Развод. Горькая правда

56. Эпилог. Зарисовки

Мария

— Мария Геннадьевна, я приглашение вам отправила. Но хотела лично пригласить…

— Вика, я тебе тысячу раз просила не называть меня по имени и отчеству, — строго говорю в трубку.

Слушаю смущённое сопение и, в который раз, сердечко ёкает. Если бы я не потеряла дочь еще крошкой, ей было бы сейчас столько же, сколько и Вике. Наверное, также сопела бы по телефону, когда нечего было возразить матери.

Прикрываю глаза, хочется хоть на минутку представить, что у меня есть семья. Настоящая. Моя… Где я не какая-то чужая Мария Геннадьевна, а просто мама.

Усилием воли беру себя в руке, девочке сейчас не до моих сантиментов. Рожать со дня на день, забот полон рот, а тут ещё я со своими душевными ранами.

— Что за приглашение, Викусь? — другим тоном, мягко, интересуюсь я.

— На свадьбу, — нервно выдыхает она.

И я невольно расплываюсь в улыбке.

— Дожал он тебя, всё-таки.

— То есть вы не осуждаете меня, я почему-то вам боялась признаться, — тараторит Вика. — Вы не подумайте, мы заявление только подали, регистрация через три месяца. Но только для своих, никого не зовём. Малышка уже с нами будет, не до торжеств.

— Да куда там осуждать, — машу рукой, будто она может меня увидеть. — Двое детей, общий бизнес… Вас уже клешнями не растащить.

— Всё равно… Вы против Глеба были настроены, а я привыкла с вами советоваться. — Снова сопит. — Как с мамой.

Она произносит это слово и вдруг замолкает. Будто боится, что переступила черту, слишком близко подобравшись к моему сердцу.

Сглатываю колючий комок, который не даёт мне вздохнуть.

— Нет, что ты. Я не против. Очень рада за вас.

Стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно.

Быстренько сворачиваю разговор. Боюсь, что ненароком растрогаюсь и, не дай бог, разрыдаюсь. Мне ещё нужно привыкнуть, к тому, что семья у меня всё-таки намечается.

Столько лет одиночества и ошибок не прошли даром. Иногда мне кажется, что я не смогу отогреться никогда. Всё хорошее сейчас на закате жизни воспринимается, как временный бонус. И я ужасно боюсь, что рано или поздно это у меня отнимут.

Прячусь под толстой броней деловой женщины, не нуждающейся ни в чьей любви и помощи, но только я знаю, как трудно мне играть эту роль.

— Маш, ты что?

Вздрагиваю от теплого прикосновения к плечу. Быстро вытираю скупую слезинку, чтобы Илья не заметил.

Он разворачивает меня к себе и вглядывается в моё лицо поверх очков. Проницательные и умные глаза врача, которые видел в жизни столько смертей и горя, сколько мне и не снилось.

— Маш, что-то случилось? — снова повторяет он.

— Нет, нас на свадьбу пригласили. — Почему-то всхлипываю.

— Ну вот… Радостное событие, а у тебя глаза на мокром месте. Ну иди сюда, ко мне.

Я утыкаюсь ему в плечо, и всё-таки реву. А он гладит меня по спине, утешая. Хотя вряд ли понимает, причину моих слёз. А я не могу объяснить, что толстая кожура, которую я нарастила, сейчас на склоне лет вдруг решила отрываться от меня кусками, открывая нежную незащищенную душу.

Мне до сих пор сложно поверить, что среди всех мужчин, которые встречались у меня на пути, я наконец-то нашла того, кого искала. Такого, которому могу отдать себя всю без остатка. Которому я впервые начала доверять по-настоящему.

— Другие вот женятся. А мы, когда созреем?

Поднимаю мокрое от слёз лицо. И мне не нужно спрашивать, любит ли он меня. Глядя ему в глаза, я и так знаю, что я — самая лучшая.

Вика

С тревогой смотрю, как печенье исчезает с Сашкиной ладошки и исчезает в прожорливой пасти. Сашка вытирает слюнявую руку о штанину и снова лезет в пачку за новой порцией. Уже готовлюсь встать со скамейки, подойти к ним и прочитать нотацию о вреде сладкого для собак, но не решаюсь портить настроение им обоим. Да и вставать становится всё тяжелее.

Ладно, ничего с Хагги не случится, пусть радуется. И так редко бываем за городом, времени нет. А детям и собакам полезно порезвиться и подышать свежим воздухом.

И крайне беременным женщинам тоже…

Мария всё-таки вытащила меня к себе в коттедж на все выходные. Причем, не только меня с Сашкой, но и Нину, и Глеба. Я долго отнекивалась, неудобно напрягать человека, который столько для меня сделал.

— Мы же почти одна семья, — строго отчитывала Мария меня по телефону. — Огромный дом простаивает, а вы сидите в своей квартире друг у друга на голове.

— Не совсем уж на голове, — смеялась я, — у нас вполне просторно. — К тому же Нина скоро съезжает, в её доме почти закончили ремонт.

— Вот, это правильно, — деловито заключила она. — У детей должны быть две бабушки, и обе должны жить за городом.

— И, хотя бы один, дедушка, — слышу, как за ее спиной похохатывает Илья Сергеевич.

Под таким двойным нажимом я не выдержала и сдалась. И сейчас, глядя, как веселятся Сашка с Хагги ничуть не жалею.

Завтра мне ложиться в роддом, не известно, когда выберемся в следующий раз.

— Как ты, Вика? — не плечо ложится сухонькая ручка. Нина всегда умеет подкрасться незаметно.

— Хорошо, — улыбаюсь, — спину немного тянет. Но это бывает.

Изящно обходит скамейку и присаживается рядом. Расправляет складки на коленях. Как всегда — аристократична, элегантна и таинственна.

— Смотри, чтобы здесь не прихватило. — Она задумчивым взглядом следит, как Хагги несется за брошенным мячиком. Белоснежный пушистый шарик на нежно-зеленом фоне — это красиво. Наверное, уже мысленно подбирает изумрудные украшения к новой свадебной коллекции. — Глеба я родила за два часа, еле успела до роддома доехать. Интересно, Сашка тоже быстро родился?

С удивлением поворачиваюсь к ней. Нина теперь не так манерна и многословна, как раньше. Спеси у нее, конечно, поубавилось. Но её настоящие мысли для меня, как и прежде — загадка. Никогда бы не подумала, что её волнуют подробности родов давно почившей Дарьи.

Нина вдыхает воздух полной грудью и прикрывает глаза, подставляя лицо лучам уходящего солнца. Я знаю, что она скучает по своему дому, привыкла жить одна и быть сама себе хозяйкой. Наш постоянный балаган, наверное, её утомляет. Но я боюсь признаться даже самой себе, что хочу, чтобы ремонт в её доме затянулся еще на пару месяцев.

Всё-таки она отлично помогает мне справляться с Сашкой и собакой. Глеб еще не полностью оправился. А после родов, наверное, мне будет сложно со всем управляться.

— Я хотела сказать тебе, — не открывая глаз, произносит Нина. — Я могу забрать к себе мальчика и собаку.

Меня почему-то больно ранит это безымянное определение, будто Сашка и Хагги — это бездушные предметы.

— Ну уж нет…

— Подожди, — так же, не открывая глаз, ровно произносит она. И почему-то напоминает мне удава Каа — мудрого и очень уставшего. — Не обольщайся, это на время. Пока вы с малышкой не наладите быт.

— Мы справимся. Сашка будет гулять с собакой, я с ним договорилась…

— Я знаю, что вы справитесь. — Она открывает глаза, поворачивается ко мне и с глухой болью произносит. — Я могу не справиться.

Смотрит на меня, и в ее бледно-голубых зрачках вижу своё отражение. Почему-то вспоминается тот вечер, который расколол мою жизнь на «до» и «после».

Мы сидели точно также на скамейке, она вела прямой эфир, а жизнь её сына мерцала тусклой искрой на кончике скальпеля Ильи Сергеевича.

— Хорошо, — киваю, — они могут приезжать к вам в любое время. Я не против.

— Спасибо, дорогая, это очень важно для меня, — почти невесомо касается моей руки.

— Мама, смотри, что Хагги нашел! — через расстояние до меня летит звонкий голосок.

Я бы не прочь подхватиться и встать со скамейки, но уставшее тело уже отказывается мне повиноваться.

— Сиди, отдыхай. — Нина улыбается уголком рта. — Я разберусь.

На ходу придерживая чалму, торопливо шагает к Сашке.

— Что случилось, мой родной? Ну-ка покажи бабушке…

Издалека наблюдаю, как рафинированная Нина вместе с Сашкой вытаскивает какую-то дрянь из пасти вредного пёсика. Видели бы сейчас её подписчики.

Последний месяц Нина вновь занялась соцсетями, маркетолог убедил её, что новой коллекции нужен хороший пиар. Я не заходила на её страничку, но, думаю, там ничего особенного.

Словно услышав мои мысли, Нина достаёт из кармана цветастого плаща телефон и наставляет камеру на себя и Сашку. Они вместе какое-то время позируют, потом она что-то пишет, а я морщусь. Видеть Нину с телефоном в руках мне до сих пор неприятно.

Надо будет потом проверить, чтобы не разместила какую-нибудь ванильную глупость. Мало ли…

От дурных мыслей меня отвлекает Глеб, который идёт ко мне со стороны дома в сопровождении Ильи Сергеевича.

Подкрасться, как Нине, ему еще долго не удастся. Но я с тайным удовольствием отмечаю, что и с помощью костылей он двигается вполне уверенно, даже не морщится, как еще месяц назад. Илья Сергеевич считает, что возможно он всегда будет прихрамывать, но мы с Глебом на этот счёт не расстраиваемся. Даже шутим, что у меня никогда не будет проблемы, что подарить мужу — конечно, новую трость.

— Смотри, кого я тебе привёл. — Илья Сергеевич помогает Глебу сесть рядом и суетливо заглядывает мне в глаза. — Как ты, Вика?

— Всё хорошо, Илья Сергеевич. У Маруси золотой характер, она не будет готовить сюрпризы.

— Как приятно, когда все интересуются здоровьем беременной жены, а не моим. — Глеб забрасывает руку мне за спину, ласково приобнимает за плечи.

— Ну уж не жены, а бойфренда, — ворчу и утыкаюсь лбом ему в плечо.

— Ничего, это ненадолго.

Глеб ласково целует меня в лоб, а Илья Сергеевич тактично хмыкает:

— Ну ладно, вы пока здесь, а я Маше на кухне помогу. Она готовит это как его… менестрели…

— Менестрели? — удивлённо моргаю. — Это что-то средневековое и музыкальное. Менестроне, наверное. Суп такой. Сейчас я помогу. — Неуклюже пытаюсь встать.

— Да сиди уже! — Дружно рявкают на меня, и я покорно замираю, положив ладошку на огромный живот.

— Вика, я уже как доктор тебе говорю, — приложив руку к сердцу Илья Сергеевич склоняет голову. — Сиди и отдыхай, а то родишь прямо на кухне. Мы и без тебя справимся. А Маше эти менестрели только в радость. Думаешь, только тебе приятно о близких заботиться? Это же лучшее, что можно придумать в жизнь и не отнимай у неё это право. И, в конце концов, — горделиво расправляет плечи, — у неё есть я.

Держась за руки, мы смотрим, как Сашка с Ниной пинают друг другу мячик, а между ними пушистым клубком мечется Хагги. Нина забавно поддерживает длинные полы и не всегда попадает по мячу, но, кажется, получает от всего этого не меньше удовольствия, чем собака.

— Знаешь, она ведь никогда не играла со мной. — Задумчиво произносит Глеб. — Всегда была занята. Я бы не хотел, чтобы у нашей дочки были очень занятые родители.

— У дочки и сына, — поправляю его. — Не будут, я не допущу этого.

— Ну да, сына ты мне ещё родишь.

— Я про Сашку, — обиженно щурюсь.

Глеб неожиданно обхватывает меня руками, так что я оказываюсь прижата лицом к его груди.

Иногда невозможно выразить чувства словами. Хочется обнять человека крепко-крепко. И не отпускать целую вечность.

Если бы не живот, наверное, вжал бы в себя, врос каждой клеточкой.

Хрипло шепчет мне в затылок:

— Спасибо… У дочки и двух сыновей, так пойдёт?

Я молчу и улыбаюсь. Потому что словами боюсь спугнуть то, что кружит над нами, отгораживая от остального мира. То, что мы когда-то имели, потом потеряли и снова нашли.

Я не знаю, что это, и как это назвать…

Но, когда Глеб рядом и так обнимает меня, я знаю, что я дома. И мне так хорошо и спокойно…

Было много плохого, гадкого и тяжелого. Но я не жалею ни об одном дне, потому что иначе мы пришли бы к этой точке другими дорогами или не пришли к ней вовсе.

Я отпустила прошлое, и надеюсь, что тень Дарьи не придёт ко мне даже в страшных снах. Это было с другой Викой, с другим Глебом.

Дочка лёгким пиночком напоминает о себе, и я с сожалением отстраняюсь. Откидываюсь на спинку скамейки.

— Чуть не забыла… — достаю телефон. — Хотела посмотреть, что наша бабушка там пишет. Нина соцсети снова ведет, ты в курсе?

Глеб с интересом заглядывает мне через плечо.

Первая же фотография, которая вываливается на меня из аккаунта Нины заставляет испуганно вздрогнуть.

Нина позирует, трогательно прижимая к груди темноволосую головку. Лица Сашки не видно, но я уже догадываюсь, что именно с таких кадров должна начинаться пиар компания новой коллекции для мальчиков.

Нервно дышу.

— Подожди, Вика, — Глеб успокаивающе кладет мне руку на локоть. — Дай почитать, что она пишет.

«Я часто спрашиваю себя: за какие добрые дела нам достался самый светлый, улыбчивый и лучезарный мальчишка на свете? Внук поменял мою жизнь полностью, зарядил позитивом и научил радоваться мелочам. Он показал мне, что даже невозможное возможно, и ошибки прошлого можно исправить. Я проживаю свою жизнь заново. Спасибо тебе, родной! За то, что ты есть. И не только от меня.»

— А ведь она права, — тихо говорит Глеб. — Может быть ей романы писать? Я бы лучше не сказал…

Я отворачиваюсь, чтобы скрыть смущение. До полной любви и взаимопонимания между мной и Ниной ещё далеко.

Да это и не нужно. Главное, она любит Сашку всей душой. И, уверена, будет также любить и внучку. А что ещё мне нужно?

Год спустя

Глеб

— О господи, я танцую! С тобой! Ущипни меня, кажется, я сплю.

— Танцуешь — это громко сказано, — поддевает меня Вика. — Скорее висишь на мне.

Я испуганно отстраняюсь и заглядываю ей в глаза, но не вижу там напряжения от того, что на неё опирается почти центнер здорового мужика. Только ласковое тепло и тихое счастье. Думаю, что она преувеличивает мою неуклюжесть. Мы всё дружно ей втираем, какая она хрупкая, нежная и ранимая, так что легко могла поверить.

— Мне жаль, что на нашей свадьбе я ещё не мог этого сделать, — шепчу, утыкаясь носом в её волосы.

— Ничего, на золотой годовщине компенсируешь. И вообще, ты только на свадьбах собрался плясать?

— Да, исключительно… На Сашкиной, Маруськиной и потом на Мишкиной.

— Какого еще Мишки? — Немного отстраняется и невинно хлопает глазками.

— Ну родишь же ты мне и Мишку или Аглаю. Саша, Маша, Миша и Глаша — мне кажется, хороший набор.

— Мне не нравится имя, — задумчиво морщит носик.

— Если проблема только в имени — это не проблема. — Улыбнувшись снова прижимаю её к себе.

— Подожди пару лет своего Мишку, Сокольский новый проект задумал, он теперь будет строительством заниматься. Хочу выкупить его долю в ресторане, ты как?

— Я только за. — Ещё бы я был против, меня совсем не устраивает, что партнер моей жены — высокий голубоглазый блондин. — Только я не хочу ждать два года. Я и так столько пропустил. Первого Машкиного УЗИ так и не видел.

— Зато третье до сих пор в женской консультации с истерикой вспоминают… — Вика тихо смеётся и, привстав на цыпочки, чмокает меня в щёку. — Я хочу, чтобы ты знал. Я очень тобой горжусь.

Мы садимся за стол, и к нам подходит Мария с Маруськой на руках.

Мария в белом брючном костюме, который сшила ей Нина.

Наотрез отказалась от длинных свадебных платьев NinaOrlova, фаты и букетов. И думаю, это к лучшему, потому что невеста из Марии может быть только такая — стильная, уверенная и деловая.

— Вот, забирайте своё сокровище. Она у Ильи бутоньерку из кармана выдернула и сжевала.

— Следить надо лучше за ребёнком, — Нина подлетает ревнивой фурией и забирает Марусю у крестной. Ворчливо продолжает. — У вас с Ильей свадьба, вот и радуйтесь. — Тут же обращается к внучке. — Муся, деточка, открой рот, что за гадость ты съела? Она же грязная!

— Мама, не переживай. Ничего с Мусей не будет. Давай её сюда.

Нина неохотно сажает дочку мне на колени. Маруська резко вскидывает руки и со смехом тянет мой галстук на себя. Я одновременно умиляюсь и пытаюсь выдрать ткань из слюнявых пальчиков. Вот ещё и новая забава появилась.

— Ничего, скоро ходить будет, другие интересы появятся. — Мария с видом знатока скрещивает руки на груди.

Прячу ухмылку, потому что с ходьбой у Орловых, видимо — наследственное. Илья Сергеевич обещал, что первые самостоятельные шаги мы с дочкой будем делать вместе. Но пока я иду на опережение.

— Ба, — Сашка подлетает маленьким ураганом. — Можно я во дворе поиграю?

— Можно, — одновременно отвечают Нина и Мария и тут же смеряют друг друга негодующими взглядами.

Мы с Викой переглядываемся. Наверное, Аглаи у нас не будет. Придётся срочно рожать Нину, иначе это противостояние не закончится никогда.

— Папа… Скорее, Машка!!!

Сашка кричит так, будто сестра схватила нож и носится с ним по квартире.

Хотя с Машки станется… Идеальная беременность, как оказалось, вовсе не гарантия, что у ребёнка будет милый покладистый характер.

Влетаю в детскую, едва не снеся двери, и с облегчением прислоняюсь к косяку. На меня смотрит перемазанная красным маркером мордашка дочки. На красном фоне белоснежные острые зубки выглядели бы угрожающе, если бы не заливистый смех.

— На Хагги посмотри, — обиженно супится сын.

Перевожу взгляд на размалёванную красными полосками белоснежную спину и улыбаюсь.

— Зачем ты позволял ей с собой такое делать, а? — с напускной строгостью спрашиваю у собаки.

Хагги поворачивает ко мне голову, постукивает хвостом. Высунув язык, легко дышит. Наверное, если бы мог, развёл бы в недоумении лапами: «Что с этой мелочью пузатой делать? Пусть развлекается».

Дочка заваливается вперед, опирается на собачью спину и сосредоточенно вздыхает. Напрягается и готовится.

— Вика… — хрипло шепчу. — Иди сюда.

Слышит меня жена или просто чувствует, но тут же тенью становится рядом у плеча. Полотенцем вытирает руки — опять что-то готовила.

— Смотри…

Маруська неуклюже встаёт. На её ладошках клочки собачей шерсти, но это мелочи.

Присаживаюсь на корточки.

— Ну-ка, иди сюда. Давай, к папочке…

— Может помочь ей? — шёпотом спрашивает Сашка.

— Тс… — Шикаем на него оба.

— Давай, иди ко мне, — развожу в сторону руки. — Папочка знает лучше всех, как сложно учиться ходить. Нам с тобой будет, что обсудить…

Машка, покачиваясь, стоит и смотрит на меня. Потом разворачивается и делает на шатких ножках несколько шагов к Сашке. И сразу же заваливается вперёд.

Он успевает поймать её под мышки.

— Ничего себе, мелкая ракета. — Поддерживает её, пока Машка заливается счастливым хохотом. — Ко мне, значит, пошла… Мы с тобой еще вечером потренируемся, чтобы никто не мешал.

— Ну вот, как тренер и родитель я потерпел фиаско, — с унылой улыбкой заключаю я.

— Ничего, ещё наверстаешь. Соня к тебе пойдёт.

— Соня? — вопросительно приподнимаю бровь.

Вика многозначительно молчит и отводит глаза. Я всё понимаю и крепко прижимаю её к груди. Меня с головой накрывает любовь и нежность. Знаю, она чувствует то же самое.

Это наша награда за то, что не отказались от своей любви и признали ошибки.

— Значит так… Кто Хагги разрисовывал, тот пусть и моет. Я так считаю. — По-взрослому отчитывает Сашка малышку. — Если хочешь, чтобы он был и твоей собакой…