Развод. Горькая правда

51. Ешь пирожок

В Сашкиных карих глазёшках, так похожих на глаза Глеба, столько доверия и тепла, что я чувствую, как шатается моя стена, возведённая из обид и недоверия.

Мне сложно понять, сознательно ли мальчишка сделал эту надпись или написал с подачи Нины. Просто с детским простодушием намалевал буквы, не задумываясь о том, какой глубокий смысл они несут.

Опускаю руку с зажатым рисунком, сажусь на корточки перед Сашкой. Он закусывает губы и смотрит на рисунок, опять переводит взгляд на меня. Смешной и трогательный, в зелёных пятнах.

— Малыш, это ты меня нарисовал?

— Да. Видишь, тут живот, — выхватывает у меня листочек и тычет в лицо. Наверное, удивляется, что я такая недогадливая.

Я, если честно, ничего не понимаю и пребываю в глубоком замешательстве. Я не готовилась к этому разговору и совершенно не представляю, как себя вести. Конечно, Сашка привязан ко мне. Но я привыкла к тому, что я Вика. И уже давно подавила переживания по поводу его происхождения, привыкнув считать мальчика кем-то вроде родного племянника Глеба.

— Мама для малышки, которая у меня в животе?

— Да, для неё тоже.

— А для кого ещё? — спрашиваю и замираю.

Сама не знаю, чего я хочу от пятилетнего ребенка. Признаний, откровений? Он, наверное, и сам в замешательстве — написал, и написал.

— И для меня ты тоже — мама. Мама Вика. Что тут непонятного? — пожимает плечами.

Подавшись порыву прижимаю Сашку к себе, не боясь, что он замажет зеленкой белую блузку. Вожу ладошками по худенькой спине чужого ребенка, и понимаю, что ближе него у меня сейчас никого нет.

Нет, я не тешу себя иллюзией. Пройдёт еще немало времени, пока Сашка осознает в полной мере всё, что произошло. Вот так всё просто устроено в детском мире. Есть Вика, которая о нём заботится, значит, и она тоже мама.

Я сама называла «мамой» воспитательницу в детском саду, потому что она заботилась обо мне намного лучше моей собственной родительницы. И отлично помню, как путалась в определениях — то она была у меня Людмилой Петровной, которая строила нас парами на прогулке, то «мамой», которая заплетала косички и помогала лепить куличики в песочнице.

Из кухни выглядывает Нина. Бросает равнодушный взгляд на наши «обнимашки» и сухо спрашивает:

— Духовку на какую температуру ставить?

Хочется высказать ей, что вообще-то давно надо было включить духовой шкаф. И что ее кулинарные уродцы вряд ли переживут транспортировку. И много, что ещё мне хочется…

Но смотрю на её покрасневшие глаза, вздыхаю и прикусываю язык. Наверное, если бы мне пришлось подводить подклад или втачивать рукава, Нина тоже горела бы желанием оторвать мне руки и всё переделать.

Ошибки случаются. Главное, чтобы вся жизнь не превратилась в одну большую ошибку.

— Все хорошо, Нина Михайловна, — поднимаюсь на ноги и сразу же ойкаю, потому что изнутри меня пинают. Кажется, даже с переворотом. — Пойдёмте, помогу вам.

— Глебка маленький был, рисовал себе ветрянку фломастерами. — Нина заносит руку над тарелкой с пирожками. Какое-то время водит пальцами, размышляя, цапнуть свой или мой — идеально ровный, и берёт все-таки свой. Несет ко рту, чтобы успеть подхватить выпадающую начинку.

Жуёт, в удивлении поднимая брови. Будто не верит, что это она сама испекла.

Саша в нетерпении ёрзает:

— Ба, а зачем? — Некоторое время ждет ответ и снова переспрашивает у жующей Нины. — Зачем он рисовал?

— Чтобы в пансионат не ехать, — Нина отпивает чай. — Кому же охота из дома уезжать?

— А ты всё равно отправила?

— Да, — хмурится, — отмыла спиртом и отправила. — У меня заказы на пару месяцев вперед были расписаны.

— Папа расстроился, наверное.

— Ненадолго, его потом с настоящей ветрянкой вернули, — Нина вздыхает. — Тяжело было тогда. Ребенок болеет, клиентки под дверями стоят.

Не помню, чтобы мы с Ниной когда-то вообще сидели вот так, как сейчас. По-приятельски. За разговорами минуты бегут быстро, я уже нервно посматриваю на часы.

Вдруг недовольные соседи устроили Глебу суд Линча и его пора спасать? Я же даже не спросила у него, нужна ли ему помощь.

Дверь распахивается, когда я уже тянусь за телефоном.

Цепляясь колесами за порожек въезжает коляска, которую толкает… Сергей.

— Спортсмена своего внизу не забыли? — улыбается главный помощник Глеба. — А я мимо шёл, дай, думаю, проведаю.