— С чего вы взяли? — Мрачно нахохливаюсь. Не готова изливать душу первой встречной.
— С того, что вы сидите под «Выбором», — кивок в сторону мрачной картины.
— Ясно. Простите, мне пора. — Подхватываюсь, торопясь уйти от местной сумасшедшей.
— И еще с того, что слышимость здесь хорошая. — Лукаво улыбается новая знакомая. — Вы не стесняйтесь. Может быть, могу чем-то помочь?
— Извините, правда, тороплюсь. Ему вон помогите, — пальцем тычу в несчастного человечка без лица. — глаза ему подрисуйте что ли. Безнадегой от него веет, куда не пойдёт — везде плохо. И этих… — щелкаю пальцами вспоминая, — «Мишек в сосновом бору» повесьте для настроения.
— «Утро в сосновом лесу» — бормочет Маргарита. — Классику знать надо.
Она тоже встаёт, я интуитивно отшатываюсь. Но хозяйка галереи, чуть задев меня плечом, подходит к полотну и переворачивает его вверх ногами.
Я невольно ахаю. Непонятная мазня, которую я считала отражением рая, оказывается внизу.
Повернувшись спиной, два человека стоят, крепко сцепив руки. И перед ними — три дороги. Все пути разные — кривые и извивистые, но все — светлые и сходятся в одной точке. А там уже готов и домик, и цветная изгородь… А в рыжей запятой я угадываю кошку на окошке. Или это герань?
— Неужели так можно было? — Удивленно разглядываю детали, не пойму — у калитки куст или девочка в розовом платье, но это и не важно. — Переворачивать…
Маргарита фыркает:
— Конечно, можно! И жизнь тоже.
— В смысле?
— Жизнь, она разная и прямых дорог нет. Если обидели тебя, то легко озлобиться. Потеряешь себя, и будешь по темным дорогам таскаться, пока не пропадешь. Счастье — это путь, не цель. И только ты его можешь сделать светлым.
— Вот ещё, глупости, — подкатываю глаза. — Не верю я в вашу философию.
— Хочешь — верь, хочешь — нет. — Поджимает губы Маргарита.
Я почему-то злюсь на неё, на эту картину. Это так легко и просто — советовать. Измени отношение к обстоятельствам и весь мир ляжет у твоих ног. Да уж, конечно!
Когда я была милой, доброй и послушной, шла этим светлым путём, думая, что держу за руку любимого мужа, он предпочёл шарахаться темными тропинками. С байкершей, которая рожала ему детей. И разбазаривал мамино состояние! И теперь мне, главное, себя на этом пути не потерять… Классный совет!
Низко склонив голову, сжимаю ладошки коленками. Громко и яростно выдыхаю через нос свою обиду на жизнь, на Глеба, на эту женщину.
А она будто это чувствует. Трогает меня за плечо.
— Не переживайте, все наладится. Горевать или жить дальше — это ваш выбор. Давайте так… Через год, если всё будет плохо, я подарю вам эту картину.
Дёргаю плечом, сбрасывая её руку.
— Не надо. У меня, скорее всего, даже повесить её будет некуда.
— Будет куда, почему-то я в вас верю. Между прочим, она двадцать тысяч евро стоит.
Я удивленно присвистываю. Криво улыбнувшись уголком рта, пытаюсь пошутить.
— Я бы предпочла деньги вперёд.
— Ах бросьте, — Маргарита вновь снимает очки и смотрит на меня прищурившись. — Уверена, картина останется в галерее. Но с деньгами могу помочь.
— Я не возьму у вас ничего, — бурчу хмуро.
— Нет, вы меня не так поняли, — улыбается Рита. — Я помогу найти вам работу. Скажите, кто вы по профессии? У меня много знакомых, пристроим вас в хорошее место.
Я мрачнею:
— Я давно не работаю, с тех пор, как вышла замуж. Муж не позволял мне работать. Себе, зато, он позволял слишком много.
— Понятно. Жаль, что вы без опыта… — она снова нахлобучивает очки на нос и тарабанит пальцами по коленке. — Скажите, а что вы любите делать больше всего? Что у вас получается?
Смущенно откашливаюсь. Мне неловко признаваться в тайной мечте посторонней женщине. Но, что я теряю?
Тяжело вздохнув, поднимаю на нее взгляд:
— Когда-то я мечтала открыть кондитерскую. Я неплохо готовлю, особенно десерты.