Развод. Горькая правда

28. Ну давай, рассказывай!

Мария делает глоток из чашки, блаженно подкатывает глаза.

— С мятой… То, что надо похмельным утром. — Бросает на меня настороженный взгляд и продолжает. — Вика, садись со мной пить чай. А то выглядишь, как с креста снятая.

— Все хорошо. Устала немного. — Потираю глаза, не боясь размазать макияж. Я уже и забыла, когда красила ресницы — пожалуй в тот злополучный день, когда всё случилось. Ровно неделю назад.

— Садись, давай. Я уж и не помню, когда позволяла себе не ходить на работу. Не хочу опять одна наслаждаться.

Присаживаюсь рядом и наливаю чашку чая.

Мария на самом деле выглядит лучше меня. С тщательно уложенной прической, в белоснежной блузке и безупречным макияжем. Трудно определить её возраст, но думаю, она — ровесница свекрови.

Нина из своей душевной трагедии сделала бы целое шоу с умиранием и сетованием на жизнь. А по Марии не видно, что вчера она дала слабину с алкоголем и позволила немного жалости к себе.

Холёная женщина, спокойная и уверенная в себе. Эх, Артур, Артур, ну и дурак же ты…

— Ну, давай… — отхлебывает чай и с интересом косится на меня.

— Что?

— Рассказывай. Вчера моя очередь была, сегодня — твоя.

Робею под её острым и проницательным взглядом. Представляю, как себя чувствуют её сотрудники, наверное, даже думать лишнее при ней боятся.

Молчу и смущенно перебираю пальцы под столом. Не очень понимаю, что она от меня хочет. Может быть наметанным женским глазом определила, что я беременна? Или думает, что дала повод Артуру?

— Да как бы особо и нечего.

— Ну как нечего? Я же вижу, что у тебя проблемы, вот и расскажи, что случилось. Легче станет. Я, может и не золотая рыбка, но, если смогу — обещаю помочь.

— Вы очень поможете, если дадите мне аванс, — поднимаю подбородок и выдерживаю её взгляд.

— Тебе нужны деньги?

— Не мне, одному человеку…

— Ну нет, деточка, так не пойдёт. Я жду от тебя истории, достойной этого чудесного мятного чая и утренних плюшек. — Откидывает в кресле. — Поэтому давай, я вся во внимании.

— А с чего начать?

— Ну это тебе решать…

Немного помявшись, я смущенно начинаю.

— С мужем мы вместе 7 лет…

Постепенно мой голос крепнет, и я рассказываю про Глеба, Нину, мальчика, который до сих пор не знает, что его матери больше нет. Рассказываю все-все… Не упоминаю только про Артурчика, не хочу бередить свежие раны.

Мария слушает молча, иногда кивая или морщась. Время от времени прибегает Саша с Хагги на руках за плюшками, и тут же уносится на улицу. «Чтобы десировать», — важно заявляет он.

— В общем, вот такой финал… Мне через пол-года рожать, на руках чужой ребенок и муж-инвалид. Ах да… Ещё недееспособная свекровь и щенок.

— Разве это финал? — грустно усмехается Мария. — Это самое начало. И что собираешься делать?

— Знаете, у меня такое ощущение, что мой привычный уютный мир разлетелся на осколки. Мы мечтали, строили свои планы, думали, как назвать ребенка… А потом раз, и ничего этого нет. И теперь я просто в каком-то вакууме. Сама не знаю, за что схватиться.

— Ну как ничего нет? Есть ты!

После этих слов я зажмуриваюсь, позволяя горячим слезам скатываться по щекам. Наверное, хозяйка была права. И мне необходимо было сказать всё вслух, чтобы выпустить боль, как гной из раны.

— Да брось ты его! Зачем тебе ярмо такое?

— Не могу. Это как-то непорядочно и нечестно.

— Ну а он с тобой честно? — От удивления брови Марии взлетают вверх.

— Это его дело и его совесть, его выбор. А у меня — свой выбор. Не могу, и все… Потом всю жизнь жалеть буду, что не помогла.

— Ага, хочешь не камень с шеи снять, а обработать его до драгоценности, а потом только выкинуть? Глупо! — фыркает хозяйка.

— Нет, — опускаю глаза, — я так решила. Не смогу с ним быть! Я вот всё думаю, он же и ей легенды про шиповник рассказывал, и цветы дарил, и в парке они гуляли — сама видела фотографии. Может быть, на следующий день он там со мной ходил, и ведь ни словом, слышите Мария, ни жестом, ни взглядом… Ничем себя не выдавал! Я всегда думала, что я его единственная любимая девочка. А оказывается… Нет, я не смогу так. — Тихо, но уверенно продолжаю. — На ноги встанет, и пойдёт куда подальше.

— Деньги для этого твоего, болезного, нужны? — Морщась отпивает остывший чай. — Свекровь же дом продаёт?

— Там сколько всего нужно, — волнуясь, прижимаю руки в груди, — и кресло, и тренажёры купить, когда его выпишут, и массажи… Но это потом, как раз Нина успеет деньги за дом выручить. А сейчас ему лекарства необходимы каждый день. Дорогие.

— Господи, ты или святая, или дура! — Восклицает Мария, и по её тону понимаю, что это не комплимент. — Помощь, деточка, часто боком выходит. Ещё обиднее будет потом.

— Это мой выбор, — твёрдо повторяю я.

— Ладно, будет тебе аванс, — вздыхает, — раз обещала.

Я поднимаю на неё покрасневшие от слёз глаза.

— А можно мне днём иногда в больницу ездить? Это быстро — на час-полтора.

— О, Господи, я же говорила, — беззлобно ворчит Мария, — добро наказуемо! Ладно, катайся, что с тобой делать…