Сдвиг по фазе

5

Стоит мне попрощаться с последним на сегодня клиентом, как Дебби вызывает меня к стойке.

— Что стряслось?

— Я тут немного покопалась насчет твоего наркотика.

— Какого еще моего наркотика?

— Кимбо.

— Ах, это. И зачем?

— Потому что у меня пытливый ум — это во-первых, а во-вторых, если на улицах появляется новое вещество, не помешает к нему подготовиться. Помнишь, как к нам впервые заявился парень под спайсом?

— Помню ли? — фыркаю я. — Да у меня до сих пор флешбэки!

Два года назад нас посетил паренек, страдающий наркоманией. Как потом выяснилось, буквально перед приемом он выкурил косяк со спайсом. Мы беседовали в моем кабинете, и внезапно он впал в состояние полнейшей прострации. Глаза у него оставались открытыми, вот только жизнь из них ушла напрочь. Нам так и не удалось вывести его из транса, и мы вызвали скорую. До этого случая мне, конечно же, доводилось видеть наркоманов в состоянии передозировки, но с такой полнейшей кататонией я столкнулся впервые.

— В общем, — продолжает Дебби, — хочешь узнать, что я выяснила?

— Конечно!

— А ничего не выяснила. Кимбо не фигурирует ни в одной базе данных.

— Может, наркотик совсем новый, да и наверняка это уличное название. В любом случае у меня такое ощущение, что Камерона Гейла мы больше не увидим.

— А вот я в этом не уверена.

— Спорим на ланч?

— Договорились. И все же, не мог бы ты навести справки?

— Нет проблем, но я бы на твоем месте не забивал себе голову.

Женщина отвечает мимолетной улыбкой, однако выражение ее глаз подсказывает мне, что в голове у нее новый наркотик все же засел накрепко.

Причина, по которой Дебби столь самозабвенно трудится в «Здравом уме», глубоко личная. Ее младший брат, Доминик, умер более двадцати лет назад. В поисках спасения от депрессии он стал хроническим наркоманом и однажды, в канун Рождества, принял смертельную дозу. И Дебби считает себя виноватой в том, что не распознала вовремя ни симптомов депрессии брата, ни его скатывание в фатальную зависимость. После смерти Доминика она посвятила свою жизнь помощи другим, и порой подобная ответственность кажется даже слегка чрезмерной.

Я возвращаюсь в свой кабинет и одеваюсь.

Пять минут спустя, ежась под мокрым снегом, я раскаиваюсь в собственной забывчивости: мой зонтик благополучно висит себе дома в прихожей. Пригнув голову, торопливо иду по тротуару мимо плетущегося транспорта. В какой-то момент останавливаюсь, чтобы перейти улицу, и метрах в трехстах дальше по дороге замечаю вспышки синих огней. Весьма некстати передо мной замедляется двухэтажный автобус, закрывая путь и обзор. Тогда я двигаюсь дальше, однако водитель автобуса, похоже, решительно настроен не останавливаться в пробке до последнего. Лишь метров через сто огромная машина наконец-то замирает, и мне выпадает возможность перейти через дорогу. За автобусом синие всполохи становятся ярче, и тогда я вижу их источник— полицейскую машину, припаркованную на противоположном тротуаре. И тревожно близко к нашей квартире.

Я перебегаю через дорогу, чуть не столкнувшись с мотоциклом, и подлетаю к полицейской машине. Конечно же, она может стоять в нескольких метрах от моей квартиры по множеству причин, и все же ее присутствие очень и очень меня тревожит. Терпеть не могу, когда Лия весь день проводит дома в одиночку, и потом, она до сих пор не ответила на мое сообщение про ремонт фургона.

Из узкого переулка вдоль торца дома, ведущего к гаражам в задней его части и тропинке общего пользования, появляется полицейский. Он оглядывается по сторонам и направляется к машине.

— Констебль, прошу прощения.

— Да, сэр?

— Могу я поинтересоваться, что здесь произошло?

— Вам не о чем беспокоиться.

— Но я здесь живу, — возмущаюсь я и указываю на свою входную дверь.

— А, понимаю. Вы кто будете?

— Дэвид Нанн.

Он открывает дверцу и достает из машины моток полицейской ленты, затем снисходит до пояснений:

— Имело место нападение, мистер Нанн.

Сердце мое так и замирает.

— Жертва — мужчина или женщина?

Констебль смотрит на меня так, словно я не имел права задавать подобный вопрос.

— Мужчина, — отвечает он. — А почему вам необходимо это знать?

— Просто моя жена сейчас дома.

— Не сомневаюсь, с вашей женой все в полном порядке, если только вы не женаты на парне лет двадцати.

— Хм, нет. А что с пострадавшим?

С дороги раздается завывание сирены. Я оборачиваюсь и вижу машину скорой помощи, пробивающуюся через затор.

— Это отвечает на ваш вопрос?

Еще как.

— Чуть попозже к вам заглянет кто-нибудь из моих коллег, — добавляет полицейский.

— Зачем?

— Вдруг ваша жена что-нибудь заметила. Стандартная процедура опроса жильцов.

— Понял. Я ей передам.

Скорая помощь приближается, и я решаю, что мне пора.

В квартире прямо с порога зову жену.

— Я здесь, — отзывается она, к моему немалому облегчению.

Вешаю пальто и направляюсь на кухню. Лия в точности как и вчера сидит себе за столом и возится со своим хламом.

— Как прошел день?

— Неплохо. Отбираю, что выставить на продажу в субботу.

— Ты не ответила на мое сообщение.

— Ох, прости. Совсем забыла включить телефон.

Она осматривает кухню в поисках телефона, который, вообще говоря, может валяться где угодно. У Лии едва ли не традиция каждый день затевать игру в прятки — то с ключами, то с телефоном, то с сумочкой, — которая неизбежно заканчивается истерикой.

— Ладно, потом поищу, — неожиданно сдается она. — А про что ты писал?

— Про фургон. Завтра вечером заглянет один парень поменять колодки.

Жена вскакивает и обнимает меня.

— Как же я тебя люблю, — шепчет она. — Без тебя я бы совсем пропала.

Как и ее телефон. Но мне, конечно же, приятно, что меня так ценят.

— Я тоже тебя люблю.

Мы усаживаемся за стол, и я осмеливаюсь задать вопрос, который, боюсь, способен испортить ей настроение.

— Не нашлось ли у тебя времени…

— Да, Дэвид, я купила кое-что из продуктов.

— Спасибо.

— И незачем меня благодарить, — хмурится ока. — Я же понимаю, это моя обязанность.

Ее внимание вновь переключается на блокнот, и она принимается задумчиво грызть ручку. Пожалуй, лучше предупредить ее о предстоящем визите из местного участка.

— Кстати, ты не заметила полицейскую машину перед домом?

— Нет, а что случилось?

— Кажется, на кого-то напали в переулке.

— С ним… с ним все в порядке?

— Сомневаюсь. Я переговорил с констеблем, и он сказал, что к нам, наверное, попозже заглянет полиция.

— Зачем?

— Думаю, надеются найти свидетеля.

— Я здесь почти весь день просидела и ничего не видела.

Единственное окно нашей кухни выходит на кирпичную стену, так что неудивительно.

— Что ж, тогда разговор будет недолгим.

— А когда они придут, не сказали?

— Не-а.

— Тогда мне лучше приняться за ужин.

Желание Лии взяться за готовку меня приятно удивляет. Она встает, открывает холодильник и извлекает две упаковки готового ужина.

— Каурма с курицей подойдет?

— Замечательно, — выдавливаю я улыбку.

По очереди разогрев в микроволновке обе упаковки, Лия вываливает содержимое на тарелки. Ужин готов.

— Вот! — гордо подытоживает Лия. — Классно пахнет, правда?

Пахнет пластиком, чего я, разумеется, не озвучиваю.

— Спасибо, милая.

К счастью, на вкус каурма оказывается куда лучше, чем можно было бы предположить по запаху. Во время еды Лия взахлеб перечисляет товар, отобранный на субботу. В плане советов я ей ничем помочь не могу и про себя лишь надеюсь, что склад в квартире убудет хотя бы на три-четыре коробки.

Наконец, жена ставит пустые тарелки в раковину и затем провозглашает:

— А на сладкое тебя ждет сюрприз.

— Ух ты, сладкое! Ты меня просто балуешь.

В этот момент раздается звонок в дверь.

— Похоже, со сладким придется подождать.

Я спешу в прихожую и открываю дверь полицейскому, нагруженному уймой всяческого снаряжения, что нынче им приходится таскать на себе.

— Добрый вечер, сэр.

— Здравствуйте. Полагаю, вы по поводу нападения?

— Именно. Найдется пять минут?

— Разумеется. Заходите.

Констеблю приходится преодолевать полосу препятствий из коробок, но в конце концов мы благополучно достигаем кухни.

— Меня зовут Дэвид, Дэвид Нанн, — представляюсь я и предлагаю гостю стул. — А это моя жена, Лия.

— Констебль Шах.

— Не хотите чашечку чая или кофе? — предлагает Лия.

— Весьма признателен, но у меня мало времени.

Мы с женой усаживаемся за стол, и полицейский открывает блокнот.

— Ранее я разговаривал с вашим коллегой, — сообщаю я. — Есть какие-нибудь новости о жертве?

— Состояние у него тяжелое, но жить будет.

— Это наверняка была стычка конкурирующих банд?

— Почему вы так решили?

— Я работаю психотерапевтом в благотворительном учреждении «Здравый ум», и мне постоянно приходится иметь дело с жертвами уличной преступности — наркотики, банды, холодное оружие. Самая настоящая эпидемия.

— Понимаю. — Полицейский что-то корябает в блокноте и продолжает: — У нас, впрочем, есть некоторые сомнения, что данный случай связан с преступными группировками. Не заметил ли кто из вас чего-нибудь подозрительного, около пяти?

— Я был на работе.

— А я сидела здесь, — говорит Лия. — Как вы сами видите, отсюда сложно что-либо заметить.

— И ничего не слышали? Громких голосов?

— Боюсь, нет. Во время сортировки товара я обычно включаю радио.

Когда Лия нервничает, она принимается без умолку трещать, и несчастному констеблю Шаху приходится выслушивать перечень товаров, которыми моя жена занималась около пяти вечера. Я решаю прийти ему на выручку и при первой же возможности вмешиваюсь с вопросом:

— А почему вы считаете, что нападение не связано с бандами?

— Почерк другой. Мы обнаружили парня с приличным запасом колес в кармане. Потом, члены шаек почти всегда пускают в ход нож. Или пистолет. А этого юношу избили до бесчувствия, а не пырнули ножом и не застрелили. Наконец, данный случай отнюдь не единичный.

— Вот как?

— За последний месяц это уже пятое нападение подобного рода, и дело не ограничивается каким-то конкретным районом. Во всех случаях жертвы были избиты до полусмерти, однако при себе у них оставалась крупная сумма наличных или же партия наркотиков на продажу.

— Хм, странно.

— Даже если это хитрость, чтобы завести нас в тупик, отказ от применения оружия необычен.

— М-да, здорово, — вздыхаю я. — Как раз этого-то нам под боком и не хватало.

— Как бы то ни было, мистер Нанн, мы как раз готовимся выступить с новой инициативой по обузданию разгула уличной преступности, так что скоро на улицах станет больше патрульных.

— Это обнадеживает.

— А пока не стоит беспокоиться. Подобные серийные инциденты, как правило, заканчиваются столь же внезапно, как и начинаются.

Констебль Шах улыбается Лие.

— Если что-нибудь услышите, каким бы незначительным вам это ни показалось, прошу сообщить в участок.

Полицейский вручает нам визитку.

— Спасибо, что уделили время. Желаю приятного вечера.

С учетом услышанного, на приятный вечер рассчитывать уже не приходится. Я провожаю блюстителя порядка и возвращаюсь на кухню.

— Милая, ты в порядке?

Лия улыбается и кивает, как ни в чем не бывало. Полагаю, проживание в Лондоне с самого рождения неизбежно уменьшает восприимчивость, в то время как мне потребовалось несколько лет, прежде чем уровень моей паранойи снизился до терпимого. И все же осознание, что какого-то бедолагу избили до полусмерти буквально в пятидесяти метрах от нашего дома, не может не беспокоить. Впрочем, жене знать о моих тревогах ни к чему.

— Так ты что-то говорила про сладкое?

— Ах да! Садись.

Я послушно усаживаюсь за стол, и Лия возвращается к холодильнику и достает еще одну упаковку.

— Хлебный пудинг! — провозглашает она. — Твой любимый.

Надо будет как-нибудь выяснить, с чего это Лия взяла, будто я обожаю непропеченный очерствелый хлеб с изюмом, однако в данный момент не хочу показаться неблагодарным.

— Очень мило с твоей стороны. Спасибо.

Вновь идет в ход микроволновка, и вот мой любимый пудинг подан. Мне прекрасно известно, что местами он будет холодным как лед, а местами горячее поверхности солнца, и ложкой передвигаю его туда-сюда по тарелке.

— Я тут подумал, может, на следующие выходные стоит навестить моих родителей, раз уж мы не виделись на Рождество?

— Как скажешь.

Очевидное отсутствие энтузиазма.

— Ты как будто не горишь желанием.

— И ты меня винишь в этом? Да тебе следует работать в Оксфордширском бюро туризма!

— Что-что?

— Каждый раз, когда мы к ним ездим, ты начинаешь нудить, как замечательно за городом, какой свежий воздух и что почти нет машин!

— Правда? Даже не замечал.

— Правда, Дэвид, правда!

— Прости. Надо было сказать мне.

Лия с громким бряканьем бросает ложку на тарелку.

— Ты ответил мне, что я чересчур драматизирую!

— Вот как? Что-то непохоже на меня.

— То есть ты не сказал… Но странно посмотрел на меня!

— Знаешь, в следующий раз сфотографируй меня. Чтобы я больше не делал такое выражение лица.

— Это сарказм, что ли?

— Если только самую малость.

Она отпихивает от себя тарелку.

— Я иду спать. И я хочу побыть одна!

— Но…

— Нет, Дэвид. Даже не думай!

И Лия вылетает из кухни, напоследок хлопнув дверью.

— С Новым годом, Дэвид, — бурчу я себе под нос.