Рихард Феникс. Море. Книга 3

Глава 76 Призыв Алека

Джази склонился над Паулиной, отогнул край одеяла, поцеловал в бледный лоб. Выпрямился, держа в правой руке короткий, чуть загнутый нож. Лукреция охнула. Рихард поёжился. Пират пропустил между пальцев короткие волосы бывшей капитанши и быстрым движением отсёк прядь.

— Простите, что затягиваю. Видите, — показал он трепещущие на утреннем бризе волосы, — она была той ещё обманщицей. Она выдавала себя за потомка Цевера-изгнанника, хотела вернуть мир в южные земли, захватить трон Радонаса. У неё бы никогда этого не получилось. Но она верила. Как же она в это верила! Не видите?

Феникс покачал головой. Джази оторвал кусок своего, и без того ополовиненного рукава, завернул в него прядь и спрятал в карман. Медленно надел шляпу на Паулину, завязал под подбородком красные ленты в красивый бант и добавил, не поднимая взгляда от лица лежащей женщины:

— Простите, я просто не могу умолчать сейчас. В такой момент. Этот цвет переходит в роду Радонасцев только мужчинам. То ли женщин у них не рождается, то ли все они с обычными волосами, но известно лишь про мужчин. Паулина свои красила и не без моей помощи. Потому и обманщица. А ещё вы сам видели: её отсечённые волосы остались целыми, а не распались пеплом, как у потомков Радонаса. Мы встретили в Макавари лютого деда из их рода, но он слишком стар и, похоже, уже ничего не хочет от этой жизни: ни власти, ни справедливости, только сидеть на одном месте и довольствоваться тем, что есть.

— А почему она этого хотела? Она была из их рода? — тихо удивилась Лукреция, тоже смотря на Паулину. Растёкшаяся лужа крови была почти у ног девушки.

Джази отрезал краем одеяла мёртвое лицо от взглядов живых, расстегнул свой ремень с притороченными ножнами, отложил. Мечи глухо ударились о палубу, будто дважды коротко вздохнул большой зверь. Феникс отошёл, не в силах больше находиться к лежащей женщине так близко. Пират вымученно улыбнулся Чародейке и наконец ответил:

— Нет, красотка. Извини. Не из их, конечно. Я своим незнанием, наверное, ввёл тебя в заблуждение. Просто это её долг. И мой. Долг предков у нас, южан, ложится на плечи потомков. Многие стремятся от него избавиться, не брать на себя ответственность, но некоторые… — он коснулся одной рукой плеча Паулины через одеяло, другую приложил к своей груди, — некоторые ни за что не отступятся.

Девушка задала следующий вопрос. Но Рихард уже не слушал, он кусал губы и морщился. Едва совладав с эмоциями, мальчик пытался дозваться Феникса внутри себя, который так бесконечно долго не проявлялся — это действительно было важно. Даже когда его птенец бранился, клял всех, посылал в бездну и готов был бросить здесь, в далеке от берега, ожидаемого наказания от первоФеникса не последовало. Ни наказания, ни даже порицания. Вообще присутствия бога Рихард не ощущал. Тот молчал. Может быть, тоже бросил? Разочаровался в птенце и бросил? Оставил лишь свою силу, чтобы разбирался сам? Ответов не было, бога не было, конца океану вокруг тоже не было! А волосы… Ну подумаешь, волосы? Вон, у Алека точно такие же, и что с того? Да и почему пират решил, что им с Лукрецией такая лекция будет интересна? Лучше бы про свисток чего путного рассказал. Мальчик уже устал злиться, только вяло отслеживал свои эмоции.

— Джази, подожди! — оборвал Рихард пирата на фразе «И тогда я пообещал себе служить истинному потомку Цевера-изгнанника!», — Ты знаешь про свисток много, судя по всему, тогда ответь: когда я вылечусь, он будет слушаться?

— Прости, но не «когда», а «если», — мечник многозначительно поднял бровь и тут же потупился. — Думаю, будет. Если ты, конечно, до тех пор не передашь его в надёжные руки.

— То есть?

— Извини, я сам многого об этом не знаю, так, по верхам. Но у артефактов, созданных богами, есть особенность: они работают, только если добровольно переданы новому владельцу. Если я его заберу силой, без твоего на то желания, то получу просто безделушку. А вот кабы ты мне его отдал…

— Джази, — окликнула Лукреция, — ты сказал «артефакты». Их много?

Пират развёл руками.

— Прости, красотка, точно не знаю. Они ещё и делятся, вроде, на какие-то виды. Сам не читал — рассказывали. Да можно ли верить тем слухам? Но слышал про серп Ангуис, который способен разрезать, что угодно, и теперь находится у странствующей прорицательницы Соломеи. Не знаю, что он делает, но все, кто видел, так и не смогли коснуться ни его, ни самой Соломеи. Говорят, как призрак насквозь проходит.

Он замолчал, переводя дух, остальные ждали. Рихард переступил, разминая затёкшие мышцы ног, увидел подпалину на том месте, где стоял, перешёл на чистое. Огонь, жадный, яркий, покрывший тело на несколько сантиметров, так и норовил перекинуться на доски палубы. Благо, и одежда, и обувь были на мальчике ещё из родной деревни — обработанные раствором против горения. Но даже так Феникс то и дело улавливал запах прожжённой ткани. Остаться без одежды, согреваясь огнём, было не радостной перспективой, а ещё одним поводом поторопиться. Однако, благодаря этому наблюдению, юный Феникс сосредоточился на контроле пламени, который очень понадобится, когда двинутся в путь.

Джази поднял руку с надетым на палец кольцом Паулины, подышал на камень, обтёр о штаны, показал спутникам. И новая история-приманка стала наградой за ожидание.

— А вот это, если верить легенде, слеза Сойки-Пересмешницы, которую принесла в наш мир из неземного леди Ахоро. Она была наставницей пророка Аринфея, которого в истории знают под именем святой Плитц. Говорят, её тела так и не нашли. А в своё время за ним даже охотились, надеялись, что с ним будут и другие артефакты.

— Она ведь похоронена на острове-форте, чего её искать? — брякнул Рихард, поздно подумав, что сделал это зря. Джази прищурился. Мальчик прикусил язык, коря себя за болтовню.

— А ты не так уж и несведущ, капитан. Извиняй, если останешься жив, мы с тобой потолкуем как следует.

— Почему «слеза Сойки», и что она делает? — с любопытством спросила Лукреция.

— Это карта-компас. Прости, сейчас не до подробностей и легенд, красотка, — подмигнул Джази, опуская руку с кольцом на одеяло и медленно поглаживая его.

Девушка слегка покраснела, наматывая на палец выбившуюся из косы прядку.

Рихард перебирал в уме вопросы, стараясь ими прогнать страшные мысли, от которых в горле стоял ком. Джази своими рассказами пробуждал любопытство и не давал отчаяться. Если всё, сказанное им, было правдой, то уже ради продолжения этих и новых историй хотелось добраться до берега, до лекаря, как можно скорее. Но Алек. Как быть с ним, с обещанием? Время-то на исходе.

— Так что ты решил, капитан? — будто прочитав его мысли, спросил Джази. — То обещание призыва, которое ты дал, будешь исполнять или нет?

— А почему ты не спрашиваешь, что это? — поморщился Рихард. Он страшно не любил таких совпадений, будто кто-то копался в голове, а потом озвучивал там найденное. Хватало и бога Феникса, глядящего в самое сердце, в ещё не оформившиеся мысли. Вот только где теперь тот бог? Где? Почему бросил в такой момент?

Джази пожал плечами:

— Прости, а должен? Я знаю нескольких людей, которые владеют искусством призывать к себе других.

— Людей? Быть не может! — Памятуя о словах Ирнис, что люди и Чародеи не могут призывать, Феникс пытался подловить пирата. Но не тут-то было.

— Извини, но это сейчас неважно. Действительно неважно. Но если настаиваешь… Знаю одного из твоего племени, живёт в пустыне. Жуткий тип. Я ему ни разу на мечах не выиграл. — Джази говорил это с рассеянной улыбкой, смотрел в небо, будто ушёл в воспоминания. — Ещё знаю Энба-медведя с архипелага Эхередс. Ну и одного из своих, из Боа, но он уже, наверное, помер от старости. Жил на острове Балырлу. Говорят, призыв — это редкость, доступная лишь избранным. Но мне что-то не хочется привязывать к себе никого.

— А быть привязанным? — кашлянув, спросил Рихард, гоня мысли, что и призыв из-за яда может не сработать.

— Если это будет нужно…

— А у тебя друг в Макавари — лекарь. Ты призвать его можешь? — обернулась Лукреция к Фениксу, будто раздумывала об этом какое-то время.

Рихард втянул голову в плечи, не желая посвящать Чародейку в свои мысли. А были они не весёлыми и, как казались самому мальчику, весьма эгоистичными и жестокими. Он был уверен, что Бэн не поможет. Ведь именно из-за его неумелого лечения Алеку пришлось остаться в Скрытой деревне. Да, там были особые обстоятельства: редкий тип отравления пещерной водой, которое следовало излечить определённым средством — белёсыми панцирными крысами, живущими там же. Но это повторялось прямо сейчас! Так что мог сделать сын пастушки, мнящий себя врачевателем, когда нужно лишь одно лекарство, которое уже никак не достать?

По словам пирата помочь могла только лишь мазь из мозга агачибу, но все три монстра после ночной бойни уже давно скрылись за горизонтом. И Рихард понимал: шансов нет. И не верил в это. Не хотел верить, но… Он потряс головой: верить и знать — разные вещи. Он вспомнил день своей инициации, когда тело впервые окутал покров огня, приняв форму птицы. Возможно, через три дня это повторится, вот только в последний раз. А, возможно, они успеют. Макавари — портовый город, куда приплывало много людей, наверняка, там можно найти лекарей и редкие снадобья. А Бэн… Призвать его сюда, в лодку, равносильно обречению на гибель, только если не передать свисток. Но как же не хотелось вручать кому-то вещицу, связывающую его с предками, — наследие Айлаха. Даже отдать Джази, который говорил, что свистком владел его родич. Мальчик чувствовал, что ни за какие посулы не расстанется с этой вещью, сделанной самим первоФениксом. Да, призвать Алека тоже было рискованно, но так хотя бы не будет нарушено обещание. И Рихард подумал, что не против отдать свисток воришке, за которого попросила сама Олли. Мама… Если бы она сейчас его увидела, что бы сказала? Огонь, просверкивающий холодными фиолетовыми искрами, вновь стал теплее, напитался солнечным светом, успокаивая, даря надежду. «Всё будет хорошо. Мы все доберёмся до Макавари. Обещаю!» — решил Феникс и улыбнулся. Образ матери в его памяти улыбнулся в ответ.

Феникс посмотрел на Лукрецию, та, подняв жалобно брови и опустив уголки губ, указала взглядом на пирата. Но Рихард уже и сам всё увидел и не стал приближаться, чтобы не помешать. Джази, наклонившись вперёд и раскачиваясь, сидел на коленях рядом с Паулиной, гладил край одеяла, что-то беззвучно шептал. Под глазами у него было мокро, нос покраснел, плечи и руки дрожали. Волосы, торчащие над широкой головной повязкой, уныло свисали. Рихард почувствовал, что смотрит на то, чего видеть не должен, подумал с глубокой печалью: «Да он ведь прощается, будто не хочет отпускать её вместе со своей прошлой жизнью, тянет время. А вся эта болтовня… Может, он боится чего-то? Боится, что вместе с ней закончится что-то про него? Но ведь он сам говорил… Я не должен мешать ему. Но как же Алек? Время уходит. Три дня, осталось всего три дня».

— Тебя оставить ненадолго? — шепнула девушка.

Джази отдёрнул руку, взгляд его стал острым, но сразу смягчился.

— Прости, красотка, не нужно. Пора. Повторим наш подвиг в обратном порядке.

— Надо найти плот или… — засуетился Рихард, но пират сморщил нос.

Крылья в этот раз показались тяжёлыми. Когда Феникс тянул на верёвке массивное тело, а спутники толкали, он жалел Паулину. И себя. Он до сих пор не мог поверить, что она мертва. Люди очень странно умирают. Они почему-то не могут обратиться, как Фениксы, в огненных птиц, взмыть к солнцу и раствориться в нём. Так может, для неё ещё не всё кончено? Хотя, он сам видел её рёбра, да и лужа крови на палубе была велика. Вряд ли бы с живого человека столько вытекло.

Тренькнула перерезанная верёвка. Освобождённый от ноши Рихард взмыл в небо, придерживая конец плетёнки, привязанной к поясу. Далеко внизу раздался всплеск. Две крошечные фигурки стояли рядом на палубе, их руки, висящие вдоль тел, почти соприкасались. Мальчик взлетел ещё выше, воззвал к Фениксу, чтобы посоветоваться… Хотя бы голос бога услышать, но в ушах лишь стучал ток крови, шумел ветер, а пламя, будто отравленное агачибу, вновь заискрило фиолетово-едким. «Мне нужно поторопиться!» — отчаянно подумал Рихард и бросился в лодку.

Они замыли пятно крови тем самым одеялом, выкинули и его, и Феникс решительно произнёс:

— Я должен призвать Алека прямо сейчас. И не хочу бросать вас здесь, в море, если со мной что случится.

— Ты всегда можешь передать мне свисток, — с кривой улыбкой напомнил Джази.

Рихард мотнул головой.

— Если… — он облизал сухие губы, оглядел спутников, — если будет совсем плохо, передам. Но пока нет.

— Ри, что ты задумал? — Лукреция смотрела на него не мигая. — Передай свисток Джази. Или мне, если ему не доверяешь. Мы призовём морское животное и оно нас быстро довезёт до берега.

— Лу, я думаю, не получится. Этот яд… Он действует и на других. Пока я здесь, никто не приблизится, кроме агачибу. Да и те, скорее всего, не будут слушаться. Верно, Джази?

— Прости, капитан, что не сказал этого сразу. Думал, очевидно.

— Но тогда как? — не унималась Чародейка.

— Увидишь. Лу…

Рихард пошатнулся, прикрыл на мгновение глаза, почувствовал, что силы покидают его. Он не хотел булькнуть в воду следом за Паулиной, поэтому надо было действовать быстрее. Джази прав: времени на разговоры сейчас не было.

— Лу, пообещай мне кое-что.

— Что?

— Сначала скажи, что обещаешь!

— Нет!

— Пообещай, красотка, — подначил Джази, — если что, я его остановлю.

— Обещаешь? — с тревогой спросила она.

Пират улыбнулся. Рихард вспомнил его слова и понял, что не остановит. Все спасали свои шкуры. Но именно он, Феникс, это затеял — ему и разбираться. Девушка затравленно глянула на Джази, помотала головой, зажмурилась и едва слышно сказала:

— Обещаю.

— Спасибо. Ты пообещала, что не будешь мне мешать доставить вас в Макавари. — Он отвернулся, собираясь с духом и игнорируя вскрики девушки, выдохнул, прислушался к образу стали и крови из пера на костяшке безымянного пальца и произнёс: — Алек, ты мне нужен!

Алек

— Ну что, паря, не забирают тебя? — хохотнул Пильчак и хлопнул мальчика по плечу. Тот поморщился, но смолчал. Грубоватые, но добрые братья, стали ему очень дороги, поэтому от них, как ему казалось, он готов был снести что угодно.

Соржент забрал пустые тарелки, скрутил крышку с бурдюка, отпил, передал брату и направился к разложенным на холщевине клинкам, щитам и копьям. Длинная утренняя тень от статуи Феникса тёмным мазком разделила светло-красную площадь надвое. Два источника у подножия каменного крылана призывно журчали, и в быстрых переливах воды забвения мальчику слышалась насмешка.

— Это, ну вот, — пробубнил Соржент, возвращаясь.

В руках его был меч в ножнах. Длинный, чуть изогнутый. Алек уже видел его, но рыжебородый каждый раз торопливо хоронил клинок под другими.

— Брат, чего это ты удумал? — Пильчак аж водой подавился. Видимо, действие брата было для него неожиданным. — Это же твой трофейный. Ты чего, в самом деле решил?

— Угу, — Соржент приблизился.

Алек встал. Взволнованное сердце гулко стучало в груди. Меч лёг в подставленные ладони. Тяжёлый, длиннее того, что уже висел на поясе. Рукоять в оплётке, короткая прямоугольная гарда, простые, без изысков, чёрные ножны. Но было что-то зачаровывающее в этой лаконичности. Мальчик даже не хотел видеть лезвие, наслаждаясь и так.

Топот ног позади он услышал не сразу. Лишь когда с визгливым «А-але-ек!» на него со спины набросилась Лейла, младшая сестра рыжебородых, он будто вышел из транса, отклонился вперёд и, пригнувшись, выскользнул из объятий девушки, не выпуская меч. Лейла кошкой бросилась к нему, и заметил, что она уже получила добычу: серый шарф, до того скрывавший волосы, трепетал в загребущих ладошках.

— Отдай! — потребовал мальчик, он суетливо огляделся, не зная, куда пристроить подарок, но близнецы лишь качали головами и поднимали руки — «мы тут ни при чём и назад не возьмём».

— Поцелуешь — отдам! — девушка показала кончик языка, но вдруг ойкнула, завертелась юлой. Это Соржент, большой и неповоротливый, неслышно подкрался к ней сзади и ткнул пальцами под рёбра.

— Хворостиной егозу да по ляжкам, чтоб неповадно было! Мужчины делом заняты, а она лезет! — взревел Пильчак, но по широкой улыбке было понятно, как сильно он любит сестрёнку.

Алек вспомнил его слова про защиту родных и прижал подарок к груди.

Лейла с визгом носилась вокруг, стараясь ухватить мальчика то за растрепавшиеся волосы, то за сумку. За девушкой по пятам топали рыжебородые. И эта весёлая кутерьма очень нравилась Алеку. Незаметно для него шарф пышным бантом украсил чёрную оплётку рукояти меча.

— Так что, ты меня поцелуешь?

Девушка, проскользнув между здоровяками, вдруг оказалась рядом, прижалась к боку, заглядывая в глаза. Алек попятился, хотел ответить, но нутро будто дёрнуло снизу вверх и потащило. В глазах помутнело, он зажмурился. Едва не упал на колени, когда земля закачалась. Он вцепился в меч, опустил лицо в серый бант, вдыхая запах рук Лейлы и утреннего солнца.

«Что со мной?» — только и успел подумать Алек, как всё прекратилось.

Когда открыл глаза, то подумал, что спит. Ведь так не бывает, что вокруг безграничная синь воды, переходящая в небо, и ни гор тебе, ни домов. И воздух совсем другой: солёный, острый, по-особому свежий. Одно лишь осталось неизменным: перед ним были двое парней и девушка. Но иные. И тот, что стоял ближе всех, был окутан искрящимся жёлто-фиолетовым пламенем.

Алек попятился, нога ударилась в угол, но объёмистая сумка будто провалилась в пустоту, да ещё и растрепавшиеся волосы мешали рассмотреть всё вокруг. Осторожно оглянулся. Там, на шаг позади, где сходился в острый угол нос лодки — а это точно была лодка, похожая на рыбацкие, какие он помнил из детства, — уже плескала вода. Некуда отступать. Оставалось лишь сделать решительный шаг вперёд.

— Привет, — раздался знакомый голос. — Знакомьтесь. Это — Алек. Его я и обещал призвать. Это Лукреция — Чародейка, она очень хорошая, хоть и вредная. А это Джази — он пират, сначала он хотел меня обокрасть, а потом передумал. Поэтому он с нами. Эй, ты же меня ещё не забыл? Я — Рихард!— быстро заговорил человек объятый пламенем.

— Не забыл, — тихо ответил Алек, а сам подумал: «Как я мог тебя забыть?».

Он обвёл свободной рукой вокруг своей головы, собрав волосы, оглядел присутствующих. Бледная девушка, казалось, витала в облаках, глядя сквозь него. Парень с красной повязкой и торчащими над ней светлыми волосами, медленно оседал на колени, открыв рот и выпучив разноцветные глаза. Мальчик, стоящий рядом…

Когда Алек вгляделся в него сквозь огненный покров, то не сразу узнал. Тот явно подрос, похудел и осунулся. Но не это и не странный огонь отталкивали прибывшего. В том, кого он видел перед собой, с трудом узнал весёлого наивного мальчика с круглыми щеками и с живыми ярко-синими глазами, с которым встретился в первый раз в Лагенфорде дней пятнадцать тому назад.

У этого, который качался от каждого дуновения ветерка, была серо-землистая кожа; бесцветные глаза в тёмных кругах выглядели глубокими заброшенными колодцами, сухие растрескавшиеся губы кровоточили, правая рука, потемневшая и распухшая, со скрюченными пальцами безвольно болталась. Истрёпанная одежда — вся в тёмных пятнах. Когда он повернулся спиной и пошёл к небольшому строению на палубе, в глаза Алеку бросилась жёлто-фиолетовая слизь, которая стекала по жилетке из раны над правой лопаткой. Кожа вокруг неё в прорехах ткани была почти чёрной. «А ведь его мама просила меня за ним присмотреть», — с ужасом подумал призванный, стыдясь даже представить добрую и красивую женщину, которая его слушала и успокаивала те три дня в заточении. Одни из счастливых дней в последние годы.

Алек оглядел остальных, те делали вид, что всё в порядке, никак не реагируя на состояние горящего мальчика, хотя… Парень в повязке подскочил, бросился к призванному — свистнула сталь, плеснула кровь — и с криком упал на колени. В руке, непонятно синей, он сжимал длинную кровоточащую алую прядь, которая уже распадалась пеплом.

— Мой господин… — прошептал парень, ошарашенно глядя на Алека, и без чувств рухнул лицом вниз, к ногам призванного.