Рихард Феникс. Море. Книга 3

Глава 95 Рвать и связывать

Тракт Макавари — Укуджика

Недопитая бутылка полетела в кусты — надоело! Разъехались — всё! — больше не надо туманить мозги, чтобы не видеть Мару. Угораздило же встретиться спустя столько лет, будто их и не было вовсе!

Мару вырос, но остался прежним. Радость первого узнавания сменилась гневом: как мог тот широко улыбаться, когда на сердце Корвуса кошки скребли? Потому сейчас, хоть и раньше условленного, художник направился по объездной в деревню за холмами, где жил знакомый красильщик. Забрать обещанные краски было целью визита, но после встречи с Мару и нахлынувшим прошлым, Корвус вспомнил дочку красильщика, хорошенькую дурочку, которая таскалась за гостем и краснела, стоило парню пересечься с ней взглядом. Да и отец девицы был не против, мечтал выдать её за Корвуса и отправить с ним в большой город.

— Вот возьму и женюсь на ней! Может хоть так встанут на место мозги? Да что ты ёрзаешь, задница⁈ — прикрикнул на Буруна, который всё оглядывался, перейдя на шаг. Корвус вспомнил фразу Мару про последнее слово и хмыкнул. Ох уж эти поганые словечки. — Грёбаный… Все! — рявкнул он в небо.

Жеребец качнулся вперёд, будто испугавшись, но развернулся и опрометью бросился назад, срезая через кусты и поляны, вброд минуя ручьи, высоко задирая ноги, перемахивал ленты болот. И сколько Корвус не вгрызался тупыми шпорами в бока жеребца, сколько не рвал удила на себя, Бурун упрямо нёсся вперёд, хрипя, брызжа пеной, не считаясь с хозяином. И вскоре показался поворот, за которым они напоролись недавно на нить. Гладкий обрывок путал пальцы в кармане, не давая забыть о себе. Бурун встал до излома дороги, прядая ушам, часто дыша.

Корвус приподнялся в стременах и тут услышал отчаянный крик. Крик зверя, похожий на людской. Жеребец вскинулся на дыбы, готовый рвать и метать, но парень его усмирил, увидел зоркими глазами хищный блеск стали, груду фигур за кустами, в овраге под верхней дорогой, на прогалине. Похоже, за криком зверя всем было не до него, и это могло помочь. Вот только кому?

Противно заныло сердце в ожидании худшего, Корвус дёрнул головой и едва не выпал из седла: зацепившись за кривое деревце у обочины, на ветру реял длинный жёлтый шарф.

— Мару… — просипел Корвус.

Он спрыгнул на землю, сдёрнул шарф, скомкал, огляделся, зашарил вблизи. Никого. Сунул находку в карман. Сбитое дыхание не давало сказать и слова. Продрался сквозь кусты, скатился на прогалину. Ноги путались в корневищах. Колено и бедро, всё ещё ноющие от прошлого падения, заболели сильней.

— Мару! — тихо и жалобно позвал Корвус, крутясь вокруг себя, старясь найти хоть какую примету, что тот неподалёку. — Мару…

Голос сорвался. Корвус услышал, как орущий зверь гавкнул, это точно был Хойхо! А следом раздался скулёж того противного парня: «Отстаньте от меня!» — и безумный хохот из десятка глоток. Хриплый смешок сбоку. Корвус скосил глаза. За правым плечом стоял человек с арбалетом.

Быстро, бездумно парень пригнулся, локтем — в живот, разворот, шпорой меж ног, скрутился и кулаком вдарил в челюсть. Снизу вверх. Со всей бешеной дури. Вымещая и ярость, и панику, и кусучую сволочь-обиду. Человек завалился на спину. Корвус метнулся к нему, свернул шею, схватил арбалет и рванулся вперёд. Болт приладил уже на ходу. Единственный, больше не было. Крик того парня вновь взрезал слух: «Нет! Он же упадёт!». «Это про мелкого!» — понял Корвус. Кому-кому, а ребёнку он зла не желал, взвёл арбалет, выскочив на прогалину к группе стоящих кругом людей.

Его заметили. Два арбалета сработали разом. Болт Чернозубого скрылся в траве. Болт Корвуса на треть вошёл разбойнику в глаз. И кольцо развернулось, ощетинившись сталью. За их спинами разглядел красную горбатую куртку и торчащие ноги. Подумать не успел, как трескнули выстрелы. Мимо. Один болт ободрал левый, и без того израненный висок.

Вино всё же дало в голову. Корвус с бешеным воплем рванул на врагов, размахивая арбалетом как дубиной, молотил направо-налево, пропускал удары, чтоб сблизиться, вырвать кадык, свернуть шею, выломать челюсть, брюхо вспороть. Стальная дуга арбалета рвала плоть, как дикая тварь. Удары сыпались градом. Он потерял сознание стоя, но тут же очнулся. Тычок под рёбра. Благо, кулак, а не нож. Согнулся, хватая ртом воздух. Напоролся лицом на чьё-то колено. Был отброшен назад. И трое оставшихся накинулись сверху.

Огонь!

Жаркое пламя опалило ресницы и брови. Завоняло жареным мясом. Заорали три глотки и тут же затихли. Корвус с трудом поднял голову из вязкой грязи и пепла.

Мару.

Он стоял неподалёку, с виноватой улыбкой зажимая кровящий бок. Множество косичек вокруг головы парили в воздухе. Огонь охватывал их, будто фитиль на факеле. Не палил. Сочно-оранжевое пламя поднималось вверх, загибалось, обводило контуром плечи. Слишком узкие плечи.

Огонь замерцал и померк.

Корвус вытянул шарф из кармана, закрыл им лицо, вдыхая, — миг — и вскочил, подхватил Мару на руки, прижал, опустился. Не веря глазам, провёл ладонью по тёмной коже лица, по закрытым векам, лишь за ними ещё билось пламя, по длинным ресницам, по шее, которую всегда скрывал яркий шарф. По шее, на которой не было кадыка.

Выдохнул, шлёпнул себя по лицу и отодвинул маленькую ладошку, зажимавшую бок. Рана была неглубокой. Её края лизали язычки огня, переплетались между собой, наращивая вырванные мясо и кожу. Буквально на глазах всё стало ровным и гладким. Корвус заметил, что три слоя кофт разрезаны почти наполовину, будто кто-то пытался перерубить Мару клинком. А ведь здесь были лишь арбалеты.

Холодный пот прошёл по спине. Враги не закончились. Затаились где-то.

Странно, но Хойхо прекратил орать. Тишина давила на Корвуса. Он заозирался, прижимая к груди Мару, вслушиваясь в лес, не дыша. И вдруг раздалось ржание Буруна, лязг подков по железу. Чей-то отчаянный вопль. И вновь опустились копыта. Корвус с наслаждением вслушался в звук раскалывающегося черепа. Тяжело грохнулось тело, звякнула сталь о дорогу.

— Бурун!

Умный жеребец просунул голову в кусты. Был неподалёку, шагах в десяти. Огляделся и фыркнул, мол, бросил ты меня, нерадивый хозяин, не стыдно⁈

— Хороший мальчик, — похвалил Корвус и встал, подхватив Мару под колени и плечи как ещё недавно та женщина на боях. Поднял. — Какой же ты лёгкий… — закусил до крови губу, облизнул и поправил себя: — Лёгкая.

Тавир

Багриан качнул головой и вернулся к разговору с владыкой, и тот вскоре потерял интерес к Фениксу.

— Они говорили о тебе, — почти не открывая рта, произнёс Тахиб. И следующими словами завоевал всё оставшееся доверие мальчика: — Эта жирная жаба спросила, если наш господин приплыл с севера, то наверняка прихватил ему подарок в коллекцию. Уж очень он хочет завести себе Феникса, раз уж местные перевелись. И спросил, не ты ли тот подарок. Наш господин ответил, что нет, что ты его личный паж. Будь осторожней.

Тавир опустил ресницы, чтобы не выдать кивком головы услышанное. На сердце потеплело. Ненависть к принцу Багриану остыла. И тут же пришёл ужас. А что если бы тот сказал «да»? Тогда бы юный Феникс наверняка получил свою клетку на ферме и жил бы там… Существовал. А с него, в отличие от Боа, даже нечего взять. Но ведь принц не выдал его. Не выдал? Мальчик захлопал глазами, взглянул на владыку. Тот что-то обсуждал со жрущим бородачом, юноша напротив иногда их перебивал, и все трое смеялись. На Тавира никто не смотрел.

Удивительно, но ему полегчало. Вернулся аппетит. И фрукты внезапно стали манящими. А мясо, судя по форме, принадлежало совсем небольшой птице и на вкус было куриным. Тавир старался не вспоминать единственный любимый урок дома, историю, где говорилось о том, как меняются тела Детей Богов после смерти. Хотя мысли были быстрее намерений, он вспомнил, что Боа обращаются в птиц, но довольно больших. У них точно было что-то от змей, но мальчик уверил себя, что ест всё-таки курицу. Понимал, что с «жирной жабы» станется использовать рабов с фермы на полную. Но, казалось, не в этот раз. Да и принц, довольно улыбаясь, смело пробовал то одно блюдо, то другое, смаковал вино.

Ещё несколько часов до заката пришлось терпеть этот странный пир, смотреть на танцы нагих женщин и слушать трескотню незнакомого языка. Как только последний луч солнца лизнул открытые окна, владыка указал на дверь и все потянулись прочь.

Корабль Радонаса стоял в гавани, к которой вела широкая мостовая, обсаженная фруктовыми деревьями. Багриан шёл впереди. За ним, шаг в шаг, Тавир и Тахиб. За ними — десяток солдат, гвардейцы владыки. Встречные горожане кланялись, уступали дорогу. Принц молчал. И свита тоже.

Но стоило очутиться на корабле, в кабинете принца, как Багриан закричал, сбросил бумаги, писчие перья рывком со стола, принялся колотить несчастное дерево кулаками, рыча, ругаясь по-радонасски. Алые волосы растрепались, лицо посерело, застыло дикой маской. Дёрнулся, упёрся взглядом чёрных глаз в Тавира, в три шага пересёк комнату. Схватил за плечи, потряс, присел напротив на корточки, прошипел:

— Я тебя никому не отдам! Не смей сбежать! А то тебя заберут в эту живодёрню. Не смей! Слышишь⁈ Я тебя защищу, Феникс!

Тавир покачнулся, упёрся затылком в стену, тяжело дыша. Воздуха в комнате не хватало. Горячее покатилось из глаз. В дверь стукнули дважды. Принц скользнул пальцем по щеке, смахивая слёзы мальчика, и сел за стол.

— Войдите! — грозно крикнул господин по-радонасски.

Дверь открылась, просунулся любопытный нос. Один из личной двадцатки принца ворвался в кабинет. Алый плащ за плечами трепетал от резких движений. Вошедший что-то сказал, протянул узкую полоску бумаги, которая то и дело пыталась скрутиться. «Птичья почта», — признал Тавир. Багриан кивком отослал гонца, прочитал письмо, задумался, откинувшись на высокую спинку кресла.

— Господин, мы пойдём, — негромко сказал Тахиб, всё это время стоящий молчаливым истуканом.

— Подожди, — Багриан глянул на Тавира, развернул послание и озвучил: — Мы — Бех-Абар и земли к востоку от Великой реки — взяли под своё покровительство город Искатель по их прошению и доброй воле. Ибо нет у них ни сил, ни желания, ни какой выгоды помогать своим братьям Энба-оленям в городе-форте Ярмехель. — Дочитав, спросил усталым голосом: — Феникс, тебе это о чем-нибудь говорит?

Тавир замотал головой. Ложь, он снова солгал. И Багриан это понял. Не рассердился, только рукой махнул и произнёс:

— Четырнадцать лет назад мой старший брат отправился к истоку великой реки Разлучинки. Непонятый местным населением, он был атакован. И тогда он бросил все имеющиеся при нём силы на город-форт Ярмехель. Затем туда отправился второй мой брат по старшинству, чтобы подписать пакт перемирия. Теперь и я хочу внести свою лепту. Как великий Цевер пытался объединить южные земли, я желаю добиться мира между югом и севером, сделать торговые пути по суше и воде быстрыми и безопасными. Да уж… Мне придётся очень хорошо потрудиться, возможно даже переписать договор, чтобы не Ярмехель, а Бех-Абар и Искатель стали нашими основными союзниками. Ох уж этот Бех-Абар… Сначала бросают нас, теперь снова — здравствуйте.

Тавир молчал, переваривая услышанное. Тахиб равнодушно собирал разбросанную по кабинету бумагу. Багриан провёл рукой по волосам, зажмурился и досказал:

— Бех-Абар — столица восточных Теней. Именно принцессы их рода становятся нашими матерями и нарекаются кормилицами, чтобы не сближаться. Я не хочу сражений, хочу мира. Но мне потребуется вся мощь севера, чтобы искоренить проблемы юга. Цевер не успел привести Гристен к порядку, потому там сейчас так. Если не успею и я, то, боюсь, фермы могут пополниться другими Детьми богов… — Не открывая глаз, он достал из-под камзола тонкую книжицу, положил перед собой на стол, поглаживая пальцами. Опустился ещё ниже в кресле, наконец произнёс: — Ладно, идите. Нам всем надо отдохнуть. Завтра отплываем.

Тахиб поставил на стол стопку бумаг, одним движением вложил писчие перья в специальные канавки на столешнице и открыл перед Тавиром дверь. Мальчик оглянулся на принца. Тот полулежал в своём кресле, будто уснул. Обе руки покоились по бокам книжицы. И у Феникса перехватило дыхание. По обложке, цветом напоминавшей человеческую кожу, вился изящный узор из перьев. Тех самых перьев, что Фениксы Красных гор вырезают на своих левых руках в дни инициации.

Горячий южный ветер дотолкал Тавира до предназначенной ему каюты. Тахиб скрылся в своей — напротив. Мальчик без сил упал на кровать посмотрел на ладонь. При первой встрече или при второй, первую он не помнил, принц проткнул Фениксу руку кинжалом, а развитая сила лечения всё исправила, не осталось и шрама. И теперь Тавир сожалел, что не имеет метки на теле, которая бы напоминала, как жизнь может круто измениться в один момент и, возможно, в лучшую сторону. Но время покажет. Да ещё и тетрадь не шла из головы. Из кого же она сделана? Почему она у Багриана? Мальчик перевернулся, задел локтем пояс с ножнами, где были те самые кинжалы — теперь принадлежавшие ему, — уткнулся носом в стену, поджал колени к груди и задумался о мире, о Детях богов, о переплетении судеб.

Лагенфорд

В просторной университетской гостиной шумели студенты, но в боковом коридоре за тяжёлой колоннадой было пусто. Чёрную стену в нём украшали парадные портреты ректоров, толстый серый ворс ковра глушил голоса собравшихся, равнодушных к тому, что прямо сейчас за массивными дверями в конце коридора в небольшой чайной комнате обсуждали три леди.

Звякнул скрытый стенной подъёмник, маленькая дверца щёлкнула и открылась, и комнату в бежево-белых тонах наполнил аромат свежезаваренного травяного чая. Тихо затарахтел механизм, выдвигая две рейки к столу, стоящему рядом. По рейкам медленно, будто чопорная барышня, сдвигался поднос. Когда ножки на его дне крепко встали на стол, рейки щёлкнули и втянулись, дверца мягко затворилась. На подносе помимо керамического графина с чаем стояли три чашки на блюдцах и двухъярусная ваза со сластями под стеклянным колпаком.

С ближайшего кресла опустились в туфли девичьи ноги, серебристый край платья скользнул к полу. Лёгкие шаги, и вот поднос уже переставлен на низкий чайный столик прямо на планы и карты, на гербовые бумаги, на договоры и пакты.

— Мне было бы неловко сетовать, но безе вновь подали клубничное, а я такое не люблю, — проговорили из другого кресла, когда первое вновь оказалось занятым.

— Леди Хайна, ну что вы как дитя, в самом деле, тут и обычное есть! И пастила, и медовые крендельки, и ревень в сахаре, — перечислили из третьего кресла. Оно чуть скрипнуло, выпуская изящное тело. Зажурчал наливаемый чай, поднялся колпак, ярче запахло сластями. Кресло со вздохом вновь приняло седока.

— Я могла бы назвать сей набор весьма славным, но нет, леди Ксения.

— Да что ты опять ноешь⁈ — фыркнули из первого кресла. — Лучше скажи, что мы теперь будем делать? На взрослых надежды нет!

— Леди Ирнис, вы думаете нам, благородным девицам, совет дозволит что-либо решать в обход их? — в который раз за последние пару дней урезонили из третьего кресла.

— Пф-ф-ф, — шумно выдохнули из первого, — без меня восточники и пальцем не пошевелят…

— Простите мою бестактность, леди Ирнис, но вы действительно желаете связать себя браком с их князем, что старше вас в три раза?

— Конечно же нет! Но я должна объединить наши племена. Ты, Хайна, давай-ка лучше признавайся, сама-то замуж хочешь за того принца заморского? Что-то я слышала о нём не очень лестное.

— Вы весьма информированы, леди Ирнис. Не знаю, разочарует вас мой ответ или нет, но я готова связать свою судьбу и свои земли с королевством Прэстан.

— Ну и нудятина! Ты сама себе хоть веришь?

— Наши с моим избранником цели совпадают.

— Хайна, ты… Да ну тебя! У тебя хоть друзья есть, кроме нас с Ксенией?

— Простите, леди Ирнис, но я в этом не нуждаюсь.

— Что ж вы такое говорите, леди Хайна? И даже в нас не нуждаетесь?

— Спешу заверить, что вы — мои политические партнёры. Остальные наименования наших отношений излишни. Вы, леди Ксения, способны создать узы между Фениксами и моим народом, Тенями. А вы, леди Ирнис, с нами и Энба-волками. Когда три народа севера объединятся, Энба-олени останутся в меньшинстве и будут вынуждены принять наши условия.

— Ты же сама помогала Филиппе! А теперь хочешь её так просто утопить?

— Леди Ирнис, если вы размениваете крупную монету, как надолго хватает мелких? Увы, леди Филиппа разменяла себя на мелочи. Она недостойна править Ярмехелем. Уж лучше там будет вторая столица Бех-Абара, коль они так любезно подтвердили свой союз с Искателем. В таком случае мы получим выход к Радонасу и южному океану, к его возможностям и богатствам.

— Леди Хайна, вы меня пугаете! Зачем вам вся эта многоходовка?

— Леди Ксения, вы ещё не поняли? Прискорбно. Я желаю быть равной богам и править сим миром.

— Совсем свихнулась от своих интрижек?

— Некому меня судить, леди Ирнис.