Рихард Феникс. Море. Книга 3

Глава 83 Утро перед боями в Макавари

Арчибальд Ястреб снял очки и сухими пальцами потёр глаза. Последний разговор с Соломеей всё не давал покоя. Наставница, которая за несколько десятилетий так и осталась в теле маленькой девочки, велела присматривать за ребятами, живущими у него в ночлежке с самого отлива. Арчибальд любил детей и жалел. Хранители. Кто-то из них был хранителем-Фениксом. А эта роль слишком жестока для детей. Даже через пять лет, когда они повзрослеют, будущего им не видать.

Давно, казалось в прошлой жизни, он слышал о других хранителях. Сильных, смелых, преисполненных долгом. Они жаждали стать героями, пойти на смерть, на битву с богами и в непримиримой вражде отстоять право видов на жизнь. А те ребята, что сейчас окружали Ястреба, были беспечны, юны, неумелы. Да, тень судьбы уже накрыла их, но всё же не изгнала надежду. И старик от всего сердца желал им оставаться такими же вопреки судьбе.

В тишине ночи раздавался мерный рокот волн. Рассвет на минуту раньше, чем вчера, уже призвал птиц к первым песням, но в окошке передней всё ещё клубился тёмно-сизый туман. Арчибальд прислушался. В дальней комнате ворочалась тучная чета постояльцев, кровать под ними так и стонала. За стеной слышался мерный, тихий перестук деревянных колокольчиков — это путешественница-музыкант настраивала свой инструмент, чтобы с утра вновь выступать на набережной. Вот одиночно скрипнула кровать, ударились босые пятки об пол — Ястреб закрыл глаза. Он знал, что это один из тех ребят, самый простой и хороший, ученик названного брата, Добромира.

Старик нахмурился. В последние утра тот паренёк — как его? Бэн — просыпался с криком «Рихард!» и сразу бежал в приёмную спрашивать о своём друге. Но не сегодня. Да и рано ещё. Что-то случилось, мож? Он не успел додумать, как дверь распахнулась и на пороге появился взъерошенный толстяк в длинной ночной рубашке.

— Где Ерши? — выпалил он.

От такого вопроса Ястреб даже забыл притвориться спящим.

— Где-где… — было начал он, но Бэн перебил:

— Он приснился мне, звал. Сказал, что ему темно, тесно и страшно. Посмотрите, пожалуйста!

Арчибальд Ястреб любил детей, а бесцеремонные приказы, да ещё от маленьких паршивцев — нет. Но первое перевесило второе, к тому же Ерши — свой, макаварский. Как тут отказать?

Старик широко раскрыл глаза и вызвал доведённое до рефлекса ощущение, что есть вторые веки, которые следовало плотно зажмурить, чтобы увидеть всё. И под ними, этими вымышленными веками, появилось жжение, будто в середине каждого глаза быстро-быстро крутилось по волчку, и с каждым оборотом Арчибальд поднимался прочь из тела. Вот он увидел крышу своей ночлежки, вот соседние дома и улицы, вот тракт и поля за ним, с другой стороны — море. Он ждал, что вспыхнет зелёное пятно, которое обозначило бы место искомого человека, если тот всё ещё находился в доступных пределах, жалком радиусе в пяти километрах от смотрящего. Но сейчас… Ни одной зелёной искры. Ерши не было. Чтобы проверить, Ястреб поискал Добромира. Тот на месте: в маленькой комнате в своей забегаловке. Другие макаварские жители, названные по именам и просто возникшие знакомыми лицами в памяти, сразу откликались, а Ерши — нет.

— Не вижу, — признался Ястреб, и Бэн медленно осел, лишь вихрастая макушка торчала над конторкой.

Молчание длилось недолго. В коридор, закутавшись в лоскутный шарф поверх ночнушки, зевая и почёсываясь, вышел один из спутников Бэна, тот чернявый со множеством косичек и глазами, которые, как слышал старик, были только у представителей давно исчезнувшего племени Искр Песков и у некоторых Энба-волков.

— Что случилось? — заразительно зевая, спросил Мару, и вся сонливость разом улетучилась с его лица, как только Бэн рассказал о Ерши. — Надо ехать! — воскликнул шалопай и шлёпнул маленькой ладошкой по конторке.

— Куда это ты собрался? — проворчал Ястреб, заправляя за уши разболтанные дужки очков.

— Да за этими! За ледями!

Постояльцы, сжав зубы, вглядывались друг в друга, будто мыслями обменивались. Выражения лиц с удивлённого до решительного говорили за них. Переглядки продолжались недолго, пока Бэн не кивнул, а Мару в ответ шумно не выдохнул.

— Объяснитесь хоть! — потребовал хозяин ночлежки.

Ученик Добромира торопливо заговорил:

— Мы сундук им вчера помогали грузить. А дама одна из местных сказала, что без него они приеха…

— Пришли. Сами пришли, налегке! — перебил Мару и погрозил кулаком в потолок, звонкий голос разнёсся по пустым коридорам.

— Так чего, думаете, уволокли малыша нашего? — Арчибальд почесал нос, как всегда делал, когда жалел, что не поддался острому чувству воспользоваться своей способностью. А она зудела! Зудела всю прошлую ночь, но старик, утомлённый и уже не такой сильный, как полжизни назад, не торопился прибегать к своему ослепляющему дару.

Ребята не ответили, они уже горячо обсуждали, как догнать послушниц Сойки, что с собой взять, на чём ехать.

— Охолонитесь! — Ястреб стукнул сухой ладонью по конторке в то же место, куда раньше Мару, и встал. Двое уставились на него выжидающе, встревоженно. Он сурово сказал: — Сегодня пятое — день боёв. Пока они не закончатся, вам никто даже комара не продаст.

— Украдём! — Мару поднял тонкие брови.

— Позаимствуем, — неловко предложил Бэн.

Арчибальд сморщился.

— Правила у нас в городе такие, что в день боёв, никто из города не выезжает. Даже на старый маяк или на холм ходить нельзя.

— Тупые правила!

— Так надо! За день до боёв все уголки города проверяют, чтобы не было ни браги из кокке, ни никшека, ни ещё какой дряни, особенно зелий, что силу увеличивают. А перед боями многие хотят занять силушки, чтобы победить. Вот и не выпускают.

— Да нам же просто уехать! — свистящим шёпотом кричал Мару, стоя нос к носу с Арчибальдом и тыча пальцем в Бэна. — Да он к нему, как сыну или брату относится! А эти леди почти сутки назад уехали! Если бы раньше спохватились, пешком бы догнали! Да мы просто не успеем вернуться до заката, а бои уже кончатся к тому времени. Кому какая разница⁈

— Нет значит нет! Если уж собрались город покинуть, то с вещами и пешком! А телегу или зверя вам никто до конца боёв не даст!

— Да не догоним мы их пешком, как вы не понимаете⁈ Тем более с вещами! Вам, видать, вообще без разницы, что с мелким будет⁈ Сами же слышали, что людей похищают! — горячился Мару, топая ногой на каждое слово и сжимая кулаки. — А у вас ребёнка из-под носа увели! Вам плевать⁈ Вам вообще всем тут на это плевать! Городовой, старейшины — да пустое место, одно название! Да вы…

— Чего орёшь, охолыстый? — не удержавшись, рявкнул Арчибальд, Мару аж отпрыгнул. — Нельзя — понимаешь? Правила такие! Каждый ставит то, что может, чтобы участвовать в боях.

— Да велика ли радость в нос получить? — чернявый вновь надвинулся, губы его тряслись, глаза с сузившимися зрачками блестели бешено, гневно.

Бэн перехватил друга за руку, оттащил, что-то прошептал. Старик не расслышал, но Мару медленно шумно выдохнул, насупившись, зыркая на Ястреба. Тот махнул рукой, стараясь выглядеть невозмутимым — обида колола сердце: что ж молодёжь себе позволяет, ему-то не всё равно! Выдавил из себя тихо, устало:

— Глупые пришлые. Кто первых три места займёт, тот себе, семье своей под посевную лучшие земли выбирает. Правило, понимаешь?

— А… — Мару внезапно отступил и серьёзно кивнул. — Так бы сразу и сказали. Я знаю, какая цена у хорошей земли, которая урожай лучший даёт. Понимаю. Тогда что нам делать?

— Давай поучаствуем⁈ Вдруг выиграем. Они — на гружёных телегах — быстро ехать не могут. Мы знаем, какой дорогой они двинулись. Авось, спросим кого по пути. Если возьмём лошадей, то догоним их к завтрашнему вечеру, — нахмурившись, предложил Бэн. И его большой палец, сломанный на пиратском корабле, сильно задрожал.

Арчибальд опустился на шаткий стул, пожевал сморщенными губами и кивнул.

— Участвуйте. Вы, как пришлые, можете не претендовать на землю, а запросить чего угодно. К примеру, коня или даже двух, если первое место займёте.

— Тогда решено: участвуем! — Бэн тоже стукнул по стойке и тут же покраснел и извинился.

Ребята быстро переоделись и вышли, старик едва успел их окликнуть, предупредить, чтобы взяли денег оплатить билет участника. Бэн хотел было вернуться, но Мару выволок его на улицу, где уже сияло беззаботное свежее утро.

— Ох уж эти детки, — пробормотал Арчибальд и поднялся: вожделенный сон как ветром сдуло, да и постояльцы начали просыпаться, а с утра всем от него чего-то да надо.

Для начала ребята оббежали дома, где часто бывал Ерши: лекарское крыло, пансион беспризорников, маленькую часовню «Огни маяка» на дороге к новому маяку. Видели в них мальчонку позавчера вечером, а то и раньше, что лишь укрепило подозрение. Ничего не оставалось, кроме как отбросить сомнения и дождаться финала боёв.

— Я буду драться, ты будешь смотреть! — в очередной раз повторил Мару, вышагивая к набережной по улицам Макавари.

— Да пойми же ты: у нас вдвоём больше шансов!

— Нет, нет и нет! Когда бои кончатся, можно будет выбрать себе зверюгу вне зависимости от того, проиграем или выиграем. Но я хочу размяться, и ты меня не остановишь. А вот я тебя — да!

— Почему?

— По кочану! Ты ещё после той драки не оправился. Если хочешь, потом с тобой устроим грандиозный бой. Смотри, не пожалей, пирожочек!

— Я с тобой ни за что драться не буду! — упрямо пробурчал Бэн, прижимая к ладони дёргающийся палец правой руки.

— Чего так? Ты, мне думается, хороший боец. Я тоже.

— Потому что я не бью…

— А я — бью! — Мару резко развернулся, засадил Бэну с размаху кулаком в живот и бросился к палатке, где записывали участников. Рядом с ней возвышались новёхонькие, крепко сбитые трибуны, ограждавшие место боёв.

Время было ранним, солнце едва-едва подъело туман, а очередь уже стояла длиннющая. Золотоглазый горец влетел в самое начало людского потока, нашёл в палатке городового и, указав на подходящего, злого и раскрасневшегося Бэна, выкрикнул:

— Это ученик Добромира Лисьего Хвоста, которого почти похитили пираты. Они нанесли ему серьёзную рану! Не пускайте его в участники, иначе мир потеряет одного из лучших лекарей! А ваш Дракатри сильно расстроится!

По очереди прошли смешки. Городовой, однако, воспринял слова Мару всерьёз, завозился с бумагами, очинил перо, обмакнул в тушь. Бэн приблизился и расслышал под аккомпанемент выводимых на листе слов бормотание самого, номинально главного, человека в городе Макавари: «Добрый совсем не добрый, когда не по-евойному. Не пускать, так не пускать. Мне-то что?..». И даже когда ученик Добромира, всё же притулившийся в конец за крайне довольным собой горцем, добрался до палатки, ему дали от ворот поворот.

— Нельзя! Уходи! Кабы не Добрый, так ты того этого, хоть разэтова! А так нельзя! — покачал головой городовой и махнул следующему в очереди.

— И что это было? Зачем ты так? — накинулся Бэн на Мару, тот только белозубо скалился и молчал.

— Не зли Добромира, парень! Коли он тебя выбрал, так смирись, учись и береги себя, мелкий паршивец. А то он ненароком тебя убьёт, — проговорил один из мужчин, стоящих неподалёку.

Окружающие часто-часто закивали с серьёзными минами. Бэн узнал обратившегося к нему, хоть при нём не было двух коротких мечей. Их парень отчётливо запомнил в ту ночь, когда на площади Волчицы сбили Ерши. Кто-то решил подобрать рассыпавшуюся мелочь, а этот, с мечами, остановил, да так красноречиво, будто площадь не напилась кровью и просила ещё.

— Вы так говорите нехорошо, будто наставник злыдень какой. А он ведь очень добрый, — обиделся за Добромира Бэн.

Мужики загоготали, но вскоре замолкли и разом покачали головами.

— Не перечь Доброму, — прошепелявил другой и выразительно приподнял повязку на лице, под которой вместо глаза оказалась перекручено сросшаяся кожа.

Парень поморщился и отвернулся. Мару присвистнул. Мужики ещё несколько секунд смотрели на ребят, а потом двинулись обратно к палатке, к городовому, куда всё не заканчивалась очередь. Бэн хотел поговорить с горцем о Добромире, но не стал. Наставник всегда ловко уходил от личных расспросов, а уж обсуждать его, полнить слухи почти беспочвенно, дело не правое, а вовсе гнилое.

Вскоре появился хмурый Чиён, это было заметно даже под низко надвинутым капюшоном. Сопровождали, а будто конвоировали парня Вааи и Мауна. Они беспечно улыбались, кивали окружающим и хлопали по подставленным ладоням, пока шли к началу очереди, к палатке. Там под одобрительный гул толпы кинули по горсти звонких монет, заявив тем самым своё участие. Тень-найдёныш повторил за ними, опустив голову, будто прячась от остальных за спинами наставников. Очередь роптала, что паренёк влез без спроса, но не сильно, ведь на его красивых и сильных покровителей смотрели с обожанием и заискиванием.

— Интересно, чем вызвано такое отношение? — спросил Бэн, когда к нему подошёл Чиён.

— Они ведь потомки Дракатри юга, устроителей этого города, — пожал плечами Тень, глядя из-под капюшона потухшими глазами; на изжелто-бледном лице его не было ни кровинки, ни эмоций. Парень выглядел гораздо хуже, чем в последнюю совместную ночёвку, когда чуть не избил Мару.

Бэн не стал расспрашивать дальше, потому что и так всё было понятно, только рассказал про Ерши, а горец перебивал его и бахвалился, что победит. Чиён послушал Мару, задержал на нём взгляд, не удостоив ответом обоих знакомых, развернулся, ушёл, бряцая арбалетом и колчаном за плечами. Наплывшая толпа поглотила Тень. Близилось время боёв.

Мару приподнялся на цыпочках, стараясь поверх голов углядеть ринг, но тот скрывали и курсирующие в ожидании начала люди, и деревянные трибуны. Разодетые горожанки в широкополых шляпах первыми занимали места. В толпе носились детишки с корзинками, полными мелких ракушек. Зрителей запустили раньше бойцов, а те толпились огромной сопящей массой вокруг палатки. Солнце упрямо ползло вверх.

Раздался барабанный бой с поля за трибунами, и Мару с Бэном поспешили туда.

— Интересно, твой новый друг придёт? — спросил толстяк, вновь оказавшийся в очереди но уже более плотной, чем раньше.

— Зраци? Кто его знает, — фыркнул Мару, набрасывая на голову широкий жёлтый шарф, чтобы никто не потянул за косы с золотыми украшениями на них и за большие серьги-кольца.

Очередь медленно продвигалась. И с каждым шагом от стоящих вокруг мужчин сильнее пахло чем-то резким с примесью крови.

— Запах боя, — пробормотал Бэн.

Он вспомнил свои детские драки и уроки с дедушкой. Тот, бывало, говаривал, что как только запах такой учуешь, так сразу или беги, или стой до смерти. Парень сожалел, что не может участвовать, даже немного злился, но понимал, что в нынешнем состоянии совсем не готов, да и как бить живых людей, когда за дни своего ученичества насмотрелся на хворых, которых нужно лечить. Ведь он теперь лекарь, а не калекарь! А вот Мару ничего не смущало. Он едва ли не подпрыгивал рядом, широко раскрытыми глазами будто поедая толпу. Крепкая лапища протянулась откуда-то сбоку и схватила Бэна за плечо.

— И куда это ты навострился? Тебе ведь сказали: нельзя, — прогудел Добромир, вытягивая ученика к трибунам. Бэн лишь успел заметить, как в толпе скрылся жёлтый шарф, а вслед оскалились ожидающие боя мужики. — Пойдём повыше сядем, чтобы всё видеть. За друга не волнуйся: не сглупит — уцелеет.

— А сглупит?

— Ну, может, тогда хоть мозги появятся.

Наставник и его ученик поднялись на самый верх правых трибун. Три ряда сидений были заняты почти полностью роскошно разодетыми дамами, скромными, попыхивающими трубками и самокрутками стариками и неугомонными детьми. Мужчин и парней среди зрителей оказалось мало, да и те выглядели словно провинившиеся малыши, которых поставили в угол, как дурной пример окружающим. Бэн ощутил себя неловко, но Добромир пригрозил, что если ученик будет забивать голову глупостями, тот тут же отправиться в ночлежку. Оставалось смириться и наблюдать. В углу противоположной стороны парень заметил Арчибальда Ястреба и Серого Сола, те о чём-то говорили с городовым, и он, хоть и был хозяином города, казалось, тоже заискивал перед Дракатри: склонял голову, смотрел снизу вверх, складывал ладони в молитвенном жесте, ходил чуть согнув колени.

— Совета просит, — проследив за взглядом ученика, пояснил Добромир. — Хочет понять, что делать с теми шальными, если победят.

— А сам он не может выбрать? — удивился Бэн, вспоминая суд в Лагенфорде, где мэр, даже не смотря на двенадцать советников, решения принимал самостоятельно.

Наставник пожал плечами и скрестил на груди руки под бородой, будто не считал нужным отвечать.

Бэн разглядывал место боёв. Площадка пятнадцать на десять широких шагов была обнесена двумя толстыми канатами, привязанными ко вбитым по углам столбикам. Нижний канат приходился взрослому человеку на уровне колен, а верхний — чуть выше живота. У левого угла, где толпилась очередь, стояла широкая плетёная корзина, куда будущие участники скидывали оружие. Возле неё с десяток человек в одинаковых серых шляпах обыскивали особо несговорчивых претендентов. Очень толстый мужичок с усами-косичками и такой же шляпе, семеня короткими ножками, бегал по диагонали через поле, от корзины к городовому и обратно, обмахивая пунцовое лицо чуть раскатанным свитком.

— А народу нынче валом. Не все в один заход пойдут, — довольно отметил Добромир, сверкая глазами из-под низко надвинутой лисьей шапки.

Ученик молчал, наклонившись вперёд и пытаясь высмотреть знакомые лица, но опоздавшие всё затекали на трибуны, закрывая обзор одеждами, шляпами и беспрестанной суетой. А запах боя становился всё крепче, даже сидеть на самом верху на ветру не спасало.

Кругленький человечек наконец замер посреди поля и поднял свиток над головой. Все, кто был на ногах, поспешили занять свои места, кроме бойцов. Тишина наступила внезапно, только крики чаек и тихий перелив волн смели её нарушить. И вот свиток раскрылся и зычный голос разнёсся над полем и трибунами:

— Целый год ожидания больших макаварских боёв минул, местные и пришлые! И вот этот день настал! — Ведущий вскинул руки к небу, и окружающие захлопали, закричали, затопали. Бэн вспомнил, как началось представление в Лагенфорде и воззвал ко всему сущему, чтобы этот день не кончился, как тот.