Сдвиг по фазе

12

Я продолжаю неподвижно стоять посреди тротуара, и лишь немногие из прохожих обращают внимание на мое состояние. Им, разумеется, невдомек, что мой временный паралич вызван отчасти гневом, отчасти страхом. Две эти эмоции толкают меня в совершенно противоположных направлениях. Гнев подбивает вернуться в полицейский участок и заявить об угрозах Кингсленда. Страх же требует, чтобы я поспешил домой и убедился в благополучии Лии.

В итоге страх берет верх, и я набираю номер жены:

— Милая, это я.

— Ага, поняла уж.

— Все в порядке?

— Да. А почему должно быть не в порядке?

— Нет-нет, вовсе не должно быть…

— Слушай, я сейчас занята. Ты чего-то хотел?

Из трубки доносятся голоса на заднем фоне.

— Ты где?

— В благотворительном секонд-хенде на Кентиш-Таун-роуд.

— Пожалуйста, только не говори, что ты снова набираешь товар!

— Ничего подобного, — фыркает Лия. — Как раз наоборот.

— Наоборот?

— Я решила прислушаться к твоему совету и избавиться кое от чего в квартире.

— Идея вроде как заключалась в продаже, а не в пожертвовании.

— Я отдаю только то, что совсем никак не уходит.

— Ну, тогда ладно. А ты… Ты нашла тот мобильник?

— Не очень-то ты его искал, потому что он лежал на стуле. А чей это телефон, кстати?

— Одного моего клиента… или вроде того. Он выронил его, когда я встречался с ним в пятницу.

— Понятно. В общем, нашлась твоя пропажа.

— Спасибо! Увидимся через несколько часов.

После звонка я принимаю решение: уж лучше поддаться гневу, чем страху. Стряхиваю с себя паралич и возобновляю путь в «Здравый ум». Идти совсем недалеко, однако времени обдумать угрозы Фрейзера Кингсленда вполне достаточно. Об этом типе мне ничего не известно, равно как и о его возможностях, но вот от факта двухчасового допроса полицией на основании ложного доноса так просто не отмахнешься. Даже одно сфальсифицированное обвинение — штука прескверная, а если посыплются новые, невиновность уже не докажешь.

Порог «Здравого ума» я переступаю уже окончательно определившись. Пускай забирает свой драгоценный мобильник.

— Что произошло? — тут же набрасывается на меня Дебби.

— Недоразумение. Надеюсь, вопрос закрыт.

— Ах, хорошо. Должна предупредить тебя…

— Привет, Дэвид.

Рядом с нами внезапно материализуется Джеральд Дафф с неизменным доской-планшетом.

— О! Привет, Джеральд.

Джеральд — председатель попечительского комитета «Здравого ума». Самомнение у него несколько завышено — возможно, ввиду того факта биографии, что до выхода на пенсию он работал госслужащим, — однако интересы нашей благотворительной организации он блюдет рьяно. Еще его хлебом не корми, дай нагрянуть когда заблагорассудится и влезть в дела, совершенно его не касающиеся.

— Решил вот заглянуть, посмотреть, как ты справляешься с обычным новогодним наплывом клиентов.

Самый что ни на есть подходящий момент.

— Джеральд, я выбиваюсь из графика, так что тебе придется меня извинить.

— Я надеялся переговорить с тобой.

— О чем?

— Да так, мелочи внутреннего распорядка. Пустяки, беспокоиться не о чем.

Я смотрю на Дебби, однако она избегает моего взгляда. Все ясно: уже рассказала председателю, что несколько часов назад меня увели двое полицейских. На любой другой работе коллегу почти наверняка прикрыли бы, но в профессиях вроде нашей подобное не приветствуется — и небезосновательно, следует признать.

— Тогда пройдем ко мне? — предлагаю я.

— Да, давай.

В кабинете Джеральд усаживается, не дожидаясь приглашения.

— Так что у нас там? — спрашивает он, когда я устраиваюсь в кресле напротив.

— У нас?

— Попечителям о чем-то следует знать?

Я прекрасно понимаю, что у него на уме.

— Ты хочешь знать, почему со мной хотела поговорить полиция?

— По договору ты обязан уведомлять о любых контактах с полицией.

— Да ерунда. Меня отпустили без предъявления обвинений.

— Тебя арестовывали?

Он испытующе смотрит на меня поверх очков, эдакий судья и палач в одном лице.

— Да.

— На каком основании?

Соврать я не могу, однако мне не выдавить из себя этого проклятого слова.

— По ложному обвинению, которое снимут буквально в следующие двадцать четыре часа. Даю слово.

— Я не об этом спрашивал, Дэвид. За что тебя арестовывали?

— За изнасилование, — выдавливаю я. — Якобы бывшей клиентки, которую я даже не могу вспомнить.

Несколько секунд председатель переваривает мое омерзительное признание, затем вздыхает и качает головой.

— Ничего себе! Но подобное обвинение ставит нашу организацию в сложное положение. Это не штраф за превышение скорости или какое другое мелкое нарушение, на которое мы можем закрыть глаза.

— Я понимаю, но это наговор чистейшей воды.

— Тебя оправдали?

— Нет, расследование продолжается, но против меня абсолютно никаких улик.

— Значит, тебя освободили под обязательство явки?

— Да, но говорю же, совсем скоро все закончится.

— Тем не менее в данный момент ты находишься под следствием по обвинению в изнасиловании. Ты отдаешь себе отчет, как это выглядит со стороны?

— Для кого? Никто ничего не знает, кроме двоих детективов.

— Не имеет значения. А если про историю пронюхает какой-нибудь таблоид? Достаточно хотя бы намека на скандал, и мы мгновенно лишимся пожертвований.

— Думаю, это маловероятно…

— Может, и так, но что произойдет, если дело дойдет до суда?

Я ошеломленно смотрю на Джеральда.

— Ты считаешь меня виновным?

— Мое мнение к делу не относится, Дэвид. Я практически не сомневаюсь в твоей невиновности, но для защиты «Здравого ума» нам необходима абсолютная уверенность. Мне доводилось видеть, как порядочные организации разрывали на клочки из-за проступка одного-единственного человека, так что в подобных ситуациях мы обязаны предусматривать наихудший сценарий.

— Игнорируя слово преданного работника с большим стажем и безупречной репутацией?

— А как бы ты поступил на моем месте? Подверг бы нашу организацию риску, положившись лишь на собственные чувства, или же сделал бы все от себя зависящее, чтобы соблюсти правила и снизить существующий риск?

— Я… Я подождал бы двадцать четыре часа.

— Правила существуют не просто так. Я не сомневаюсь в твоих словах, что через сутки история закончится, однако наш устав гласит предельно ясно: ты не должен находиться здесь и уж тем более принимать клиентов.

— Ты это серьезно? Почему мои клиенты должны страдать из-за брехни какой-то чокнутой бабы?

— Выбирай выражения, пожалуйста, — хмурится председатель. — Все эти процедуры разработаны для защиты нашей благотворительной организации. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Ты хочешь защитить организацию, которой я столько отдал, просто вышвырнув меня?

— Только не устраивай сцен, — отмахивается Джеральд. — Никто тебя не вышвыривает. Это всего лишь временное отстранение, пока полиция не завершит расследование.

— Я могу подать апелляцию?

— Можешь. Но это не изменит того, что я должен сделать сейчас.

— То есть?

— Я должен попросить тебя покинуть здание. Секретарь оформит соответствующее постановление, но будь уверен, что как только расследование закроют, ты сможешь вернуться на работу.

— Ушам своим не верю! — взрываюсь я. — Это несправедливо!

Джеральд встает.

— Отнесись к этому как к неожиданному отпуску. Нет худа без добра.

— Ну да, конечно.

Берусь за мышку, чтобы выключить компьютер, однако председатель напирает:

— Прости, Дэвид, но я требую, чтобы ты покинул наше учреждение немедленно.

И второй раз за день меня выпроваживают из собственного кабинета. Джеральд забирает у меня ключи и просит Дебби сменить код замка. Признаюсь, мне приходило в голову попытаться отыскать в картотеке досье Шантель Грейнджер, но теперь об этом можно позабыть.

И прямо сейчас передо мной стоит дилемма.

Если я пойду домой, Лия непременно поинтересуется, почему я вернулся раньше обычного. Такая же проблема возникнет и завтра утром, если в восемь часов я все еще буду валяться в постели. Врать жене очень неприятно, но сказать правду еще хуже. Порой у Лии случаются параноидальные припадки, и если она окажется в скверном расположении духа, даже крохотное зерно сомнения быстро расцветет пышным цветом. Я уже слышу ее вопросы, все более обличительные, с истерикой в финале.

Я направляюсь в ближайшую кафешку, чтобы как следует все обдумать.

Однако вместо сочинения объяснений для Лии я минут пятнадцать сижу, глядя в окно, упиваясь жалостью к себе. Раздражает меня не столько временное отстранение — необходимость защиты наших клиентов я хорошо понимаю, — сколько надуманный предлог. С другой стороны, не могу не признать, что Джеральд прав. Марионетка Кингсленда обвинила меня в самом отвратительном преступлении, тут уж он не прогадал с выбором. Впрочем, по телефону этот тип угрожал еще даже худшим.

Вот же подонок.

Разобравшись со своими чувствами к Кингсленду, я возвращаюсь к причине, по которой задолго до окончания рабочего дня обосновался в кафешке, — к объяснениям для жены. Чтобы оградить ее от правды, нужно состряпать извинительную ложь.

На сочинение железобетонного оправдания уходит еще полчаса, после чего я медленно бреду домой.

Буквально на пороге квартиры меня поджидает сюрприз: коробки в прихожей исчезли. Чтобы не испугать Лию, я громко возвещаю о своем прибытии и направляюсь на кухню.

— Что за…

Согласен, внезапно заявившийся домой муж может застать сцену и похуже — измену жены, например.

— Ты что здесь делаешь? — набрасывается Лия. — Еще же рано!

— Нас ограбили?

— Это все, что осталось после моей поездки в секонд-хенд. И, пока ты не начал причитать, я как раз собиралась приступить к уборке.

Стол, практически каждая ровная поверхность и большая часть пола кухни завалены товарами жены. Если в ее переучете и таится какая-то система, понять ее сложно.

— Тебе помочь?

— Не, сама справлюсь.

— Ладно, тогда отсижусь в гостиной.

— Подожди. Ты так и не сказал, почему пришел раньше обычного.

Я бросаю взгляд на царство хаоса.

— Поговорим, когда закончишь. Беспокоиться не о чем.

Если Лия и озабочена, своих чувств она ничем не выдает и снова принимается перебирать коллекцию товаров. Вдруг я вспоминаю о важном деле.

— Пожалуйста, скажи мне, что убрала телефон в безопасное место.

— Какой еще телефон?

— Про который я спрашивал утром и потом, когда звонил тебе.

Моя прекрасная жена стоит и хлопает на меня глазами.

— Ах, этот, — наконец вспоминает она. — Прости, у меня сегодня день склероза. Я положила его на холодильник, чтоб не потерялся.

К холодильнику сейчас не подобраться, но, по крайней мере, мобильник не погребен под грудами хлама.

— Спасибо.

Я оставляю Лию один на один бороться с беспорядком и перебираюсь в гостиную. Мысль, что в наш дом вот-вот заявится один из прихвостней Кингсленда, не из самых приятных, и я включаю телевизор, чтобы немного отвлечься. Телевикторина вполне справляется с этой задачей, но полностью расслабиться я себе позволю, лишь когда чертов телефон покинет нашу квартиру. Совершенно не понимаю, почему этот тип готов пуститься во все тяжкие из-за какого-то мобильника, но сейчас меня больше волнует, чтобы он сдержал обещание. Конечно, можно заявить, что не отдам айфон, пока он не заставит Шантель Грейнджер отказаться от своего гнусного обвинения, но для этого требуется напористость, которой, увы, у меня нет и в помине. Да и потом, я уже на собственном опыте знаю, что происходит после отказа Фрейзеру Кингсленду.

Программа завершается, и я отрываюсь от дивана, чтобы задернуть шторы.

— Закончила, — радостно возвещает появившаяся в комнате жена.

— О, прекрасно!

— Иди посмотри.

Она берет меня за руку и ведет на кухню.

— Как, лучше, а?

Кухней теперь и вправду можно пользоваться по прямому назначению. В углу еще громоздится несколько коробок, однако число их не идет ни в какое сравнение с прежним.

— Гораздо лучше!

Поцелуем я демонстрирую свою благодарность и затем спрашиваю:

— А что на ужин?

— Тефтели с макаронами пойдут?

— Звучит неплохо.

— Вот и замечательно. Ты садись, а я займусь готовкой. И заодно расскажешь, почему сегодня вернулся раньше.

И тут раздается звонок в дверь.

— Да, хм, объясню через минуту. А это, похоже, пришел парень за своим мобильником.

Устремляюсь к холодильнику и хватаю с него черную вещицу. И лишь ощутив телефон в руке, понимаю, что у меня проблема.

— Это же не айфон! — набрасываюсь я на жену.

Этот мобильник не только значительно меньше кэмероновского, но на нем еще и логотип «Моторолы»!

— Что?

— Это… Это же какой-то старый паршивый «Андроид»! Где айфон, что я оставил на столе?

— Ты же говорил, что потерял черный мобильник.

— Нет! Я сказал «черный айфон»! Где он?

Паника на лице Лии почти наверняка отражает мою собственную.

— Я… хм, не знаю.

Снова раздается дверной звонок.