Планета Новая Земля, б аза Тиньши, первый день новой жизни
Дверь за Тимуром захлопнулась.
Словно новая смерть не замедлила явиться на смену едва начавшейся новой жизни. Страстно желанной, чудом обретенной, полной надежд – и в один миг совершенно утратившей весь смысл…
В груди у Насти, там, где должно было биться, бесцельно гоняя туда-сюда алую кровь, человеческое сердце, возникла черная всезатягивающая пустота. Легкие окаменели, очевидно, не находя более резона впускать в себя ненужный им воздух. Глаза ослепли, наполнившись мутной соленой влагой. Мозг, наотрез отказавшись принимать случившееся, закрылся в себе, унеся сознание в прошлое – отмотав назад в памяти те недолгие часы, когда он вновь принадлежал человеку. Напрасно: пережив их снова, к иному итогу было все одно не прийти…
…Очнулась Настя в боксе медотсека. Проснулась? Ожила? Родилась? Тогда она и сама еще этого не знала. Как и не сразу поняла, где находится: привычная попытка осмотреться, не открывая глаз, потонула в непроглядной тьме.
Настя разомкнула веки, и настал свет. И был он хорош.
Она лежала на узкой койке, и многочисленные трубочки, проводки и тросики с присосочками, один за другим отлепляясь от ее обнаженного тела, проворно втягивались в стену справа. В местах, где недавно они соприкасались с кожей, еще какое-то время оставались треугольные отметины, поначалу темно-розовые, но стремительно бледневшие.
Глядя на сворачивающий бесчисленные разномастные «щупальца» прибор, Настя абсолютно не понимала принцип его работы.
Почти машинально она приподняла левую руку: все пальцы на той были целы. Поднеся их к лицу, Настя несмело ощупала губы, затем, приоткрыв рот, дотронулась до зубов: похоже, от увечий, нанесенных ей сеятелем, не осталось и следа.
Это медотсек. Медотсек не лечит монстров. Но она исцелилась. Значит…
Ничего это пока не значило. Возможно, медотсек нечеловеческий. Например, пахарей или жнецов. Способность видеть сквозь стены могла быть Настей утрачена – на время иди даже навсегда – из-за перенесенных травм. А медицинская аппаратура – оказаться просто слишком сложной для осмысления, как это уже случалось, с тем же катером…
Последний проводок юркнул в стену, и, свесив ступни на пол, Настя осторожно поднялась с койки. Ноги держали. Она повернулась к двери – и та приветливо перед ней распахнулась.
Перед самым боксом на табурете лежала сложенная стопкой «ковчеговская» одежда, на втором, по соседству – два узких кольца, черное и золотое. Рядом на полу стояла пара ботинок. Настя поспешно огляделась по сторонам – внезапно на нее нахлынуло давно забытое чувство смущения от собственной наготы. Впрочем, кроме нее в помещении никого не было. Правда, зеркальная дверь первого бокса недвусмысленно намекала на то, что там, за ней, все же мог кто-то находиться. Ира Зварыч? Это если дело происходит в Тиньши.
Немного успокоившись, Настя шагнула к импровизированному зеркалу и внимательно осмотрела себя с ног до головы. Медотсек постарался на славу – придраться было решительно не к чему. Восстановились даже волосы, безжалостно обрезанные Настей на Земле – аккуратные светлые локоны мягко спадали на плечи, прямо как в былые времена. Интересно, из каких соображений бездушная аппаратура выбирала ей прическу? Прочла в мозгу Настины предпочтения?
Вернувшись к табуретам, она надела оба кольца – черное на вновь обретенный средний палец левой руки, золотое – на безымянный правой, после чего оделась. Шагнула было к выходу, но, осененная внезапной идеей, передумала и направилась к шкафу у стены. Открыв дверцу, тщательно обшарила глазами полки и, найдя на верхней то, что искала, протянула руку. Через секунду в ее правой ладони лежала рукоять длинного серебристого скальпеля. А еще через секунду отточенное лезвие полоснуло по тыльной стороне левой кисти.
Выступила кровь.
Некоторое время Настя завороженно смотрела, как бордово-алая струйка медленно стекает по ее руке, затем бросила испачканный скальпель на пол и быстрым шагом вышла из медотсека – даже не подумав исцелить кровоточившую рану.
В коридоре она едва не столкнулась с Игорем Палиенко. «Значит, все-таки Тиньши», – мелькнуло у Насти в голове – но как-то неакцентированно, словно фоном.
– Ирин бокс все еще заперт, – выпалила она все же почти «на автомате».
– Я не за тем, – заявил юноша. – То есть, спасибо, – тут же смутился он. – Просто теперь, когда Борисова здесь больше нет, это уже не вопрос жизни и смерти…
– Сеятель… Артем окуклился? – спросила Настя. До этого момента вопрос о судьбе подстреленного Машей монстра почему-то вовсе не приходил ей в голову.
– Нет, – мотнул головой Игорь. – Гера изрубил его тело в фарш и после скормил утилизатору.
– Зачем?! – вырвалось у Насти.
– Как зачем? – удивился Палиенко. – Чтобы уж с гарантией… Ты сама-то как?
Вместо ответа она продемонстрировала собеседнику кровь на руке.
– Красная? – просиял Игорь.
– Угу, – буркнула Настя, думая в это время о своем. Сеятель убит. Убит безвозвратно. Сеятель – это шанс на антидот. Повлияет ли смерть «Артема» на обещания, данные им от имени страты? По идее, не должна повлиять. Ей антидот уже не нужен, но Тимуру… Тимур! За ним летят пахари! – Сколько сейчас времени? – быстро спросила она. – И… какой вообще день?!
– Еще ночь, – несколько растерялся от такого вопроса Палиенко.
– Какая ночь?! Сколько прошло с моей… – Настя хотела сказать «смерти», но язык не повернулся, – с моей отключки? С гибели Артема – сколько прошло времени? Пахари уже прибыли? Они забрали Тимура? – сыпала она вопросами, не в силах остановиться.
– Никто никого не забирал, – развел руками Игорь. – Пахать думаем только утром… Ты провела в реанимации около шести часов, – ответил, наконец, он по существу. – Сейчас примерно три ночи…
– Уфф… – выдохнула Настя. Идти к Тимуру было рано – минимальный срок, который неспроста требовал выдерживать между визитами «Артем», еще не вышел. Время до прилета страт также пока оставалось. Кажется.
– Я, собственно, что сказать-то хотел, – опомнился, наконец, Палиенко. – Олег с Галей просили тебя к ним зайти. Там у них что-то вроде совещания. Пытаемся понять, что произошло… И как быть дальше…
– Их сын… – вспомнила Настя, похолодев. – Он… С ним все в порядке?
– С Андрюшей все хорошо, – сообщил Игорь. – С Дилей тоже. Детки спят… Ну, ты как, идешь? Без тебя во всей этой катавасии не разобраться…
– Иду, – облегченно кивнула она. – Только ненадолго – через полтора часа мне нужно быть у Тимура.
– Думаю, управимся быстрее, – заметил Палиенко.
Быстрее, однако, не вышло. Олег насел на Настю с дотошностью бывалого адвоката, ведущего допрос ключевого свидетеля, и не отпускал до тех пор, пока не вытянул из нее все до последней мелочи. Сам разговор у нее в памяти почти не отложился – кроме давящего ощущения утекающего сквозь пальцы драгоценного – и при том до поры абсолютно бесполезного – времени. По прошествии же полутора часов Настя оборвала фразу на полуслове – все главное, правда, было уже давно сказано, обмусоливались несущественные детали – и вышла в коридор. Удержать ее никто не пытался.
– Что ты наделала?! – таковы были первые слова, услышанные Настей в этой жизни от Тимура.
Тагаев сидел на кровати в своей уже обычной ссутуленной позе, в неизменном же красном трико. При появлении в комнате Насти он резко дернулся, словно получил хлесткий удар по лицу.
– Я? Наделала? – растерялась девушка. Холодным приемом ее было не удивить, но вот именно такой реакции она никак не ждала.
– Ты же… человек! – выговорил Тимур, ошеломленно качая головой.
– Вот теперь, пожалуй, сама готова в это поверить, – кивнула Настя.
– Но… как теперь?..
– Что как?
– Ты вернулась за Порог… Звать тебя переступить его снова – не посмею. Мы оба знаем, каково это… Нет, не посмею. Никто не пойдет на такое во второй раз. И не подтолкнет к тому другого – если тот ему… дорог…
– К тому, кто дорог – можно вернуться самому, – поспешила ухватиться за эту проговорку Настя. – Ты прав, мне больше нечего делать за Порогом! Как и тебе! Наше с тобой место по эту сторону, среди людей!
– Не мое, – посуровел Тимур. – Я пахарь.
– Ты человек! Был им – и можешь стать снова! Так же, как и я!
– Был, – сухо кивнул Тагаев. – Все мы когда-то были кем-то иным. Я был человеком, да. Прошлое не исчезло – но оно исчерпано. Мое настоящее и грядущее – моя страта. Я верил, что это и твое будущее. И вот ты перечеркнула его. Поставила между нами Порог, преодолеть который ты уже наверняка не захочешь, а я не смогу!
– Ты сможешь! – со всей доступной ей пылкостью заявила девушка. Осторожно подойдя к Тимуру, она села рядом с ним – чего никогда раньше себе здесь не позволяла – и взяла Тагаева за руку. Ладонь пахаря была и теплой, и холодной одновременно. «Не совсем уже человеческой». – Смогла… Смогла я – значит, сможешь и ты! – выговорила, захлебнувшись в словах, Настя.
– Нет, – аккуратно, но непреклонно высвободил свою кисть Тимур. – Для меня пути назад не существует – как ты этого не поймешь? Пока была возможность, я надеялся объединить тебя и пахарей, тем самым раз и навсегда сняв это нелепое противоречие. Но теперь такой возможности больше нет. Ты сама закрыла ее… Значит, не должно быть и противоречия… Нечему противоречить! – он рывком встал. – Ты теперь всего лишь человек, а значит, не сможешь меня остановить. Я возвращаюсь к своей страте! Дай мне кольцо! – Тимур требовательно потянулся к Настиной левой кисти.
Почти рефлекторным движением девушка накрыла ее правой – с золотым ободком на пальце.
Рука Тагаева задрожала и безвольно опустилась вниз.
– Не могу, – хрипло выдохнул он. – Даже этого не могу! Почему? Я верен своей страте – и знаю это! Отдай кольцо! – в голос выкрикнул он.
– Которое? – прищурилась Настя. – То, что ты подарил мне в знак своей верности?
– Нет, черное… Нет! – Тимур плюхнулся обратно на кровать, обхватил голову руками. – О, Неназываемый! Я не могу! Я ничего не могу!
– Я тебе помогу, – тихо проговорила девушка, касаясь пальцами его плеча.
Тагаев шарахнулся в сторону так, словно его укусила змея. Настина рука упала вниз.
– Я знаю, что верен страте, – как заклинание, повторил Тимур. – Иначе и быть не может. Я не предатель! Никого и никогда не предавал – и впредь не стану!
– А меня? – едва слышно спросила девушка. – Меня ты тоже не предашь?
– Нет! Я… Я рвусь на части, хотя и не должен, – простонал Тагаев. – Я пахарь. Отпусти меня! Отпусти добром! Во имя того, что ты называешь любовью! Если любишь – отпусти!
– Никогда, – упрямо мотнула головой Настя. – Если бы об этом меня попросил человек, я бы уважила его выбор, как бы глубоко он меня ни ранил. Но ты пахарь – ты сам так сказал. Выбор был сделан за тебя – и я ни на йоту не верю в его искренность. Поэтому мой ответ: нет!
– Это жестоко!
– Лекарство редко бывает сладким!
– Но не все, что горько – лекарство! Это может быть и яд!
– Яд для монстра – панацея для человека!
– Ты не человек, – сокрушенно выговорил Тимур. – Человек не способен так мучить того, кого любит. Ты – а не я – настоящий монстр!
– Может быть, – побледнев, выговорила, однако, Настя совершенно ровным тоном. – Может быть. На этой стезе у меня были слишком хорошие учителя. Первый убил во мне человека – и убил человека в моем любимом. Вторая воспитывала из меня жнеца, а я постаралась убить ее, но, похоже, лишь помогла подняться на очередную кастовую ступень. Третий поманил человечностью и в итоге помог ее обрести, хотя, пожалуй, и невольно, но прежде все же попытался убить – кажется, этот пункт непреложен, если мы говорим о становлении монстра – однако был убит сам, увы, не мной. Четвертая беззастенчиво использовала, наобещав с три короба – а исполнила лишь половину. Бесполезную половину. Сейчас ее, должно быть, пробует убить Олег Светлов – но не думаю, что у него что-то получится. Потому что он-то как раз человек. Всего лишь человек… А я – ты прав, я монстр. Но однажды данному обещанию верна, – продемонстрировала она золотой ободок на пальце. – И останусь ему верна до конца.
Тимур не ответил. Он словно впал в оцепенение.
Умолкла, не зная, что еще добавить к сказанному, и Настя.
Сколько времени они просидели так, в тишине, сказать с уверенностью она бы не смогла.
А потом дверь открылась, и на пороге возник Чужой.
Уродливый монстр протянул щупальца к Тимуру и произнес нечто нечленораздельное на профессиональном жаргоне пахарей – Настя узнала язык по характерному присвисту, но смысла сказанного не поняла. Передернувшись всем телом, Тагаев вскинул голову.
– Да, Всемогущий, – напряженно выговорил он.
Чужой разразился в его адрес новой витиеватой тирадой.
– Слушаюсь, Всемогущий, – ответил ему Тимур, медленно, будто бы через силу, поднимаясь на ноги.
Настя тоже вскочила.
– Не вмешивайся, человек! – Чужой небрежно повел в ее направлении хвостом, в воздухе возникло слабое золотистое свечение, и девушку отшвырнуло обратно на кровать.
Тагаева колыхнуло, как сохнущую простыню на ветру, но в сторону Насти он даже не обернулся, понуро проследовав к выходу, словно овца на убой. Чужой слегка посторонился, пропуская его в коридор, и шагнул следом сам.
Дверь за ними закрылась.