Рихард Феникс. Море. Книга 3

Глава 97 Ночь шторма

Макавари

Входную дверь почти сорвал с петель шквалистый ветер, но знакомая крепкая рука придержала, а после и весь человек, мокрый до нитки, хмурый под стать погоде, протиснулся в маленькую приёмную. Арчибальд Ястреб поднял на гостя взгляд, сложил газету, стараясь не вслушиваться в здание, не ждать, что вот-вот проломит крышу и внутрь хлынет вода.

— Добрый, ты чего это в такую погоду блукаешь? — устало спросил хозяин ночлежки.

— Тревожно мне. Душа не на месте. Будто случится что.

Гость стянул с головы шапку с вислыми лисьими хвостами, вывернул, выдавил. На пол полилось — не страшно. Страшно то, что Добромир был так внезапно встревожен. Ох, не к добру это. Не к добру.

— Не удивительно. Когда крайний раз так штормило?

— Когда Макавари строили и жинка писца того родами померла с малышом. Как сейчас перед глазами стоит. Я ж почуял! Близко был. Хотя, сделать ничего и не мог. Опоздал, — развёл он руками. — Тогда и решил лекарством заняться всерьёз. Арчи, страшно мне! Беда идёт.

— По ученику страдаешь? Так он далеко, наверно. Мож, и малыша Ерши уже забрали. Так до них штормина и не доберётся, глядишь.

— С моря беда, Арчи! — Добромир стиснул мокрый кафтан на груди, то ли выжал, то ли сердце болело.

Арчибальд вздохнул. После отбытия Соломеи все Дракатри будто не в себе были. Сол жалился, что сила чародейская рано его покинула, а не раз могла бы ещё сгодится. Добромир снадобья заготавливал, будто у него полгорода влёжку, а в перерывах гафкался со всеми, вон даже нарушителя того убил. Даже сам Ястреб, который старался к невзгодам не относиться серьёзно, перестал доверять людям, чурался выходить в ночь на улицу, а новых постояльцев отваживал, хотя пустых комнат было полно.

И сейчас глядя на старого друга, Арчибальд Ястреб нутром ощущал его боль.

— Я помочь тебе чем могу? — не удержавшись, спросил хозяин ночлежки.

— Огляди округу. Кабы кто из наших рыбачить не вышел.

Арчибальд понял, что сказал Добромир не то, что думал, но направление, которое больше его тревожило, было ясно.

— Наши не дураки. Дураки долго не живут, — проворчал Ястреб и снял очки.

Незримые вторые веки стянулись, будто того и ждали. Два раскалённых волчка закружились под ними. И город опустился перед Арчибальдом, давая себя разглядеть. И город, и поля за ним, и море, безумное стылое море с высокими гребнями волн.

— А-а-а-а-а! — завопил хозяин ночлежки.

— Что, Арчи⁈ — кинулся Добрый к нему.

— Феникс! Лодка! — Слова тонули в частом дыхании, из груди вырывались хрипы. — Бежим! К Солу и сыновьям его. Близко. Помогут.

А Добромир, забыв про ветер и шквал, уже вылетел прочь, грохоча сапогами по размытой дороге. Арчибальд нацепил очки, едва глаза не выколов дужками, и бросился за другом, хватаясь за стены.

— Ты куда? Там же мокро и холодно. Бр-р! — Мауна, закутавшись в шаль у камина, подняла взгляд на ученика.

Вааи отложил последнюю чистую тарелку и тоже глянул. После того, как паренька накормили и вымыли, он снова сходил в ту комнату. Не остался — вернулся через мгновение. Вёл себя смирно, отвечал вовремя и по делу. Но было в нём нечто тревожащее. Вот и сейчас, вздрагивая от каждого порыва ветра, от каждой молнии, Чиён взялся за ручку двери.

— Пройтись тянет. Вернусь, обсохну, ничего со мной не случится, — заверил он, держа другую руку в кармане.

— Брат, сходи с ним, — капризно попросила Мауна, передёрнув плечами.

Вааи кивнул, но у двери уже было пусто, лишь скрипнула половица с той стороны. Ветер затряс ставни. Женщина возмутилась:

— Вот же поганец! Взял и свалил!

— Что-то будет, — не желая верить себе, пророчил Вааи.

Он обтёр влагу с рук полотенцем, на всякий случай прихватил верёвку и вышел. Мауна кинулась следом: она тоже чуяла это.

Тракт Лагенфорд — Заккервир

— Госпожа, вам надо поесть! — в который раз повторил младший кучер, заглядывая через окошечко в карету.

— Уйди! — Шермида вновь кинула многострадальную подушку, та отскочила, женщина подняла её, ещё мокрую от слёз, и вновь зарыдала.

Воспоминания, задавленные зельем памяти, вырвались наружу из-за способности Нолана. И все страхи, все деяния и слова женщины всплыли в памяти так обличительно ясно, как утопленник в городском пруду. Наверняка главный ингредиент также послужил тому причиной — её, Шермиды, кровь. Остальные, кто пили зелье, ничего не вспомнят, как ты их не пытай, но она-то совсем другое дело!

— Госпожа, тут трактир, тут экипажи и люди. И готовят, между прочим, пальчики оближешь! — обратился старший кучер, который сейчас правил каретой. — Давайте заночуем, лошадям тоже нужно отдохнуть, умаялись бедолаги — вон, еле тащатся. И так почти двое суток в дороге без продыху. Сдохнут — встрянем же!

Женщина всхлипнула в последний раз, взяла себя в руки и ощутила, что карета притормаживает, издалека донеслись голоса и музыка. Мир жил, отказывался страдать, не хотел ни заговоров, ни хитроумных многоходовок. И там, за стенами, люди обретали своё маленькое счастье, кто в чарке вина, кто в игре, кто в неожиданной встрече. А что обретёт там она, порочная, грязная, натворившая столько бед, но отчего-то так страстно любившая жизнь? Неведомо. Шермида глубоко вздохнула, чтобы голос не дрогнул, промокнула лицо подушкой и ответила, мирясь с логикой кучера:

— Ладно, будь по вашему. Надеюсь, там есть комнаты⁈ Я не собираюсь спать в карете! Мне нужны горячая вода, ароматное мыло и мягкая постель. И завтрак не раньше полудня. А после можно и снова в путь.

— Всё найдём, госпожа, не переживайте! — заверил старший, не раз возивший Шермиду и с улыбкой встречая все проявления её скандальной натуры.

— Как вам удалось её уговорить? — свистящим шёпотом спросил младший, но щёлкнул хлыст и юноша вскрикнул, получив вдобавок и напутствие:

— Учись! Ко всем свой нужен подход!

Кликнули местного конюха, и тот выделил место меж большим междугородним экипажем и телегой, доверху заполненной клетками с гусями. Шермида приоткрыла дверь, брезгливо глянула вниз, ожидая увидеть жидкую грязь, острые камни, на худой конец размытый песок. Но под ногами оказалась мощёная дорожка, узкая, проходящая ровнёхонько между экипажами и убегавшая к центральному входу в таверну. Над ним нависала арка, увитая ползучим растением с красноватыми листьями, которые подсвечивал изнутри голубоватый блеск светлячковых фонарей.

Пара расторопных конюхов занялась лошадьми, Шермида, придерживаясь за локоть старшего кучера, направилась к таверне, в другой руке тот нёс туго набитый чемодан, украшенный гербом Энба-оленей. Младший остался до поры на конюшне и, судя по тону голоса и выкрикам, уже нашёл общий язык с местным людом, сунул пальцы в какую-то клетку, за что был безжалостно ущиплен гусём. Шермида усмехнулась и склонилась к плечу провожатого. Пожилой мужчина глянул на спутницу и вновь заверил, что желаемые ею удобства безоговорочно будут найдены.

Здание таверны, скрытое по низу террасой и беседками, а поверху раскидистыми кронами дубов, вблизи оказалось трёхэтажным, выкрашенным в белый, с замысловатыми узорами на двери и ставнях. Некоторые из них на первом этаже были приоткрыты, растанцовывая тихую безлунную ночь лихой мелодией и выпуская ломтики яркого света, который обещал, что внутри нет ни опасностей, ни безумных пьяных компаний, ни странных людей с кинжалами в рукавах.

— А место-то доходное, — отметила Шермида и учуяла идеально приготовленное мясо и свежий, лёгкий, совершенно невозможный в это время года запах зелени и огурцов.

— Да, госпожа. Прекрасное место, чтобы подогреть надежды едущих в Лагенфорд и запомниться его покидающим.

— Хм, а дальше, значит, всё не слишком хорошо?

— Давно не был на этом тракте, но сомневаюсь, что произошли существенные изменения. Прошу.

За распахнувшейся дверью были короткие, шириной в два шага, сени, расходящиеся в стороны. Там, внутри глубоких ниш, стояли высокие зеркала. Светлячковые фонари, по два над каждым, горели ярко, жуки в них, толстые и ленивые, едва ползали и взлетали, раздувая тельца под стрекочущими, едва видными крыльями.

Шермида приблизилась, покачивая бёдрами, к одному зеркалу, пристально оглядела себя, приложила кончики пальцев под глаза, успокаивая покрасневшую, припухшую кожу, одёрнула короткую куртку, расправила песцовый воротник по плечам. Сочтя себя готовой, гордо подняв рогатую голову, она прошла между заботливо отворённых двустворчатых дверей в большой и светлый зал.

Людей было много. Справа — танцевали, играли музыку, впереди за столами — ели и пили, слева — готовили. Служки в белых передниках шустро сновали по залу, привечая каждого встречного.

— Леди, вечера доброго! Рады вас видеть! Пройдёмте!

Свободный парнишка с деревянным подносом и папкой подмышкой вырос перед Шермидой. Но женщина не заметила. Она смотрела через весь зал на последний столик. Кажется, на двоих. На того одного, кто сидел за ним.

Сколько раз Шермида запускала пальцы в эти мягкие рыжеватые кудряшки, сколько раз её губы касались этих губ. Она знала каждую морщинку вокруг этих смеющихся глаз. Тот, кого она не ждала уже встретить, был здесь. Почему? Что он тут делает? Ведь это невозможно, чтобы он был здесь! Или возможно?

Она оттолкнула кучера, служку, не слыша их, ничего не видя, кроме Него, направилась вперёд. Замерла посреди зала. Захотелось сбежать. Но он заметил её. Растерянный, удивлённый, поднялся. И она бросилась в распахнувшиеся объятия, шепча его имя: «Урмё!».

Лодка

— Да ладно⁈ — Джази схватился за голову. — Это всё же тот город!

— В чём дело? — Алек взглянул потрясённо, прикрыл глаза от бьющего ветра.

— Если меня там увидят, то сразу убью! Я там так напортачил, что лучше уж самому… — перекричал пират грохот волн.

— Спрячься! Мы тебя не сдадим! — Лукреция едва держалась на ногах от сильной качки.

— Бесполезно, красотка! Наверняка лодку обыщут.

— И что ты собираешься делать?

Алек подхватил Лукрецию под локоть, когда судёнышко встало почти вертикально на гребне. Джази с другой стороны обвил девушку за талию и ответил:

— Я сбегу! Ещё чуть приблизимся и сбегу.

— Нет! Ты с ума сошёл? Утонешь или разобьёшься о скалы! — воскликнул Алек, но пират втолкнул ему в руку свои два клинка.

— Так надо, мой господин. Берегите их и красотку. Море даст — свидимся.

Лодка неумолимо неслась вперёд под сияющей, ослепительно-белой звездой Рихарда. Дома и пирсы были как на ладони, чёрные сквозь ревущий шторм. Джази притянул Лукрецию, запечатал её губы поцелуем и спрыгнул за борт.

— Нет! — она бросилась следом, но Алек перехватил.

— Ты будешь здесь! Они так хотят. Поняла?

Август

— Мой принц, разгрузка завершена. Можно вести корабль в док.

— Карета подана?

— Безусловно, мой принц! Она ждёт вас в обычном месте.

— Спасибо, Зракия.

— Примите и мою благодарность, старший помощник, вы неплохо потрудились.

— Ох, господин Эрде, это нужно благодарить рулевого. Я передам ему ваши слова. Я пойду. Да, спасибо, что дозволили ехать с вами, мой принц.

Август обернулся к тёмному Чародею, когда старший помощник, сутулясь от тяжёлой сумки, скрылся за дверью ангара, где шла разгрузка.

— Мой господин, я исследовал один предмет. Теперь, убедившись в его безопасности, могу представить его вам.

Белая сухая рука выпросталась из рукава чёрного плаща, маска цвета кости чуть качнулась. Длинные пальцы разжались. Мерцающая золотая капля размером с четверть ладони свисала на верёвочке с них.

— Это что, волосы? Мерзость какая! — скривился Август, разглядывая медальон, который походил на локоны, формованные в каплю.

— Вы наблюдательны, мой господин. Волосы светлой Чародейки. Нет, не вашей гостьи. Вероятно, её дальней родственницы, ныне почившей. Послушайте, они поют тонким фарфором, — костяшки пальцев стукнули по медальону, тот завертелся и в самом деле запел, будто по чашке ударили или по блюдцу, перевёрнутому на столе.

— Что внутри?

— Я не смог его открыть. Какое-то заклятие. Скорее всего, «Узы рода». Оно доступно лишь родне по крови. Но стык половинок запечатан крепко. Вероятно, его раскрывали полусотню лет назад, если не больше. Не думаю, что внутри что-то ценное. Как поступим с ним, мой господин?

— Эрде, почему ты не сказал, что нашёл его?

— А я и не находил. Снял с вашей гостьи, как только её усыпили в экипаже на пути к кораблю. Я предположил, что вещь может быть зачарованной и хотел поначалу избавиться, но понял, что для вас она не представляет угрозы. И тогда принял решение её изучить.

— Хм, Эрде, предупреждать надо!

— Я учту, мой принц.

— Выбрасывать смысла нет, и мне не нужна такая мерзость. Я, знаешь ли, не собираю всякий мусор вроде скальпов. Отправь владелице с кили-кали.

— Как прикажете, мой господин. Пройдёмте в карету. Я исполню ваш приказ, как только окажусь в почтовой башне замка.

Тракт Лагенфорд — Заккервир

Он грел ее ладони в своих. Такой тёплый, надёжный, родной.

— Ты голодна?

— Ты даже представить не можешь, насколько.

Он улыбнулся широко и искренне. И от этой улыбки по телу Шермиды раскатилась горячая волна.

— Куда ты направляешься? — Они спросили это одновременно и вместе ответили: — В Заккервир.

Она прикрыла глаза, выдохнула. Всё было правильно. Как в доброй сказке, где героев по возвращению домой ждёт награда, если, конечно, жестокий автор не припас новую историю для них.

Он подозвал служку, назвал несколько блюд и напитки, отдал крупную монету, лишь на несколько секунд отпустив женскую руку. На томительные, холодные несколько секунд, в которые Шермида успела испугаться, что сейчас та же участь постигнет и другую руку, и успокоиться, когда почувствовала крепкое пожатие и знак, вычерченный на ладони. Эту систему они втроём с Ноланом придумали ещё во время студенчества, сколько раз она их выручала. И этот знак вмещал в себя даже больше, чем следовало — «Мы вместе».

Воспользовавшись присутствием служки, подошёл и старший кучер.

— Ох, какая приятная встреча, господин старший детектив, — с удивлением в голосе обратился он и уже к Шермиде: — Госпожа, вот ключ от вашей комнаты и инструкция, как найти. Багаж ждёт там, как и то, что вы просили.

— Да спасибо. Завтра в обед жду в этой комнате свой завтрак. Тогда же и увидимся, — не поднимая на кучера взгляда, ответила женщина. Он отошёл. Шермида пытливо взглянула на Урмё. — Ты ведь ещё не заказал комнату?

И он повторил знак на её ладони.

Он специально тянул с трапезой — ну невозможно же есть целый час! Смаковал лёгкое вино, придирчиво выбирал десерты, лукаво поглядывая на Шермиду, прося уточнить у повара то одно, то другое. Он дразнил, изводил, соблазнял одним своим присутствием — да он буквально издевался над ней! Но вот блюда и напитки закончились. Урмё поднялся, оставив на блюдце чаевые, подал руку. И Шермида, желавшая его поддеть и тоже что-нибудь заказать по специальному рецепту, да ещё и несли чтобы очень долго, мигом выбросила всё из головы, и вложила в его ладонь свою.

Они поднялись рука об руку на третий этаж. Ключ легко повернулся в замке. Тихий хлопок двери. Вновь ключ. Темнота и тишина, которая была бы полной, если бы не два сердца, бьющихся в унисон.

Он медленно раздел её у двери, аккуратно перекинул одежду через спинку стула, поднял на руки и отнёс в ванную, где уже была набрана горячая вода. Он вымыл Шермиду мягко и бережно. Молча. Едва дыша. И она то же сделала для него.

В нагретой комнате их встретила большая кровать. Чуть отогнуто одеяло, взбиты подушки, пахнущие травами. Он приподнял одеяло, впуская её, лёг рядом, прижался всем телом. Гладил, будто не верил себе, изучал руками каждый сантиметр тела. А она грелась в сладкой истоме, подаваясь навстречу ему, тихими стонами отзываясь в особенно чувствительных местах.

Она боялась. Она боялась, что будет как с другими. Те брали сзади жестоко и больно, ухватившись за её витые рога…

Но здесь с ней был он. Тактичен и безупречен, даже чуть боязлив. Он не желал отпускать. Он любил её нежно, прижавшись всем телом, глядя прямо в глаза. Он целовал её, будто пил росу с легчайшего лепестка. Он держал её лицо в своих ладонях, сцеловывал слёзы. Молчал. Но она слышала его без слов. Всё то, что он мог бы сказать, она чувствовала телом. То, как он сильно по ней тосковал. Как он ей дорожил. Как любил до разбитого сердца. Как ревновал не к кому-то, а к лучшему другу. Но всё позади. И знаки «мы вместе» покрыли каждую часть обнажённых тел, сплетённых под горячим от любви одеялом.