почему ты это делаешь. Хочешь, поделюсь? — прозвучал вопрос в левое ухо светловолосого.

Маленький душитель повернулся к сидевшей возле него фигуре в траурной мантии. Незнакомец закрывал лицо рыбьей маской на палочке.

— «Широкая глотка» своим ядовитыми речами посеял в твой ум ложные зёрна. Фурункломёт рассказывал об особой душе жителей Вентрааль, помнишь? Вот они начинают прорастать, от того и твои действия. В подтверждение своей правоты… попробую угадать твои мысли. «Вот неблагодарная кошатина, я к ней с любовью, а она брыкается. Тогда получи наказание!», или типа того, верно?

Светловолосого передёрнуло из-за такого трюка с чтением мыслей. И он кивнул.

— Осведомлен — значит вооружен. Исправь это, иначе будешь марионеткой, — предупредил траурник и сдвинул рыбью морду. Под неё была ещё одна маска: серебряная скелетная маска.

Глаза мальчишки раскрылись, полезли на лоб. В такие озёра без труда нырнёт целая орава злых духов.

— Родители учили не разговаривать с незнакомцами? Всё правильно, — светловолосый открыл рот. — Не буду спрашивать, куда он делся. По крайней мере, тебе не грозит пожалеть о своих словах. А теперь, мне пора, а ты наблюдай за своими мыслями. Не иди у них на поводу, не все они принадлежат тебе.

Гробовщик побрёл в темень узкой улочки, но остановился. Маленькие руки вцепились в него.

— Стало быть, у тебя их нет. Их забрало то ночное помешательство? — спросил он. Увидев кивок, дал мелкому свечу и пошёл дальше, не возражал против «хвостика».

Хоть людей на улицах находилось и много, но всё-таки меньше, чем в прошлые дни. Эта разница напомнила Микгрибу о том, как однажды в Оренктон приезжали разношёрстные бродяги. Те, желая заработать монет, привозили с собой диковинные сувениры, удивительные истории и секреты успеха в любом начинании. Оказывалось, для преодоления любой жизненной преграды достаточно только веры в себя, а безрукому для колки дров не хватает лишь топора. Для закрепления этого секрета продавали заговорённые амулеты от, так сказать, известных прорицателей, колдунов или кого-то другого из этой же братии. Если чары не срабатывали, то это говорило только о том, что носитель мало или не искренне верит в их чудодейственную силу. И сегодня эти охотники за монетами снова заехали в город, предварительно выбрав для своей труппы новое название, а именно — «Тик-Так».

Микгриб посетит шатёр вернувшихся бродяг, но позже. Необходимые ему тоники желтоватого оттенка сами себя не купят. «Если хорошо работаешь, то и отдых должен быть соответствующим» — так он считал.

Неподалёку от мастерской престарелого оружейника со слабостью к дверям, остановился возле оградки двухэтажной постройки, там пахло разными травами, настойками и микстурами. Некоторые называли лавку травника — «Дом хи-ха». Вздохнув полной грудью, перешагнул порог, над которым свисал пучок свежего чертополоха; согласно поверьям это колючее растение отлично справляется с защитой от потусторонних сил. Так защищались от стуков хоривщины.

За прилавком на стене были закреплены полки из потемневшего дерева со множество паутинных трещинок. На досках хранились старинные книги, посвященные изучению различных сывороток и прочих не магическим субстанций. На самом прилавке дымилась перекошенная чаша, вернее её засушенное содержимое. Сперва слышалось зловоние тухлой рыбы, но спустя вздох оно превращалось в хвойный аромат кипариса, а по языку начинал ползти вкус замороженного яблочного сока — такой очень любили в Хладграде. Тут травник узнал одного из постоянных клиентов — вежливо поспешил предложить ему новые тоники.

— Я человек привычки. Мне нужны только проверенные средства, — сообщил Андер. — Они помогают расслабиться как ничто другое.

— Понял, сейчас будет, — травник наклонился и достал пузырёк с «чудо-зельем». — Служба вермунда сложна и опасна. Нет ничего дурного в желании спокойствия. Каждый борется с усталость по-своему, — звучал он так, будто бы оправдывает.

— Зришь прямо в корень, зельевар. Сложные сейчас времена. Наш Бургомистр проводит собрание за собранием. В том месяце… аж целых два было, представляешь? Да ещё и говорит не всегда понятно. Загадки какие-то. А упоминая Садоника, как-то произнёс: «Куда козёл ведёт овец?». Не знаю, что бы это значило. По всей видимости, совсем забегался. Не бережёт себя…

Травник лёг локтями на прилавок, смотрел на огонь свечи. С недавних пор белые палочки раздают задаром.

— Да, время сейчас и, правда, непростое. Но в целом всё становиться лучше. Медленно, но лучше. Кости быстро не срастаются. Особенно когда их сломало Министерство. Поэтому нужно подождать. Хоть ожидания и не вернут к жизни госпожу Риктию и господина Лицлесса…

— Подождать говоришь? — возмутился Микгриб. — Твои слава да в уши тех, кто недавно покинул казармы. Они скоро столкнуться с легионом Серекарда или вообще с «козой». Вот обрадуются то, когда услышат нечто подобное. Лязг клинков, свисты стрел и пуль — лучшие компаньоны для ожидания. Верно?

Зельевар хотел ответить, но сдержался. Вид мундира без труда сдавливал горло.

Андер гонял по пальцам склянку. Та, проскользнув между указательным и средним, упала на пол.

— Мне нужен ещё один, — сказал он. — Вот об этом я говорил. Усталость… она такая.

— Не беда, вот замена. С вас… сорок серебряных векатов.

— Он же двадцать стоит? За разбитый не заплачу. Я же не использовал его. И вообще, оставляю его здесь.

— Справедливо, — холодно согласился зелейник.

— Пока не ушёл, скажи мне, травовар, к тебе не заходили подозрительные личности?

— «Только одна», — подумал торговец, а затем спросил: — А что, молодчики опять кому-то продали палёное пойло? Или очередные гнилоразумные объявились? А то помню, последних ваш отец, Деран Микгриб, разогнал. Вот слухи тогда ходили об этих Умастителях. Как вспомню, так сразу обед рвётся наружу. Да обними его душу Все-создатель. Храбрый был человек.

Андер Микгриб покривился, наступил на осколки, раздавил их.

— Да, отец был именно таким, — в полголоса согласился он. — Вам нужны склянки покрепче. Не дело когда они так легко бьются. Попахивает обманом, задуманным с целью нажиться.

— Спасибо за совет. Я уже работаю над этим.

— Чем скорее, тем лучше, — прошипел вермунд и покинул лавку.

В носу свербело из-за плясок непривычного запаха. Мускус водил свой хоровод. Надеясь избавиться от зуда, поспешил к экипажу. Сел на скамью, с облегчением выдохнул, как если надеялся выдуть неожиданное раздражение, всё без остатка. Тут услышал журчание, пытавшееся произнести всего две буквы, в результате получилось растянутое «Ла». Оно повторялось и повторялось, пока не дал кучера команду двигать к месту остановки «Тик-Так». Поехали туда, где когда-то состоялась встреча, изменившая всю его жизнь.

В дороге ему вспомнился отец. Деран Микгриб служил констеблем и пользовался большим уважением за свою добросовестность. Его часто ставили в пример другим служителям закона. Подобное никогда не вызывало раздражения, а только гордость за возможность стоять плечом к плечу с таким безукоризненным человеком. Однажды он рассказал младшему одну историю из личного опыта. Тогда Андер узнал о фанатиках, что проводили свои плотоядные разнузданные пиршества в одной из деревень на окраинах земель Оренктона. Умастители выбирали для своих мерзких деяний самых отчаянных, не сумевших отыскать ориентиры в этом мире. Опустившиеся — вот их паства. Ни одна рука не желала помогать таким. От части, общее безразличие и приготовило блюда к столу развращённых людоедов. Деран один из первых обратил внимание на тревожные сплетни — начал собственное расследование. Распутывая клубок более чем поганых событий, находил всё больше улик. В конечном итоге, яблочный огрызок, гусиное перо редкого цвета, и сломанный замок указали на местонахождение источника бед. Потом «ищейка» вместе с другими констеблями ворвался в обитель и положил конец кровожадным деяниям. С тех пор об Умастителях никто ничего не слышал, тогда перебили всех, а если выжившие и были, то они спрятались подальше в самые тёмные уголки континента.

Отцовский рассказ, вероятно, так повлиял на Андера, что тот решил пойти по его стопам. Желание помогать нуждающимся было сильно, а стремление не допустить повторения того ужаса — ещё сильнее. Поступил на службу, чтобы приносить пользу обществу в качестве Оренктонского констебля.

Начинал с малого: патрулировал улицы, охранял резиденцию и принимал участие в прекращении пьяных потасовок, а они случались довольно-таки часто. Редкое праздничное гуляние обходилось без поиска ответов на дне кружки с крепкой выпивкой и последующими попытками доказать, размахивая кулаками, собственную правоту в том или ином вопросе. Однажды удача улыбнулась вдохновленному, он сопровождал Лицлесса Ванригтен на дневной прогулке, где оберегал его, вместе с прочими, от благоговеющих оренктонцев. Жители мечтали хотя бы раз дотронуться до благородного господина. С учётом прозвища Главы Домы «Ромашки», такое рвение с лёгкостью понималось. А кому не хотелось бы прикоснуться к идеалу?

В тот день Лицлесс принимал у себя особого гостя. Никакой официальности, торжественности — обошлись разговором на свежем воздухе. Под скромным пыльником виднелись гетры из металла и тёмно-сизый доспех, доходивший до верха нижней челюсти, где вздымались небольшие зубные выступы. Всё это выдавало рыцаря ордена Капиляры, подчиняющегося только одной Династии. Поговаривали, их доспех выкован из серебра, что впитывает в себя побеждённое ими зло. Чем чернее — тем опытнее и искуснее воин. Вообще, выходцев этого сословия можно разделить на две группы. Первые странствовали и несли в мир справедливость, а вторые посвящали себя охране семьи Венн. Увидев странствующее воплощение благотворительности, помощи нуждающимся, Андер наблюдал за ним как зачарованный. Так вновь зажглась его звезда, возродилась детская мечта присоединиться к ордену.

Рутина закапывала свет путеводного огонька, пока не выпал шанс шагнуть выше. Для молодого констебля всё круто изменилось, когда в прошлый раз «Тик-Так» приезжали в город. Тогда верный Министерству Бургомистр, Тэттор Кильмиор, намеривался взять Дерана в свои телохранители на время праздничного выхода. Но этому не суждено было случиться: старший трагически погиб из-за множества ранений, нанесённых ножом рехнувшейся старухи. Мистер «Полуглобус, не желая долго возиться, пригласил его сына для исполнения этой роли. В тот вечер Андер незамедлительно приступил к своим обязанностям, что оказались совсем не такими, какие ожидал. Удовлетворяя каждый каприз начальника, лихорадочно выслуживаясь, ловко уклонялся от столкновения с зеваками, приносил кружки с вином, которые опустошались с невероятной скоростью. Один глоток и всё, требовался повтор полусладкого. Напившись до состояния «хрючника», старший брат Рэмтора избрал новоиспеченного помощника для пополнения рядов вермундов Оренктонских.

Экипаж остановился. За окном плескалась толпа. В ней все люди становились на одно лицо. Но фигура в чёрном саване выделялась. Подёргивая головой, следила за каретой, потом за открывающейся дверцей, потом за гвардейцем. Не сказитель, повествующий о противостоянии Приомнисов и Проклятых, скорее — носитель Поветрия времени, облаченный в мертвецкий наряд. Из-за наблюдателя Андер насторожился. «А вдруг это Умаститель?» — стрельнул вопрос в его взволнованном воображении. Вдруг последователь любвеобильных фанатиков с неутолимой жаждой человеческой плоти пришёл выставить сыну счёт, поквитаться за былое? Однако фантазия быстро угомонилась, спряталась за ширму безмолвия из-за множества живых голосов. А фигура растаяла в рое двуногих мотыльков, что с огнями возбуждения в глазах кружили возле торговых палаток с однодневными прилавками. Потенциальные покупатели примеряли всякие амулеты, представляли то, как круто завернёт и изменится жизнь после покупки заговорённых кристалликов различных геометрических форм. Круглый убережёт от застоя повседневных дел, квадратный наградит невиданными богатствами, треугольник позволит видеть скрытое, а ромб в продольную полоску дарует небывалую мужскую силу.

Проныры за узкими столиками предлагали приобрести у них настойки способные сделать кого угодно беспримерно красивым; правда, цены в момент отращивали зубы и набрасывались на кошельки тех, кто в полу-отчаянии искал поддержки; искал лёгкого решения для своих трудностей. Укусы подобного свойства мало кого беспокоили, ведь все знают: высокая цена определяла действенность магического предмета.

Хитрец в клетчатом жилете сжимал зубами курительную трубку. Явно нарушал всем известное правило: через белокаменную употребляют лист Табо(или любой другой, хоть солому), но никак не Клюк. Уничтожитель вкусов уверенно, но осторожно, якобы с пониманием, рассказывал пышной юнице: — Моя хорошая, вот этот пузырёк со слезой самой Шихи решит все твои проблемы. Как по щелчку пальцев — бах! И станешь самой желанной красавицей во всём городе. Да что там… во всём Оринге! Нет, на всём континенте! И ничего делать не надо. Не надо даже ограничивать себя в поедании вкусных лакомств. Не нужно скакать и прыгать как молодая лань. А нужно только выпить это, когда мы свалим… то есть, когда небо свалит нужные огни, выстроит их в Йиксечигам ряд, тогда древняя магия случится. И будет это завтра. Так что выпей перед сном… и на утро будь готова отбиваться от очередей ухажёров. Я понимаю, цена высока, но… за такой результат это тьфу. Ничто! — сказал виртуозный продавец, рисуя руками в воздухе контуры счастья.

Ширококостная особа протянула свой кошель. Вся дрожит, волнуется: вот тот самый момент, она долго его ждала. Получив склянку с настойкой, радостно разрыдалась. Указавший ей путь к желанному, поправляя свой жилет, почти незаметно занюхал маленькую половинку луковицы, затем с мокрой жалостью на глазах начал подбадривать: — Ну-ну. Слёзы радости сладки, как ничто другое. Поплачь, моя хорошая. В этом нет ничего постыдного. Вот я слышал, сами вермунды тоже рыдали от речи господина Рэмтора про Государя. Видишь? Я тоже рад, что наконец-то смог помочь тебе, — покачивая головой, подчеркнул хитрец. — Где же ты была раньше? Но ладно. Раньше было раньше. И теперь-то твои душевные терзания закончатся. Распустись, мой цветочек, рассвет уже совсем близко.

— Красотулька, подожди, — завопил другой. — У меня есть статуэтка Приомниса. Шихи, вылепленная неподражаемым Трегидафором. Такой нет даже в коллекции её Величества Каэйдры. Отдам почти задарма. Поторопись, а то у меня уже очередь на неё.

— Пс-с, — появился ещё один. — В твоём возрасте нужны другие статуэтки. У меня есть такие. Вот смотри, это Коррозийный мастер, а этот зверь — Хор с оружием Старой войны. Глянь какая у него здоровенная пушка…

Микгриб, закончив прислушиваться, пробирался между рваных рядов, просачивался, как вода через гнилую крышу старой лачуги. Протискивался и вышел к большому шатру в красно-серую полоску, там-то и показывали «зрелище».

В мешке собралось большое количество желающих насладиться представлением. Их даже больше, чем высокая четырёхгранная постройка с пирамидальной крышей могла вместить — ещё чуть-чуть и шатёр разойдётся по швам, лопнет болотным пузырьком. Зрители внутри съёживались, плотно прижимались друг к другу. Создавалось впечатление: они совсем не дышат, накапливают силы, выжидают момент для выпуска потоков прямодушного смеха. Для увеличения количества смотрящих глаз, некоторых сажали себе на шею, разумеется, за скромную плату.

Андер намеревался быть ближе к сцене. Продолжая пробираться через давку, случайно заметил краем глаза других вермундов. Те не просто свободно ходили между человеческих рядов, а скользили, словно обтекали. При этом довольно часто посматривали на свои карманные часы с хитросплетенной цепочкой. Побывавший на встрече с ловчим немного обрадовался наличию общего интереса со своими сослуживцами, которые всегда виделись ему чрезмерно серьёзными.

Когда всё-таки приблизился к задуманному месту встречи со «зрелищем», неожиданно зажглись огни. Холодные искры полетели во все возможные и невозможные стороны. Люди сначала испуганно вздрогнули — потом радостно поразились. Ведь прикосновения пламенных светлячков совсем не обжигали.

Застучали бараны, и на круглую сцену вылетел хозяин «Тик-Так» одетый в разноцветный халат. На голове возвышался комично вытянутый вялый цилиндр. Летун, размахивая руками, как в пьяном угаре, произнёс: — Кто-нибудь из вас видел время? И я говорю не о стрелках часов, что без устали бродят по кругу. Что-то мне подсказывает… что нет. Хоть вы его и не видели, но оно очень важно… для всех нас. Поэтому не будем его терять, — громко икнув, сделал паузу и продолжил: — Представляю вам почти икальные, почти анатомические, почти перемены в нашем Тик-Так зрелище! Приветствуйте наших талантов, почти корифеев! — Хозяин упрыгал лягушкой, спрятался за кулисами.

На сцену вышел первый лицедей. Мужчина с двумя головами на плечах пытался решить непростой для него вопрос: какой из них ему думать и на каком боку спать. Там кружился, болезненно кривлялся, — толпа заводилась, начинала заливаться истерическим смехом на весь шатёр и округу. Снял со второй головы мятую шляпу, показал во всей красе свой уродливый нарост с рисунком в виде лица. Зрители, смеясь ещё громче, упоённо тыкали пальцами в двухголового таланта, чья физиономия с каждым мгновением искажалась всё больше, вылепливала отпечаток чувства безысходности, смешанного с неутолимой жаждой монет. Вскоре покинул сцену, далее объявился следующий корифей от мира юмора.

«Вербный люд», он с большим трудом держится на ногах, аки пьяный канатоходец только без натянутого каната. Огромный покрытый шрамами горб не позволял выпрямиться, вынуждал смотреть только вниз на свои тупоносые башмаки. Подмётки оторвались, хлюпали, будь они челюстью живого существа, можно было бы подумать — они хотят кушать. Зрители сразу же засвистели, изобразили приступы тошноты. Подобную реакцию вызвали шрамы. Считалось, таким образом, сам Все-Создатель отмечал наихудших из еретиков, мерзко надругавшихся над заветами Сахелана. Один из горожан, подавившись омерзением, плеснул на горбуна пойлом из своего стакана, уже спустя пару секунд шрамы размазались, потекли. «Вербный» с облегчение выдохнул, миновав опасный случай. Тут же рухнулна спину для того, чтобы попытаться посмешнее подняться. Ведь не бывает ничего смешнее чужого падения, верно? Судорожно замахал ногами и руками, а толпа, в свою очередь, не осталась безучастной. Хохот вырвался из глоток большинства смотревших на этот номер, находили забавным Бесполезные старания перевёрнутого жука.

После нескольких других «почти корифеев» вышла девушка. Она несла прямоугольное зеркало — всем показалось, к ней прилипло её собственное отражение. Однако вскоре разглядели нечто невероятное: никакого зеркала не было, а только пустая рама с незамысловатым узором. «Два в одном» долго пыталась подобрать подходящий к настроению наряд. Когда всё-таки выбрала, «отражение» истерично возразило, отказалось от безвкусного тряпья.

Все следующие лицедеи по очереди ступали на маленькую сцену. Быстро изображали обычные ситуации из жизни, с которыми встречается каждый. Будь то утреннее пробуждение или же приём пищи. «Зрелище Тик-Так» привлекало внимание и понравилось зрителям, но вовсе не из-за острого ума, змеиной гибкости или же хитрых иллюзий выступающих, а из-за чего-то другого.

Толпа смеялась, каждый получал свою долю удовольствия. Микгриб не поддался заразе радости, неподвижно стоял на месте. Озираясь на окружающих, выражение его лица демонстрировало подлинное непонимание. Должно быть, ему не позволяли расслабиться мысли, вызванные появлением других вермундов, один из которых шустро пробирался к чёрному выходу из шатра.

Хозяин, праздно пританцовывая, выпрыгнул на сцену голодным карасём и произнёс: — Спасибо всем вам! Спасибо за то, что обогатили… то есть… посетили наш скромный дом «Тик-Так». А теперь небольшой подарок для вашего Бургомистра, который, к сожалению, не смог придти на наш парад безудержного веселья. Но он обязательно увидит его. Прошу! — выкрикнул он, и шатёр распустился величественным цветком. Зрители восторженно захлопали, когда алые искры со свистом понеслись вверх высоко над землёй, где спустя череду мгновений загорелись яркие огни, что изображали насыщенные контуры небесных троп. Затем разлетались, чтобы закрутиться в причудливые и новые для глаз узоры. Палитра разных цветов, некоторые из которых были ранее невиданными, разлилась над Оренктоном. Такой фейерверк абсолютно точно видно из резиденции Бургомистра.

Яркое представление сыграло роль живительного водоёма, спасавшего от сухости повседневной рутины. Всё закончилось — гематома толпы начала рассасываться. Горожане возвращались к своим обычным делам, сохраняли в глазах блеск впечатлений. Память не скоро закинет этот день в кладовку забвения, особенно после такого эффектного сжигания различных пороховых составов; будь они людьми, то их таланту позавидовали бы многие из художников.

Прикупив парочку свежих, ещё горячих завитушек, посыпанных сладкой пудрой, гвардеец Андер пошёл к себе домой. Жил он в старом, но на удивление тихом, спокойном квартале. Немного прошёлся на свежем воздухе и сел в экипаж. Приказал извозчику гнать по дороге мимо усадьбы Ванригтен. В дали, за зарешеченным оконцем, вздымались тонкие струйки дыма. Тёмные краски скромно оглашали образование памятного шрама на теле города. Усадьба стала не просто меньше, а словно аккуратно сложилась как высокая карточная башня, выстроенная усидчивым архитектором. Жующий завитушку поразился тем, что вытворяют правильные бочки, которые расставили в правильных местах и обложили правильными мешками с песком. Теперь присутствие в шатре вермундов, постоянно смотревших на стрелки карманных часов, нашло своё объяснение.

Добравшись до адреса, поднялся по доживающим свой срок ступеням. Из-под шагов вырывались усталые скрипы. Отворил дверь и перешагнул порог своего дома; по крайней мере, именно так он привык называть обжитую комнатушку в западных окраинах. Внутри всё внимание, или большая его часть, сразу же притягивалось к старинному креслу. Его обтягивала трофейная шкура уже непонятно какого животного. Мелкие трещины разбегались по ней, вырисовывали узоры похожие на причудливые гримасы.

Хозяин устало развалился в кресле, а после взял со столика стакан и налил в него обжигающую горло жидкость, но заполнил не до краев, а лишь наполовину. Маленькой ложечкой, предназначенной для десерта, провёл мост над крепким напитком, на него положил небольшой кусочек сахара. Уронил на затвердевший белый компонент дюжину капель тоника желтоватого оттенка, потом поджёг озеро под мостом столового прибора. Зельевар-любитель совершал свои действия медленно, со знанием дела. Синеватое пламя выстраивало языками маленькую птичью клетку. Сладкий тоник слегка вспенился, быстро опрокинул его и размешал. Прождав пару секунд, задул уже почти невидимый огонь и выпил всё содержимое стакана за один глоток.

Тёмное небо подзаборным пьяницей облёвывает плоско-круглую. Густые капли бьются о крыши домов, прыгают по брусчатке. Невыносимое зловоние разноситься по округе стаей свихнувшихся птиц. Грязная толпа свинорылых созданий, радостно повизгивая, стоит на площади рядом с резиденцией, рядом со статуей Пакатора. Косозубые смеются, указывают уродливыми пальцами на склонившихся вермундов. Микгриб посмотрел на обливающихся слюной свиноподобных людей, или же человекоподобных свиней, — понимающий всю несправедливость выпрямился, встал во весь рост. Из живой стены вывалился одноглазый бродяга в рваных лохмотьях и выкрикнул переполненным издёвкой голосом: — Что встал, констебль? Запасные ноги… что ли есть? Я тебе уже говорил… как шерсть не цепляй, верным не станешь, — пробурчал ловчий и, рассмеявшись, продолжил: — Ты никогда не станешь таким, как он. Ты блеклая пародия на него. Может, поэтому Бургомистр и мундиры что-то от тебя скрывают? Бедному щенку не рассказали про семейное гнёздышко. Ну, теперь уже руины. Недоразумение должно исчезнуть! Проваливай, тебе одёжка не по размеру. Просто испарись… как тот любопытный астроном.

Из живой массы выбежали изуродованные сироты из приюта, начали кружиться вокруг Андера; кружились роем злобных и жужжащих мух. Мелкие уродцы хлопали, били по нему тонкими лапками, выкрикивая: — Вы не на своём месте. Квадраты никогда не рады треугольнику!

Шестипалый внимательно наблюдает за полуживым хороводом. Высокомерно улыбается, безостановочно щёлкает челюстью и безмолвно потешается. Его нисколько не волнует вся несправедливость происходящего на площади под зловонным дождём. Между капель рвоты людоеда пронеслись звуки, отдалённо напоминали искажённый человеческий плач.

Микгриб пытается что-то сказать, но слова не вылетают из его рта, будто бы разбиваются об зубы — растворяются в беспомощной немоте. Тут бессильный слышит знакомый слог: — Всё, чему я научил тебя, оказалось бесполезным, — произнёс отец, выходя из толпы. — Ты уже добился большего, чем я. Теперь открыты новые горизонты. Осталось сделать шаг на встречу к ним. Но для начала…необходимо выбраться из построенного мной лабиринта заблуждений. Обернись и встреться с его обитателем.

Андер поворачивает голову: существо в чёрном саване, оно скрипит зубами и протягивает ржавый клинок. Заложник сна без промедлений хватает этот клинок, наносит удар прямо в брюхо злобного создания. Потом ещё один и ещё один. Когда оно падает, срывает всепоглощающую ткань, открывает размытое лицо.

— Добро лишено всякого смысла. Избавься от лишнего груза. Береги себя и только себя, — проговорил обитатель заблуждений родным голосом. — Ла…ла-а. Лабиринт состоит из обмана. Я не был тем, кем меня считали. Всё ложь. — Стоя над поверженным телом, гвардеец замечает — Дерана больше нет.

Подул ветер. Грузная дверь резиденции приоткрылась. Из неё вышли Лицлесс Ванригтен и Бургомистр Тэттор. Толпа тут же замолчала, каждый неловко опустил глаза. Господа приблизились к Микгрибу и по-дружески положили ладони ему на плечи.

— Я сделал правильный выбор, когда избрал тебя в вермунды. Это просто они ошибки, которые не годятся быть верными мундирами. Они не понимают… кому и чему следует быть верным, — с сочувствием сказал глава города.

— Да, мой друг. Ты заслуживаешь куда большего, чем имеешь, — однотонно поддержал господин Лицлесс. — Скажи, ты же не позволил этим сказкам про Фавилл обмануть себя? Ты же был там, видел всё воочию. А спектакль в моих подвалах? Дешёвая инсинуация! А после того через что ты прошёл, Шестипалый поставил тебя на колени перед этими вот? Так не годится, мой друг, так не годится. Совсем не удивлюсь, если он попытается вывернуть правду, чтобы оправдать свою жажду власти. Поэтому… берегись морока его слов, не позволь себе усомниться в Министерстве. Тянись к Министру, он сделает тебя рыцарем ордена Капиляры. Что уж там… будешь Магистром! Магистр Ордена рыцарей Капиляры Андер Микгриб, прозревший иизбавившийся от пут лжи. Великолепно звучит! Но об этом потом, сейчас тебе необходимо быть готовым ко всему. Кто знает… какими будут последствия вмешательства. — Ванригтен излучал некое тепло, а его уверенный тон внушал доверие; особенно явным это стало на безобразной площади, где собрались его противоположности.

Неожиданно дождь прекратился. Солнечный луч пронзил угольно-чёрные тучи, бургомистр вместе с Лицлессом заботливо приобняли Микгриба, увели на правильные тропы.

Пробудившийся вермунд с трудом поднял веки, обнаружил себя в кресле. Головная боль молотком стучалась в затылок и в левый висок, а лоб покрылся холодным потом. Пытаясь вспомнить сон, ощутил на языке необычное послевкусие, что превращалось в одну простую мысль: «Я заслуживаю большего».