Рихард Феникс. Море. Книга 3

Глава 79 Продолжение аудиенции у мэра

Чиён

— Я хочу с тобой сразиться на боях, — заявил Тень, помогая наставнику разделывать огромного тяжеленного зайца, за которого причиталась горсть крупных монет.

— Продержись до финала, а там посмотрим, — задиристо ответил Вааи и отдёрнул руку, когда ученик чуть случайно не коснулся её, вытягивая длинную белую жилу.

С того дня, с того унизительного осмотра, когда наставник заподозрил ученика в связи с убийцами Детей богов, их отношения стали натянутыми. Вааи держался в стороне, перекинул на сестру обучение рукопашному бою и даже не глядел на Чиёна лишний раз. Парень не понимал, что в голове у мужчины, но здорово обижался — уж слишком больно ему было от этого избегания, ведь Вааи сам обещал учить, а теперь что? Только охота, деньги, совместные приёмы пищи, да вот, в обувную лавку сводил, убедил купить удобные крепкие ботинки. Но Чиёну было этого мало. Он так надеялся сблизиться с кем-нибудь. Хоть с кем-нибудь. Найти в своей беспамятной жизни хоть одного близкого человека. А всё никак…

Даже Мауна, наставница, с ним была холодна. А он ведь не виноват! Не виноват, право слово! Не было отметин на теле, только клятые болты. Болты и чернота вместо прошлого. Слишком досадно, что ничего не помнил, не мог ответить достойно, как-то себя обличить и объяснить другим свою непричастность. Но болты с «Ликом зверя» отдавать не хотел — спрятал, — был в них некий ключ к прошлому. И ещё, вглядываясь в эти жёлтые круги на чёрном фоне, Чиён вспоминал Мару. Внезапная встреча в лесу выбила из-под ног почву, едва вернувшееся спокойствие ушло, а нечто ядовито-злое в душе пробудилось. Снова. И Чиён был бы рад выместить всё это в боях, и неважно, на ком. Он не звал туда своих спутников, но надеялся, что придут. Однако признавался себе, что если вдруг придётся сразиться с Бэном, то ему уступит — сдастся сразу, не посмеет поднять руку на того, кому обязан жизнью. А вот зо златоглазым горцем иное дело. Его хотелось убить.

— Эй, хватит мечтать! — окликнул Вааи, который уже натягивал шкуру зайца на большую раму для просушки. — Подай из того ящика кусачки, будь другом.

Чиён рассеянно кивнул и отошёл к дальнему стеллажу, открыл длинный ящик с инструментами, пошарил и застыл. В углу среди точильных камней, гвоздей, мотков бечёвки и скоб лежал обломок рога оленя. Дыхание перехватило, пол покачнулся. Что-то прорывалось из памяти миражами: большая зала, музыка, громкий смех. Рога. Повсюду рога. Золочёные рога у человека напротив, нет же, не человека, а Энба-оленя. Женщины. Стычка. Драка. Долгий бег по лестнице. Спрятаться, не подчиняться. Грохот стекла и треск его под ногами. Необъяснимое желание найти оружие. Ряды манекенов в странной одежде, картины со сценами баталий, макет корабля и рога. Множество рогов на длинном столе. Среди них обломки мечей и стрел. Арбалеты, целый, полный болтов, колчан…

— Тщ-щ, дыши ровнее, медленнее, Чиён! — голос пробрался назойливым жужжанием в уши, вытаскивал рыболовным крючком из пучины памяти.

Прохладная ладонь наставника прикоснулась ко взмокшему лбу. Хорошо.

— Ты что-то вспомнил?

— Не знаю…

— Может, не будешь на боях драться?

— Надо. Надо выпустить это всё…

Нолан

Нолан не унимался, тысячи вопросов роились в голове, и он старался выбрать те, что приведут к наилучшему результату.

— От Пестролеса через Ярмехель и мост Северная Звезда до другого берега реки внушительное расстояние, которое вряд ли хозяева земель позволят преодолеть чужакам просто так, нахрапом, — он подчеркнул полоску в самом узком месте реки Разлучинки, где, судя по карте, было довольно мелко. — Если Пестролес опасается нападения, то почему бы не разобрать мост?

— Вы не понимаете! — Виктор ударил кулаками по столу. Крышка чернильницы подпрыгнула и со звоном покатилась. Мэр тяжело дыша глянул на стекло, покрывающее столешницу — цело — и вновь воззрился на Нолана. — Тогда мы точно потеряем связь с тем берегом и золотом… То есть, с Энба-медведями. А у Бех-Абара есть лодки, как бы не корабли, хотя там подходящего леса почти нет. Приплывут, высадятся — ищи-свищи. И тогда ни Ярмехеля, ни Пестролеса, ни Заккервира нам не видать! — выпалил он и резко замолчал, будто сболтнул лишнего.

Урмё вступил в игру: поднялся, приблизился к столу, взял упавшую стеклянную крышку, с намёком на улыбку хрипловато спросил:

— Как давно заметили, что связь с городом золота пропала, господин мэр?

— С Энба-медведями, — с нажимом поправил тот, но всё же ответил: — Этой зимой, когда Ярмехель не получил в условленный срок отчёт оттуда. Гонцы пытались пройти по Северной Звезде, но на том берегу их ждал гарнизон под флагами Бех-Абара, хотя обычно проход был свободен. Они не стали слушать парламентёров и пригрозили, что будут атаковать ярмехельцев при попытке прорваться на тот берег. — Договорив, он моргнул, плотно зажмурив глаза, и вновь откинулся на спинку кресла. Видимо, чтобы старший детектив не давлел над ним так явно.

— И, если правильно понимаю, Ярмехель даже не сделал попыток? — Урмё крутил гранёную крышку в пальцах, мэр, как зачарованный, смотрел на неё, не мигая.

— Нет. Энба-олени не сражаются — вы же знаете.

— А связаться? Господин мэр, разве не было попыток отправить птицу с письмом или пересечь море Тарбах, чтобы добраться прямиком к Искателю?

Нолан молчал, наблюдая за игрой друга. А тот будто гипнотизировал Виктора. Казалось, ещё немного и Урмё даст отмашку на принудительный допрос. Мэр неопределённо мотнул головой.

— Были такие попытки. Птицы не вернулись. А лёд в этом году был обманчивый: под ногами крошился, а кораблям причинял ущерб. А после и не пытались, только видели у дальнего берега лодки.

— Тогда почему Лесоводье не присоединилось к попыткам прорваться? Всё же они — Энба-волки — вторые по силе после медведей.

— Их тогда было мало, сейчас ещё меньше, — махнул рукой мэр. — да и Патерио-Энба Жигъе Фаррю был против марша Энба-волков через Ярмехель.

— Нам известно, что Патерио-Энба уже много лет. Мне удалось разузнать, что у него была дочь, которая куда-то пропала. Где же она или его преемник?

— Она не пропала! — мэр переборол наваждение и поднял взгляд на лицо Урмё. Тот вопросительно вздёрнул брови и аккуратно вложил крышку в горлышко чернильцы. Виктор пожевал нижнюю губу, затем встал, решительно закрыл окно за спиной, обрубив птичьи трели, и, вернувшись на место, произнёс с тяжким вздохом: — Присядьте, господа детективы, в ногах правды нет.

Напарники вновь сели на жёсткие подушки дивана. Мэр переплёл пальцы перед собой, немного помолчал и серьёзно посмотрел на собеседников. Заговорил он гораздо тише, чем до этого:

— У господина Жигъе и вправду есть дочь. Но, по праву наследования в Ярмехеле, управление городом передаётся лишь по мужской линии. Род Фаррю стоит во главе Ярмехеля с самого его основания и ни разу не прерывался. Предвосхищая ваш вопрос, господин Урмё, отвечу: других детей у Патерио-Энба нет, а брать на смену дочь или чужого сына он не станет.

— Почему он не завёл ещё детей? — с недоумением спросил Урмё и зашёлся тяжёлым кашлем.

Нолан с тревогой взглянул на друга, тот замахал рукой, мол, пустое, а сам хрипел в поднятый воротник куртки, сотрясаясь всем телом, на висках под рыжими кудрями отчаянно синели вспухшие вены. Виктор Справедливый предложил воды, Урмё отказался, достал из сумки фляжку с травяным настоем, несколько разных пилюль, выпил, ещё несколько минут хватал воздух белыми губами, пока наконец не просипел:

— Мэр, пожалуйста, не обращайте внимания. Так что там с наследниками Жигъе Фаррю?

— Два его старших сына погибли в битве при Ярмехеле четырнадцать лет назад, не оставив наследников. Сам Патерио-Энба был ранен. Ему… Хм… — мэр вдруг скривился и сгорбился, а от дальнейших его слов обоих детективов прошиб холодный пот: — Ему в той битве оторвало причинное место.

Минутой молчания почтили прерванную династию. Затем мэр продолжил.

— Когда Радонас вернулся, мы подписали трёхсторонний пакт: в течении тринадцати лет по дну реки Разлучинки будет проложена цепь, чтобы поднимать против течения корабли. Это улучшит наши отношения, как торговые, так и политические. Свою половину цепи Ярмехель должен был построить из железной руды Красных гор, наших гор! Но наши запасы иссякли. А подойти к богатствам Штрехнана не даёт мистическое явление бога Солнца и последующие за ним болезни. Первыми это выяснили жители Пестролеса. Они решили помочь Ярмехелю и тем самым заслужить место в Триединстве Энба. Ведь городу, где после войны появилось так много отверженных метисов, тоже нужна защита.

— И тогда случилась та эпидемия, из-за которой вызвали Микелу Мадастоса? — догадался Нолан.

— Верно, — кивнул мэр. Он взял крышечку чернильницы, покатал между ладоней.

— А Заккервир разве не был против того, что кто-то решил покуситься на их горы? — приложив ко рту платок, уточнил Урмё. Он старательно избегал взгляда друга и всем своим видом показывал, что работа превыше всего.

— Нет, они не считают их своими. И как я понял, побывав там однажды, предпочитают горы вовсе не замечать. Там что-то вроде поверья: «Чем меньше смотришь на них, тем меньше бед».

«То-то у нас всё наперекосяк», — мысленно отметил Нолан. Урмё начертил в тетради схему, обвёл нижнюю закорючку и спросил:

— И как же Ярмехель собирался решить эту проблему?

— Не только он, пакт касается и нас, Лагенфорда, — мэр вздохнул и глянул на дверь, видимо надеясь, что кто-нибудь зайдёт и прервёт неприятный разговор.

— Почему такой странный срок — тринадцать лет? — спросил Нолан, поглядев в записи Урмё.

— Это дополнительное условие. Патерио-Энба может стать лишь прямой наследник рода Фаррю, достигший совершеннолетия — двенадцати лет. Если к моменту завершения пакта Жигъе Фаррю покинет этот мир или новый наследник не взойдёт на престол, Радонас заберёт Ярмехель себе. Энба-олени в таком случае сами решают, как им поступить: остаться в услужении захватчиков или переселиться. После их отбытия господин Жигъе выдал дочь замуж и отправил к нам, в Лагенфорд. Но в пути они попали в беду, обстоятельства которой до сих пор неизвестны, и будущая мать наследника потеряла ребёнка и способность иметь детей.

У Нолана волосы на голове зашевелились. Он обернулся к Урмё. Тот выглядел обескураженным и всё ещё бледным. В глазах его полопались сосуды, под ними и на скулах залегла синева, на лбу блестели бисеринки пота. Чуть дрожащей рукой старший детектив вывел в уголочке листа имя, пришедшее обоим напарникам в головы. Эту догадку подтвердил дальнейшими словами мэр:

— Мы решили спрятать дочь Патерио-Энба среди обычных горожан. Она оставила прошлое имя в Ярмехеле и здесь взяла новое — Филиппа. Однако после недавних событий я не могу с ней встретиться и поговорить. Она бежала из своего дома вместе с мужем, Нгуэном Шау, из-за вашего, господа детективы, расследования. — Мэр развёл руками, надул щёки и шумно выдохнул: «пуф», — будто хотел этим сказать «вот так всё и было, поэтому расследование и закончено».

— Но разве признали бы наследником в городе чистокровных Энба-оленей потомка Энба и Тени?

— Отцом был не Нгуэн, а первый помощник господина Жигъе. За надругательство над дочерью Патерио-Энба его казнили, хотя мы были там с делегацией, когда всё произошло, и я могу вас заверить, что между ними были сильные чувства, которые глава города был не в силах принять. Он изгнал свою дочь, тем самым её защитив. А Нгуэн Шау был не против помочь содружеству двух городов таким образом.

— Лучше бы не изгонял, право слово, — поморщился Урмё, взглянул на зажатый в кулаке платок и убрал его в сумку.

— Кто ж знал, — развёл руками мэр. — Да и Патерио-Энба, несмотря на почтенный возраст, намерен править до самой своей кончины. А наследник бы только этому помешал.

— Неразумно… — покачал головой Нолан.

— Только с нашей стороны. Традиции есть у всех. И у вас, Фениксов, тоже. И не всем эти традиции нравятся, — резонно заметил мэр.

Нолан пропустил шпильку, взглянул на Урмё, тому ответов тоже было мало. Он чуть заметно улыбнулся напарнику, жирно обвёл другую закорючку в тетради, постучал по ней полуисписанным кончиком карандаша и обратился к Виктору:

— А как со своей стороны эту ситуацию планировал разрешить Лагенфорд?

— Здесь всё просто. Мы планировали к тому моменту породниться с королевством Прэстан, чьи запасы железной руды изрядны. Но это отложилось из-за всего произошедшего и суда… — Мэр горько усмехнулся и посмотрел на Нолана. — Опять ваша семья замешана, господин Феникс. Вы не находите в этом некую закономерность?

— Нет, не нахожу! Если всего два человека, не сведущие в политике, способны разрушить планы целого города, то эти планы и яйца выеденного не стоят! — твёрдо и без утайки ответил Нолан и спросил: — Если Ярмехель остался без ресурсов, то что они планировали сделать?

Мэр приподнял стёклышки очков, потёр глаза и пожал плечами. Когда он заговорил, в голосе вновь появились учительские нотки:

— Это ведь очевидно, господа детективы: выкупить у Радонаса вторую половину цепи. В принципе, они на то и рассчитывали с самого начала, чтобы сделать нас своими должниками. Но золото, нужное для этого выкупа, находится у Энба-медведей. Они должны были переслать его всё до конца этой весны. Как раз дошли слухи, что Радонас со своей частью цепи справился.

— Правильно ли я понимаю, господин мэр, что свадьбы Принцессы Теней Хайны и дочери Патерио-Энба должны были предотвратить возможное нападение в будущем со стороны Радонаса?

— Не только. Ещё южане обещали быть на нашей стороне против Бех-Абара. А теперь… А теперь всё пошло кувырком. К тому же Прэстан не так сильно заинтересован в Лагенфорде, как мы смели надеяться. Подарок принца принцессе был весьма формальным, а на наше письмо с ходом суда так и не дали ответ. Вероятно, Прэстан имеет несколько вариантов, чтобы закрепиться на мировой денежно-содружественной арене.

— Но тем не менем, как-то это нечестно выходит: решать соглашение между странами за счёт женщин. Вы не находите? — задумчиво произнёс Нолан и с силой потёр лоб.

— Вы ничего не смыслите в политике, господин младший детектив, — грустно улыбнулся мэр. — Женщины всегда были ценным ресурсом — у вас, Фениксов, разве не так? А что есть у одного народа, вполне может быть и у другого — все мы в основе своей одинаковые люди. Например, вы знали, что Бех-Абар по давнему соглашению отправлял своих принцесс в Радонас для продолжения рода?

— У них там склад с принцессами? — фыркнул Урмё. Нолан слегка улыбнулся, радуясь, что к другу возвращалась его привычная живость.

— Нет! Не прикидывайтесь несведующим хотя бы вы, старший детектив, — пожурил мэр. — Так у них называют дочерей в старших семьях кланов. Это название не имеет никакого отношения к нашему принятому понятию, хотя есть одно сходство: ценность девушек с таким титулом значительно выше, чем без оного. И любая принцесса Теней может стать матерью наследника правителя Бех-Абара.

— Какое соглашение у Бех-Абара с Радонасом? Откуда оно взялось? И не помешает ли оно вашему пакту?

— Как мы поняли при составлении пакта, то соглашение было расторгнуто и все контакты потеряны, — развёл руками мэр. — Этой традиции уже несколько веков, а её истоки мне неизвестны.

— Думаете, поэтому Радонас ухватился за Ярмехель, который с нами в содружестве, чтобы быть ближе к Теням Лагенфорда, заодно подчинив весь север на этой стороне Великой реки? — спросил Нолан и представил на краткий миг малышку Хайну, которую, завернув в красивую обёртку и перевязав ленточкой, отправляют в подарок далеко-далеко на юг, чтобы обеспечить тамошнему правителю продолжение рода. Абсурд!

— Я не буду это обсуждать, и рассуждать на эту тему не вижу смысла. Эта традиция просуществовала без нас долгое время, и кто мы такие, чтобы лезть в неё. К тому же я сильно сомневаюсь, что Радонас обладает подходящими людскими ресурсами для такого полномасштабного марша, — с лёгким осуждением произнёс Виктор Справедливый.

— Разве вам неинтересно это? — удивился Феникс.

— Интерес здесь ничего не значит, пока положение дел не вредит городу. Послушайте, господа детективы, ваше дело закрыто и…

— Кстати, об этом! — перебил Урмё. — А где сейчас леди Филиппа? Мы по незнанию доставили ей множество хлопот. Кажется, мы должны извиниться.

— Она просила передать…

— У вас же нет с ней связи⁈

— Она довольно односторонняя. С леди сейчас надёжный…

— Энба-олень, — продолжил за мэра Нолан. В голове его со щелчками вставали на место разрозненные кусочки мозаики. — Она в доме двенадцатого советника Маурицио Маушкина, не так ли⁈

Мэр отвёл взгляд, подпёр рукой подбородок, будто и слова больше сказать не собирался. Младший детектив принял это за согласие. Он вспомнил про пакт ненападения, подписанный Гурджегом Фениксом и князем западных Энба-волков Азару. Взглянул на карту. Линия-связь между их племенами пролегла через Лагенфорд. И, будто прознав об этом, через год пост двенадцатого советника занял Энба-олень из Ярмехеля. И что бы это значило, к чему бы вело?

Снова мысли о кукловоде полезли в голову. Города-точки пересекались на карте как неведомое ранее созвездие. И Нолан всё более отчётливо видел, как гладко всё сходилось: северный берег на западе от реки Разлучинки стремился соединиться в одно большое и плотное государство. Но зачем? Против кого нужна такая сила? Кто станет во главе этой махины? Какой город назовут столицей? Размышления прервал вопрос напарника:

— Господин мэр, вы сказали, что Прэстан в нас не заинтересован. У вас есть более весомые доказательства этого?

— Вы читали газету от первого мая? — окольно зашёл Виктор.

— Нет. У меня было много других забот. Лишь от второго.

— Там было сказано, что корабли Прэстана, Гристена и Радонаса совершили между собой торговые сделки в Макавари. Это значит, что им больше импонирует сотрудничество друг с другом, чем с нами или Ярмехелем. Более… — он причмокнул губами, — Положительная практика. Тогда как у нас всё закончилось нелепым представлением и судом… — И снова обжигающий взгляд на Нолана. Тот в ответ мотнул головой.

— Мой сын не виноват! Эти артисты из Цветочной Столицы подняли весь этот шум! — Он не успел подумать, как выпалил: — Может это она против нашего союза с Прэстаном.

Мэр подскочил, сверля Нолана взглядом, замер и рухнул в кресло, казалось, без сил. Голова свесилась на грудь, из ослабевшей руки выскользнула пробка от чернильницы, упала и, дребезжа, покатилась по столу. Едва шевеля губами, Виктор произнёс:

— У меня нет больше сил выслушивать ваши пустые домыслы. Аудиенция окончена. Прошу, господа, покиньте кабинет.

— Нет, — твёрдо сказал Нолан и поднялся.

— Нет? — переспросили Урмё и мэр.

— Нет! — повторил Феникс, обернувшись к другу. В его лице он читал понимание и страх, отвернулся, подошёл к столу и в оконном отражении заметил огонь в своих глазах.

— Господин мэр, я задам последний вопрос. Можете не отвечать, просто подумайте над ответом. Хорошенько подумайте.

— Да что вы себе?.. — Виктор выпрямился, на лице его вновь появилось возмущение, ещё немного и оно сменится гневом. Но стоило ему взглянуть Нолану в глаза, как он пропал. Все чувства и эмоции сменились отрешённым выражением, по лбу и лысому черепу поползли крупные капли пота. Феникс не стал ждать дальнейшей реакции: сила рвалась наружу. Воскресить её, выпустить было легко. И мэр обмяк в прозрачных ладонях, искры-буравчики пронзили его голову от виска до виска.

Нолан глубоко вдохнул и, взвешивая каждое слово, спросил:

— Кто такая Хайна Принцесса Теней?

Он услышал за спиной судорожный вздох Урмё, но воспоминания мэра уже просочились через чёрный лёд забвения, проломили его и устремились к Фениксу бурным потоком, унося прочь от берегов реальности.

…Темнота. Скрип, будто на стуле раскачивались. Полоса света сверху. Что там? Знакомые до отвращения фигуры, перетекающие друг в друга, гротескные, — фреска «Падение Милитикатры». Голос, полный страдания:

— Они сказали, что им нужнее. Забрали. Забрали у меня Эннику. Чтобы не сказала никому, не обличила… Предали. Предали слово заветное, слово от смерти охраняющее, врачебное… Вот так легко. Не за деньги. За благо. Посулили благо великое нам всем. А я, говорят, того. Не надо, говорят, мне этого. У меня, говорят, сын есть. А что мне сын⁈ Чиён — сорняк. Прорастёт и на улице. А дочку… Я всегда хотел дочку. И вот… Получил. И лишился. И Эннику, Эннику мою забрали. И Хайну мою забрали. И больше никому я не нужен… Ты друг же мне… Сделай что-нибудь, а? Ну чего стоит тебе, а? Верни мне дочку, верни мне мою Хайну! Почему ты молчишь? Почему? Что это? Запах… Брага из кокке, да… Да, не надуришь. Хочешь, чтобы я забылся, забыл. Вик, ты друг мне и товарищ, если думаешь, что мне это поможет, так тому и быть — приму. А Хайна… Моя доченька, пусть она будет счастлива в новой семье…

…Темнота. Блеск заступа в руках. Голос будто изнутри головы:

— Что это? Дневник… Сколько можно хранить бывших жён в своей спальне, а, Нгуэн? С глаз долой. Время лечит. Меня излечило, и тебе поможет. — Стук комьев земли, ещё различима знакомая крышка сундука…

…Темнота. Мозаичные глаза на крошечном детском лице.

— Дедя, давай поиглаем!

— Во что?

— В плавду! Люблю плавду. Кто совлёт, тот умлёт.

— Ваше высочество, тебе ж всего шесть лет! Откуда такие страшные слова знаешь?

— Наю! Папа казав!

— Ох уж этот папа. Вот будет тебе лет семнадцать, тогда и поиграем.

— Неть! Завтла!

— В семнадцать, а лучше в восемнадцать.

— Семацать — многа! Одицать!

— Шестнадцать.

— Многа! Динацать!

— Пятнадцать!

— Тинадцать!

— Четырнадцать?

— Тинацать с паавиной!

— Хорошо.

…Темнота. Снова мозаичные глаза на бледном, будто кукольном лице. Но уже постарше. Едва слышен скрип и шелест кожистых крыльев, рваный блеск покачивающихся золотых треугольников по обе стороны всё ещё не взрослого лица.

— Дядюшка Виктор, сегодня мне ровно тринадцать с половиной лет. Смею надеяться, что вы помните наше обещание?

— Да, принцесса, я помню.

Из темноты протянулись тонкие белые руки, маленькие пальчики ощупали лицо — так знакомо, так явно.

— Когда люди не врут, они красивые. Будьте красивым, дядюшка Виктор.

— Хорошо, принцесса. Во что сыграем?

— В карточную башню. Вы помните, как показали мне однажды эту игру? Я рада. По чьей вине башня упадёт, тот рассказывает о другом правду.

— Хитро придумано, принцесса! Только у меня руки постоянно трясутся.

— Тем больше я узнаю о себе. Пожалуйста, начнём…

Башня падала, и падала, и падала из раза в раз.

— … Да, дядюшка, теперь я понимаю, что за сны мне снились, чьё прошлое я видела, почему не могу ходить в тенях, но меня сжигает солнце. Любовь способна творить чудеса, вы не находите, дядюшка Виктор?

— Как? Как ты заставила меня сказать это, принцесса?

— Благодаря дару видеть души, что пришёл ко мне от бабушки моей Ангуис. И дару заклинания, коим наградил меня дедушка, светлый Чародей. Теперь я это знаю точно.

— Принцесса Хайна, что… Что ты будешь с этим делать? Я не хотел…

— Простите, дядюшка, я знаю, что вы не хотели мне говорить это, но больше мне было не у кого это спросить. А теперь, с ваших слов, я могу рассчитывать на союзницу. И хорошо, что мне не нужно звать её мачехой.

— Принцесса, чего ты хочешь?

— Всего лишь наказать бесчестных лжецов. Ложь порочна. Единожды солгав, человек обрекает себя на долгую и мучительную смерть, оскверняет себя страшным грехом. И скверна эта расходится и на других. Нам никогда не познать счастья, пока все вокруг лгут. И вы, дядюшка Виктор, пожалуйста, не будьте против моих стремлений, не оскверняйте себя и наш город и оставайтесь таким же красивым…

И Нолан, вываливаясь из липких воспоминаний мэра, вновь увидел день представления. Тогда он вместе с сыном встретил потерявшуюся принцессу Теней, и он ей солгал: сказал, что живёт в обычном доме, а не в скальном, в пещере, как было на самом деле. Такая незначительная ложь, уловка, утайка — а сделала его целью стрелка, Чиёна, брата по отцу принцессы Хайны. Так за что же она обошлась с ним так? Мысли скакали, а кто-то тянул к двери, жёстко заламывая Фениксу руки, не позволяя взглянуть на мэра. Держал не Урмё — другие. Мягкий шелест одежд, стук подкованных каблуков, древко короткого копья на границе зрения

— Было ли что-нибудь ещё? — выкрикнул Нолан, не пытаясь сопротивляться, чтобы не сделать хуже.

— Только забвение, — едва слышно шепнул мэр.

Дверь захлопнулась перед носом. Нолана наконец отпустили. Перед ним, скрыв лица способностью Теней, стояли Хайме и Йон-шу. Позади них застыл Урмё.

— И как же вы поступите с новыми знаниями? — процедил Хайме.

— Никак. Я ей должен за сына, — поморщился Феникс и, обогнув советников, отправился прочь. — Идём, Урмё! Дело закрыто.

Напарник догнал его через пару минут на боковой дорожке в саду мэрии, показал гербовый лист со штампом «Завершено!», сказал:

— Я спросил, что делать с Тавиром, который находится у Радонаса. Мэр ответил, что в Ярмехеле есть с ними связь, можно оттуда послать запрос, чтобы вернули мальчишку. Но поскольку Тавир сбежал без разрешения и рекомендации после объединения Лагенфорда с деревней Фениксов, его будут считать отступником и по возвращению подвергнут суду.

— Гадство!

— Не то слово! Мэр на завтрашнем совете собирается составить запрос и отправить его в Ярмехель, а оттуда в Радонас. Подождём, что уж. Хотя мальчишке не позавидуешь. Пусть бы сидел на месте и никуда не дёргался лишний раз. Авось, там найдёт себе работу какую, второй дом. Я так понял, у вас его особо не любят, а так, считай, шанс на новую жизнь, — рассудил Урмё и натянул кепку на голову. Маленький козырёк совсем не давал тени на глаза, и старший детектив весело щурился, на свежем воздухе приходя в себя.

— Надеюсь, птицы доберутся без приключений, — процедил Нолан, а вспомнил Симона, как тот просил вернуть Тавира домой. Неужели это обещание так и останется невыполненным? Дурацкое первое дело после долгого перерыва — всё кувырком, всё не так, как прежде.

— Хорошо, что закрыли это дело, — кашлянув, сказал Урмё. — Мы бы всё равно не смогли подвязать сведения, добытые твоей новой способностью, к нему. Доказательств физических ведь нет. А умозрительные, сам знаешь, не очень-то тянут на настоящие.

— Но без них мы бы стояли на месте.

— Да, но…

— Я понял тебя, Урмё, — Нолан повернулся к другу, положил ему ладонь на плечо, — я постараюсь не прибегать к этой способности больше, раз ты так настаиваешь. По крайней мере без веских причин.

Напарник похлопал его по руке и широко улыбнулся:

— Спасибо! Тогда нам для полного счастья остаётся найти Чиёна…

— Сомневаюсь, что выйдет. Нам бы не мешать и не ввязываться во всё это больше. Их игра вылезла нам боком. Мы не в кукольном домике, Урмё!

— Легко тебе говорить, друг мой Нолан. Мы в этом по самые уши.