Развод. Горькая правда

42. Битва, которую я выиграла

Всю администрацию ресторана я застаю толпящимися у дверей, выходящих в зал. Дружно выглядывают через голову друг друга, пытаясь рассмотреть через тонированное стекло, что там происходит.

Стою в стороне, немного смущаясь своей неуместности.

— Павел Леонидович! — наконец, решаюсь окликнуть начальство.

— О, Виктория! — высокая фигура Сокольского отделяется от остальных. — Всё-таки нашли с кем оставить ребёнка?

— Да, решила проблему, — улыбаюсь. — Но до сих пор не понимаю, зачем я здесь…

— Вика, так спокойнее. Вдруг у него будут претензии к составу, тех карту захочет глянуть. Хрен его знает, что ему понадобится. — шёпотом добавляет, — Наумов въедливый, как старая тёща…

— Тс… Он сделал заказ, — раздаётся испуганный шёпот. Забыв про меня, Сокольский бросается к дверям.

Толпа дружно расступается, пропуская маленькую взъерошенную официантку, похожую на воробушка.

— Сонечка, что он выбрал? Давай скорее!

Шеф-повар Михаил Ильич выхватывает у неё из рук листочек заказа.

— Салат нисуаз, буйабес, бланкет из телятины и бриош с грецкими орехами, — бормочет себе под нос. — Паша, это фигня, справимся. — обращается к Сокольскому, — он у нас тарелочки оближет!

— Отлично, за работу, — Сокольский довольно хлопает в ладоши. — Ребята, давайте, не подведите. Он должен так вкусно поесть, чтобы не сожрать нас с потрохами.

— Михаил Ильич, — один из поваров, сняв шапочку, каким-то неожиданно высоким голосом обращается к шефу. Откашливается и продолжает. — Орехов-то нет.

Произносит и тут же, зажмурившись, втягивает голову в плечи.

Лицо Михаила Ильича медленно багровеет, будто ему через темечко заливают красную краску. Толпа прыскает в стороны, учуяв опасность. Даже Сокольский отступает назад.

Я единственная стою спокойно. Во-первых, потому что не вижу повод раздувать проблему из такой мелочи. Во-вторых, за моими плечами семилетний опыт общения с Ниной.

При частом общении с неуравновешенным человеком у тебя два выхода — сойти с ума и сесть на антидепрессанты или закалить нервную систему. И вот только сейчас я понимаю, что меня абсолютно не трогают неожиданные эмоциональные приступы. Вот просто никак! И, если Михаил Ильич начнет сейчас причитать, что его без ножа режут и требовать мокрое полотенце, я, с лицом буддистского монаха, шмякну ему на лоб тряпку для посуды.

Может быть с кем-то это и работает. Но со мной — больше нет!

— В смысле, нет орехов? — хрипит Михаил Ильич и дергает на себе воротник. — Ты, Розанов, что-то попутал? Ты, Розанов, у нас камикадзе? — и добавляет, переходя на ор. — На моей кухне не может не быть каких-то сраных орехов!

— Простите, сегодня утром обнаружил. Прогорклая партия была… — повар съеживается, — Я думал, что успею новые заказать, но этот хрен рано приперся… Через час орехи будут.

— Какой на хрен час! — Михаил Ильич орет, брызгая слюной на бедного повара. — Бриош есть, орехов нет?

— Прогорклые орехи можно в воде замочить… — рискую подать голос я.

Михаил Ильич закатывает глаза.

— Паша, убери от меня эту твою… Технолог она или кто? Кстати, она должна за продуктами следить?

— Не должна, — отвечает Сокольский. И незаметно помахивая кистью руки показывает мне, чтобы я отходила в сторону. Но я, ухмыльнувшись, только скрещиваю руки на груди. Ещё не хватало, когда я ещё увижу Нину в штанах и с усами.

— В общем, так. Розанов — ты бежишь в магазин. А ты, технолог, — направляет на меня палец, — иди замачивай. Потом феном суши или что там по вашей технологии положено делать. Кто первый справится — тот молодец!

— Давайте я лучше канеле сделаю, — спокойно заявляю я.

— Какие на хрен канеле? — Выпучивает глаза Михаил Ильич. — У нас в меню нет такого блюда. Розанов, ты почему ещё здесь, я не понял?

— Ну а что? — пожимаю плечами. — Это же Франция, популярное блюдо. Я быстро приготовлю. Гость не будет ждать. И у вас будет запасной вариант десерта, если не успеете с бриошем. Замените на что-то другое из меню — ваш критик сразу поймет, что с ингредиентами проблема. А так, скажем, что шеф-повар обновил десертную карту, а канеле — наша гордость.

— Хорошая мысль. — Сокольский во время моей речи задумчиво потирает уголок рта большим пальцем.

— Паша, ты же не собираешься…

— Собираюсь, Миш, собираюсь. Дайте ей всё, что нужно. Быстро! — рявкает Сокольский, — по ходу разберемся, что ему подать.

Михаил Ильич морщится:

— Пошли, — цедит сквозь зубы, — фартук и шапочку в шкафчике возьми.

Спустя час я вместе со всеми стою на цыпочках, заглядывая в стеклянное окошко. Сонечка ставит перед Наумовым тарелку, на которой красуется моё пирожное. Красивое, нежное, вкусное… С кокетливым завитком цедры и шоколадным парусом.

Позади битва с шеф-поваром, которую я выиграла. Михаил Ильич съел два моих канеле, но всё равно пытался угрожать, что это безобразие в зал понесут только через его труп. Но сдался, разумно рассудив, что лучше так, чем ореховый бриош без орехов.

Жаль, что издалека не видно выражения лица этого критика. Не нервничаю, не переживаю, сердце не выскакивает из груди — я не запугана ресторанным бизнесом и капризными гостями. Наверное, слишком долго кормила благодарную публику — Глеба, Марию и Сашку, поэтому не представляю, как может кто-то недовольно кривиться, когда пробует что-то новое и вкусное.

Сонечка стоит в отдалении от столика, и послушно подбегает, когда Наумов подзывает ее движением руки. Внимательно слушает, кивает и через несколько секунд вновь врывается к нам, ещё более перепуганная чем раньше.

Верещит, прижимая к груди поднос.

— Он шефа требует!