В прозрачном пакете трусы-стринги со слоником, которые я дарила Глебу на День всех влюбленных. Еще полотенце с петушками, металлическая кружка и памперс для взрослых.
Один памперс, хватит с него…
Склоняюсь над стойкой дежурной:
— Здравствуйте, Орлову нужно вещи передать, — брякаю пакет перед ней.
Женщина испуганно таращится на игриво просвечивающего слоника. У них явно состоялся выразительный зрительный контакт.
— Это его любимые, даже не знаю, как он без них… — поясняю на всякий случай.
— Простите. А вы кто?
— Я? — возмущённо округляю глаза. — Жена! Кто ещё может бельё передать? Или были желающие? — Подозрительно щурюсь.
— Не… Не было… — блеет дежурная. — Подождите. Может, спросить, вдруг к нему пустят?
— К сожалению, спешу. Не надо, — ласково улыбаюсь. — До свидания!
Оставляю пакет и несусь к выходу.
— Жена Орлова, подождите… Жена Орлова! — Визгливо несется мне вслед. Но я не оборачиваюсь. Хватит с меня!
Всё, формальности соблюдены… Не хочу здесь оставаться ни минуты.
Дома, я мысленно положила свое сердце в сейф, и застегнула молнию на бронированной грудной клетке. Но здесь, в опасной близости от почти бывшего мужа, чувствую, как изнутри вновь прорастают черные пятна ненависти.
Единственное, что меня должно волновать сейчас — я сама! Поэтому скорее прочь отсюда.
Чуть не сбиваю молодого врача, который идет по коридору. Услышав крики дежурной, он вежливо трогает меня за локоть.
— Подождите, вы жена Орлова?
— Предположим…
— Я звонил вам вчера. Меня зовут Илья Сергеевич, я — лечащий врач вашего мужа.
При слове «муж» я брезгливо морщу носик.
— И что?
— Я думаю, нам стоит обсудить состояние вашего супруга. Пройдемте в кабинет.
Не дожидаясь моего согласия, он подхватывает меня под локоть и уверено тащит вперед.
Моё горло раздирают осколки злых слов, я хочу выкрутиться из захвата, топать ногами и кричать о том, что у Орлова есть мать, пусть разговаривает с ней.
Но мне неудобно устраивать эмоциональное шоу перед человеком, чей уставший вид явно говорит о том, что сегодня он ещё не ложился. Надеюсь, среди тех, кого он спасал были не только законченные негодяи? И я послушно топаю следом.
— Садитесь, Виктория, — врач указывает мне на стул, и сам тяжело опускается в рабочее кресло.
— Откуда вы знаете моё имя?
— Он зовёт вас. Постоянно… — Илья Сергеевич снимает очки и потирает переносицу. — Сейчас ваш муж пришёл в сознание и каждые пять минут спрашивает у медсестры, не приходили ли вы. Мне сейчас на обход, зайду к нему, обрадую…
По спине ползет липкий холодок, когда я представляю, как медсестра, пряча улыбку, передаёт ему мой пакет.
Врач вновь водружает очки на нос и с любопытством смотрит на меня.
— Он выжил только потому, что хотел вас видеть. Это первое, о чём я хотел вам сказать…
В голове вспыхивают обрывки видений из прошлого. Наша квартира, бледное лицо Глеба, вдавленное в подушку, и его тихий голос. Он просит, чтобы я не убирала руку с его разгоряченного лба, а я с ужасом смотрю на градусник и хочу вызвать скорую. Но Глеб шутит, что его спасут только мои эклеры. И я замешиваю тесто в кастрюльке, сидя на краешке его дивана. Потому что он не отпускает меня и утверждает, что без меня погибнет…
Крепко жмурюсь, чтобы прогнать тёплые воспоминания. Это все было ложью!
Встаю со стула, прижав сумочку к груди, как щит. Хочу отгородиться от всего, что напоминает мне о прошлом. От всего, что причиняет боль.
— Вы можете обсудить состояние пациента с его матерью. А Орлову передайте, пусть смотрит на соседку по реанимационной палате. Думаю, им есть что обсудить. Технику безопасного вождения, например…
— Вы про Агамову? — Вопрос звучит так, будто вчера мой муж катался с группой поддержки футбольного клуба и мне сейчас нужно назвать одну из сорока чирлидерш.
— Конечно, про кого еще?
Илья Сергеевич складывает руки в замок и жуёт губами.
Тусклым голосом сообщает:
— Дарья Агамова погибла.