Рихард Феникс. Море. Книга 3

Глава 92 Трое для одного

Лодка

— Он не дышит. — Лукреция приложила ухо к груди Рихарда.

Джази попытался вытолкнуть остатки воды из бесчувственного тела, но та больше не шла.

— Что делать? Как его оживить? Он ведь не может так просто… — Алек прерывисто дышал, округлившимися глазами глядя на распростёртое тело.

— Не может, — процедил Джази. — Фениксы распадаются пеплом после смерти. А он ещё здесь, — добавил, заметив, как побелела Лукреция. — Прости, красотка, что напугал. Я не знаю всего о Фениксах, но про пепел — это точно. Ещё называют это белой смертью. Тихо-тихо… — Он подставил плечо, приобнял девушку, когда та начала заваливаться без чувств. — Только этого не хватало. Господин, — обратился пират к Алеку, — свисток у вас?

— Д-да. — Мальчик хлопнул себя по груди, где переплелись шнурками косточка и свисток Рихарда, вытянул их. Пират кивнул, попросил подуть и представить, как к лодке приблизятся морские обитатели.

Трель вышла резкой, пронзительной. Лукреция вскрикнула и очнулась, покосилась на Джази, к груди которого была прижата, на его синюю руку, обнимающую за плечи, и не шелохнулась. Несколько чаек, что кружились неподалёку, не обратили на свист никакого внимания, а вот молния, сверкнувшая впереди из ушедшей на восток тучи с полосой косого дождя, их взволновала. Птицы бестолково нырнули и поднялись, пролетели над лодкой и скрылись в низких облаках в той части неба, куда вскоре придёт едва брезжущий рассвет. Пират кивнул.

— Капитан жив. Иначе свисток бы вернул свои свойства. А так нет. Мы должны что-то сделать.

— Что? — тихо спросила Лукреция, мягко оттолкнулась от Джази и выпрямилась, посмотрела на Рихарда.

Его глаза были скрыты растрёпанными волосами. Плечи и руки обожжены, правая почернела, покрылась нарывами, из них вытекала отравленная ядом буро-жёлтая кровь.

— Как помочь⁈ — воскликнул Алек, трясущимися руками запихивая подвески за пазуху.

— Простите, господин, но вы тут не поможете, — хмуро сказал Джази и повернулся к Лукреции. — Красотка, ты ведь истинная Чародейка?

Девушка не ответила, только вздохнула.

— Хорошо. — Джази закрыл глаза, выжал мокрые волосы, с силой потёр ладони одну об другую, пока не обсохли. Снял кольцо, убрал в карман штанов, собрался с духом, заговорил: — Сейчас я буду искать… — Он сбился, засопел, пересиливая себя, опустил руки на живот Рихарда. — Буду искать место, которое не даёт ему вернуться. Оно закрыто. Поэтому он там. Место. На теле. Не знаю, как объяснить.

— Ты — лекарь? — спросила Лукреция, наблюдая за его руками.

Джази мотнул головой и добавил сквозь зубы:

— Прости, но тебе придётся сделать, как я скажу. Не умеешь — научишься в процессе.

Никто не видел, кроме Джази, как перед его глазами появилось голубоватое свечение. Тонкая линия протянулась от одного указательного пальца к другому. Пират не хотел это делать. Он даже для Паулины, своей приёмной матери, вырвавшей его из рабства в Гристене, это не сделал. Но мальчишка, сумасшедший маленький Феникс с яркой улыбкой, глазами цвета неба, такой решительный, поставивший всё на кон, побуждал Джази вытащить козырь.

Боа-Пересмешники, кто достаточно контролировал свои божественные силы, а не был просто «грядкой», с которой два раза в год можно было собрать урожай драгоценных чешуи и перьев, могли сделать многое. И самыми страшными для них вещами были две, запрещённые, так редко применяющиеся, что стали притчей в устах старших поколений. Даже там, в рабстве, в одиночных клетках, слухи об этих чудесах сочились сквозь стылые камни. Пленники вздыхали, что если бы не были трусами, если бы могли развить свою силу, то обязательно бы постигли все её грани. А в заточении лишь стенали, таращились пустыми глазами, жили от одного приёма зелья до другого, впадали в безумие, если его вовремя не давали. И никто даже не пробовал вырваться, все смиренно ждали своей участи, лишь заполняя «ферму» тягучими жалобными звуками, в которых едва различались древние предания о силе, которая способна всё изменить.

Сила Боа была завязана на проницании — быстром проникновении через живое и неживое. За счёт этого попадали и в разум, легко, если научены, снимая внутренние блоки. И на проницании держались две запретных техники.

Первое, наименее опасное для самого Боа, было найти источник боли человека, создать канал из ментальной связи, по нему вывести всё дурное и либо прервать связь, понадеясь на чудо, либо чем-то заполнить образовавшуюся брешь. Но человеческие тела не принимали посторонние предметы так сразу, потому чаще Боа вливали туда свою силу, та подстраивалась под тело, усваивалась. Но сам ментальный лекарь после этого терял сознание и долго не приходил в себя. И это только с людьми — с Детьми богов подчас было сложнее.

Второе: забрать боль и раны другого человека, оставив ему состояние своего тела. Надо ли говорить, что проделать это мог Боа-Пересмешник, имеющий не только достаточно сил для такого, но и физически здоровый. И ни один Боа после этого не выживал. Даже для первого требовалось идеальное здоровье, чтобы скорей восстановиться, чтобы посреди связи не свалиться без чувств, не закрыв канал, откуда бы сила пациента хлестала бы, пока вся не вышла.

Оба варианта не подходили, поэтому Джази и не спешил прибегнуть к одному из них. Он очень хотел жить. Можно даже не долго и счастливо, а как получится, но вот умирать в ближайшие годы точно нет. И сейчас, ища боль мальчика своей голубоватой нитью между пальцев, он пытался не довести до финала первый способ, и не раскрыть слишком сильно дорогу второму. В этом ему поможет сила той, кто была из редкой, почти невозможной породы истинных Чародеев. «Хоть бы получилось. Живи, малыш, живи. Я тебе, вроде как, должен», — молил пират, стиснув зубы.

Но даже так поиск повреждённых участков выпивал много сил.

Натянутая нить затрещала, и острые вибрации пробили руки до локтя. Джази заморгал, не понимая, почему держал глаза закрытыми. Руки зависли под ключицей, выше сердца Рихарда. Пират провёл над правым плечом, над страшной раной клыком агачибу на спине и почерневшей рукой, но там нить вела себя довольно спокойно. «Почему? Тут же ничего нет?» — гадал Джази, возвращаясь на место волнения способности. И снова пронзительный треск. Руки дёрнулись, едва не разошлись. А этого нельзя допустить, ведь тогда нить порвётся и силы кончатся, ведь Джази уже давно не практиковался.

Он опустил восемь оставшихся пальцев на холодную кожу мальчика. Голубое свечение ударило из них вниз, казалось, до самого дна океана. Там, под пальцами, появилась брешь, куда пират начал погружать руки. Он знал, как это выглядит со стороны: руки входят в тело легко, бескровно, будто призрачные, ни один волосок не дрожит. Неприятное, иррациональное зрелище.

Чуть свёл указательные пальцы, продолжая выискивать повреждённый участок, заодно вновь бегло осматривал тело. И тут понял. Именно здесь — примерно середина от самого верхнего шрама-пера до сердца. Да и шрамами это сейчас назвать было нельзя: края разошлись, кровь сочилась из них. «Если сила рождается в сердце, — лихорадочно думал Джази, — то логично, что сначала идёт к перьям. У меня ведь к голове, к чешуе на висках. Точно!» А затем вспомнил давнего знакомого, тоже Феникса: где-то в этом же месте была точка привязки призывом. Воспоминания сейчас лишние, а действовать нужно без промедления.

Он взглянул на Лукрецию, та подалась вперёд, поджав губы, будто боясь вымолвить и слово. Перевёл взгляд на Алека, тот вцепился руками себе в колени, а ветер трепал его волосы. «Да, это может помочь!» — едва не вскрикнул Джази. Отчётливый зуд прошёл через руки к вискам, расцветился узорами на груди и шее, заставил чешуйки и глаза сиять, и пират ясно увидел перекрытый источник в теле Рихарда. Похожий на средний орех, он блестел сквозь ментальную прореху, переливался красно-жёлтым пламенем, такой уязвимый, маленький. Такое Джази видел впервые, но точно знал, что если мальчик когда-либо будет ранен в это место, то никакого ореха никто не увидит, по крайней мере никто из людей и тех Детей богов, которые не слишком стараются развиться. Ядро фениксовой силы — вот, что это было. Похожие, но в других местах, есть и у других божественных потомков. И у него, Джази, и у этой пугливой красотки.

Но сейчас огненный орех был смят. Со всех сторон в него упирались шипы. И фиолетово-жёлтые, как яд агачибу, и багряные — кровь самого мальчика, и чёрные — сконцентрированные негативные чувства, которые маленький Феникс не позволял себе выплеснуть в мир. «И что же мне с ними делать? Как убрать, не повредив ядро, как очистить, вытянуть скверну?»

Джази надавил пальцем на один из шипов, тот сломался, растёкся грязной лужей, и орех заметно уменьшился. Пират втянул воздух через сжатые зубы и посмотрел на места, откуда эти шипы выходили. Длинные для такого маленького тела. Каждый не меньше двух сантиметров. И орех не больше них. Росли они концентрично, задавливая источник силы. Значило это лишь одно: когда ядро исчезнет, мальчик умрёт, хотя, может остаться жить человеком. Но не с его ранами. Не с его.

«Надо растворить их так, чтобы не попали на источник силы. Или, если попали, не остались на нём. Смыть. Но нужно чем-то заполнить пространство».

Джази рискнул. Прокусил губу и склонился над прорехой. Алая капля, заполненная его силой, достигла кожи, прошла между ладоней и упала на смятую сферу. Та вздрогнула. Неровность, что осталась от сломанного шипа, выгнулась и затянулась. И в тот же миг пирата повело, закружилась голова, он едва устоял, чтобы удержать руки на том же месте. Вдохнул и хрипло сказал:

— Простите, господин, вы хотите спасти капитана?

Алек, который и сам пребывал в ступоре, очнулся, несколько раз мигнул и кивнул, подсел ближе. Голос его прозвучал на удивление ровно:

— Что мне сделать?

— Почему? Он ведь тебе совсем чужой⁈ — Лукреция не выдержала, что осталась не у дел, воришка в ответ лишь мотнул головой.

— Красотка, прости, принеси чистой воды. У нас ведь там была? — попросил Джази и криво улыбнулся. Сила утекала слишком быстро, и он уже не был уверен, что сможет прервать ритуал или нормально закончить. Было бы жаль оставлять всё так, всех так: отчаянного Феникса, красотку редкого вида и того, кого он всю жизнь искал, как оказался на воле.

Девушка рывком поднялась и ушла в надстройку. Пират требовательно взглянул на Алека. Тот кашлянул и, зардевшись, сказал:

— Его мама похожа на мою. А его — попросила за ним приглядывать.

Джази этого было достаточно.

— Господин, понадобится кровь из ваших волос. Сможете отсечь прядь?

— Конечно! — воскликнул Алек и потянулся за мечом в чёрных ножнах, лежащим сбоку.

— Нет, опасно. Возьмите мой нож, — кивнул пират себе за спину.

Юный мечник осторожно вытащил из притороченных к поясу ножен короткое лезвие с деревянной рукоятью. Вернулась Лукреция, неся по два бурдюка в каждой руке. Джази, хоть и плыл мыслями, подумал: «Ну какая же она милашка! Да ещё и такая запасливая, исполнительная. Жениться бы на ней!» — но одёрнул себя и произнёс:

— Нужно воды совсем немного из той, откуда не пили. Красотка, а теперь собери все силы истинного Чародея в себе. Налей на ладонь, да, на свою, немного воды и прочувствуй её, ощути её чистоту. И когда ты её найдёшь, заставь грязный осадок отделиться и стечь. Попробуй.

Он вычитал это давно-давно в старой книге, которую позаимствовал у друга, а потом спрятал в надёжном месте на отдалённом острове. Все Дети богов в сущности были похожи, да только к каждому свой подход. Потому и сейчас взял на себя смелость поучать создание чужого рода, ничего не оставалось, кроме как верить в неё. Нет, верить в них троих. Четверых. В Феникса тоже. От его желания жить зависело многое.

Лукреция посмотрела на пирата, чьи глаза, ещё недавно ясные, засиявшие ненадолго, стали мутными. А пальцы на его руках сейчас находились в теле Рихарда между ключицей и грудью, и судя по тому, как иногда вздрагивали плечи Джази, там, внутри, что-то происходило, непонятное, жуткое. То, что ещё возможно изменить. Девушка потрогала крышки. Выбрала самый тяжёлый бурдюк, туго завинченный. С трудом открыла. Для начала закатала рукава, вылила воду на руки, омыла их до локтя. А после сделала так, как сказал парень.

Давно, ещё в детстве, Лукреция уже это делала. Ей нравилось, как дядюшка хвалил очищенную воду, гладил по голове, возвращая пустую кружку и давал то конфету, то сочную грушу, то и вовсе игрушку. Но это можно вспомнить потом. А сейчас…

Сейчас вода в сложенной ковшиком ладони светилась серебристо-белым, не видным остальным. Крошечные искры поднимались из кожи вверх сквозь воду. И между ними натягивались тонкие нити, будто паутина или сито. Та вода, что прошла сквозь сеть, не задерживаясь, опустилась вниз, но вот на сияющем полотне появились тёмные сгустки — осадок, как это назвал Джази. Лукреция велела искрам чуть приподняться, вытягивая сеть из воды, и сбросила гущу на палубу. Тихий плеск.

— Хорошо, умничка, — выдохнул Джази.

— Этого разве хватит? — спросила девушка.

— Ты сможешь сделать так же, только раза в три быстрее?

— Да, — уверенно сказала она, ведь теперь вспомнила, что может это и даже больше. И уже не надо тратить время на контроль сети, на любование каждой искрой. Всё получится, всё непременно получится, как должно! Вода снова стала союзником истинной Чародейки.

— Хорошо, — Джази попытался смахнуть пот со лба плечом, но не мог и руку поднять.

Заметив это, Алек расторопно промокнул влагу своим серым шарфом, невесомо провёл по чешуйкам на висках, снимая испарину, заправил растрёпанные пряди за уши, чтобы не лезли в глаза пирату. Тот благодарно кивнул и обратился к помощнику:

— Господин, посмотрите на мои виски, на чешую. Она очень тонкая и мягкая. Когда я скажу, аккуратно срезайте по паре штук и кладите мне между рук.

— Тебе же будет больно! — испугался Алек.

Джази скривился:

— Простите, но вы сами видели, как он страдал, чтобы довезти нас до берега. Всё остальное по сравнению с этим ерунда.

— Я сделаю это, — решился Алек. — А мои волосы?

— Да, наклонитесь, господин. Красотка, держи бурдюк наготове, чтобы повторить очищение, когда скажу, лей меж моих ладоней по чуть-чуть и сразу же останавливайся, как дам знак. Затем, когда из волос господина пойдёт кровь, ты должна касаться одновременно её и… — голос дрогнул, подбородок указал на руку Рихарда, покрытую перьевидными рубцами. — Проделай то же, что и с водой. Только эталоном будет кровь Феникса. Всё, что будет лишнее в крови господина, станет осадком. И при сравнении отделяй из крови капитана яд. Это сложно, но ты обязана справиться.

Девушка застыла на мгновение, обратилась внутрь себя, взвешивая, получится или нет. Но выбирать было не из чего. Ответ может быть лишь один.

— Я сделаю это!

— Отлично. — Джази глубоко вздохнул, чуть повёл плечами, ещё раз глянул на двоих, готовых действовать, и склонился над телом.

Прореха в голубом свечении начала потихоньку стягиваться. Пират чуть раздвинул ладони, потёр остальные пальцы об указательные, и ярко-синяя плёнка, словно перепонки, стала продолжением его ладоней. Джази облизал пересохшие губы, думая, как лучше поступить.

Аккуратно, стараясь не задевать пальцами шипы вокруг светящегося сгустка фениксовой силы, растянул плёнку. Шипы прошли сквозь неё и ни один не сломался. Синее полотно обернуло ядро, защищая. Джази напрягся. Теперь в полотне его собственной силы с три десятка отверстий под шипы. Их следовало затянуть разом. Скрипнул зубами, когда руки, застывшие в неудобной позе, свело судорогой и произнёс:

— Начинаю.

Будто одновременно несколько влажных пальцев коснулись множества горлышек бутылок, издав характерный звук. Это плёнка схлопнулась, срезая шипы.

— Красотка!

Лукреция перевернула ладонь между вывернутых запястий Джази. Вода тонкой струйкой полилась вниз. Стоило последней капле скрыться под кожей Рихарда в одному пирату ведомом месте, как девушка с готовностью протянула руку снова. Новая влажная капля осадка отделилась и плюхнулась на палубу.

Джази медленно вытаскивал руки, нужно было поднять синее светящееся полотно, в котором таяли шипы, не пролив ничего в прореху и уж тем более на ядро силы. Но нельзя и руки доставать полностью. Как же быть?

Он наклонился, заставил плёнку, в которой колыхалась и шипела грязная жижа, подняться до запястий. Как только сила подчинилась, он обхватил края плёнки губами, потянул на себя, не вынимая из прорехи рук, указал глазами Лукреции «Лей!» и мотнул головой, выбрасывая груз за борт. По пальцам растеклась прохлада. Джази на миг увидел серебристое свечение, заметил, как поверхность огненного орешка принялась выравниваться. Но это было далеко не всё.

— Господин, чешуя!

Правого виска коснулся металл. Джази внутренне вздрогнул. И тут же заметил, как несколько блестящих чешуек скользнули в прореху. Придерживая её края тыльными сторонами рук, пират принялся чешуйками затыкать места, откуда до этого росли шипы. Голубоватые частички сращивались с телом мгновенно, сила, перетекающая к ним от висков Джази, натягивалась невидными другим струнами.

— Ещё! Ещё!

Нож аккуратно срезал мягкие наросты. Рука Алека не дрогнула ни разу. Все отверстия от шипов оказались заткнуты, пират приказал отсечь прядь алых волос.

Концы упали и рассыпались пеплом, со срезов потекла кровь, девичья рука поднесла их к прорехе, другая обхватила ладонь бедного мальчика.

— Да! Что делать? — через мгновение воскликнула Лукреция.

— Выжимай! — с трудом ответил Джази, стараясь не упасть до завершения работы.

Между тонких пальцев потекла кровь, она летела к телу, проходила сквозь кожу и заполняла пустое пространство вокруг пульсирующего ядра силы. Его форма стала более круглой. Исчезли вмятины и царапины. Да и сам орех, казалось, чуть увеличился. С каждым ударом сердца он становился едва заметно больше. Пират дождался, пока кровь покроет ядро до половины и аккуратно свёл пальцы вместе, стараясь не касаться пульсирующего центра. Медленно, бережно, чтобы не зацепить чего внутри, извлёк руки из тела Рихарда и сжал голубоватый контур прорехи. Свечение растеклось по коже и пропало. Струны, по которым сила перетекала от Боа-Пересмешника к Фениксу, лопнули у висков и втянулись в лежащее тело.

— Всё. Мы это сделали. Позови его, красотка, — пробормотал Джази и завалился на бок, посасывая кончики пальцев настоящей руки.

Его глаза закатились, тело задрожало и приняло позу младенца. Он редко и сипло дышал, был иссушён внутри, его сила просверкивала голубым на висках всё реже и реже. Но отчаянный пират был жив. Лукреция закусила губы, тая улыбку, с особым вниманием разглядывая его. Сейчас Чародейка остро чувствовала всю жидкость вокруг: и в море, и в небе, и в телах. Оставалось надеяться, что она сама не слишком переусердствовала, а потому будет в сознании, когда Феникс вернётся к ним. Девушка перевела взгляд на Алека. Тот опёрся на руки, свесив голову. С обрезанных концов волос ещё капала кровь. Видимо, произошедшее ему тоже далось нелегко.

Лукреция перегнулась через отцеженные бурые сгустки, приложила ухо к груди Рихарда. Прислушалась.

Тук. Тук. Тук.

Улыбка осветила измученное лицо девушки. Она склонилась над мальчиком, раздвинула его губы своими, зажала нос и выдохнула в него весь воздух, что был в её лёгких. Услышала судорожный вздох и позвала:

— Ри, возвращайся! Мы ждём тебя! Мы верим в тебя!

Очень медленно на щеках мальчика появился румянец. Ресницы дрогнули. Первый собственный вдох. Едва заметная улыбка. Слабый голос:

— Я здесь. Я вернулся. Лукреция, Джази, Алек, спасибо вам за всё.