Сказание о пальме

Глава шестая

Мак-Донелл вернулся через неделю. Его путешествие в Персию прошло без особых осложнений: прежние органы власти были развалены, а новые — в зачаточном состоянии, потому и не чинили никаких препятствий его передвижению. А добраться из Энзели до Хамадана и обратно Мак-Донеллу помогли Гунин и английский консул в Казвине.

Это путешествие, разумеется, утомило консула, но результаты, видимо, были настолько значительными, что он весь сиял. Бойлю не нужно было долго расспрашивать своего шефа, чтобы убедиться, что генерал Денстервиль полностью одобрил план Мак-Донелла о перенесении центра английской политики в Баку. Впрочем, Бойль и раньше был уверен, что старые «индийцы» немедленно споются. Генерал, который собирался с кучкой офицеров завоевать Кавказ, не мог не ухватиться за план Мак-Донелла после того, как его первая попытка проникнуть туда провалилась.

— Простите, сэр, а показали ли вы генералу мой доклад?

— О Шаумяне и его группе? О, конечно, Патрик! Я не считал себя вправе, начиная такое дело, не проинформировать его о таком опасном противнике...

— И как отнесся к этому генерал?

— Видите ли, он при мне не стал читать вашего доклада. Только попросил показать ему фотографию Шаумяна. А когда посмотрел, то сказал лишь одно: «Для политического деятеля этот джентльмен слишком красив!» — Мак-Донелл вдруг весело рассмеялся: по-видимому, он считал это замечание не только достаточно остроумным, но и исчерпывающим все вопросы. — Так что, мой друг, машина уже пущена в ход, и нам теперь придется работать в поте лица, — заключил он, потирая от удовольствия руки.

В тот же вечер Бойль заготовил несколько пригласительных писем на имя лиц, которые, по его мнению, обязательно должны были участвовать во встрече с консулом. А на следующее утро, облачившись в одежду, делавшую его похожим на приказчика из гастрономического магазина, вышел на улицу.

Нужные ему люди жили в хороших квартирах, а некоторые в собственных домах. Бойль звонил, а потом через узкую щель открытой на цепочку двери просил прислугу передать письмо хозяину квартиры. Время было неспокойное, и люди, тем более обеспеченные, неохотно открывали незнакомым двери, а впускать их в дом и подавно остерегались.

Впрочем, меры предосторожности, принятые Бойлем, были почти излишни. После разгона царской полиции и жандармерии в городе не было никакой контрразведки, которой следовало бы опасаться. В сущности, в Баку царило многовластие. Милиция, организованная после Февральской революции, подчинялась городской думе, где заправляли в основном кадеты и сотрудничавшие с ними партии. Но параллельно с думой власть в городе осуществляли Бакинский Совет, а также Армянский и Мусульманский национальные советы. Причем последние, опираясь на свои вооруженные отряды, не только производили аресты и обыски, но даже пытались собирать налоги с армянского и азербайджанского населения города.

Занятые взаимной борьбой, все эти органы власти оставили совершенно без контроля несколько иностранных консульств. И тем не менее Мак-Донелл настоял, чтобы встреча была назначена на вечер 27 февраля по старому стилю, в годовщину Февральской революции. В этот день можно будет собраться в консульстве, не привлекая ничьего внимания.

Уже после полудня в городе началось необычайное оживление: из Белого и Черного городов, из Балахан и Сабунчей, из казарм и Баиловского порта с красными флагами и транспарантами к площади Свободы двинулись колонны рабочих, солдат и матросов. Гремели духовые оркестры, раздавались песни на русском, армянском и азербайджанском языках. И даже обыватели сегодня примкнули к толпе. После речей, произнесенных представителями различных партий на митинге, колонны с музыкой и песнями двинулись к зданию Бакинского Совета.

Гости Мак-Донелла тоже были на митинге: они хотели послушать, что скажет Шаумян. Тот и в самом деле выступил в Совете, но говорил не столько о Феврале, сколько об Октябре, о Ленине, о диктатуре пролетариата и строительстве социализма. И, как всегда, весь зал Общественного собрания слушал его, затаив дыхание, то и дело разражаясь громовыми аплодисментами.

Потом собравшиеся вновь с песнями и музыкой двинулись по улицам, постепенно расходясь по своим заводам и казармам. А гости Мак-Донелла поспешили в английское консульство, где их встретил Бойль и провел в кабинет своего шефа.

— Сэр, прошу познакомиться с представителями демократических партий Баку... Мистер Айолло, от партии социал-демократов меньшевиков... Лейтенант Ермаков, от партии социалистов-революционеров и Центрокаспия... Мистер Гюльханданян, от партии «Армянский революционный союз»... Мистер Гукасов, от конституционно-демократической партии народной свободы... И, наконец, генерал-лейтенант Багратуни — представитель армянского и русского офицерства...

Гости подходили к консулу и молча пожимали ему руку. Только Гукасов, кольнув маленькими острыми глазами Бойля, резко проговорил, словно подчеркивая, что в данном случае важно именно это:

— Гукасов, Аршак Осипович, от союза нефтепромышленников!

И это заставило консула обратить внимание на известного миллионера, человека небольшого роста, с седеющими висками и коротко постриженными усами. Если у остальных, несмотря на все их старания держаться независимо, проскальзывало или подобострастие или скованность, то этот, по-видимому, знал себе цену и держался спокойно, всем своим видом показывая, что он — не чета другим.

— Очень рад, мистер Гукасов, — вынужден был произнести Мак-Донелл, пожимая ему руку.

И после церемонии знакомства он обратился уже ко всем:

— Я весьма рад встретиться с вами, джентльмены. Прошу садиться. — Он говорил по-русски довольно хорошо. — Мистер Бойль сообщил мне, что вы желаете поговорить о положении, создавшемся в Баку. Я слушаю вас, джентльмены.

Гости минуту в недоумении смотрели друг на друга. Все считали, что эта встреча организована по инициативе хозяина, поэтому он первым должен и высказаться. Однако никто так и не пожелал внести ясность в этот вопрос, и Айолло, посмотрев на остальных, произнес:

— Вы позволите, господа?.. Да, господин консул, положение в Баку в самом деле складывается опасное, страшно запутанное и, я бы сказал, недопустимое!..

Господину Айолло было лет под пятьдесят. Лысый, в профессорском пенсне и черной визитке. Но бегающие глаза и мешки под ними, а главное, манера все время потирать руки делали его скорее похожим на не совсем чистого на руку приказчика. Он, видимо, считал себя хорошим оратором и теперь, стараясь произвести впечатление на консула, патетически протянул длинный и костлявый палец в сторону окна, откуда все еще доносился шум толпы и глухое буханье барабанов духовых оркестров.

— Подойдите к окну и посмотрите, что делается в нашем городе!..

Но Мак-Донелл прервал его чуть насмешливой репликой:

— Можете не сомневаться, мистер... э‑э... — Он наконец вспомнил его фамилию, но произнес ее на английский манер: — Айоллоу... Я уже смотрел!

— Подумать только, во что сумел превратить этот демагог Шаумян — Чрез-вычай-ный комиссар Ленина! — светлый праздник освобождения от векового ига самодержавия!.. — продолжал Айолло. — Говорить именно в день свержения этой диктатуры о «диктатуре пролетариата»!.. Да, только здесь, только в Баку демократия подвергается этой страшной опасности, только здесь...

— Это — с одной стороны, мистер Айоллоу, — снова прервал его Мак-Донелл. — А с другой?..

Айолло, не понимая, что имеет в виду консул, вопросительно посмотрел на него. Этим воспользовался Гюльханданян.

— А с другой стороны — эти мусульмане, господин консул, партия Мусават! — воскликнул он, встав с места. Это был коренастый человек лет сорока пяти, с бородкой и усами под маленьким носом, высоким лбом и всегда настороженными глазами. Одет он был небрежно, хотя и слыл человеком состоятельным: его старший брат, Андреас Гюльханданян, считался одним из богачей города. — Мы надеялись, что эта партия будет сотрудничать с нами в общей борьбе против установления власти большевиков в Баку, однако теперь становится все яснее, что она намерена отдать Кавказ туркам... Туркам, господин консул! Вы понимаете это? Представляете, что ожидает армян в таком случае?

— Приблизительно представляю, — серьезно проговорил Мак-Донелл.

Айолло, который все еще стоял, убедившись, что его уже никто не слушает, обиженно сел. Но новый собеседник, видимо, тоже не очень интересовал консула, потому что он вдруг повернулся в сторону сидевшего молча генерала Багратуни.

— Поскольку возможное вторжение германо-турок на Кавказ есть вопрос чисто военный, мне бы хотелось услышать по этому поводу мнение такого авторитета, как генерал Багратуни. — И Мак-Донелл поклонился генералу.

В больших красивых глазах генерала на минуту промелькнуло удивление, и он встал.

— Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы сделать следующее заявление: я и мои коллеги-военные стоим вне политики, поэтому я не скрою, что несколько удивлен, оказавшись в числе приглашенных на это совещание, где, как я вижу, в основном присутствуют политики. — И генерал, обращаясь ко всем, поспешно прибавил: — Вы можете быть уверены, что мы не питаем никаких особых симпатий к большевикам хотя бы потому, что они подписали этот злосчастный мир в Брест-Литовске. Однако в данную минуту мы считаем важным не это, а опасность вторжения на Кавказ турок. Она настолько серьезна, что мы готовы забыть все прочие разногласия и сотрудничать со всяким, кто возьмется организовать оборону Кавказа. И так как большевистское правительство достаточно хорошо понимает это, то мы — я полагаю, что это вам отлично известно, господин консул! — приняли предложение об организации армянских войск на Кавказе. И я считаю своим долгом прямо заявить, что всякий, кто будет действовать против этого, не должен рассчитывать на нашу симпатию и содействие!

Вопреки ожиданиям всех, Мак-Донелл, выслушав это, одобрительно кивнул головой:

— Я вполне понимаю и одобряю ваши патриотические чувства, генерал. И именно потому я и хотел бы узнать ваше мнение о возможности захвата Кавказа германо-турками.

— Турецкая армия маршала Вехиба не очень велика, и ее продвижение к Кавказу можно было бы приостановить, если бы здесь существовало единодушие и четкая организация молодых войск, заменивших русскую армию. Но ни того, ни другого пока нет. У турок здесь имеется могучий союзник в лице мусульманского местного населения и почти безраздельно господствующей над его умами протурецки настроенной партии Мусават.

Мак-Донелл снова кивнул в знак согласия, затем спросил:

— Кстати, а сколько войск у мусаватистов?

— В настоящее время у них тоже не очень крупные силы из-за отсутствия командного состава. Но если они получат таковой от турок, то смогут вскоре выставить армию в шестьдесят тысяч человек.

— Таким образом, вместе с турками это составит внушительную силу, не так ли?.. — Мак-Донелл вдруг повернулся и устремил холодные глаза на Гюльханданяна: — Вы, надеюсь, понимаете, мистер Гюльханданян, что эта сила прежде всего будет направлена против Баку. Сколько же войск сможет противопоставить в таком случае мусульманам ваш Национальный совет?

— Э-э... — смущено протянул Гюльханданян. — К сожалению, в Баку имеется всего три-четыре тысячи...

— А сколько у большевиков?

Видя, что Гюльханданян молчит, Багратуни сухо сообщил:

— Сегодня в Баку в военном отношении сильнее всех большевики: они в состоянии выставить до шести тысяч штыков, хотя этого тоже мало против турок и мусульман.

— Это уже другой вопрос, — сказал Мак-Донелл и снова обратился к Гюльханданяну: — Значит, с военной точки зрения более опасный противник — турки?

— С военной точки зрения, конечно, да, — вынужден был согласиться Гюльханданян.

Мак-Донелл хотел еще что-то сказать, но в это время раздался негромкий, но внушительный голос Гукасова:

— Простите, господа... — Все невольно обернулись в его сторону. — Мы уже довольно долго беседуем, но я вижу, что наша беседа развивается совершенно не в том русле...

Говоря это, Гукасов и не пытался скрыть или хотя бы смягчить свое пренебрежение к присутствующим. Все на миг затаили дыхание, а Мак-Донелл воскликнул:

— Вот как?!

Но Гукасов, не обратив внимания на него, продолжал:

— Основная проблема Баку — вовсе не потеря демократии и даже не возможный захват его турками... — Мак-Донелл хотел что-то сказать, но Гукасов властным жестом предупредил его. — Баку — это первым долгом нефть, господа! А нефть сегодня — одна из основ государственного хозяйства. Вы пытаетесь выяснить, какой из наших противников сильнее, в то время как нужно определить, какой из них опаснее!.. Вы слушаете меня, господин консул?

Бойль ликовал. Прелестно, просто восхитительно!.. Бедняга Мак-Донелл! Ему, наверное, никогда не приходилось выслушивать в своей любимой Индии подобное нравоучение.

— Я, разумеется, также считаю нежелательным вступление немцев и турок в Баку, господа, — сухо продолжал миллионер, повернувшись в сторону Гюльханданяна и Багратуни. — Но позволить, чтобы большевики завладели бакинской нефтью!.. Это же означает укрепление их власти и победу! В конце концов вспомните, что их программой является национализация земли, промышленности и недр, господин консул. А в нефтяных промыслах Баку основной капитал принадлежит английским, французским и прочим европейским фирмам!..

— Мы этого не забываем, мистер Гукасов, но мне кажется, что вы слишком преувеличиваете опасность, — отпарировал Мак-Донелл. — Я позволю себе вспомнить мудрую пословицу: «Для мыши страшнее кошки зверя нет». Я не ожидал, что один из крупнейших бизнесменов России так легко потеряет голову от временных удач большевиков!

— Потеряет голову? — Маленькие глазки Гукасова снова впились в Мак-Донелла, верхняя губа хищно приподнялась. — Вы плохо знаете меня, господин консул! Если бы вы подольше жили в Баку, то, несомненно, слышали бы любимую поговорку бакинцев: «Не нужно нам гукасовских миллионов, лишь бы не было его несчастий!» И это не пустые слова, господин консул. Ибо «один из крупнейших бизнесменов России», как вы изволили величать меня, потерял свою старшую дочь от туберкулеза — от болезни, которая обычно косит людей, плохо питающихся, живущих в тесных и душных жилищах. В ее память я построил знаменитую ялтинскую церковь — одну из красивейших в России. Но господу богу неугодно было принять эту мою жертву. Другая моя дочь была убита офицером Бережановым из-за неразделенной любви и ревности. И, наконец, третья моя дочь сгорела на праздничной новогодней елке. Теперь я остался один как перст, без близких и наследников...

Голос Гукасова дрогнул, и Мак-Донелл поспешил сказать:

— Я в самом деле не знал всего этого, мистер Гукасов, и очень сожалею...

Но Гукасов махнул рукой, словно отбрасывая всякое сочувствие, и снова окрепшим голосом продолжал:

— Поток этих несчастий не сломил меня и не смог ни на йоту ослабить усилия, которые я прилагаю для развития русской промышленности, господин консул! Однако теперь, видя, как представитель наших союзников недооценивает величайшую опасность, нависшую над цивилизацией мира, считая большевиков «невинными кошечками», которых якобы напрасно боимся мы, местные мыши, и в самом деле начинаю терять голову!..

— Да, — мрачно подтвердил Ермаков. — С ними надо покончить. Немедленно!

Мак-Донелл живо повернулся в сторону моряка, лет тридцати, с крупной головой и живыми глазами. Вспомнились слова, сказанные Бойлем о Ермакове: «В отличие от Айолло и Гюльханданяна, считающихся хорошими ораторами, этот джентльмен говорить не умеет, но является сторонником решительных действий...»

— Каким способом, мистер Ермаков? Так? — И консул сложил пальцы правой руки наподобие пистолета, обнаруживая, что достаточно хорошо знаком с методами эсеров.

— Как угодно, — пробурчал Ермаков. — Хоть так, хоть бомбой!

— Вы согласны с этим, мистер Гукасов? — Мак-Донелл обернулся к миллионеру.

Но тот только поморщился.

— Глупости! Так с большевиками не справиться! Для того чтобы навести тут порядок, необходимо, чтобы английские войска...

— ...пришли в Баку, прогнали большевиков и на серебряном подносе вручили власть вам, не так ли? — насмешливо прервал его консул. — Нет, джентльмены, это означает вмешиваться во внутренние дела нашей бывшей союзницы России! А мы не намерены так поступать.

Это прозвучало как гром, как залп тысячи пушек. Присутствующие недоуменно и растерянно смотрели друг на друга. Не хотят вмешиваться? Боже мой, зачем же тогда мы собрались здесь?..

И только Гукасов не растерялся и, прищурив глаза, пристально смотрел на консула. Его верхняя губа вновь приподнялась, на этот раз в усмешке.

— Интересно! Англичане не желают вмешиваться в дела другой страны!..

Мак-Донелл нахмурил брови.

— Мистер Гукасов, меня удивляет ваш тон!

Но Гукасов уже в бешенстве закричал:

— А хотите, я скажу, почему вы стали такими деликатными? Да потому, что у вас нет силенок, чтобы прогнать отсюда большевиков!

Все, застыв на местах, смотрели на этих двух немолодых людей, которые, казалось, готовы были вцепиться друг другу в горло. Мак-Донелл глухо спросил:

— Предположим... Какие же выводы делаете вы из этого?

— Мы, по-видимому, должны послать вас к черту и идти к тем, кто имеет достаточно сил, чтобы выгнать большевиков из Баку! — уже с угрозой в голосе произнес Гукасов. — Не знаю, как остальные, но меня здесь больше ничто не интересует. Прощайте, господа!

Резко повернувшись, он решительно направился к выходу. Мак-Донелл подождал, пока Гукасов дойдет до двери, и тогда в наступившей тишине раздался его спокойный голос:

— Я бы не советовал вам уходить, мистер Гукасов!

В его голосе было нечто такое, что заставило Гукасова на миг остановиться.

— Позволю себе напомнить вам, что мы находимся в состоянии войны с этими вашими «сильными друзьями» и, смею утверждать, рано или поздно победим их, — продолжал Мак-Донелл. — И тогда не будьте в претензии, если выяснится, что ваш эффектный уход отсюда достаточно сильно запечатлелся в нашей памяти...

Гукасов повернулся и посмотрел на консула, словно пытаясь выяснить, насколько серьезна эта угроза. И тут англичанин нанес последний удар:

— Не забудьте также, мистер Гукасов, что большая часть ваших активов помещена в банки союзников!..

Бойль, который внимательно следил за происходящим и минуту назад восторгался Гукасовым, этим кавказским барсом, не боящимся показывать клыки страшному зверю, теперь вынужден был по достоинству оценить и силу своего шефа. Нет, старик все же знает свое дело. В каком ловком прыжке он схватил за горло противника и заставил его присмиреть...

Гукасов тяжело вздохнул и молча вернулся на свое место. Все! Теперь он стал ручным для Мак-Донелла!

Минуту длилось неловкое молчание. Затем Гюльханданян повернулся к консулу:

— Где же выход, господин консул? — охрипшим голосом спросил он.

На лице Мак-Донелла снова заиграла любезная улыбка.

— Мистер Гукасов спутал мои карты, джентльмены. Я вынужден признаться, что бакинские нефтепромышленники и вся демократия имеют в его лице очень дальновидного и умного руководителя... — Англичанин почтительно поклонился Гукасову, тем самым смягчая перед присутствующими его поражение. — Да, он вынуждает меня признаться, что мы, действительно, не имеем достаточно сил, чтобы выполнить ваше заветное желание...

Гукасов поднял голову и посмотрел на консула — теперь и он ничего не понимал. Мак-Донелл поспешил подчеркнуть:

— Пока не имеем, джентльмены!.. Однако мы не можем допустить сюда ни турок, ни германцев...

— Так что же делать, черт побери?! — воскликнул Ермаков.

— Если ясно, что ни вы, джентльмены, ни мистер Шаумян, ни даже мы, англичане, не в состоянии порознь противостоять туркам, значит, нужно создать коалицию, — спокойно сообщил Мак-Донелл.

Казалось, этот шотландец сегодня поставил перед собой цель беспрестанно озадачивать собравшихся все более неожиданными и невероятными предложениями. Раздались недоуменные возгласы гостей:

— Как?..

— Нам... объединиться с большевиками?

— И даже вы?..

— А что тут особенного, джентльмены? — спокойно спросил Мак-Донелл. — Если мистер Шаумян и Бакинский Совет пригласят нас сюда, мы не пожалеем стараний, чтобы совместно с ними и с вами оборонять Баку от общего врага... — И он снова повернулся к Багратуни: — Что вы скажете, генерал?

Багратуни после минутного раздумья ответил:

— Не представляю, насколько это возможно с политической точки зрения, но в военном отношении это — единственная реальная комбинация, которая сможет устранить угрозу, нависшую над Баку.

— Благодарю вас, генерал. — Мак-Донелл теперь обернулся к Гукасову: — А вы какого мнения об этом, мистер Гукасов?

— Все зависит от того, кто будет главенствовать в этой коалиции... — задумчиво произнес миллионер.

— Как бизнесмен, вы несомненно знаете, что в каждом акционерном обществе решающее слово принадлежит не директору и даже не председателю, а тому, в чьих руках находится контрольный пакет акций... Мне кажется, что в этом «акционерном обществе» хозяином положения тоже будет тот, кто обеспечит оборону города оружием, продовольствием и возьмет под свой контроль внутренние и внешние сношения...

— Гм... Это, конечно, правильно. Но вы минуту назад были так любезны, что похвалили мою дальновидность. И уж поверьте мне: большевики не так глупы, чтобы не понять ваш ход, они ни в коем случае не согласятся принять вас в компанию, даже если вы и предложите им почетную должность директора!

— Я знаю, что они серьезные люди, и вся моя надежда как раз на это, мистер Гукасов, — легко согласился Мак-Донелл. — Против турок им нужны союзники, а, кроме нас с вами, они других не найдут. Насколько я знаю, все акционерные общества составляются именно так — больше в результате необходимости, чем из добрых побуждений, не так ли?

— Все же я ничего не понимаю. Выходит, мы должны помогать Шаумяну? Помогать ему укрепиться здесь? — спросил Ермаков.

— На первых порах это, по-видимому, будет неизбежным, мистер Ермаков, — подтвердил Мак-Донелл.

— Чепуха! — начал горячиться Ермаков. — Знаете ли, что он сделает, как только несколько утвердит свое положение? Даст нам пинка и вышвырнет всех из Баку!

— Да, уж будьте уверены, господин консул! — горячо поддержал его Айолло.

— Джентльмены, джентльмены! — поднял руку Мак-Донелл. — Вы, по-видимому, все же не уяснили суть моего предложения. Если позволите, я вам расскажу маленькую сказку, которую слышал на Востоке... — Не дожидаясь согласия, он встал и начал ходить по кабинету. — У одного бедного крестьянина перед хижиной росла финиковая пальма — единственный источник его существования. Однажды мимо его дома проходили три путника — монах, лекарь и ростовщик. Все трое были голодны и, увидев пальму и стоящего рядом крестьянина, подумали: «Нас трое, а он один». И начали рвать спелые финики. Но, немного погодя, крестьянин сказал монаху и лекарю: «Я очень счастлив, что мои плоды вкушают Слуга Неба и Целитель Людей, но удивляюсь, что с вами находится и этот ростовщик. Поглядите-ка, вы съели по одной горсточке фиников, а он уже пожирает третью!» «Хозяин прав! — возмущенно воскликнул монах. — С такой свиньей разве можно дружить?» «Давайте прогоним его!» — предложил лекарь... И они вместе с крестьянином прогнали жадного ростовщика!..

Рассказывая, Мак-Донелл менял голос и выражение лица, представляя то толстого монаха, то худощавого лекаря. «Оказывается, он еще и артист!» — думал Бойль, теперь уже с восхищением глядя на своего шефа.

— Проходит еще немного времени, и хозяин обращается к лекарю: «Правда ли, о хаким, что ты способен исцелять недуги страждущих?» «Конечно, — отвечает тот. — Я вылечил сотни больных». «А мне кажется, что их исцелила не твоя наука, а небесная милость!» — возражает крестьянин. «Не болтай глупостей, — сердится лекарь. — При чем тут небесная милость, когда все зависит от моих знаний?» Но это вызывает гнев монаха. «Что за кощунственные слова ты тут произносишь, нечестивец! — кричит он. — Ты смеешь противопоставлять себя небесному могуществу!» «Да, святой отец, этот хаким, по-видимому, гнусный безбожник, давай прогоним его!» — говорит хозяин. И они прогнали лекаря тоже, джентльмены. А когда монах остался один, крестьянин взял увесистую палку и начал уговаривать его: «Тебе не кажется, святой отец, что недостойно пользоваться чужим добром без разрешения хозяина?..» Монах согласился, что это, действительно, нехорошо, и поспешно удалился от пальмы бедняка!..

Мак-Донелл изучающе посмотрел на присутствующих, словно спрашивая: «Ну, что вы на это скажете?» Все сразу повернулись в сторону Гукасова: в конце концов все понимали, что решающее слово — за ним.

Гукасов поднялся с места и с тяжелым вздохом произнес:

— Что сказать, господа?.. Я всегда был сторонником простых и решительных действий, а все это слишком уж сложно и запутанно. Однако, если другого выхода нет, что же поделаешь?..

Мак-Донелл воскликнул:

— О, не тревожьтесь, джентльмены, все будет хорошо!..

Но тут генерал Багратуни холодно заметил:

— Надеюсь, господа, вы не забыли, о чем я говорил в начале нашей встречи: поскольку главной опасностью для Кавказа мы считаем турецкое нашествие и коль скоро эта опасность еще не достигла Баку, то мы полагаем за благо встретить ее там, на полях Армении. Поэтому вы должны исключить из всех ваших комбинаций меня и Армянский полк, который вскорости должен направиться туда.

И тогда остальные тоже словно очнулись от гипноза.

— Мы должны еще тщательно обсудить предложение о коалиции с большевиками, — заявил Айолло. — Боюсь, что бюро нашей партии сочтет это предательством по отношению к тифлисским коллегам.

— Да и Армянский национальный совет на это не очень охотно пойдет, — сказал Абрам Гюльханданян.

— А наши вообще откажутся! — резко выкрикнул Ермаков.

Бойль вопросительно посмотрел на консула. Похоже, что все его старания прошли даром. Но Мак-Донелл только спокойно кивнул:

— Разумеется, джентльмены. Я и не думал, что столь важное решение может быть принято без тщательного обсуждения. Но я уверен, что именно обстоятельное изучение всей проблемы в целом докажет вам, что это — единственно правильный выход из положения. — Он повернулся к двери и громко позвал: — Джеральд, угостите наших дорогих друзей вашим знаменитым пуншем!