Сдвиг по фазе

11

Обладающие специфическим менталитетом уверяют, будто каждый день есть дар. Пусть так, но понедельники, полагаю, большинство из нас с радостью бы вернули.

— Милая, просыпайся.

Лия лишь бормочет бессвязные ругательства.

— Пожалуйста, проснись.

В конце концов жена моргает и стонет:

— Ну что?

— Я на кухонном столе телефон оставлял. Ты его не видела?

— Что? Не знаю…

В последний раз я видел мобильник Камерона Гейла в субботу утром.

Надо было спрятать его обратно в карман пальто, но из-за визита Фрейзера Кингсленда вылетело из головы. А поскольку вчера Лия в рамках очередной инвентаризации раскладывала на столе свой хлам, подозреваю, устройство нечаянно перекочевало в одну из ее многочисленных коробок.

— Я уже опаздываю. Ты не поищешь его, когда проснешься? Черный айфон.

— Ага, ага.

Она плотнее закутывается в одеяло и отворачивается.

— Тогда пока.

В ответ ни звука.

Поскольку от Камерона по-прежнему никаких вестей, я собирался отнести сегодня мобильник в полицию, однако теперь придется это отложить.

Окидываю напоследок завистливым взглядом жену, посапывающую в уютном коконе, и отправляюсь на работу.

Бодрым шагом я наверстываю потерянное время, заодно согреваясь, и ровно в половине девятого достигаю «Здравого ума».

Дебби за стойкой не видать, однако недопитый чай наводит на мысль, что она где-то в здании. Я принимаюсь за обычную рутину, завершающуюся проверкой сегодняшнего расписания. Пятница прошла гладко, и очень хочется надеяться, что сегодня будет не хуже.

Мечтать не вредно.

Три посетителя за три часа, и каждый из них — сущий кошмар со слезами, истериками и прочими излияниями чувств.

В прошлом году местная газета брала у меня интервью для статьи об угрожающем росте психических заболеваний среди молодежи. Репортер поинтересовался, приходится ли мне сталкиваться с клиентами, совершенно не поддающимися психотерапии. Я ответил честно — таких полно. Человеческий разум непостижимо сложен, и наивно полагать, будто я или другой представитель моей профессии способен решить психические проблемы одними словами. Кому-то требуются лекарства, кому-то госпитализация, и очень многие просто сдаются, если им не предлагают некоего чудотворного средства. Терапия требует стремления человека меняться к лучшему, готовности помочь самому себе.

Этим утром такой готовности определенно недостает.

До следующего посетителя у меня остается целых сорок минут, так что есть возможность подкрепиться.

— Сгоняю в «Грэггc», — предупреждаю я Дебби, проходя мимо стойки. — Тебе принести чего-нибудь?

— Сосиску в тесте.

— А как же новогодний зарок? Ты вроде как собиралась худеть.

— Сегодня понедельник. По понедельникам можно нарушать… Даже закон такой есть.

— Да что ты говоришь?

Я улыбаюсь ей и выхожу на улицу.

До пекарни пять минут ходьбы, но это самое дешевое место купить что-нибудь на ланч.

Мужественно снеся испытание очередью, я отправляюсь обратно с горячей сосиской в тесте и сэндвичем с тунцом. И уже на полпути раскаиваюсь, что не купил сосиску и себе — уж очень аппетитно она пахнет.

По возвращении в «Здравый ум» я застаю в вестибюле двух незнакомцев, отнюдь не похожих на наших обычных клиентов.

— Дэвид, эти джентльмены к тебе, — сообщает Дебби сдавленным голосом, что ей весьма несвойственно.

Обоим мужчинам где-то за сорок, и, несмотря на штатскую одежду, видно, что они из полиции. Тот, что повыше, выходит вперед и демонстрирует удостоверение:

— Сержант сыскной полиции Тернер, это констебль Гринвуд.

Большинство людей с полицией практически не сталкиваются, и потому внезапный визит правоохранителей, как правило, вызывает у них беспокойство. Мне же по роду занятий приходится взаимодействовать с полицией куда чаще, чем хотелось бы.

— Чем могу помочь, джентльмены?

— Мы можем переговорить наедине?

— Конечно. Прошу в мой кабинет.

Отдаю Дебби ее сосиску, провожу детективов в кабинет и, плотно затворив дверь, усаживаюсь за стол.

— Садитесь, пожалуйста.

— Спасибо, — сухо отзывается сержант Тернер. — Это не займет много времени.

— О, вот как?

— Дэвид Нанн, вы арестованы по подозрению в изнасиловании. Вы имеете право хранить молчание, но вашей защите в суде это может повредить…

— Что? — вскрикиваю я. — Это какая-то шутка?

Тернер продолжает зачитывать мне права, однако мой ум занят другим, я не понимаю ни слова. Обвинение столь абсурдно, что я даже не в состоянии сформулировать очевидный вопрос.

— Вам все понятно, мистер Нанн? — наконец осведомляется сержант.

Я отвечаю ошарашенным взглядом и, наконец, выдавливаю:

— Нет, не все.

— Детали обвинения вам разъяснят на допросе в участке. Полагаю, вы предпочли бы обойтись без наручников, так что проделаем все цивилизованно?

Какая уж цивилизованность в ложном обвинении в столь гнусном преступлении…

— Я ничего не делал. Это…

— Мистер Нанн, я предупредил вас о том, что ваши слова могут быть использованы против вас.

Предупредил или нет, я все равно не в состоянии составить внятное предложение. В шоке иду с ними обратно по коридору в вестибюль. Дебби разговаривает по телефону, но не сводит с меня глаз. Я поворачиваюсь к Тернеру.

— Могу я объяснить…

— Я уже проинформировал вашу коллегу, — перебивает он меня.

И вот я сижу на заднем сиденье машины, и мы едем по улицам Кентиш-Тауна. Для детективов это обычный рабочий день, а я — лишь очередной подозреваемый, однако самого меня ужасает буквально каждый аспект происходящего. Мы прибываем в участок, где меня оформляют, а затем подвергают унизительным процедурам снятия отпечатков пальцев, фотографирования и взятия мазка на ДНК. Я имею право на телефонный звонок, вот только кому мне звонить, что говорить?

Наконец, меня препровождают в комнату для допросов, в которой вскорости появляются и оба арестовавших меня детектива. Тернер вновь напоминает мне о праве хранить молчание и уведомляет, что все сказанное мною будет записано и может быть использовано против меня.

Покончив с формальностями, он задает первый вопрос:

— Вы помните, где находились вечером 12 февраля прошлого года?

— Нет, конечно же.

— Подумайте как следует, мистер Нанн. Это важно.

— А вы сами-то можете вспомнить, где были в этот день? Что за нелепый вопрос!

— Согласно поданному заявлению, в этот день около восьми вечера вы явились по названному камденскому адресу и изнасиловали Шантель Грейнджер.

— Кого-кого?

— Шантель Грейнджер. Это имя ничего вам не говорит?

— Абсолютно ничего!

— Вы уверены?

— Уверен. Никогда не слышал о ней, и я со всей ответственностью заявляю, что совершенно счастлив в браке. У меня и в мыслях нет переспать с другой женщиной, не говоря уж об изнасиловании.

— То есть вы отрицаете, что когда-либо встречались с Шантель Грейнджер?

— Категорически отрицаю.

Детективы переглядываются, и Тернер открывает заготовленную папку.

— Мисс Грейнджер знает вас, мистер Нанн. Собственно говоря, она была пациенткой вашей клиники.

— Во-первых, у нас не клиника, а во-вторых, пациентов у нас нет, поскольку мы не оказываем медицинских услуг. Мы — благотворительное учреждение, и у меня клиенты, которых я консультирую в качестве психотерапевта.

— Прошу прощения. Тем не менее, согласно заявлению мисс Грейнджер, вы были ее психотерапевтом и однажды, после непристойного предложения на одном из сеансов, заявились к ней на квартиру. Получив отказ, как утверждает мисс Грейнджер, вы вышли из себя, затолкали ее в спальню и изнасиловали.

— Полнейший бред.

— Что именно?

— Все!

Детектив перелистывает страницу и разворачивает папку ко мне. Затем, предварительно сделав замечание под запись, спрашивает:

— Мистер Нанн, вам знакома эта учетная карточка?

Я смотрю на листок бумаги.

— Как видите, согласно указанным на ней сведениям, мисс Грейнджер был назначен прием у вас.

— Я… Я совершенно не помню, что встречался с ней. Поймите, ежегодно я консультирую сотни клиентов.

— Мы навели справки в вашем учреждении, и нам подтвердили, что вы проводили с мисс Грейнджер два сеанса.

— Повторяю, я не помню этих сеансов и уж точно не заявлялся к этой женщине на квартиру.

— Но вы признаете, что встречались с жертвой?

— Что? Нет… Возможно, но точно сказать этого не могу.

Отказ от адвоката внезапно представляется мне глупой ошибкой. Но так я поступил, будучи уверенным в собственной невиновности и, следовательно, в полном отсутствии улик против меня.

— Мистер Нанн, а не могли вы позабыть и другие события?

— Вы допускаете, будто я изнасиловал одну из своих клиенток, а потом это просто вылетело у меня из головы?

— Некоторые лица действительно вытесняют из памяти преступления, особенно когда отрицают их совершение.

С меня довольно. Я старался сотрудничать, наивно полагая, что подобное поведение послужит доказательством моей невиновности. Не получается.

— Детектив, позвольте мне предельно четко заявить, что я никогда не домогался мисс Грейнджер и никогда не посещал ее квартиру. И уж точно не насиловал ее. Понятия не имею, почему она выдвинула столь ужасное обвинение, но оно абсолютно ложное. Я отказываюсь отвечать на дальнейшие вопросы, поэтому, если у вас нет доказательств, помимо голословных утверждений психически больной женщины, я хотел бы вернуться к работе.

Несмотря на мое заявление, Тернер продолжает задавать вопросы. На все я отвечаю одинаково: «без комментариев». Так продолжается еще с полчаса, и в конце концов детектив объявляет об окончании допроса.

— Полагаю, теперь я свободен?

— Пока нет. Вас отведут в камеру, и по вашему аресту будет вынесено решение.

— Вы собираетесь упрятать меня за решетку?

— Это ненадолго.

— Да хоть на пять минут — это возмутительно!

— Не сомневаюсь, мистер Нанн, что вы всецело понимаете необходимость серьезного рассмотрения данного обвинения. Подобно вашему учреждению, мы обязаны соблюдать все процедуры и формальности.

— Разумеется, вот только мы не прячем под замок невиновных!

Тернер встает, и меня отводят в камеру, игнорируя мои протесты. Нет убийственнее звука, чем лязг запираемой металлической двери. И нет более тягостного ощущения, чем оказаться в комнатке три на три метра без настоящего окна и с унитазом из нержавейки в углу.

Оставленный наедине с собственными тревожными мыслями, я принимаюсь расхаживать туда-сюда по кафельному полу. Мой гнев переключается с детективов на Шантель Грейнджер. Как бы ни напрягал я память, сеансов с ней вспомнить не удается. Вполне возможно, что я действительно принимал ее, но одно лишь имя, без лица, ни о чем мне не говорит. И, кто бы она ни была, ее мотивация мне совершенно непонятна. Пускай в данный момент я и заключен в камеру, улик против меня точно нет, так что об осуждении не может быть и речи — да, я все-таки верю органам уголовного правосудия. Почему же она так поступила? Если она обращалась в «Здравый ум», значит, страдает какими-то нарушениями психики, которые, вероятно, еще обострились.

Проблемы людей с серьезными психическими заболеваниями я понимаю как никто другой, вот только в данный момент мне крайне затруднительно обнаружить в себе хоть толику сочувствия к мисс Грейнджер.

Часов или мобильника у меня нет, и потому следить за ходом времени не получается, по ощущениям же мое заточение длится уже целую вечность. Наконец, является детектив Гринвуд и препровождает меня в кабинет, откуда начался мой кошмар.

— Вы освобождаетесь под обязательство явки, — сообщает мне другой детектив.

— Что это значит?

— Мои коллеги займутся дальнейшим расследованием. Через две недели вы обязаны вернуться сюда.

Он вручает мне листок с разъяснением условий моего освобождения.

— Это же просто верх нелепости, — бормочу я. — Вы сами-то понимаете это?

— Сэр, не в моих обязанностях определять, кто виновен, а кто нет.

Жаловаться сержанту-охраннику бессмысленно, и я молчу, сдерживая гнев. Мне возвращают личные вещи и сопровождают к выходу.

Смотрю на часы: три чертовых часа коту под хвост. Строго говоря, время потеряла моя благотворительная организация, и все же я мог бы потратить эти часы на помощь тем, кому она действительно необходима, в отличие от пары детективов, расследующих какую-то бредовую байку.

Не желая больше терять ни минуты, торопливо шагаю обратно в «Здравый ум». На полпути мой мобильник разражается звонком.

— Дэвид Нанн, — резко отвечаю я, поскольку номер мне неизвестен.

— Добрый день, мистер Нанн.

— Кто это?

— Фрейзер Кингсленд.

— Откуда у вас мой номер?

— Это имеет значение?

— Еще какое, черт побери! Я думал…

— Хватит тявкать, — перебивает он. — Настоятельно рекомендую меня выслушать.

— Что-что?

— Ближе к вечеру к вам домой заглянет один из моих помощников, забрать телефон Камерона. Так что потрудитесь приготовить его.

— Я уже сказал вам, что не отдам айфон никому кроме самого Камерона.

— А я вам сказал, что я не из тех, с кем вам захочется связываться, мистер Нанн. Если не отдадите мобильник, нынешние проблемы с местным участком покажутся вам цветочками.

Я резко останавливаюсь и оглядываюсь по сторонам, пытаясь определить, не следят ли за мной. Однако на улице полно людей, так что вычислить соглядатая невозможно.

— Откуда вам известно, где я сейчас был?

— У меня глаза и уши повсюду. В общем, обвинения с вас снимут, как только я получу мобильник. А будете упираться, и подобные заявления подаст еще парочка девиц.

Наконец-то мне становится ясно, кто подбил Шантель Грейнджер оклеветать меня. Каким образом, это уже другой вопрос.

— Это возмутительно! Я сообщу о вашем звонке в полицию.

— На вашем месте я не стал бы этого делать, мистер Нанн. Одно из юных созданий в организованной мной очереди утверждает, что вы изнасиловали ее, когда ей было всего четырнадцать. Только вообразите, как подобное обвинение воспримет полиция, ваши коллеги, семья… Ваша жена.

— Вы… Вы ненормальный!

— Как говорится, нет дыма без огня, и я спалю тебя на хрен, если мой помощник не получит мобильник.

И с этим Кингсленд дает отбой.