Шаги по щербатой винтовой лестнице маяка призвали сонное, гулкое от многолетней пыли эхо. Оно пошумело и стихло, когда человек, пробывший здесь несколько дней, покинул после полудня своё убежище и направился через лес к узкому проходу в скалах, за которыми лежал небольшой портовый город.
Зелёный шарф струился поверх жёлтого плаща, рукава ярко-красной вязаной кофты так и норовили зацепиться за низко висящие ветви, к синим штанам, заправленным в коричневые ботинки без шнурков, липла пыльца цветов, растущих вдоль тропинки, множество украшенных тёмных косичек лезли в лицо, щурились весельем золотые глаза, выглядывая верную дорогу.
Человек уже был в этом маяке два года назад, но возвращался в одиночку впервые. В тот раз с ним были друзья, натворившие дел неподалёку. Помнится, прятались так, что даже сбрили свои приметные рыжие бороды, за которые их и прозвали Ржавыми. В городе за скалами друзья просили у кого-то защиты, но человек в пёстром прибыл слишком поздно и не успел к знакомству с покровителем, лишь помог им вернуться домой. С тех пор бороды отросли, амбиции поутихли, и проблемы, которые чуть было не принесли в родную деревню, растворились во времени.
Пёстрый остановился, прислушался. Треск кустов слева и заяц — это точно был заяц, но громадный, — длинным прыжком пересёк едва видную тропку и скрылся в овраге. Перед путником, ещё глядящему вслед зверю, появился человек в чёрном с арбалетом в руке и колчаном за спиной и тут же попятился, распахнув чёрные раскосые глаза.
— Мару? Что ты здесь делаешь? Тебя Бэн искал. Мы думали, ты ушёл, — переложив арбалет в другую руку, сказал человек в чёрном.
— Чиён, мои милый, полный страстей Чиён, — пропел человек в пёстром, — я не могу уйти. Терпеливо жду возвращения нашего предводителя.
— Рихарда? Ты думаешь, он вернётся?
— Никто не может утверждать обратного.
— Если он будет близко… Тот хозяин ночлежки, где мы остановились, Арчибальд Ястреб, его увидит. У него есть такая способность.
Мару прикрыл глаза и ничего не ответил. Он ещё помнил недавнюю стычку с этим щенком с арбалетом и не собирался прощать.
— Ты в Макавари же сейчас? Найди Бэна. Он там лекарскому делу учится. И где, мрак возьми, ты был, когда Бэна похитили пираты? — голос Чиёна поднялся до крика. Человек в пёстром равнодушно глянул на него и пошёл дальше. — Проведай его! — донеслось сзади.
Чиён тоже не забыл стычки: своего безумного импульса, злости, обиды. Не понимал, чем его так зацепил горец. Что-то было в нём, было…
Взглянул на свою правую руку. Разбитые тогда костяшки ещё саднили. Он думал о Мару, а вспоминал Рихарда, будто заметил связь между ними, ему недоступную связь. Пытался её провести и понять, но как в случае с прошлым, в памяти падала чёрная стена, отрезая от нужных ответов — какого мрака? — ведь это всё было недавно, а не когда-то⁈
Тьма захлёстывала Чиёна. Хотелось догнать горца, навредить, сделать больно… Но вместо этого он углубился в лес, на охоту за зайцем, стараясь не думать, не вспоминать, чтобы не сделалось хуже. И память… Проклятое позабытое прошлое — что сулило оно по своему возвращению? Нечто ужасное? Наверняка. Чиён громко выругался и влепил себе оплеуху. Больно. Но это то, в чём он нуждался сейчас.
Путь до города был не слишком дальним. Стоило пройти узкий разлом в скалах, как открывался вид на широкий тракт с красными деревянными арками над ними. А где-то впереди, за дорогой и полями, не видные в дымке, возвышались под снежными шапками Красные, Фениксовы, горы. Мару медленно брёл по обочине, читая на столбах арок прибитые под козырьками объявления.
Большие афиши зазывали на бои, которые пройдут пятого мая, всего через пару дней. Тут же висели предложения купить рыбу и мех зайцев. Множество объявлений предлагали работу охранниками караванов. Рядом, будто в насмешку, скалились портреты преступников — «живым или мёртвым, вознаграждение…». Мару вытащил из поясной сумки несколько кошелей, пересчитал монеты, посмотрел на цены за разыскиваемых, вздохнул и направился в город, отмахиваясь от пыли, поднятой проезжающими телегами. Некоторые морды совсем недавно виделись близко-близко в комнате с красным фонарём.
Пустой живот напомнил о себе глухим урчанием, стоило аппетитным запахам из ближайшей таверны на отшибе пощекотать нос. Из двери как раз вышла компания в маленьких треугольных шапках, сыто и лениво переговариваясь. «А мне казалось, едальни тут только в центре бывают», — пробормотал пёстрый странник и нырнул в незакрывшуюся дверь.
В полумраке заведения виднелись всего две фигуры за и перед стойкой бара, над которой на цепях висел тележный обод со свечами. Мару хлопнул по столешнице самым маленьким из своих кошелей и крикнул:
— Хозяин, накорми меня! За деньгой не постою! Мясного, овощей туда, хлеба побольше, яиц пару, а лучше пять, и пива в самую большую кружку, какую найдёшь в своих запасах!
— С голодных гор сошёл? — раздалось сбоку.
Мужчина, стоявший за стойкой, нагнулся к маленькому окошку, передал заказ на кухню, а взамен вытащил длинную деревянную тарелку, на которой румянился надрезанный вдоль рулет с рыбой. Мару проследил за тарелкой, шумно сглотнул слюну и глянул на того, кому ушло лакомство. Тот, явно ожидая ответ на свой вопрос, глядел смело, ловкими пальцами в тонких кольцах разламывая рулет на небольшие, пышущие жаром кусочки.
На незнакомце была короткая куртка из бурой кожи, надетая поверх оранжевой рясы без пояса, на коленях лежала котомка. Стрижен почти под ноль, лишь с левого виска сбегали под воротник три рыжеватых косички. В правой ноздре блестели два золотых колечка. Под длинными ресницами насмешливо щурились серо-голубые глаза.
— Не жуй язык — ешь! — сказал паренёк, указывая на ломти рулета.
— Хозяин, ещё одно пиво моему новому другу! — крикнул Мару и цапнул кусочек из середины, где было больше начинки.
Подали пиво и молодые люди стукнулись кружками. Мару хлебнул, едва не подавился, незнакомец чинно пригубил своё, оттопырив мизинец.
— Ты паломник что ли? — спросил человек в пёстром, таская руками еду из тарелки собеседника. Тот в ответ кивнул. — Один? И не страшно?
— Ни к чему страх, терять нечего если.
— А жизнь?
— Велико ли дело — жизнь, если лучами Солнца переродимся и своим теплом будем согревать эту землю все мы⁈
— А, так ты из этих, которые с материка Роиза? Они там все, как я слышал, Солнцу поклоняются.
— Мои предки оттуда. Родину навестить хочу, — незнакомец улыбнулся тонкими, перепачканными соусом губами.
— Тебе дотуда пилить и пилить… — протянул Мару и вскочил, едва не вырвал у хозяина таверны тарелку для себя, где в густом бульоне лежал кусок хорошего мяса, ломти картошки, моркови, жареные яйца и целая пирамида хлеба с краю. — Угощайся!
Несколько минут молча и жадно ели. Затем оба едока разом выдохнули и откинулись на спинки стульев.
— Как твоё имя?
— Я имя своё говорю в обмен на твоё, — прищурился паренёк в рясе.
Мару посмотрел на съехавшую с колен котомку, там, где она лежала, под тканью отчётливо вырисовывались короткие ножны и загнутая рукоять кинжала.
— Так и быть! Да и вообще это не секрет. Моё имя Мару. А твоё имя, паломник? — и он взглядом указал на ножны. Собеседник пожал плечами и прикрыл столь не свойственный паломникам предмет.
— Я Зраци зовусь.
— Так выпьем же за знакомство!
Они громко чокнулись деревянными кружками, выпили, рыгнули и снова набросились на еду.
— Ты не знаешь, Мару, часто ли можно уехать отсюда с кем?
— Не имею ни малейшего представления. Эй, хозяин, караваны берут к себе людей?
— Только в охрану, — прогнусавил мужчина за стойкой и окинул придирчивым взглядом посетителей. — Вас не возьмут — дохлые больно. А разбойни на дорогах, как рыбы в море. Да и после пятого все на поля пойдут, посевная же.
— А как узнать, какой караван когда отъезжает?
— Дак, на площади главной, на набережной. Там рынок, склады — вся жизнь. Да и завтра скобянщиков три телеги отправляются в полдень на юго-восток. Так ты ж столкнулся с ними, наверно, когда заходил⁈ Эти, в шапочках.
Мару пожал плечами и снова обернулся к собеседнику.
— А ты торопишься?
— Я достаточным временем владею, чтобы ждать.
— Ничего не обещаю, но я и мои спутники отправляемся на юг, — с деланной неохотой произнёс Мару и потёр подбородок.
— Как скоро будет это? — повторив его жест, полюбопытствовал Зраци, в глазах его светилось любопытство.
— Кто бы мне это сказал, — выдохнул Мару. — Может, завтра, может, через третину, или вовсе через месяц — тут не угадаешь.
— Что дату отбытия определяет вашего?
— Возвращение нашего предводителя. Он отлучился по одному важному делу. Но как только вернётся, мы купим повозку и покатим познавать этот большой и чудесный мир! — Мару широким жестом обвёл таверну.
Зраци проследил за его рукой, промелькнувшей в опасной близости от лица, глотнул пива, медленно повторил несколько раз, будто распробовал слово:
— Пред…водитель? Пре…дво…дитель? Предво…дитель…
— Да. Ведущий вперёд это значит. — Мару выхлебал своё пиво и заказал ещё на двоих.
— Слишком длинно. Командир лучше — быстрее говорить.
— Не, командир — это который командует. А наш — нет. Ему бы самому кто сказал, что делать.
— Ведущий? Старшой?
— Что ты, солнце тебя спали! Какой старшой — он младше меня⁈
— Тебе лет сколько?
— Восемнадцать! Самое время отправиться в странствие. А тебе, раз у нас тут такой задушевный разговор, сколько лет?
— Столько же. И я полностью тебя поддерживаю в этом возрасте для пути.
— Ты так странно говоришь. У вас там все так выражаются?
— Как? Я хорошо говорю. Мы дома все хорошо говорим!
— Дома? Так у тебя есть семья?
Зраци цыкнул, будто лишнего сболтнул, стряхнул крошки с рук и показал кольца на пальцах. На левой их было по нескольку на каждом. На правой только одно.
— У меня старший брат, — оттопырив правый мизинец с тонкой полосой металла, ответил он и добавил, указав на другую кисть: — и двенадцать младших сестёр. У нас традиция — каждого близкого родича носить при себе.
— А ты? И твои родители?
Зраци сморщил нос, вытянул из-под куртки длинные косички. Каждая из них заканчивалась небольшой золотистой звёздочкой, вписанной в круг.
— Это есть мама, папа и дедушка. Я есть я, — ткнул себя кулаком в грудь.
— Ну вот, а говоришь, что терять нечего, — Мару хлопнул собеседника по плечу. — Если ты где по случайности помрёшь, вся твоя родня будет грустить. Не надо их огорчать… — Он убрал руку и отвёл взгляд. Через несколько секунд предложил: — Давай дождёмся нашего предводителя и отправимся вместе, так надёжнее будет. И как ты вообще сюда попал?
— Много дней пути — земля, вода, снова земля.
— А, так ты с той стороны реки Разлучинки пришёл, через Лагенфорд, да? — спросил Мару, собеседник вытаращился и часто-часто закивал, хлопая ресницами. — Тогда понятно. Я слышал, что там все немного странные. А здесь ты где остановился?
— Тут, второй этаж, комнаты, — Зраци указал в потолок. — Дорога близко, людей мало.
— Понятно. Хозяин, сколько с нас?
Мару расплатился за двоих и предложил поискать Бэна.
— Понимаешь, это мой друг. Он очень добрый и наивный малый. Постоянно обо всех беспокоится, прям как мамочка, а сейчас постигает тут лекарское дело.
— Он твой спутник для поездки на юг? — осторожно спросил Зраци, поглядывая на собеседника.
— Да. Есть ещё один, но я не уверен, пойдёт ли он с нами.
— Он плохой человек?
— Встречаются и лучше, — фыркнул Мару и повёл Зраци в ночлежку к Арчибальду Ястребу, рассчитывая там встретить Бэна. Но не тут то было, зато старикашка в толстых очках подсказал, где найти лекарей, и новоиспечённые друзья отправились на неспешную прогулку по городу, выискивая нужный дом.
Недалеко от здания с большими окнами развернулась драма. В центре неплотного кольца людей две дамы в закрытых одеждах с вышитыми на груди солнцами громко тараторили, размахивали руками. Напротив них, покрасневший, с плотно сжатыми губами, стоял пухлый парень с медового цвета волосами, держа на руках мальчика лет семи. Позади парня возвышался крепкий, уже в возрасте, мужчина. Длинные лисьи хвосты его шапки лежали на могучих плечах, поднятый воротник тяжёлой куртки добавлял воинственности. Непохоже, что мужик был при оружии, но одного его вида хватало, чтобы подумать десять раз, прежде чем лезть на рожон. Мару, конечно, не собирался, но на всякий случай ускорил шаг. Мало ли, вдруг у этого хрыча какие претензии к Бэну.
— Мы придём ещё! Мы будем требовать у городового! — распалялись наперебой женщины.
— Как пожелаете, — разомкнул бледные губы паренёк. — Вы не можете забрать его силой. А он уходить отсюда не хочет.
— Ему там будет лучше!
Мару тронул одного зрителя за рукав, полюбопытствовал:
— Что это за вольный спектакль?
— Да эти чокнутые опять тянут лапы к нашему Ерши. А он, гляди, прикипел к лекарёнку Доброго — клещами не отодрать.
— А куда забрать?
— Да в храм свой. Говорю же: чокнутые! Они поклоняются мёртвому богу — Сойке-Пересмешнице. Как они её называют — Великомученица. Мол, в храмах своих собирают детей, что без родни остались. А Ерши-то наш, общий. Ему все в Макавари мама-папа. Пока лекарёныш не объявился, Ерши почти согласился с ними уйти. А теперь совсем никак.
— Да-а, незадача с этими ничейными, — протянул Мару и обернулся к Зраци. — Ты пока паломничал, встречал кого из этого храма?
Парень в оранжевой рясе покачал головой и сказал, наклонясь к уху собеседника:
— За пребывание здесь моё, слухи доходили разные: люди пропадают и дети в том числе. Доверия мёртвые боги не вызывают.
— Полностью с тобой согласен! — Мару раздвинул людей и вступил в круг, приковав к себе взгляды окружающих. — Прекрасные дамы, — обратился к крикуньям, обвился вокруг них, заглядывая в глаза, едва уловимо поправляя растрёпанные одежды, касаясь выбившихся из-под чепцов прядей, поглаживая руки и плечи. Женщины замолкли, не сходя с места, следя за человеком в пёстром. А тот, понизив голос почти до шёпота, ворковал: — Милые, очаровательные леди, не соблаговолите ли вы своими красотой и честью, своими изысканными манерами украшать этот, безусловно, не достойный вас город? Вы так чудесны, так добры. Ваши сердца, наверняка плачут от боли за обездоленных деток. И их беды становятся вашими, ложатся тяжким бременем на ваши хрупкие плечи…
Его ладони проскользили по широким, пухлым плечам одной из дам, и та закрыла глаза, медленно краснея. Другая ревниво глянула, но тут же ойкнула, когда смуглая рука легла на её поясницу, поднялась вверх, спустилась и снова вверх до затянутой в тугой воротничок шеи. Дамы невольно придвинулись к человеку в пёстром, а тот, не переставая их гладить, нараспев говорил:
— Мне больно смотреть, как ваши силы растрачиваются на это дитя. Я уверен: тут ему дом обеспечен. А в мире так много несчастных малышей, которые могут откликнуться на ваше страстное желание помочь. Они будут вам более благодарны. И вы сможете быть чуточку счастливее рядом с теми, кто открыт сердцем к вам так же широко, как и вы к нему.
— Вы… Вы нас заговариваете, — дрожащим полушёпотом возмутилась одна из дам и попыталась оттолкнуть Мару, но тот прижал её голову к себе и сказал что-то совсем неслышно, отчего женщина густо покраснела и ахнула.
— Вы такой негодник! — вступилась другая, одной рукой безуспешно расцепляя пальцы Мару на плече товарки, а другой крепче обнимая его за шею. — Как вы смеете святым послушницам говорить столь…
— Это всего лишь маленькая правда, очаровательная леди, — мурлыкнул он и потёрся кончиком носа о её щёку. — Я просто не хочу, чтобы вы, обе такие славные, растрачивали себя попусту в этом неблагодарном месте. Почему бы не отправиться в путь? В путь, туда, где не будет таких грубых мужланов, не понимающих истинной ценности ваших намерений⁈
— Но мы застряли тут надолго! Совсем непонятно, когда пойдёт хоть один караван в сторону Заккервира, — капризно ответила другая.
— Завтра в полдень. Я хочу вас проводить.
Подмигнув оторопевшему Бэну и продолжая лить сладкий сироп речей в покрасневшие под чепцами уши, Мару увёл женщин с площади, но через пару минут вернулся. Толпа уже разошлась, исчез и мужчина в лисьей шапке.
— Фух, прекрасные леди доставлены в свою гостиницу. Завтра они отправятся в иные места со своей великой целью и всё будет отлично. О, Бэн, ты себе ребёнка завёл?
Он легонько пощекотал мальчика и тот хихикнул, спрятав лицо в вороте куртки толстяка. На ветру затрепетал пустой рукав детской кофты. Мару серьёзным взглядом окинул Бэна и малыша, покачал головой. Ученик лекаря неловко улыбнулся.
— Спасибо за помощь. Не знаю, что бы я без тебя делал.
— Да пустяки. Ты на меня можешь положиться всегда и во всём. — Горец поискал глазами Зраци, стоящего в отдалении, поманил.
— Их стало ещё больше, — с удивлением сказал Бэн, касаясь золотых украшений на волосах Мару, пока незнакомый ему парень неспешно приближался. — И где их только берёшь такие одинаковые, у тебя ведь все вещи в ночлежке остались?
— Не думаю, что это важно? — уклонился пёстрый от вопроса. — Знакомьтесь: это — Бэн, мой самый обожаемый друг; а это — Зраци, он паломник и ему с нами по пути.
Человек в оранжевой рясе чуть поклонился. Ерши, перестав скромничать, разглядывал подошедших во все глаза, а затем воскликнул: «Две курочки-пеструшки!» — и залился звонким смехом. Ребята неловко переглянулись и тоже засмеялись.
Отдав в лекарском крыле малыша на попечение нянечкам и Добромиру, троица направилась к морю.
— А сколько мелкому лет? — спросил горец.
— Девять. Он просто… Ну вот такой, — пожал плечами Бэн.
— Хм-м, недокормленный какой-то…
— Ребёнок плохо ест — мало растёт, — со знающим видом закивал Зраци, сжимая в кулак руку с сестринскими кольцами.
Ученик лекаря, обратился к Мару, поглядев на свои ладони:
— Я говорил с Чиёном. Он пока не хочет никуда уходить, даже если Рихард вернётся. Он наставников себе тут нашёл и работу. В боях участвовать собирается через пару дней.
— На смену одному пришёл другой — таков порядок нашей жизни. Разве Зраци не достойная замена Чиёну? А? Глянь на него, Бэн! А что у тебя с пальцем. С большим? Он будто плохо гнётся.
— Сломал, когда пираты напали.
— Какие страсти. Ты бы себя поберёг, — не стал расспрашивать Мару и обратился к Зраци, идущему слева: — А ты как собираешься на материк Роиза попасть? Это же за морем.
— Корабли не ходят туда? — тот вздёрнул брови. — С попутным судном отправился бы я. Мне говорили, что с Нархейма уплыть можно.
Их разделила бричка с худой лошадёнкой. Мару цепко смотрел на Зраци, отрезанного от него и Бэна. Когда пыль улеглась и ребята снова сошлись, человек в пёстром широко улыбнулся, прикрыв золотые глаза:
— Кто знает, может и оттуда ходят корабли. Нам, северянам, это неведомо.
— Вы на юг путь держите куда?
— Мы будем проездом в Цветочной Столице, а дальше посмотрим, — твёрдо ответил Бэн.