Рихард Феникс. Море. Книга 3

Глава 80 После аудиенции

Нолан

— Как ты догадался, кто кукловод? — перегнувшись через стол, спросил Урмё.

Они снова сидели в маленьком кафе в центре города, ждали свой обычный заказ. Не хватало только Шермиды.

— Это все время было на виду, — задумчиво сказал Нолан, поглядывая в сторону кухни, откуда вскоре должны были принести яблочный пирог. — Но ведь и ты знал кто.

— Догадывался. Не хотел верить. Ну и… Друг мой Нолан, скажи честно, ты веришь, что тринадцатилетняя девчонка может быть великим стратегом?

— Урмё, ты не много знаешь об Ангуис, верно?

— Только внешние признаки: хвостики, там, ручки, чешуя. А еще, что плоды их дерева куджах вечно доставляют нам проблемы: то наркотики, то брага из них. Но это сейчас неважно. Ты уходишь от вопроса, Нолан! — старший детектив с возмущением потряс кулаком, студенты за соседними столами покосились на слишком взрослых для этого заведения мужчин, но натолкнулись на пламя в глазах того, высокого, с седыми висками, с перчаткой на левой руке, и вернулись к своим конспектам.

Феникс выпустил огненную незримую паутину, окружил ею себя и друга, чтобы их разговор остался тайной для всех. Затем дважды стукнул по ладони безымянным пальцем правой руки — этот жест на языке детективов обозначал «предельное внимание», и Урмё, считав обращение, ухмыльнулся, раскрыл неизменную тетрадь. Нолан заговорил:

— Ангуис обладают способностью передавать память предков своим потомкам. Неизвестно, на сколько поколений вглубь, но на пару-тройку точно. Помнишь вторую тетрадь из сундука Нгуэна? Я вспомнил последовательность символов и позавчера, пока сидел в камере, попросил принести мне детскую книжку «Легенду о сотворении Детей Богов».

— А мне ничего не доложили об этой просьбе, — с напускной обидой фыркнул Урмё.

— Сплошные заговоры и самоуправство под носом, — в тон ему откликнулся Нолан и продолжил: — Если ты её читал, то, может, помнишь, что это расширенная версия, с картинками. Сейчас, благодаря типографии второго советника, изображения в книге не ручные, а оттиснутые с оригинальных текстов на языке богов. И на фрагменте, посвящённом Ангуис, было написано: «они расселились по свету, неся в своих глазах вид Гэньшти-Кхаса глазами Солнца».

— Эти витиеватые формулировки… Вот надо им всё усложнять? Никогда не воспринимал всерьёз легенды о сотворении, ты уж меня прости, друг, — развёл руками Урмё.

— Они помнят! Ангуис действительно помнят то, что было с их предками. Они миролюбивы, но злопамятны. А у них много чего произошло! Например великое переселение Ангуис и охота на них.

Урмё покачал ладонью перед лицом и нахмурился. Нолан был уверен, что вся картина этого дела уже давно выстроилась в голове друга, вот только не хватало ей глубины, исторической подоплёки, мотивов, которые не лежат на поверхности.

— Я начинаю терять мысль, — наконец сказал старший детектив.

— Всё просто: я увидел в памяти мэра Хайну, которая узнала от него, как он узнал от Нгуэна, её отца, кто её родная мать. А та родилась от союза Чародея и Ангуис, — говоря это, младший детектив чертил пальцем на столе схему рода Принцессы Теней.

— Подожди! — Урмё накрыл его руку своей, чтобы иллюзорный чертёж не отвлекал. — Но Чародеи… Они ведь носы воротят от всех подряд, кроме своих. Притом светлому подавай светлого, тёмному — тёмного, и никак иначе. Ты что-то не так увидел.

— Всё верно. Но это правило, неписанный закон сохранения чистоты вида. Тут как с чёрными лошадьми Теней — другую породу не примут. Но как и в каждом правиле есть свои исключения. Недаром в легенде о сотворении боги смешивали зверей и птиц с детьми Гэньшти-Кхаса — с обычными людьми. И нам, потомкам перводетей богов, ничто человеческое не чуждо.

— Но разве для этого не должны быть особые обстоятельства, мой драгоценный велеречивый друг Нолан, погрязший в легендах и древних сказаниях?

— Должны! — уверенно кивнул тот. — Например, необитаемый остров. О нём, острове-форте, где кроме бессмертного великана, никто не живёт, мне поведал Рихард…

— Стой, стой, стой! — Урмё выставил ладони вперёд, недоверчиво глянул через растопыренные пальцы на друга. — Давай по порядку!

И Нолан рассказал о силе Матерей Фениксов, которая помогла ему увидеться и поговорить с сыном. А тот поведал много интересного, например историю великана Охора и о редких гостях на острове-форте.

— Так значит… — помассировав виски, начал Урмё, но его прервала подавальщица, хряпнувшая об стол подносом с чаем и пирогом. Когда женщина отошла, закинув в карман передника монеты, старший детектив вернулся к разговору: — Значит, эти глаза достались… Хм, будто вытащили и вставили… Но ты меня же понял, да? Достались Хайне от матери, которую звали Энника, которая была второй женой Нгуэна Шау…

— А Хайна оказалась сестрой Чиёна, — добавил Нолан.

— Да. А у её матери они такие потому, что её мать жила на острове, где ела глубоководную рыбу с таким дефектом глаз? Так получается?

— Верно. Ри сказал, что у Охора та же беда с глазами.

— Но, друг мой Нолан, разве такие вещи могут передаваться по наследству? Они же не… Хм, скрещивались с рыбой, а просто ели её⁈

— Видимо, этого было достаточно.

— Если этой рыбы так много, то у нас полмира должны ходить с такими глазами, а у нас из наглядных примеров только малышка-Тень. Не сходится! Не сходится, мой драгоценный друг, даже не уговаривай!

— Как знаешь, — усмехнулся Нолан. — Но я уверен, что мы знаем не всё как о мире и этой рыбе, так и о наследовании дефектов.

— М-м-м, — протянул Урмё и вновь кашлянул, — вот тут я с тобой не могу не согласиться, пожалуй.

Нолан разлил по кружкам чай, подал другу, тот с благодарной улыбкой отпил. Вновь на свет появились пилюли, Урмё отсчитал пять штук, проглотил.

— Хоть помогают? — с болью в голосе спросил Феникс.

— Ну хоть сделай вид, что не видел, а⁈ — приподняв одну бровь, ухмыльнулся Урмё.

— Не могу…

— Можешь! А кстати, ты можешь с помощью Матерей снова связаться с сыном, чтобы уточнить некоторые детали? — попросил старший детектив, видимо не до конца поверив услышанному ранее.

— Не могу. Мой бог Феникс против. Он сказал Матерям больше его не беспокоить по этому вопросу.

— Так вы с ним ещё и разговариваете?

— Да. А я тебе разве не говорил?

— Ты ничего мне не говорил! — с неподдельным возмущением воскликнул Урмё и так поддал коленкой по столешнице снизу, что пирог подпрыгнул и треснул, выпустив густой ароматный пар. Старший детектив замахал руками, разгоняя его, и заявил: — Даже о том, что вы вырезаете — подумать можно, сами себе вырезаете! — на руке эти «перья», я узнал от тебя только недавно! А раньше, в молодости, ты их всё время прятал или отнекивался! Что ещё я узнаю о тебе такого неожиданного?

— Допустим, что я не люблю лук…

Урмё схватился за голову, театрально закатил глаза, простонал: «Какой ужас!» — и оба друга прыснули со смеху. Отсмеявшись и периодически фыркая, поглядывая друг на друга, они принялись за нехитрый обед. К беседе вернулись после того, как разъели по куску пирога, запивая всё ещё горячим чаем.

— Так к чему вся эта долгая предыстория, — отставив кружку, заговорил Нолан, — Ангуис — злопамятны и склонны к кровной мести. Боридас Ставрида, Доживан Павишич и Маджер надругались над Энникой…

— Ну-у, надругались — это слабо сказано, — поморщился Урмё, катая между губ зубочистку.

Феникс кивнул:

— Поэтому они стали жертвами Хайны. Микела Модастос был там, в Макавари. Он сопровождал Хайме и Сезну Теней, чтобы в любой момент принять у неё роды. Но тогда же они встретили там беременную Эннику. А Нгуэна мэр отправил в Макавари, чтобы тот пришёл в себя после смерти матери Чиёна от болезни «придворных собачек». Видимо, там было не слишком людно, раз все оказались рядом.

— У Теней, как я слышал, проблем с деторождением почти не бывает. Тоже исключение?

— Видимо, да. — Нолан взял зубочистку и вогнал её между досок столешницы, отполированной рукавами множества гостей. — Бранд Фарсон тогда говорил, что не ожидали у леди Сезны хорошего исхода. И верно, что не ожидали. Скорее всего, ребёнок родился мёртвым и его заменили на дочь Нгуэна и Энники. Йон-Шу тоже там был, но не препятствовал, как и не помогал. Тени скрыли всё от Хайны, то есть солгали действием, а она не терпит лжи, потому так и отомстила. И поэтому Тени-советники прервали расследование, ведь тогда бы все узнали, что преступники на самом деле те, кого все считали жертвами. Вот только преступниками они стали четырнадцать лет назад.

— Подожди, получается, раз мы до этого докопались с помощью твоих… — Урмё раскусил зубочистку и хмуро посмотрел на друга, — твоих опасных способностей, то теперь и мы соучастники давнего преступления?

— Можно сказать и так. Свидетели. А свидетелей, как ты знаешь, устраняют или держат на коротком поводке. Думаю, им, как и Маджеру, хотелось быть раскрытыми. Они поняли, что Хайна всё знает… Чем-то это похоже на суд. И им нужен был судья — третья сторона, которая бы разобралась во всём этом и установила правых и виноватых. Вот только процесс длиною в жизнь вряд ли будет завершён, ведь теперь он вышел за границы и приобрёл этот неприятный политический окрас…

— Ну я же говорил, что мы теперь в этом по самые уши. Хотя имел ввиду нечто другое. Подожди, но Нгуэн ведь тоже был виновен, раз отдал её так просто. Почему же на него не было покушения?

— Ему хватало и Филиппы, которая пичкала его кокке. Если я правильно понял воспоминания Виктора, то Хайна и Филиппа были дружны. То есть девочка наказала отца руками его третьей жены. Ещё бы та не отказывалась показать его лекарям — они бы сразу нашли следы отравы в крови. А это, считай, доведение до безумия и карается по закону. И Шермида возила Чиёна в Ярмехель не просто так. Она наверняка с помощью своей силы внушения хотела представить его Патерио-Энба как наследника. Но не получилось.

— Вот эта твоя версия… Она немного натянутая. Тебе так не кажется? — Урмё выразительно поднял другую бровь. Нолан пожал плечами, не имея других вариантов. — Но я признаю, что сделать Тень самым главным в городе Энба-оленей весьма-а-а сомнительное мероприятие. Но что же остаётся?

— Тогда у Филиппы одна дорога.

— Самой стать Патерио-Энба?

— Да. А ты знаешь, почему Бранд Фарсон не слишком сопротивлялся решению младшей дочери связать свою жизнь с Тенями?

— Нет… — Урмё озадаченно захлопал глазами.

— Все, кто могут пригодиться для объединения разрозненных городов, собрались в совете. И остальным, чтобы показать правящей здесь касте Теней свою нужность, заручиться их поддержкой, лояльностью, приходится изыскивать способы.

— Ну, кроме Энба-волков. Азару ж отказался. Вот только интересно, почему? Подожди, ты сказал — все?

— Кроме Боа, Ангуис и Энба-волков. Чародеи под вопросом, — подтвердил Нолан.

— Так значит, — Урмё вцепился в край стола, таращась на друга, а затем хлопнул себя по лбу. — Вот я балда! Мог бы и догадаться! Бранд Фарсон из Энба-Медведей. Ну точно! Их раса ведь самая высокая из всех, кроме Ангуис. Так он из Искателя, да?

— Он или его предки.

— Ну конечно! Не зря он так повёрнут на добре, справедливости и обеспечении потомства материальными средствами! Да уж, хочешь спрятать что-то — положи под носом, вовек не найдёшь. Интересно, а второй советник знает, с чьей кровью мешает свою?.. Да-а-а уж… Не зря у Брандта дочурка с тебя ростом. Кстати, о Брунгильде. Ты ей дал обещание, что разыщешь Чиёна. И я намерен тебя в том поддержать, даже если нам перекрыли дело. Просто имей ввиду, друг мой Нолан.

— Маловероятно, что мы его найдём… — Феникс уставился в остатки пирога, но видел лишь вход в пещеру, заваленный камнями, а слышал слова Нгуэна из воспоминаний мэра: «Чиён — сорняк. Прорастёт и на улице». Стряхнув образы, Нолан сказал: — Хайна наказала брата за то, что был несведущ в делах отца и даже не думал её искать. Поэтому, когда Чиёна вовлекли в эту игру, никто не препятствовал. Всё же у Филиппы не было поводов любить мальчика. Он просто разменная карта.

— Ну почему всегда страдают дети? — Урмё тяжело вздохнул, глядя на свои ладони.

Неловкое молчание повисло в воздухе. Феникс знал, что сейчас друг думает о сыне, которого с ним больше нет. Студенты вокруг, не слыша детективов, но будто не желая мешать, вели себя смирно и говорили шёпотом — звуки снаружи прекрасно проникали под огненный кокон, но всё, сказанное под ним, не достигало ушей собравшихся в заведении.

— Мы можем поискать Чиёна. Просто чтобы успокоить совесть и порадовать Брунгильду, — неловко улыбнувшись, сказал наконец Урмё. — Вот только где⁈

— У меня есть четыре варианта, где он может быть. — Нолан взглянул на друга, тот вновь помрачнел. — Да, его могло засыпать обломками. Если мой хлыст его достал, а кровь на деревьях говорит именно об этом, то мальчик был сильно ранен. Когда добрался до пещеры и свод рухнул, то вряд ли Чиён успел выйти на безопасное место. Второе: он выжил и направился на юг, возможно, в вольный город Укуджика, главный Лагенфордский тракт проходит недалеко от него. Третье: он в пути или погиб за пределами гор. И последний… Не знаю, радует меня он или печалит, но доказательств нет, — он с Рихардом в Макавари.

— Думаешь? Может, скажем Брунгильде о четвёртом варианте, чтобы угомонилась?

— Это всё равно, что ложь, Урмё. У нас нет ни единого доказательства.

— Думаю, она поймёт, если скажем ей это в качестве догадки. А уж как она поступит, не нам решать.

— Тоже верно. Но Бранд вряд ли отпустит младшенькую из города, а девочка она темпераментная — мало ли что может наворотить, если мы ошиблись. Я ошибся. Потому и предлагаю держать догадки и предположения подальше от неё.

— Вот умеешь ты настроение испортить, мой драгоценный друг, — пробурчал Урмё, но глаза его смеялись.

Мужчины замолчали, размышляя о картах, из которых выстроилась эта башня. Хрупкая башня, которую может сдуть любой порыв ветра. И пока не известно, лёгким бризом или шквалом стало то представление с последующим выдворением принца Августа, жениха Хайны, из Лагенфорда.

— Урмё, почему ты так был взволнован, когда мэр говорил о Микеле?

Старший детектив отвёл взгляд, обхватил себя за плечи, но всё же ответил:

— Я знал его лично. Ещё в школе ходил за город обучаться кулачному бою у одного крепкого старика — Элая Верандийского. Однажды на тренировке ему прихватило сердце, и я едва успел добежать до поста, где стояли телеги. Ну, знаешь, обычная проверка документов при въезде в город. На одной телеге был Микела. Я искал врача, и он откликнулся. Помог, поставил наставника на ноги. Я ему обязан. А как тот глупый арест приключился, даже долг вернуть не смог. Как-то мимо меня всё прошло. Поэтому я не верю, что он бы такое сотворил. Подожди…

— Ты думаешь о том же, о чём и я? Его арест был семь лет назад. Тогда, если верить воспоминаниям мэра, Хайна ещё не знала о его причастности, — Нолан нахмурился. Новая загадочная карта оказалась в руках: поставить её в башню очень хотелось, но не было гарантий, что всё снова не рухнет.

— Пожар в тюрьме, смерть наследника Ярмехеля, смена десятого советника были в тот год… Я подумаю об этом на досуге, — пообещал старший детектив и сделал пометку в тетради.

— А с женой ты его говорил?

— Да бестолку. У неё не память, а решето.

— Элай Верандийский, — Нолан попробовал имя на язык, и оно показалось знакомым. — А кем он был?

— Глава гильдии пастухов.

— Точно! — Феникс ударил кулаком в ладонь. — У него дочь есть, Элеонора?

— Да. И внук. Он же с нами на суде был. Я, правда, понял это только потом. Давненько к ним не захаживал, уже лет двадцать как. А что?

— И этот внук, Бэн, отправился с Ри. А его мать крутит шашни с князем Азару.

— Элли? — Урмё присвистнул. — Вот это новость! А я думал, она изменилась после приезда из Цветочной Столицы.

— А что она там делала?

— В письмах от Элая было сказано, что искала лучшей жизни. Да вот только её там кто-то обрюхатил, и она в слезах вернулась к папеньке.

— Любопытно. — Нолан почесал подбородок. — Интересно, доберутся ли они до Цветочной Столицы или осядут в Макавари.

— А ты такой спокойный. Не волнуешься за сына что ли?

— После того видения я уверен: всё с ним хорошо.

Урмё воткнул вилку в остывшую половину пирога, приподнял и со вздохом опустил.

— Значит, девочка хочет отомстить. Вот только кому, когда все обидчики наказаны⁈

— Посмотрим. — Феникс представил карту в кабинете мэра, подумал и сказал: — Если план Ксении по спасению детей сработает, то наверняка наше племя разделится и часть отправится к вулкану Штрехнан добывать его богатства.

— Так вы что, с рождения силой владеете? — восхищённо спросил Урмё.

Нолан мотнул головой.

— С инициации, с двенадцати лет. И то не все. Некоторые девочки выбирают стать матерями, поэтому не проходят инициацию.

— Двенадцать, — простонал Урмё, — поздновато для исполнения условий договора между Радонасом, Ярмехелем и Лагенфордом. Я даже не представляю, как мы будем выкручиваться.

— Судя по словам мэра, ждать у моря погоды, точнее, у реки.

— Ну-ну. Ждать, пока нападёт Бех-Абар, чтобы размазать его объединёнными силами шести городов. Если получится. Нерадостные перспективы, ты не находишь?

Нолан в ответ пожал плечами и разлил по кружкам оставшийся чай. Рука дрогнула от мысли, которую Феникс не задумываясь озвучил:

— Шермида ведь тоже оказалась пешкой в этой игре.

— М-да уж. Призванная исполнять чужие капризы. Это будто проклятое наследие от её матери-блудницы. А я, между прочим, всё ещё серьёзно настроен извиниться перед леди Филиппой. Как-то мы с ней жестоко обошлись, — со смущением в голосе произнёс Урмё.

— Не стоит, — отрезал Нолан. — Если она решила отвергнуть традиции рода, то она всё равно что захватчик. Да и возвращаться в дом двенадцатого советника не очень-то хочется. Неизвестно, там ли она ещё.

— Ты не хочешь увидеть Шермиду снова?

Феникс глянул на друга. Голос того дрогнул на последнем слове, лицо залило краской.

— Если будет на то судьба… Ты хочешь увидеть её?

— Не знаю. Будто в руках её осталась половина моего сердца и тлеет, тлеет без возможности соединиться с другой.

— Ты снова влюбился в неё?

Урмё закрыл лицо ладонями и медленно кивнул. Нолан жалел друга, ведь понять это безумное влечение к Шермиде было несложно. Но вот сочувствия по этому поводу или поддержки тот не получит. Ведь нельзя же мучить себя. Нельзя! Или можно?

— Ты помнишь про её сына, который живёт в Заккервире? Не хочешь съездить туда?

— Мне не на кого оставить город, кроме тебя. Переживу. Если он и вправду похож на одного из нас, то лучше не знать, на кого.

«И зачем ты меня обманываешь?» — с грустной улыбкой подумал Нолан.

Рихард

Быстрее, быстрее, быстрее.

Уже недостаточно было моргнуть, чтобы пропало видение птичьих лап вместо ног, уже и на груди колыхались огненные перья. Не думать об этом, не обращать внимания было сложно, но Рихард старался. Он вбил себе в голову лишь две цели: держать курс на белую звезду и не позволить сгореть верёвке, обязанной вокруг пояса. Когда Джази окликнул, что лодка по скорости сравнялась с кораблём, юный Феникс ещё ускорился.

Быстрее, быстрее, быстрее. Не оборачиваться. Не смотреть в лица спутникам, не дать им остаться в открытом море. Вперёд!