Сдвиг по фазе

8

Утром на свежую голову проблемы, как правило, видятся уже не столь скверными. Именно это я и говорю своим посетителям, однако сегодня по пробуждении сам согласиться с этим не склонен.

Вчера вечером я вернулся домой в состоянии, близком к панике, и чуть ли не на час затаился в ванной, обдумывая произошедшее возле гаражей. После чего отправился спать с твердым намерением обратиться утром в полицию. Однако в половине седьмого, пока я еще лежу в постели, идея уже не представляется такой замечательной. Мне не раз угрожали клиенты, но ни один из них не тряс меня подобно тому здоровяку в спецовке. Живи я один, история, скорее всего, приняла бы иной оборот, но ведь мне нужно думать и о Лие. Если этот головорез прознает, что я донес на него в полицию, он, несомненно, возжаждет мести. И если заявится к нам на квартиру, когда я буду на работе… О дальнейшем не хочется даже и думать.

Встаю и прокрадываюсь на кухню.

Завариваю чай и решаю: забыть о событиях вчерашнего вечера. Весьма и весьма сомнительно, что наркодилер написал заявление — а раз нет жертвы, то у полиции нет повода заводить дело. Кроме того, как бы крепко ему ни досталось, он ушел на своих ногах, значит, все не так уж серьезно.

— Ржавые шаровые опоры, — бурчу я себе под нос.

Проблемы бывают у всех, важно решать их в порядке приоритета. Лучше сосредоточиться на более насущной. Если фургон не пройдет ежегодный техосмотр, придется тратиться на ремонт, а нехватку денег мы испытываем последние несколько лет постоянно. По крайней мере, это нечто знакомое.

После завтрака я собираюсь на работу и целую на прощание Лию. Иногда она даже не шевелится, а иногда пытается затащить меня обратно в постель. Сегодня она что-то бормочет в полусне. Жена собиралась начать подготовку к завтрашней торговле, так что хотелось бы надеяться, что она не проваляется слишком долго. Пожалуй, позвоню ей через час, просто на всякий случай.

Наконец, отправляюсь в «Здравый ум», напоминая себе, что остался всего один рабочий день, а потом наступят долгожданные выходные. Вопрос в том, оправдают ли они эти ожидания.

Когда я захожу в вестибюль, Дебби как раз завершает разговор по телефону.

— Доброе утро.

— Доброе утро, Дэвид.

Я останавливаюсь.

— Дебби, через несколько дней ко мне может кое-кто прийти. И я предпочел бы, чтобы ты вообще не впускала его в здание.

— О, это почему же?

— Потому что он опасен.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Меня угораздило натолкнуться на него вчера вечером… В общем, не испытываю никакого желания встречаться с ним вновь.

— Не понимаю, — хмурится женщина. — С чего ему тогда сюда вламываться?

— Он сообщил, что ему трудно сдерживать гнев, и обещал заглянуть.

— И с каких это пор мы отказываем людям в помощи? Раз у него проблемы, наверное, к нам-то ему как раз и нужно?

— Поверь мне, его под замок нужно упрятать, разговорами уже не поможешь.

— Что ж, психотерапевт у нас ты, — сдается Дебби. — Как он выглядит?

— Белый, под два метра ростом, здоровенный как танк. А уж его усы и бакенбарды ни с чем не перепутаешь.

— И что же мне ему сказать, если он объявится?

— Скажи, что мы не принимаем новых клиентов. И ни в коем случае не позволяй войти внутрь.

— Все поняла.

Чутье подсказывает мне, что здоровяк навряд ли нанесет нам визит — такие редко обращаются за помощью, — однако если все-таки заявится, входная дверь у нас всегда заперта, и переговоры с посетителями ведутся по домофону. Еще у нас установлены видеокамеры, а в каждом кабинете — тревожная кнопка.

Дебби отказывается от предложения выпить чаю, и я направляюсь к себе.

Пробудив к жизни ленивый компьютер, просматриваю расписание на сегодня. Как будто ничего обременительного — если, конечно же, внезапно не нагрянут нежелательные визитеры. Просматриваю записи по первому клиенту, а оставшиеся до приема пятнадцать минут посвящаю изучению цен на фургоны. Как я и ожидал, с имеющимися у нас четырьмя тысячами затевать покупку бессмысленно. Можно было бы взять кредит, однако при наших доходах этого не потянуть.

Еще я мог бы попросить в долг у родителей, но в их ответе практически не сомневаюсь. Отец не понимает, почему Лия не может найти нормальную работу и вкладывать в семейный бюджет свою долю. Я уже не раз объяснял ему, что из-за своего состояния ей сложно удержаться на какой-либо должности: ну какой работодатель станет терпеть перепады ее настроения. К тому же она склонна к поспешным и неосмотрительным решениям.

Последняя настоящая работа у моей жены была три года назад. Тогда она устроилась уборщицей в офисный центр в Белсайз-Парке, и первые пять дней все шло хорошо. На шестой администратор велел ей пропылесосить кабинет, бывать в котором ей еще не доводилось. Лия не смогла найти свободную розетку и, недолго думая, выдернула какую-то вилку, произвела уборку и воткнула вилку обратно. Штука в том, что это оказалось питание основного сервера компании, и в итоге их сеть вырубилась на все утро.

Этот печальный опыт окончательно подорвал уверенность Лии в себе и поставил крест на перспективах дальнейшего трудоустройства. Единственным выходом для нее оставалась самозанятость, и поскольку когда-то она работала на рынке, еще подростком, ей пришлась по душе идея торговать с собственного лотка.

Мы обсудили разные варианты и поначалу остановились на старомодной одежде, но потом к ней добавился прочий антиквариат, и ассортимент расширился. Через год жена получила в пользование лоток на рынке, но к тому времени ее товар стал напоминать барахолку. Здесь было все: безделушки, книги, бижутерия и даже пазлы. Справедливости ради, справлялась она весьма успешно и ежемесячно зарабатывала около тысячи фунтов. Увы, Лия слишком увлеклась приобретением товара, в ущерб продаже. В конце концов администратор рынка передал ее лоток другому, и вместо трех-четырех раз в неделю она стала торговать три-четыре раза в месяц.

Пока мне не приходит в голову, как вернуть жене изначальный энтузиазм к бизнесу, а до тех пор нечего и надеяться на какую-то финансовую отдачу, в особенности в это время года. Если бы дело касалось лишь денег, я бы, возможно, особо не беспокоился, но вот если Лия лишится и фургона, боюсь, она точно впадет в депрессию. Всем нам необходима цель в жизни — потому-то, кстати, у многих и возникают проблемы с психикой после потери работы.

Обращаться к родителям за деньгами — самая крайняя мера. Остается только надеяться, что фургон протянет до лета, когда Лия зарабатывает побольше.

Ко мне стучится Дебби.

— Джин Кэмпбелл пришла.

Мой первый клиент на сегодня. Что ж, личные проблемы придется отложить.

Я отправляюсь в вестибюль, где меня дожидается Джин. На первый взгляд, эта женщина — само воплощение нормальности: чуть полноватая пятидесятишестилетняя мать и бабушка с седеющими волосами и дружелюбным нравом. В позапрошлом году сын подарил ей на Рождество айпад и показал, как загружать приложения. Через полгода Джин наивно установила «Бинго», рекламу которого увидела по телевизору. Почему бы не сыграть иногда. В результате у Джин развилась зависимость, и, потеряв несколько тысяч фунтов, в прошлом месяце она обратилась к нам за помощью.

Сеанс с Джин проходит гладко, как и остальные семь на сегодня. Мой последний клиент, Энди, достиг таких успехов, что мы укладываемся в полчаса. Стоит ему покинуть мой кабинет, и я откидываюсь на спинку кресла и испускаю протяжный вздох. Подобные дни довольно редки, но именно из-за них я и занимаюсь психотерапией. В свою очередь, порой выпадают дни, когда приходится биться, чтобы заставить людей хотя бы явиться на прием. Так что любая победа радует.

Решаю убить остаток рабочего времени в «Фейсбуке». Со своей сестрой Кэти вижусь я нечасто, но она регулярно вывешивает посты на своей страничке — в основном ради родителей. Захожу на свою страничку и вижу, что пришло сообщение — это Камерон Гейл. Сообщение короче некуда: один-единственный знак вопроса. Его явно интересует, с чего это я попросился к нему в друзья. Набираю ответ: мол, вчера к нам наведался его дядя, который упорно его ищет.

Уже через секунду в окне появляются три точки — Камерон печатает ответ, который тоже не отличается многословностью:

Хм, чей же еще. Однако вежливо уточняю, что упомянутого родственника зовут Фрейзер Кингсленд. Ответ приходит мгновенно:

Спрашиваю зачем. Ответ, как и прежде, лаконичен:

Я собираюсь задать следующий вопрос, но Камерон уже отключился.

Само собой, мы обязаны заботиться о своих клиентах, вот только, строго говоря, Камерон таковым не является. Он удрал из моего кабинета, даже не оставив личных данных, не говоря уж о записи на следующий прием. Стало быть, за его проблемы ответственность я не несу.

Вот только почему же я опять перечитываю сообщения Камерона? И почему так озадачен заявлением Фрейзера Кингсленда, будто он приходится парню дядей? И с чего Камерону так необходимо встретиться со мной?

В некотором роде любопытство сродни наркомании. Начинается просто с зуда, но чем дольше пытаешься его игнорировать, тем сильнее тяга. Я вполне могу пренебречь просьбой Камерона, но нисколько не сомневаюсь, что к вечеру буду уже изнывать от любопытства и жаждать ответов.

Нервно барабаню пальцами по столу.

Потом достаю телефон и набиваю Лие сообщение, что сегодня на час задержусь. Вряд ли сегодня снова стейк на ужин, так что трагедией моя задержка не грозит. Во всяком случае, очень надеюсь, что жена опять не потратится на дорогущую вырезку.

Выключаю компьютер и надеваю пальто. Пора унять этот назойливый зуд.