Сказание о пальме

Глава семнадцатая

Радиограмма Ленину. 14 июня 1918 года.

«10 июня наши войска в количестве 10 тысяч выступили из Аджикабула. 11‑го заняли станцию Сагири, 12‑го с боем станцию и село Кюрдамир и продвигаются дальше. По сведениям из Тифлиса, турки перебросили в сторону Елизаветполя 15 тысяч войска. Сообщают, что в Тифлис 11‑го вечером прибыл третий эшелон германских войск, 8 июня в Поти высадились на трех транспортах германские войска с артиллерией. Настроение в наших войсках бодрое, порядок образцовый, флот будет геройски отстаивать Советскую власть, настроение у рабочих, несмотря на трехмесячный голод, очень повышенное, будут сражаться до последней возможности. «Живыми не сдадимся и немецким хищникам никакой нефти не оставим», — говорят рабочие.

В случае поражения Баку несомненно превратится в пепелище. Отряд Бичерахова в Персии вошел в состав Бакинской советской армии, спешит на помощь бакинцам. Кучук-хан по дороге из Казвина в Энзели открыл боевые действия против Бичерахова. Отряд, успешно отбиваясь, продвигается вперед. Через неделю он будет в Баку. Никакой военной помощи из России до сих пор не имеем. Нет броневиков, аэропланов, артиллерии, даже патронов. Винтовок, отправленных с Колпинским и Тер-Петросовым, до сих пор нет. Не получены еще пушки для судов. Нет Габриеляна. Нет 100 миллионов.

Чрезвычайный комиссар по делам Кавказа

С. Шаумян».

И ни слова о том, что было на этих днях. О заговоре против Советской власти.

Баку продолжал митинговать: днем и вечером, во время работы и после нее. Но если раньше на этих митингах рабочие кричали: «Да здравствуют Советы!» и пели «Варшавянку», то теперь все чаще звучал вопрос: «Когда будет хлеб?» Приходилось все время разъяснять рабочим создавшееся положение, успокаивать, подбадривать. Эсеры и меньшевики, которые часто сами устраивали эти митинги, не упускали повода, чтобы обвинить большевиков, и лично Шаумяна, в неумении управлять и даже объявляли их виновниками голода...

12 июня утром Шаумян и Фиолетов возвращались с митинга на заводе «Кавказ и Меркурий». У Приморского бульвара Степан Георгиевич приказал Вагану остановить машину.

— Какая благодать, а?.. Зелень, кружевная тень на земле, ветерок с моря... Оказывается, есть еще на свете такие вещи!.. Давай-ка, Иван Тимофеевич, зайдем в парк, немного посидим на скамеечке?

Фиолетов озабоченно посмотрел на часы.

— Что ж, минут десять — пятнадцать можно.

Они в сопровождении Ильи и Анвара вошли в парк. Выбрали скамейку на самой пустынной аллее и сели. Илья и Анвар нервничали, оглядывались по сторонам, но молчали. А Шаумян долго щурил глаза на сверкающее, словно разбитое зеркало, море, проглядывающееся между деревьями.

— Благодать! — снова воскликнул он. — Знаешь, Иван, когда я в последний раз сидел в Баиловской тюрьме, то мечтал: освобожусь — возьму Екатерину Сергеевну и ребят и приду сюда... Ты не поверишь, но я почему-то думал именно об этом парке... Сяду на скамейку и ничего не буду делать. Просто буду смотреть на море и отдыхать! — Шаумян тихо засмеялся, махнул рукой. — Так и осталось мечтой... Из тюрьмы меня отправили в ссылку, а когда освободился и вернулся в Баку, началось все это...

— Да-а... — задумчиво протянул Фиолетов. — Какое уж тут сидение в парке у моря!

— И все же, когда все закончится, я приду сюда, — сказал Шаумян, прищурившись глядя вдаль, — возьму Екатерину Сергеевну и Сережку — и сюда!

Они еще немного посидели молча. Потом Фиолетов, посмотрев на часы, сказал:

— Пора, Степан...

Когда они вышли из парка и подошли к автомобилю, оказалось, что Илья где-то задержался. Ваган несколько раз нетерпеливо нажал на гудок. Анвар, чертыхаясь, побежал обратно в парк и через минуту вернулся, сказав торопливо:

— Илья просит, чтобы вы ехали без него... Говорит, что там какая-то буза, разобраться надо!

Фиолетов помрачнел, рассердившись на самовольное поведение Ильи, и приказал Вагану:

— Поехали!

Шагая за Шаумяном и Фиолетовым, Илья увидел группу матросов из флотской роты, которые помахали ему рукой.

— Ардаганцам — наш морской!

— Взаимно и вам, да с кисточкой! — ответил Илья на ходу. — Что, гулять вышли, ребята?

— Какое там гулять! — ответил один из матросов. — Сами же вы, ардаганцы, пригласили нас на митинг!

Илья остановился.

— Значит, митинг будет?.. А по какому поводу?

— Да вот тут написано: «Общее собрание Каспийской флотилии... по вопросу о текущем моменте». — И моряк протянул бумажку.

Илья нахмурился.

— Но когда же это было — общее собрание флотилии? Об этом я бы знал!

Тогда второй моряк воскликнул:

— Вот видите! Я же говорил вам, что не было такого собрания.

Матросы переглянулись. Один из них снова обратился к Илье:

— Еще один вопрос, ардаганец: есть у вас на корабле Аникин?

— Аникин?.. В первый раз слышу.

— Видали? — торжествующе обернулся моряк к остальным.

Илья взял повестку и прочитал:

«Общее собрание Каспийской флотилии просит товарищей рабочих, товарищей фронтовиков делегировать от 300 человек одного и из товарищей красноармейцев от каждой части или батареи по одному делегату на общий митинг, созываемый для обсуждения и обмена мыслями по вопросу о текущем моменте и охране города от неприятеля. Местом митинга назначается Морской бульвар, в среду, 30 мая старого стиля, в десять часов утра.

Председатель Аникин. Секретарь Игнатов».

Они направились к месту митинга.

Там уже были установлены столы для ораторов и собралось человек сорок рабочих и солдат. Распоряжался высокий светловолосый человек в военной форме. К нему и подошел Илья.

— Можно ли узнать, товарищ, — спросил он вежливо, — кто организовал этот митинг?

Тот окинул его изучающим взглядом, потом справился:

— Вы с «Ардагана»? А где ваш корабль, почему не подходит к парку?

— А разве «Ардаган» должен был подойти к парку?.. — подался вперед Илья. — Для чего?

— Чтобы охранять митинг... Была же договоренность!

— То есть как?.. С каких это пор митинги охраняются военными кораблями? — воскликнул Илья, все более убеждаясь, что готовится какая-то провокация.

Светловолосый, в свою очередь почувствовав неладное, отрезал:

— А вы кто такой будете? Что за допросчик?

Илья показал на свою бескозырку:

— Не видите: матрос с канонерской лодки «Ардаган»... А тут написано, что у нас есть какой-то Аникин и еще — Игнатов. Так вот, никакого Аникина на канлодке нет, а Игнатов всего один — я! Да только мне ничего не известно об этих делах!..

Вокруг собрались люди. Послышались возгласы:

— Как, как — нет Аникина?

— Вот так штука!

— Тут что-то нечисто!

Светловолосый забеспокоился, начал успокаивать толпу:

— Ребята, ребята, не бузите!.. Подождите, все узнаете в свое время!

Но Илью это окончательно вывело из себя. Он схватил за ворот светловолосого и потряс:

— Эй, ты! Давай не виляй тут, а выкладывай: кто мутит воду и с какой целью?

— Руки прочь, гад!.. — Светловолосый выхватил револьвер, но Илья вывернул ему руку и вышиб оружие. Возбужденная толпа матросов и солдат придвинулась, угрожающе загудела:

— Обыскать его! Что за фрукт?

Из кармана светловолосого вытащили целую кипу бумаг, напечатанных на машинке. Илья весь позеленел от злости и бешенства, прочитав в одной из них: «Арестовать Шаумяна во что бы то ни стало, немедленно». Яростно сунув бумагу в нос светловолосому, он закричал:

— Кого арестовать?.. Ты что, белены объелся, так твою!..

Тот молчал. Его схватили и потащили к коменданту Авакянцу.

В это же время в Баилове развернулись другие события. Аркадий Кузьминский, став военным комиссаром флотилии, жил в порту. Утром 12 июня Пендюра, коммунист из военного порта, разбудил его:

— Вставай, опять этот гад, Наджаров, тайком прошел на «Ардаган».

Наджаров, правый эсер, в последние дни действительно мелькал в порту. Это был ярый контрреволюционер, и его посещения вызывали подозрение. Кузьминский быстро оделся, прицепил револьвер и побежал к пристани, где стоял «Ардаган».

На палубе, на броневой башне, была прикреплена карта Каспийского моря, а Наджаров показывал собравшейся команде путь, по которому англичане могут прийти на помощь бакинцам.

— Это еще что такое?! — гневно закричал Кузьминский. — Почему на боевом корабле присутствуют посторонние люди?

Наджаров смутился. Видимо, он имел основания опасаться вмешательства именно этого человека. Матросы вокруг забеспокоились:

— Правильно, комиссар, тут какая-то муть, надо разобраться!

— Спросите нашего механика Кириченко, почему он притащил сюда водку?!

— Какую водку? — не понял Кузьминский.

— Да самую обыкновенную, горилку, — пояснил один из матросов. — Еще вчера принес четыре ведра и начал угощать матросов.

Кузьминский отыскал глазами механика, рыжего и скуластого офицера, с глубоко запавшими глазами. Тот попятился было, но стоявшие позади матросы схватили его.

— Так, так... — медленно произнес Кузьминский. — А дальше?

— Принес, значит, он эту водку, пейте, говорит, ребята, — продолжал рассказывать матрос. — Мы, несколько большевиков, конечно сразу насторожились, ждем, чем это кончится. А он начинает разговоры о том, что надо сниматься с якоря и идти к Приморскому бульвару, бормочет что-то насчет немецких шпионов, которые взорвут канонерку, если будем стоять здесь. Потом прибегает этот тип, Наджаров, и тоже начинает разводить баланду насчет того, что нужно идти к Приморскому бульвару «защищать митинг рабочих и матросов»...

Тут кто-то спохватился:

— Ребята, а где сам-то Наджаров?

Оказалось, Наджаров успел незаметно сбежать с корабля.

Кузьминский приказал арестовать Кириченко и под охраной повел его в город, в военревкомитет.

Через час, когда захваченные документы оказались на столе перед народными комиссарами, постепенно прояснилась картина раскрытого заговора. Светловолосый оказался Ивановым, офицером и эсером, недавно прибывшим в Баку из отряда Бичерахова и каким-то образом затесавшимся в бюро укомплектования Красной Армии Военно-революционного комитета. Вторым участником заговора был механик «Ардагана» Кириченко, тоже офицер и эсер. А третьим был председатель союза фронтовиков Сысоев, который получил от Иванова приказ привести на митинг на Приморский бульвар вооруженных фронтовиков-эсеров. Но накануне вечером он, будучи пьяным, устроил на улице дебош и был арестован комендантом города Авакянцем. Стоило прочесть листовки и проекты резолюций митинга, подготовленные Ивановым и другими заговорщиками, как сразу стало понятно, что за их спиной стоят более грозные силы.

В обращении к Кавказской Красной Армии говорилось:

«Вы, товарищи красноармейцы и моряки, утомленные беспрерывной борьбой за интересы трудового народа, должны искренне и с великой радостью встретить товарищей англичан, которые на днях прибывают в Баку и станут в ваши ряды.

С богом за общее дело на общего врага — германо-турок!

Да здравствует Российская Советская Федеративная Республика!

Да здравствует Красная Армия!

Да здравствует английская армия!»

Еще полнее цели заговорщиков раскрывала резолюция, подготовленная заранее и подлежащая утверждению на митинге:

«Мы, представители рабочих, матросов, красноармейцев и фронтовиков, — говорилось в ней, — на общем собрании сего 12 июня 1918 года, всесторонне обсудив вопрос по обороне города Баку, установили:

Что город Баку и его окрестности находятся в неизбежно гибельном положении, если недельный срок не даст реальную постороннюю помощь военными силами...

Что официально предложенная военная помощь английским правительством через английского консула в городе Баку была отвергнута.

На основании вышеизложенных причин, и в особенности на основании предыдущего пункта, мы, уполномоченные члены трудящихся масс города Баку и его окрестностей, постановили:

Остаться во главе законодательного органа в Закавказье вместо ныне существующего Бакинского Совета рабочих, крестьянских, красноармейских и матросских депутатов, то есть настоящим Бакинский Совет рабочих, крестьянских, красноармейских и матросских депутатов распускается.

Всем остальным организациям и должностным лицам настоящим вменяется в обязанность оставаться на своих местах, за исключением Народного комиссара по иностранным делам т. С. Шаумяна, который от занимаемых им должностей освобождается.

К ныне существующему Совету Народных Комиссаров дополняются следующие ответственные лица: комиссар по иностранным и временно военным делам т. П. И. Иванов, по морским делам т. С. Ф. Кириченко, чем ограничиваются права тт. Г. Корганова и Б. Шеболдаева, командующими действующей армией».

И, наконец, в письме новых «народных комиссаров» на имя Мак-Донелла говорилось:

«В данном случае как интересы местной Советской власти, так и интересы английских войск, занимающих Багдадо-персидский фронт, совершенно совпадают, и потому Исполнительный комитет Бакинского Совета солдатских, рабочих и матросских депутатов в своем новом составе уведомляет Вас, г. консул, и покорнейше просит оповестить о том же командующего английскими силами, что как город Баку, так и вся территория Бакинской губернии может быть использована английским командованием для военных операций против турецких банд, идущих с огнем и мечом на мирное население нашей оставшейся без защиты окраины.

Местная Советская власть свои действия считает актом вынужденной самообороны и заявляет, что, со своей стороны, не нарушая Брестского договора, она, однако, не может равнодушно отнестись к бесцеремонному отношению к нему и, с другой стороны, без боя оставшуюся в Закавказском крае территорию Российской республики не отдаст.

Примите, г. консул, уверение в нашем искреннем к Вам уважении.

Народный комиссар по иностранным делам.

Народный комиссар по морским делам.

Председатель исполнительного комитета».

Чтение этих документов вызвало у Прокофия Апрасионовича взрыв неуемного гнева.

— Нет, вы поглядите на этих паршивцев! — кричал он. — Они отстраняют от власти и арестовывают только Шаумяна, а всем остальным (в том числе и мне!) вменяют в обязанность «оставаться на своих местах»!.. Да неужели они считают нас такими «сговорчивыми»?!

— Нет, здесь самое важное не это, — озабоченно говорил Шаумян. — Главное, как тонко все продумано: никакого политического переворота нет. Советская власть остается. Баку — часть Российской Федеративной Республики... Следовательно, рабочим не о чем беспокоиться. Только отстраняем и арестовываем Шаумяна, переизбираем остальных большевиков и приглашаем «товарищей англичан», интересы которых вполне совпадают с нашими!

— Что же будем делать? — спросил Зевин.

— Постараемся использовать раскрытие этого заговора в наших целях, — ответил Шаумян. — Во-первых, обнародуем все документы заговорщиков, чтобы еще раз показать массам лицо наших «союзников» — эсеров и меньшевиков... К сожалению, изгнать их из Совета мы все еще не можем, но насторожить рабочих против их действий нужно... Затем проведем чистку на флотилии. «Ардаган», видимо, придется на время отправить подальше от Баку. Например, в Энзели... И надо вообще заменить состав флотилии более верными моряками из России...

15 июня было созвано чрезвычайное заседание Бакинского Совета, на котором Шаумян сделал сообщение о заговоре против Советской власти. Он обнародовал все документы и рассказал о новых фактах, вскрытых следствием: когда был арестован Сысоев, из гостиницы «Европа» скрылся некто Джунковский, бывший чиновник министерства земледелия. Оказалось, что заговором руководил он, но арест Сысоева насторожил его. Джунковский, сбежав, оставил в гостинице ряд компрометирующих документов, в том числе карточки некоторых дипломатических представителей.

Шаумян говорил:

— То обстоятельство, что заговор принял характер нелепой авантюры, что заговорщики использовали жалких агентов, которые, кроме подложных документов и водки, ничего лучшего придумать не могли, указывает на то, что Советская власть в Баку стоит достаточно прочно...

Совет утвердил резолюцию, в которой заявлялось о «готовности бакинского пролетариата и советской Красной Армии бороться до конца с наступающими германо-турецкими бандами» и о том, что «империалистические посягательства, с какой бы стороны они ни исходили, встретят решительный отпор со стороны бакинского пролетариата...»

Прочитав в газете доклад Шаумяна о провале заговора правых эсеров, вице-консул Бойль снова запил.

Сейчас он сидел в кресле, а рядом стоял Джеральд, которого Бойль до сих пор так и не сумел раскусить.

— Вам не кажется, Джеральд, что в глазах мистера Шаумяна мы выглядим кретинами? — спросил Бойль, не поворачивая головы.

— Нет, сэр, — по привычке односложно отозвался тот.

— Следовательно, вы не видите ничего страшного в том, что произошло?

Джеральд молчал, и это вызвало насмешливое замечание Бойля.

— Что же вы не отвечаете?.. Или это выше вашего понимания?

— Да, сэр. — Это прозвучало как признание.

— Так я и предполагал. Тогда выслушайте внимательно то, что я скажу. Заговор обернулся против нас... Вы прочли, что заявил Шаумян: «Советская власть в Баку стоит достаточно прочно, и никакой опасности внутри для нее не существует...». Понимаете вы, что это значит?

— Да, сэр.

— Ни черта вы не понимаете! — с досадой махнул рукой Бойль. — Иначе не говорили бы так спокойно... Мы еще раз убедились, что в лице большевиков имеем страшных противников. Спросите об этом у сэра Уинстона Черчилля — нашего морского министра. Кажется, в Англии только он понимает это!.. Остальные же на Даунинг-стрит пребывают в благодушии, считая, что справиться с большевиками легче легкого... — Бойль вдруг повернулся и посмотрел на Джеральда. — Скажите, вас не удивляет, что я веду с вами такие разговоры?

— Нет, сэр.

— Гм... Кажется, вас ничем не удивишь, дружок! — Бойль откинулся на спинку кресла и продолжал: — А сэр Мак-Донелл сказал бы, что такими разговорами я порчу мальчика... Но вам когда-нибудь придется выпить тот пунш, который мы здесь завариваем... Боюсь, напиток будет не из приятных! — Бойль встряхнул головой и спросил: — Так вот... О чем я говорил?.. И не перебивайте меня, пожалуйста, своими дурацкими «да, сэр!»... Ага, вот что я хотел сказать: надо бы одернуть этих джентльменов — Ленина, Шаумяна и всех прочих. Но тут выясняется, что наши бонзы не знают, как это делать. Не понимают!

Позади послышался шорох, но Бойль, увлеченный своими рассуждениями, продолжал:

— Да, Джеральд... Потомки Питта-старшего, Питта-младшего и лорда Дизраэли оказались мелкими людишками... Знаете, что я сделаю, если в один прекрасный день стану министром иностранных дел Англии?.. Первым долгом выгоню из моего министерства всех ослов с толстыми челюстями и длинными ушами, воображающих себя «матерыми волками дипломатии»! Одобряете мою идею, Джеральд?.. Мне кажется, что вам самое время сказать: «да, сэр»... А, дружище?

— Нет, сэр, — послышалось сзади.

Бойль, повернув голову, обнаружил, что вместо Джеральда за ним стоит Мак-Донелл. На лице консула играла злорадная улыбка учителя, поймавшего ученика за недозволенным занятием.

— Не могу согласиться с вами, сэр, — сказал он с наигранной учтивостью. — Знаете, когда я был так же молод, как вы, как-то встретил индуса на ослике и сказал ему: «Счастливый вы народ, имеете дело с четвероногими ослами, в то время как мы страдаем от обилия их двуногих собратьев в нашей стране!» И что, вы думаете, ответил он? Кивая на своего осла, он воскликнул: «О, сахиб, неужели ты думаешь, что именно эти бедные животные помогли вам стать нашими господами?!» С того дня мне стало ясно, что каждый народ уверен, будто самые глупые ослы находятся в его стране, и что все народы в одинаковой мере ошибаются!..

— Сожалею, сэр, что ваша молодость прошла так быстро! — криво усмехнулся Бойль.

Мак-Донелл, искоса глядя на него, спросил:

— Вас не удивляет терпение, с каким я выслушиваю ваши порой не очень умные высказывания?.. Я могу объяснить, в чем дело, Патрик. Минуту назад вы говорили о министерском портфеле. Представьте, с некоторых пор я тоже надеюсь, что когда-нибудь получу его... А министру нередко приходится подвергаться критике и выслушивать прозрачные намеки на толщину своей челюсти и длину ушей. Вот я и тренируюсь на вас, Патрик... Вы олицетворяете нашу славную оппозицию, которая мечет громы и молнии против правительства сегодня, а завтра, став у кормила власти, продолжает дело своих предшественников.

— Вы думаете, что я состарюсь так же быстро, сэр? — мрачно спросил Бойль.

— Мой друг, — ответил консул, — то, что вы говорите о нашей политике, — сущие пустяки по сравнению с тем, что в вашем возрасте говорил я... Как вам понравится, например, такая тирада?.. «Англия — это пиратский корабль! Мы готовы перегрызть друг другу горло из-за одного пенни, но когда на горизонте появляется чужое судно, которое можно ограбить, мы забываем все распри и объединяемся!..»

— Ах, сэр! — воскликнул Бойль. — Все-таки очень жаль, что вы так рано состарились!

— А о министерском портфеле я начал думать будучи гораздо старше, чем вы, Бойль! — сухо сообщил Мак-Донелл.

Он начал шагать по комнате, раздумывая, затем спросил:

— Так чем же вызван ваш сплин?

— Не скрою, сэр: я весьма огорчен тем, что заговор был организован так неумно!

— Так я и знал!.. — весело воскликнул консул. — И, конечно, внутренне торжествуете, что не имели к его организации никакого отношения? Поймите, наконец, Патрик, нашей целью является вовсе не свержение Советской власти сейчас. Мы хотели лишь слегка припугнуть мистера Шаумяна. Показать ему, что его ждет, если он будет упрямиться!

Бойль внимательно посмотрел на шефа:

— Значит, вы все еще надеетесь, что большевики пригласят английские войска в Баку?

— Вот именно, дружок!

— Не дождетесь... — почти сердито оборвал консула Бойль. — Как вы не видите, сэр, что даже в самые критические моменты они не теряют присутствия духа...

— Я уже говорил вам, что эти люди — новички в той игре, которую мы ведем. Они держат в руках совершенно проигрышные карты и не догадываются, что их пора бросить... В таких случаях партнер сам открывает свои карты и говорит: «Вы проиграли, сэр».

Бойль, у которого опьянение давно уже прошло, внимательно следил за игривой улыбкой своего шефа.

— И скоро вы намерены сделать это, сэр? — спросил он.

— Терпение, мой друг, терпение!..