Поскольку телефон удалось вернуть, хотя бы об одной трате — и довольно существенной — можно не беспокоиться. Однако это вовсе не означает, что я горю желанием лишний раз спускать деньги на такси, так что предлагаю вернуться ко мне домой пешком. Клемент утвердительно хмыкает, и мы отправляемся в путь по улицам Камдена на север в Кентиш-Таун.
Мой спутник все помалкивает, мне же есть что сказать:
— Как думаете, Алекс нас не сдаст?
— Без понятия. Может, и нет.
— Что ж, успокоили.
— А чего ты от меня ожидал, док? Как-никак, это твоя работа втирать людям, будто все тип-топ, даже если на самом деле все не так.
— Моя работа заключается вовсе не в этом.
— Да ну? — фыркает великан.
— Даже близко нет!
— А тебе не надоедает? Целый день выслушивать чужое нытье?
— Нет, не надоедает, хотя, как у всех, бывают разные дни.
— Не, такая работенка точно не по мне, — заявляет Клемент и закуривает сигарету. — Я предпочитаю говорить как есть.
— Это я уже понял.
— Тебе и самому не помешало бы попробовать.
— Что попробовать? Вести себя как вы? Сомневаюсь, что мои клиенты это оценят.
— Кто-нибудь, может, и оценит горькую правду. Уж твоя-то жена точно.
— Что вы имеете в виду?
— А тебе никогда не приходило в голову, что далеко не каждому нужна подпорка — некоторым гораздо полезнее пинок под зад?
— В жизни все не так однозначно, — хмурюсь я. — Всегда приходится искать компромиссы, и дома, и на работе.
— В этом-то твоя проблема и заключается. У тебя кругом компромиссы, а они не всегда работают.
— Я думаю иначе.
— Думай что хочешь, но прав-то я. Если бы мы пошли на компромисс с Гитлером, сейчас мир был бы совсем другим.
— Это некорректный пример. Насколько мне помнится из курса новейшей истории, с Гитлером пытались заключить мир, это он не шел на компромиссы.
— Не-не, все было не так. Мы еще до начала войны пытались заключить соглашение, потакая этому психу. Даже чертова королевская семья перед ним плясала. Но мы же знали, что он затевает, и надо было пристрелить этого говнюка, едва лишь он взглянул на Польшу.
В истории Второй мировой я не силен, и потому возразить Клементу мне нечего.
— Может, и с Кингслендом можно пойти на компромисс? — не унимается он.
— Увы, не думаю, — капитулирую я.
— Ну вот видишь. Иногда можно и разгрести дерьмо, а иной раз уступать никак нельзя.
— Хорошо, я понял.
— И особенно это касается твоей женушки.
— Мне не хочется обсуждать эту тему.
— Почему? Потому что знаешь, что я прав?
— Нет, потому что вы не понимаете.
— Пф, чушь!
— Вы ничего не знаете ни о моей жене, ни о нашем браке, так что, будьте так добры, оставьте свои бестактности при себе.
— Да брось, док. Уж я-то всякого навидался.
— Ах вот как? — раздражаюсь я. — Может, вы слышали бессчетное количество раз, как она говорит, что ей незачем жить? Или видели, как она плачет, ощущая себя никчемной? Или видели список препаратов, что ей приходится принимать, просто чтобы продержаться обычный день?
— Что? Уж не хочешь ли ты сказать, что у твоей жены проблемы с башкой?
— Именно это я и говорю!
Ожидаемых извинений не следует. Как бы не так, Клемент и вовсе идет ва-банк:
— Тогда, док, ты еще даже большая тряпка, чем я думал!
— Да как вы смеете…
— Ты вроде как говорил, что твоей жене лучше будет жить в деревне, а?
— Что? Да, говорил…
— Ну так и хватит ходить вокруг да около! Чувак, действуй! Ты сам загнал себя в колею и боишься сказать лишнее слово, и пользы это не приносит ни тебе, ни ей.
— Весьма признателен вам, Клемент, за наставления. Определенно вы знаете больше моего, несмотря на мое университетское образование и дипломы по психотерапии.
— И это тоже твоя проблема, — сокрушенно качает головой великан. — Если не находишь ответа в учебнике — все, ты в пролете. Ты продолжаешь делать одно и то же, потому что так тебя научили. Как же это называется… Индоктринация?
— Несогласен.
— Еще бы. Но я свое мнение высказал, и тебе будет полезно принять его к сведению. Может, еще спасибо скажешь.
Я предпочитаю не отвечать. Мне и Лии вполне достаточно, не хватало только бредовых советов Клемента.
Так мы и молчим до самого дома, куда прибываем незадолго до девяти. На столе нас дожидаются два стакана и бутылка «Гленфиддик».
— Будешь? — осведомляется великан, без всяких церемоний откручивая крышечку.
— Как мило с вашей стороны угощать меня собственным виски. Наливайте уж.
— Все еще дуешься из-за того, что я тебе сказал?
— Нет.
— Вот и молодец, потому что нам предстоят дела. Тебе нужно выяснить через эти твои интернеты, кто владеет той квартирой.
Я усаживаюсь за стол, делаю глоточек виски и открываю ноутбук. Жжение в глотке напоминает о том, почему я редко употребляю крепкие алкогольные напитки, зато усталости как не бывало.
— Так что мне искать?
— Реестр недвижимости.
Нахожу сайт реестра.
— «Поиск собственника»?
— Вроде того.
Сведения снова не бесплатные, но, к счастью, разориться приходится всего лишь на три фунта. Наконец, я получаю ссылку на документ.
— Готово, — довольно объявляю я, снова пригубив виски.
Открывшийся файл подтверждает слова Алекса:
— Квартира принадлежит компании «Фолсом проперти холдингз лимитед».
— «Фолсом»?
Повторяю по буквам.
— Почему это имя кажется мне знакомым?
— А я впервые слышу. Может, это какое-то сокращение?
— Нет, это… Да что ж это такое, черт побери? — хмурится Клемент.
— Может, погуглить?
— Ага, давай.
Я набиваю в поисковике «Фолсом», и в Википедии находится: «Фолсом — город в округе Сакраменто, штат Калифорния».
— Не, не то…
— «Широко известен, — продолжаю я читать, — благодаря Фолсомской тюрьме, воспетой в песне „Блюз Фолсомской тюрьмы“».
Великан с такой силой стучит кулаком по столу, что подпрыгивает ноутбук.
— Так и знал, что слышал про этот Фолсом раньше, — торжествующе возвещает он. — Чертов Джонни Кэш… Вроде как он в той тюряге даже альбом потом записал.
— О, а вы же говорили, что Кингсленд его фанат?
— Так мне сказали.
Для полноты картины я гуглю и Джонни Кэша.
— Черт! — вырывается у меня, стоит мне прочесть отрывок его биографии наверху страницы.
— Что такое?
— Догадайтесь, где родился Джонни Кэш.
— Да черт его знает.
— Штат Арканзас. Город Кингсленд.
Мы молча смотрим друг на друга, переваривая выявленный факт.
— Неудивительно, что мы не обнаружили его в официальной базе данных, — произношу я наконец. — Кингсленд — ненастоящее имя.
— Похоже, тот старик был прав насчет своего фамильного древа.
У меня впервые появляется ощущение, что мы хоть немного продвинулись.
— Итак, копаем под «Фолсом проперти холдингз лимитед»?
— Ага. Вроде же есть какой-то реестр компаний?
— Да. Одну минуту.
Снова стучу по клавиатуре, и вот я уже на сайте Регистрационной палаты. Ввожу название фирмы и нажимаю клавишу ввода. Результат один-единственный, с указанием юридического адреса.
— Черт побери! — не сдерживаю я эмоций. — Поверить не могу!
— Что?
— Я нашел учетную запись по «Фолсом проперти холдингз», но их юридический адрес — бухгалтерская фирма в Виндзоре!
— Твою ж мать! Следовало ожидать.
— Разве законно использовать в качестве официального адреса бухгалтерию?
— Разумеется.
— Прекрасно. Значит, мы снова в тупике.
— А по самой компании больше ничего нет?
— Хм, сейчас посмотрю.
Перехожу на страницу фирмы, сверстанную с рядом вкладок: «Обзор», «Хронология подачи декларации», «Люди» и «Издержки». Первая предоставляет базовую информацию о компании, вроде даты регистрации и рода деятельности. Не то. Далее, «История» может вызвать интерес только при проверке балансовой ведомости или актуальности счетов.
Со все убывающим оптимизмом кликаю на третью вкладку, «Люди».
— Есть!
— Что там?
— Для «Фолсом проперти холдингз» указан только один директор, и, надо ж такому было случиться, его зовут Фрейзер!
— Наверняка тот, кто нам нужен. Как его фамилия?
— Рейнот.
Клемент молча таращится на меня, внезапно побледнев как полотно.
— В чем дело? Это же хорошая новость, верно?
— Скажи-ка еще раз, как его зовут? — отвечает он странно унылым тоном.
— Рейнот. Фрейзер Рейнот.
Великан смотрит на меня так пристально, что я даже оглядываюсь через плечо, нет ли чего или кого у меня за спиной. Нет, пусто. Что же вызвало у него такое потрясение?
— Клемент? Что случилось?
Он осушает стакан виски и вновь наполняет его, на этот раз тройной порцией. И затем повторяет процедуру: выпивает и опять наливает.
— Скажите же хоть что-нибудь!
— Рейнот, — безучастно произносит он.
Теперь озадачен я.
— Не понимаю. Что такого в фамилии Рейнот?
— Мужик, который грохнул меня… Его звали Роланд Рейнот.
Правило номер один психотерапии — подумай, прежде чем сказать. Наша задача — выслушивать. Не судить, не умасливать, не оказывать воздействие.
Делаю глоток виски и выжидаю, последуют ли подробности. Великан, однако, погружен в раздумья, лишь поглаживает усы. Поскольку я уже нарушил уйму правил профессиональной этики, пожалуй, еще одно нарушение погоды не сделает.
— Правильно ли я понял, Клемент: человек по имени Роланд Рейнот вас убил?
Он медленно кивает.
Но я слишком устал, чтобы вникать в эту чушь.
— Да это всего лишь совпадение!
— Как бы не так, — фыркает великан. — Теперь-то все встает на свои места… Тем вечером ты оказался возле гаражей вовсе не случайно — я должен был встретиться с тобой.
— Почему?
— Чтобы ты вывел меня на Рейнота.
— Зачем?
— Хотел бы я знать.
Вряд ли стоит надеяться найти здравый смысл на дне стакана, однако я готов попробовать. Когда я ставлю стакан на стол, Клемент все еще пребывает в изумленном оцепенении. Мне необходимо найти хотя бы крупицу здравого смысла в этом безумии.
— Хорошо, откажемся на мгновение от рационального мышления. Когда вас, хм… убили… Фрейзер Кингсленд или Рейнот был еще ребенком. И я совершенно не представляю, как его существование могло повлиять на факт нашей встречи. Этот тип — конченый психопат, но он не убивал вас.
— Не убивал. Его папаша убил.
— Этого мы не знаем! С чего вы вообще взяли, что они родственники?
— А сколько раз тебе до сегодняшнего дня встречалась фамилия Рейнот?
— Допустим, ни разу, но это же не доказательство!
— Ну тогда покопайся, док. И скажи мне, сколько в Лондоне живет людей с фамилией Рейнот.
Желая доказать свою правоту, возвращаюсь на сайт, где уже занимался поиском Кингслендов. Оказывается, во всем Лондоне лишь два человека с фамилией Рейнот, и ни одного из них не зовут Фрейзер или Роланд.
— Ладно, признаю, фамилия редкая, но с чего вы взяли, что между Роландом и Фрейзером имеется какая-то связь?
— Не знаю. Может, грехи отцов и всякое такое.
Пожалуй, все-таки настало время задать вопрос, от которого я уже несколько раз отказывался по причине его нелепости.
— Если мы говорим об одном и том же человеке, как считаете, он все еще жив?
— Очень сомневаюсь. Сейчас бы ему уже перевалило за девяносто, а уж Роланд Рейнот был тем еще козлиной — пил как сапожник, курил как паровоз и бесил чертову уйму людей.
— Очаровательный малый, и если вы правы насчет родства, становится понятно, в кого Фрейзер такой уродился.
— Я прав, — упрямо отвечает Клемент. — И если ты держишь меня за чокнутого, тебе стоило повстречаться с Роландом Рейнотом. Он считал себя эдаким камденским ответом «Крестному отцу». Пройдоха и брехло, вот кто он был на самом деле.
— Осмелюсь спросить, почему он на вас напал?
— Он задолжал кучу бабла автодилеру. Купил «ягуар» в кредит, но просрочил выплаты. Дилер и заплатил мне четверть сотни, чтобы я пригнал ему тачку обратно. Что я и сделал.
— Как-то это слишком, убивать за автомобильный долг…
— Все несколько сложнее. Я караулил возле его хаты и, пока он дрых после попойки, взял ключи у его жены, когда она собралась прошвырнуться по магазинам.
— Хм. Все равно чересчур.
— Мне пришлось ее уговаривать.
— О боже! Только не говорите, что вы угрожали его жене!
— Не, я не такой. Я обслужил ее на заднем сиденье роландовской тачки.
— Ну, знаете! — ахаю я.
— Потом выяснилось, что он наблюдал за процессом из окна спальни. Просто зассал спуститься и вмешаться.
— Стало быть, отымели его жену, а потом забрали машину?
— Вкратце так и есть. Он, похоже, принял это близко к сердцу.
— Подумать только.
— А еще избил до полусмерти жену.
— Ох!
— Ну я и кинул клич, что хочу потолковать с ним о его поведении. В свое время я творил много всякой херни, но на телок в жизни руку не поднимал. Это недопустимо, и я вознамерился преподать мудиле урок.
— И он решил нанести удар первым.
— Ага. Но только жалкий трус нападет из-за спины с крикетной битой. Вот таким гнусным куском дерьма был Роланд Рейнот.
— Сынок не многим лучше. Яблочко от яблони, как говорится.
— Вот-вот. Именно поэтому, думаю, мы с тобой и встретились тем вечером. Даже если Рейноту-старшему и удалось отмазаться от убийства, младший от меня не уйдет. Отныне это личное.
— И как вы теперь собираетесь разбираться с Фрейзером?
— Еще не определился, но правила изменились, док. Теперь дело касается не только тебя.
Помимо абсолютной безумности заявления Клемента, его желание отомстить создает дилемму. Что до меня лично, я хочу лишь, чтобы Кингсленд или Рейнот, или как его там, черт побери, навсегда исчез из моей жизни. Я просто хочу покончить с этой историей. Потому вопрос заключается в следующем: готов ли я принять участие в замысле Клемента, в чем бы таковой ни состоял? Ведь это же все равно что мчаться на сорокатонном грузовике без тормозов, причем на пассажирском месте, в ожидании неминуемой катастрофы.
Не то решение, что мне хотелось бы принимать, однако мне придется выбрать меньшее из зол. Тем не менее я не собираюсь полностью отказываться от своих принципов.
— Клемент, уточню на всякий случай: соучаствовать в убийстве я не стану.
— А кто сказал, что я собираюсь его убивать? Я не могу допустить, чтобы кто-то погиб… опять.
— Даете слово?
— Не могу, потому что это не от меня зависит. Ты все еще не врубаешься, да?
— Совершенно не врубаюсь.
— Все это — часть какого-то упоротого плана, которому я должен следовать. Я нашел тебя, мы находим Фрейзера, а уж что будет потом — почем мне знать?
— И все же хотелось бы понять, какую месть вы задумали.
— А я тебе уже говорил, что сам не знаю.
— Мне несколько не по себе от такой непредсказуемости. Я…
— На случай, если ты забыл, — перебивает меня великан, — этот мужик уже держит тебя за яйца, и если мы с ним не разберемся, тебе или твоей жене придется ой как несладко.
Ну вот, круг замкнулся, и нет смысла воображать, будто мое положение хоть сколько-то улучшилось, вне зависимости от мотивов Клемента.
— Хорошо, — вздыхаю я. — Мы находим Фрейзера, но я ни в коем случае не одобряю физической расправы. В том числе и потому, что месть основывается на какой-то бредовой истории.
— Вот тебе и обещанная непредвзятость, — фыркает великан. — А чего ты от меня ожидаешь, док? Считаешь, что я должен простить и забыть?
— Нет, хочу, чтобы вы пообещали мне только одно.
— Я не даю обещаний.
— Ладно, тогда просто подтвердите, что не наделаете глупостей, пока мы не разберемся, все ли в порядке у вас с головой. Так мы договорились, поэтому будьте добры придерживаться договоренности.
— Хорошо. — неохотно бурчит Клемент.
— Спасибо. Итак, поскольку теперь нам известно настоящее имя Кингсленда, каковы шансы отыскать его?
— Черт знает. В списках избирателей его наверняка нет, так что придется поспрашивать. Кто-то обязательно знает, где он ошивается.
— И когда?
— Да прямо сейчас и займусь, — объявляет он и встает.
— Мне пойти с вами?
— Не, док, я не в библиотеку собрался.
Я мирюсь с колкостью, ведь она подразумевает, что я остаюсь дома.
— Договорились. Встречаемся завтра утром?
— Загляну около девяти.
Он покидает кухню, и когда за ним захлопывается входная дверь, наливаю себе еще один стаканчик виски. Неужто я опустился до того, что в одиночку распиваю крепкие спиртные напитки?
Что ж, это только первый вопрос, раз уж настало время самокопания. Именно так все и начинается у тех, кого я каждый день вижу в кресле напротив. Одно безобидное решение ведет к другому, а потом, глазом моргнуть не успеешь, вся твоя жизнь летит в тартарары. Бабуля наивно устанавливает приложение «Бинго» — и вот уже у нее на пороге топчутся судебные приставы. Девушка соглашается на свидание — и просыпается матерью двоих детей, а ее прекрасный принц сидит в тюрьме за сбыт кокаина школьникам.
Если бы я отказался встретиться с Камероном Гейлом в «Герцоге», сейчас бы ничего этого и не было.
— Какой же ты кретин!
Делаю глоток виски и смакую жжение в глотке, поскольку оно отвлекает меня от собственных причитаний.
Одно ошибочное решение еще куда ни шло, вот только я сворачивал не туда буквально на каждой развилке. И увяз по самую макушку не вследствие своих поступков, а исключительно по собственной слабости.
Чем я только думал, заключая сделку с одним психопатом против другого? Образно выражаясь, тушил пожар бензином. И вот теперь выхода уже нет. Я заточен в мире бредовых идей и анархии, с его непонятными для меня правилами.
Мне необходимо обрести под ногами твердую почву. Отыскать хотя бы подобие нормальности во всем этом безумии. Я беру телефон и набираю Лию.
— Привет, милая. Как ты?
— Ты же сказал, что уронил телефон в унитаз?
— Да, я, э-э… высушил его! Вроде работает.
Одна ложь влечет за собой другую, та следующую…
— Это хорошо.
— Так как тебе отдыхается? Я тут без тебя скучаю.
— Я тоже по тебе скучаю… Но угадай, где я сегодня была?
— Хм, даже не знаю.
— В садоводческом центре. Там так здорово!
— Серьезно?
— Представь себе, серьезно. Что ты так удивляешься?
— Прости, мне почему-то казалось, что это совершенно не твое.
— Ты же никогда не спрашивал.
— Хм, да, не спрашивал.
— Твой папа говорит, ты ему сказал, что мне будет неинтересно!
Делаю мысленную заметку поблагодарить отца. Ябеда.
— Что ж, рад, что тебе понравилось.
— Не пойми меня неправильно, но одной мне здесь, пожалуй, больше нравится.
— О, замечательно! — ворчу я. — А я-то позвонил в надежде, что собственная жена меня приободрит.
— У тебя что-то случилось?
Может, рассказать Лие, что некто угрожает либо разрушить мою жизнь, либо убить ее, и что я обратился за помощью к призраку? Решения, решения.
— Да ничего, не обращай внимания.
— А как движутся дела с сюрпризом для меня?
— Э-э… Практически все готово!
— Жду не дождусь, вот только…
— Что только?
— Ты не будешь против, если я задержусь здесь еще на несколько денечков?
— Нет конечно, хотя и удивлен. Мне казалось, тебе там не нравится.
— Вовсе нет. Мне не нравилось, что ты постоянно нудишь о прелестях сельской жизни. А твои родители не талдычат об этом каждые пять минут.
На заднем фоне я слышу, как отец зовет Лию.
— О, мне пора. Моя очередь.
— Твоя очередь?
— Мы играем в скрэббл.
— И с каких это пор ты играешь в скрэббл?
— Ну все, пока. Люблю тебя.
Она отключается и уже не слышит моего ответа:
— Да, я тоже тебя люблю.