Рихард Феникс. Море. Книга 3

Глава 98 Крик и волны

Бухта Макавари

— Ты слышишь меня, Эньчцках? — Рихард искал сквозь тучи малейший просвет, чтобы увидеть сияние белой богини. Но та молчала, с громом посылая свой издевательский смех.

Злости не было. Вообще эмоций не было. Рихард всё рассчитал.

Тот пирс, с которого он отбыл, станет местом прибытия. Там — море. Там — ещё не берег. Именно это разрушит договор с богиней, сделает невозможным его исполнение: спутники доберутся до берега по пирсу, а не с фениксовой помощью, значит и обещанная боль не придёт. Ещё немного, осталось совсем немного. Вот уже и набережную видать. Такая маленькая, а помнилась большой. И дома эти с каменными трубами будто игрушки.

Он распластал крылья по ветру, позволил отнести себя левее, чтобы оказаться у самого длинного пирса, где несколько ночей назад во время отлива стоял корабль Прэстана. «Август… — Рихард вспомнил горделивый образ принца в видении. — А кто остальные? Один из пустыни. А много ли пустынь на земле? Сколько бы ни было, обойду их все! Только бы добраться до пирса. А ещё был четвёртый в тёмной. Кто же? Никаких зацепок. Но я его отыщу! Должен».

Он равнодушно смотрел на набережную. По ней бежали люди. По пирсу тоже. «Нас встречают. Неплохо: помогут ребятам подняться из лодки, а то они, наверное, совсем устали от этой болтанки. Продержитесь! Ещё немного осталось».

Всё стало алым.

Перед глазами всё стало алым — сердце бешено ломанулось в рёбра, — затем белым, чёрным, — бег сердца затих, — и померкло. Рихард не добрался до пирса каких-то пять метров. Рихард не знал, что до постройки Макавари берег был прямо под ним.

Чиён всё отчётливо видел. Видел и боялся. Но он решился. Ему нужно сделать это. Надо избавиться от влияния извне, освободиться и начать жить заново. А потому…

Рука выхватила из кармана острую деревяшку с чуть блестящим синим лаком с одного краю. Ещё вчера она была белой, но сейчас с неё стекала почти впитавшаяся кровь. Его, Чиёна, кровь.

Он не слышал шагов позади. Не знал, что наставники следуют по пятам. А за ними и Дракатри юга. Он видел перед собой только Рихарда Феникса.

Но его стремительный полёт внезапно прервался. Феникс будто врезался в незримую стену. Белое пламя разом погасло. Ливень подхватил тело, отбросил в сторону и вперёд. Оно скрылось в бушующих водах. «Всё повторяется, возвращается, даёт второй шанс», — подумал Чиён, убрал деревяшку в карман, набрал в лёгкие воздуха, прыгнул. Бездна приняла его с грохотом, ревущие волны сомкнулись над головой.

— Они точно уже не жильцы!

— Тогда чего ты ускорилась?

— А ты?

Вааи и Мауна рванули вперёд. Спасай того, кого можешь спасти — так их учили. И сейчас брат с сестрой видели только лодку и двух живых перепуганных детей в ней. Приливная волна бросила лодку к пирсу, готовясь стащить назад. Мауна, не глядя, протянула руку, Вааи вложил в неё конец верёвки. Женщина спрыгнула на палубу, ухватилась за нос лодки. Там было кольцо. С верёвкой. Крепко натянутой верёвкой. Накинула сверху петлю. Увидела, как Вааи упал, упёрся ногами в крепкие низкие борта на краю пирса. Оставалось надеяться, что выдержит нос.

Выдержал.

Волна ушла. А лодка осталась на месте. Мауна обернулась к детям. Странные дети. Не вопили — молчали. Жались друг к другу бледная девчонка, мальчишка с мечами.

— Да быть такого не может! Ты же!..

Закончить она не успела: снова волна. А лодку надо было двигать дальше, чтобы закрепить на свае, поднять детей. Мауна дёрнулась от удара, не сразу поняв, чем её так. Верёвка, что уже здесь была, провисла.

— Держим! — рявкнул отец с пирса, и вместе с дядькой потащили лодку к берегу.

Отчётливый звук царапанья гальки о дно стал Мауне наградой. Но всё же…

— Туда! — донёсся голос старика Арчибальда.

Дядька втолкнул верёвку Добромиру и спрыгнул в море. Лодку подволокли к середине пирса, где круто повышалось дно, было безопасно и мелко — не при таких-то волнах, но всё же это поможет всем выбраться из неё. Вааи спрыгнул на палубу.

— Все живы? — Бросился к детям, воскликнул, глядя на мальчишку: — Ты же!..

Не успел договорить, грохнул бас Добромира:

— Алек, давай руку, выбраться помогу!

Бледный мальчишка с четырьмя мечами трясся, таращась на спасителей сквозь тьму косого ливня. Наконец извлёк из себя слова:

— Откуда вы знаете моё имя?

— Что я, по твоему, не узнаю собственного внука? — был ему ответ.

И острая молния выхватила из серости алые волосы Добромира.

Тракт Лагенфорд — Заккервир

На душе было спокойно, как давно уже не было. Шермида лежала на груди Урмё, слушала его сердце и голос, вдыхала его запах, касалась, где хотела, и он отвечал взаимностью.

— Поехали со мной в одной карете.

— А я тебе не надоем за столько дней пути? — Его чарующий голос она готова была слушать вечно.

— Нет. А если такое случится, значит, меня подменили и тебе надо отправиться на мои поиски. Ты ведь найдёшь?

— Обязательно. Я всех нахожу.

Помолчала, осторожно спросила:

— А заказчика тех покушений тоже?

Урмё кивнул. Она призналась:

— Знаешь, я вспомнила всё.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Он погладил её по плечу и спине. Шермида затаила дыхание. Голос его изменился, стал чуточку суше, кок речь зашла о работе. Но больше ждать невозможно: хотелось выговориться, всё прояснить, хоть как-то обелиться в его и своих глазах. Он ободряюще провёл ей вдоль позвоночника — одно из самых чувствительных мест. И она задохнулась от накатившего блаженства, вскрикнула, выгнулась, вжалась лицом в Урмё. Так хорошо. Слишком прекрасно. Если бы не вспыхнувшие, нежеланные, чудовищные образы перед внутренним взором. И оттого задать самый важный вопрос стало сложнее. Но она должна это сделать.

— Хочу. Это повлияет… — Пришлось приложить усилие, чтобы закончить вопрос. Ответ решит всё. — Это повлияет на то, что между нами?

Он повернул её к себе, дотянулся до приоткрытых губ и вместе с поцелуем вдохнул:

— Ни в коем случае.

Шермида говорила быстро, перебивала себя, возвращалась, уточняла детали, чертила схемы на груди Урмё, слушала его сердце. Оно билось всё также ровно. Может быть, чуть быстрее. А, может, и не чуть. Он молчал и слушал, гладил её по спине. Сладких вскриков больше не вырывалось — просто приятно. И слова лились бурным потоком — не взять их обратно.

— А потом Хайна мне рассказала, что город и Фениксы объединятся, и что многие из них наверняка захотят сбежать от контроля Теней…

Как она и думала: его сердце ускорилось, стоило вспомнить настоящих хозяев Красных гор.

— Хайна предложила отправить следить кого-нибудь за ними или не только. А я ей сказала, что можно использовать того мальчика, Чиёна. Она спросила, почему. Я ответила, что судьба у него такая, тем более Хайна была только за. И тогда отдала тот приказ. Я, конечно, пыталась подстраховать…

— Приказ? Какой? — голос Урмё звякнул сталью.

Шермида подняла голову, чтобы видеть лицо любимого и любящего её человека в тот момент, когда она даст честный ответ.

Тавир

Он рассмеялся, обняв подушку. Облегчение после безумного дня наступило так резко, будто головой ударился. Больше можно не волноваться! Ведь всё хорошо! И Тени, раньше Тавир считал их деспотами, захватчиками, а теперь, сравнив с Гристеном, с его «живодёрней» как верно сказал принц Багриан, понял, что Тени — это самое лучшее, что могло случиться с Фениксами. Если не друзья, то приятели, товарищи. А после объединения у них одна дорога — договориться.

Ведь благодаря условию не покидать Лагенфорд после слияния города и деревни, никто из Фениксов не сбежит, теряя перья, как можно дальше из дома. Например на юг, сюда, где Фениксы перевелись. Или их перевели такие бессердечные скоты, как владыка. А ещё… Тавир хихикнул и прошептал:

— Вот так, Рихард, вовремя ты уплыл в Прэстан. Неплохо ведь! Тебя теперь точно не поймает жирная жаба и не посадит в клетку. А значит, что даже если мелкий ублюдок Чиён вспомнит тот приказ, всё будет хорошо. Да, подлая Тень не получит добычу! Ох, Феникс, как же удачно всё вышло! А я? А что я? Я посмотрю новые земли за всё наше племя, оставшееся в этом мире.

Бухта Макавари

— Бесполезно! Не отпускает! — крикнул Вааи после очередной попытки оторвать Чиёна от мальчика, которого тот с помощью дядьки вытащил из моря.

Узор из перьев на левой руке указывал, что ребёнок из Фениксов. Правая была вся чёрной, распухшей. И биение пульса на них не чувствовалось.

Чиён прижимал мальчика к себе, склонился, скрутился вокруг него, не давая взглянуть ни в своё лицо, ни в другое. Вааи не знал, как поступить. Вааи не знал, что Чиён вспомнил всё. Особенно тот отвратительный приказ. Отвратительный особенно сейчас, после того, что было, что связало этих двоих.

— Я всё сделал. Отпусти меня. Я исполнил последний приказ! Ты теперь меня не получишь! — прошептал ученик.

— Что? — Вааи нагнулся над ним, а тот распрямился и закричал дурным голосом в небо. Но Вааи смотрел не на него, а на блестящий от ливня и молний синий лак на деревяшке.

Тракт Лагенфорд — Заккервир

Ну не могла она ответить просто так. Это было как-то жалко, что ли, безвкусно. А вот губы Урмё были вкусными. Самыми вкусными на свете. Интересно, в последний ли раз перед тем, как она ответит. И Шермида, прервав поцелуй, начала издалека:

— Скажи, а не нашли ли Чиёна, нет ли вестей от сынишки Нолана?

Урмё молчал, пристально глядя в глаза. Женщина поняла, что этой беседой сама разрушила негу и очарование момента, но отступать было некуда, пришлось досказать:

— Я ведь хотела сопровождать его, сынишку Нолана, только из-за последнего приказа. Ну, волновалась за него немного. Ты же знаешь, как я к Нолану отношусь. А это всё же его сын. Ну ещё потому, что мы ту записку отправили: «Возмездие приходит с юга». Понимаешь, так было нужно⁈ Не для того, чтоб Чиён приказ исполнил, а чтобы его Фениксы или стражи-Тени убили.

— Мальчик, наверное, уже мёртв, — прикрыв глаза, сказал Урмё.

— Нет, — Шермида мотнула головой, задела рогом его руку, увидела содранную кожу, потянулась зализать ранку, но слишком серьёзный голос остановил:

— Шермида, расскажи мне всё сейчас же!

— Понимаешь, — со вздохом продолжила она, — когда те, кому я лично давала приказ и зелье из своей крови, умирают, я это чувствую и вижу этого человека перед собой так же ясно, как тебя сейчас.

— Но тут почти темно, — педантично заметил Урмё.

— Энба-олени видят лучше людей в темноте.

— Хорошо, продолжай, пожалуйста.

— И ещё я чувствую, когда выполняются мои приказы. И когда это случается, больше не могу получить власть над этим исполнителем, как бы не старалась.

— Как ты это чувствуешь?

— Как неземное блаженство, — она прикрыла глаза и выгнулась, как совсем недавно.

Урмё замешкался, но всё же опустил руку на её спину. Чуткие пальцы проскользили вдоль позвоночника. В этот раз реакция была не столь сильной, но всё равно очень приятно. Шермида тихо ахнула, взглянула ему в глаза. Он всё понял. Рука его замерла.

— Да, в тот момент исполнили мой приказ. Единственный, кто сейчас попадает под моё воздействие, это Чиён.

— Шермида, что это был за приказ?

— Убить Феникса, покинувшего Красные горы.

Бухта Макавари

Вааи во все глаза смотрел на острую деревяшку, похожую на широкий клык неведомого огромного зверя. И сейчас этот клык был полностью погружён в тело. В бледное худое тело. Только сторона с лаком едва виднелась снаружи.

— Там ведь сердце… — Выдавила Мауна, стоящая напротив.

Чиён больше не орал. Раскинув руки, он сидел, задрав голову к небу, казалось, лишился чувств. На его коленях лежала голова незнакомого мальчика Феникса.

— Ри! Где Ри? Дайте пройти! — мимо молчащих людей скользнула девочка с лодки, светловолосая, с тёмным шрамом через левую половину лица. — Вы нашли его! Слава всему! Эй, Ри! Ну же, просыпайся! Ты сдержал слово, Ри. Ну же, Ри…

Мауна перевела ошарашенный взгляд на брата. Тот молчал, сжав кулаки. Внук Добромира тоже пытался прорваться, но его не пустили. Он крикнул:

— Лукреция, что с ним?

— Я… Я не знаю. Он, спит… Он же спит? — девочка со шрамом обратилась к Мауне. Та не нашлась с ответом. — Спит? — Лукреция повернулась к Вааи. Тот отшатнулся.

Раздался тихий сухой смех.

— Я убил его. Я убил нашего Ри. Я должен был освободиться. Ха. Ха. Ха…

Глаза Чиёна закатились. Он прикоснулся к синей лаковой деревяшке, покачал её пальцем, подковырнул, потащил и вогнал в то же место. Потащил и вогнал. Потащил и вогнал. Покачал. Потащил. И всё это время смеялся. И вокруг синего плескало алым.

Не все заметили, что звуки воды пропали. Сначала крикнул дядька, потом отец, затем, казалось, весь город.

Море стояло дыбом до самых небес. Полукругом нависло над пирсом с горсткой застывших людей. И раскололось небо над Макавари, и тучи обратились смерчами, жаля молниями осушённое дно, и рыба билась на нём, задыхаясь.

Невозможное, подчинённое яростной воле истинной Чародейки, стояло море.

И грянул гром. Воды упали. Захлестнули город до самых домов. Но люди остались на пирсе. Ведь до того до чистых небес, погасив и смерчи, и ярость, вознёсся мальчишеский крик.

Рихард был жив. Синий лак стёк с его тела, а деревяшка и вовсе исчезла. И Рихард кричал от всей той боли, от которой его спасал яд агачибу. И смеялась Эньчцках. А Чиён больше нет. Безумие накрыло его.

Алек вырвался, подбежал, поскользнулся, Мауна поймала его, крепко сжала. Вааи обхватил ученика за плечи, потряс. И так они сидели вчетвером, как четырнадцать лет назад, когда убивали Эннику, когда Добромир ничем не мог ей помочь. Брат и сестра, прижимавшие к себе этих же самых ревущих детей.

— Прости, прости, прости меня, Рихард! — безостановочно шептал Чиён.

А Феникс не мог сдержать крика от боли, не приходил в сознание, но видел всё сверху и в образе призрака в золотистом сиянии гладил Чиёна по голове и говорил: «Прощаю».

Тракт Лагенфорд — Заккервир

— Я должен отправиться туда! — Урмё порывался вскочить.

— Куда ты собрался? — Шермида со страхом глядела на перекошенное тревогой лицо и проклинала себя.

— Не знаю. Предупредить Нолана. Подготовить его. Ты едешь со мной!

Урмё соскочил с постели, схватил одежду. Шермида встала на кровати. В голове помутилось. Возник диссонанс, будто кто-то не попадал в такт. Снова то видение. Они были там, возле моря. Не узнавала, но чувствовала. Живы. Оба жи…

Урмё похлопал её по щекам. Вокруг затухало эхо её крика.

— Эй, ты что, меня так пытаешься задержать? — в голосе любимого смешались тревога и злость.

Шермида хотела ответить. Не могла. Тошнило то ли от выпитого, то ли от облегчения. Она поняла, что лежит головой на коленях Урмё на полу, а её ноги запутались в одеяле на кровати.

— Ответь!

— Мальчик жив, — бесцветным голосом шепнула она.

А перед глазами ещё парила маленькая сияющая фигура. Смешливые синие глаза, ямочки на щеках. Он заметил её рядом с собой, улыбнулся, подал руку, сказал:

— А вы меня напугали тогда, перед представлением, тётя. И папу тоже. А сейчас я вас не боюсь. Вы хорошая, только грустная. А мы теперь свободные.

Он сжал её правую ладонь своей левой и подмигнул.

Шермида подняла дрожащую руку к лицу. Свежий ожог в виде перьевидных шрамов пузырился, кровоточил. Женщина посмотрела на Урмё сквозь раздвинутые пальцы, повернула к нему.

— Это он мне сейчас оставил, сынишка Нолана. Взял тётю за ручку. Весь в папаню. Он жив. Он живее нас всех. И Чиён с ним. Я не знаю, как он от приказа освободился. И, похоже, всё дурное наконец позади.

— Я… Могу тебе верить, Шермида? — выдавил Урмё, потрясённо глядя на её руку, на свежий ожог в виде перьев, но обратный: острыми концами к плечу, а не так, как вырезают Фениксы, к ладони. Будто и впрямь кто-то руку пожал.

— Можешь. Я так устала врать и скрывать всё, Урмё.

Наверное, что-то в голосе убедило его остаться. Он обработал ожог, уложил её на кровать, разделся, устроился рядом, прижался всем телом, обхватив со спины. Шермида была рада, что сейчас, уснув, он не видит её слёз облегчения. Она тоже стала свободной. Больше к ней не будут являться призраки всех, кто исполнил приказы.

Бухта Макавари

— Море нас возьми, да неужто всё кончилось⁈ Что это вообще было? А детишек куда? Орёт, аж уши режет! — затряс дядька Дракатри, указал на четверку детей без сознания.

— Старый маяк. В лодку их! Там займусь. То снадобье нужно! — скомандовал Добромир, наскоро осмотрев, и добавил вполголоса: — От этого вопля кровь стынет в жилах. Весь город так перебудит. Бедный мальчик.

Вааи и Мауна, бледные, потрясённые, опускали детей по одному в лодку. Они вновь ощутили себя подростками, вспомнили тот шторм, когда успокаивали этих двоих мальчишек: сыновей писаря и дяди Доживана.

Добромир стоял на носу лодки и правил веслом по гладкому морю к старому маяку. Стих ветер, дождь тихо скулил где-то с юга. Странности этой ночи были как сон, потому сейчас, вспоминая, он не удивлялся видению человеческой фигуры, бегущей по обезвоженному дну и тоже в сторону старого маяка. Мало ли что могло привидеться в столь странную ночь. Может, все они разом сошли с ума? Тем лучше. Безумцам жить веселей: они не ведают ужасов мира.