Советский Союз. История власти. 1945–1991

Наследство Ю. В. Андропова. «Ускорение» как первый этап «перестройки» (1985-1986)

Из альтернативы, которая была понятна и доступна гражданам страны,— либо разваливающиеся, маразмирующие старики в роли генеральных секретарей и связанная с ними всеобщая безответственность, либо требовательный, энергичный борец за дисциплину, «твердая рука» — большинство выбирало второе. Одним нравились дисциплина и порядок, который наводили молодцы из КГБ, другим — еженедельные сообщения «В Политбюро ЦК КПСС», третьим — дешевая водка, появившаяся при Ю. В. Андропове и названная ее благодарными почитателями «андроповкой». _в

Кратковременность андроповского правления превратила эти 15 месяцев в объект идеализации. Черненковские месяцы управления страной стали дополнительным основанием для того, чтобы с грустью вспоминать об энергичных действиях Андропова. От Горбачева ждали продолжения его курса. Он знал это и постарался продолжить. Если для Андропова КГБ был средством осуществления многих его замыслов, то и Горбачев постарался на первом этапе своей деятельности сохранить преемственность.

На апрельском Пленуме ЦК КПСС, первом крупном партийном мероприятии, подготовленном «командой Горбачева», он подтверждал свою приверженность делу Ленина, верность социалистическим идеалам, отмечал успехи в развитии страны, наметившиеся с 1983 г.— со времени Андропова¹⁰

«Ускорение» стало своеобразной «визитной карточкой» первых двух лет деятельности нового Генерального секретаря, на смену которой позже придут «перестройка» и «гласность». Как отмечает Н. И. Рыжков, разработка экономической программы «ускорения» была начата уже в 1983 г., как и сам термин «ускорение» родился в связи с рассмотрением в ЦК предложений Госплана СССР о перспективах развития экономики СССР до 2000 г.¹¹ На двенадцатую пятилетку планировалось увеличить темпы роста национального дохода до 20-22%, промышленной продукции — до 21-24%, сельского хозяйства— вдвое. Всерьез ставилась задача догнать в 2000 г. Соединенные Штаты по уровню промышленного производства¹².

-^ ГЛАВА 7

408

IflVt iJ^rtZ-N^Jr^l T f'^ i хг», _k

Экономическая концепция Горбачева на начальном этапе его деятельности была сформулирована им в докладе, произнесенном на Всесоюзном совещании по проблемам научно-технического прогресса, состоявшемся 11-12 июня 1985 г. Генеральный секретарь провозгласил концепцию хозяйственного механизма, включавшую форсирование научно-технического прогресса, реконструкцию отечественного машиностроения, производство новых машин и оборудования, применение высоких технологий. Наряду с этим выдвигалась идея децентрализации управления экономикой, расширения прав предприятий, внедрения хозяйственного расчета, повышения ответственности и заинтересованности трудовых коллективов¹³. «Задачи подъема советского машиностроения — это магистральное направление нашего развития, и его надо твердо выдерживать сейчас и в будущем»,— заявил М. С. Горбачев на этом совещании¹⁴ Предстояло вдвое увеличить капиталовложения в машиностроение.

Эта идея не нова: она была сформулирована еще в 1979 г. в известном «докладе Кириллина», о котором мы писали выше. Ускоренное развитие машиностроения объявлялось в нем основой структурной политики в развитии материального производства. Тогда, при Брежневе, этот доклад был проигнорирован. Сейчас, при Горбачеве, отдельные положения этого доклада были использованы при разработке экономической политики. Заметим, что машиностроение было той частью промышленности, которая в большой степени была связана с нуждами обороны.

Концепция «ускорения»'приобретала в ряде случаев малообоснованный, пожалуй, даже авантюристический характер. Так, выступая в апреле 1986 г. в Тольятти, на крупнейшем советском заводе легковых автомобилей, Горбачев требовал достигнуть и превзойти уровень мирового автомобилестроения, что невольно заставляло вспомнить хрущевские планы «догнать и перегнать Америку».

Преемственность экономической политики Андропова и Горбачева на начальном этапе его деятельности — до 1987 г.— была весьма ощутима и в методах ее осуществления. Андропов рассматривал административные меры как способ ускорения развития экономики. Эту тенденцию «подхватила» и команда Горбачева. Своеобразие ее состояло в том, чтобы применить в гражданских секторах экономики методы управления, которые использовались в военно-про- мышленном комплексе СССР.

Председатель Совета Министров СССР Н. И. Рыжков вспоминает, что за образец органа управления в правительстве была взята Государственная комиссия по военно-промышленному комплексу, в которой были объединены все министерства и ведомства этого профиля. По образу и подобию Военно-промышленной комиссии появились специальные органы в структуре Совета Министров — Бюро Совета Министров по машиностроению, затем по топливно-энергетическому комплексу, химическому, социальному развитию, агропромышленному комплексу¹⁵

Ярким примером попыток применения военно-административных методов в управлении экономикой стало введение системы государственной приемки продукции на промышленных предприятиях. Государственная приемка продукции в Советском Союзе всегда существовала применительно к военной промышленности. Военную продукцию принимали офицеры, контролировавшие ее качество. Офицеры получали свое жалованье от Министерства обороны, они были независимы от администрации промышленных предприятий, поэтому могли строго следить за качеством военного снаряжения, оружия или оборудования.

Теперь же эту систему, оправданную для военных как заказчиков, распространили на всю промышленность. Для этого потребовалось создать по всей стране огромную систему государственной приемки. Мера эта носила чисто административный характер. Вместо потребителя качество продукции должен был контролировать чиновник. Но страх перед госприемкой вскоре был успешно преодолен: в ход пошли, по деликатному выражению экономиста-теоретика из окружения Горбачева, «неделовые отношения», а попросту взяточничество¹⁶.

Борьба с пьянством и бюджетом

Первоначально как вполне традиционная воспринималась и другая тема — борьбы с пьянством и алкоголизмом. Боролись при Брежневе — наказывали за пьянство, ограничивали время продажи спиртного. Борьба с пьянством, суровые наказания за употребление спиртного на работе стали частью кампании Андропова по наведению порядка и усилению дисциплины. Напомним, что именно при Андропове в центральной прессе прошла серия статей, призывавших принять самые решительные меры против пьянства. Поэтому неудивительно, что «новая метла» — Горбачев взялся решать вечный русский вопрос борьбы с пьянством. Заметим, что в это время в стране существовало довольно заметное общественное движение, осуждавшее пьянство. Наследники Андропова пошли дальше его. Уже в первые дни своей деятельности в качестве Генсека Горбачев отметил в рабочем дневнике: «27 марта 1985 г. 1. Качество. 2. Бой пьянству. 3. Малообеспеченная часть населения...»¹⁷

4-6 апреля 1985 г. состоялось заседание Политбюро, где обсуждался вопрос «О борьбе с пьянством и алкоголизмом». Горбачев настаивал на усилении борьбы с пьянством, указывал на социальные, биологические, генетические последствия пьянства. Зам. председателя Госплана, приглашенный на совещание, пытался доказать, что ограничение продажи спиртного нанесет удар по бюджету, что негде взять 5 млрд. «водочных» рублей, и тем вызвал гневное возражение Горбачева: «В коммунизм на водке хочешь въехать!»¹⁸

По поручению Генсека работала комиссия Е. К. Лигачева и председателя КПК М. С. Соломенцева. Оба они были известны своим личным неприятием пьянства. Про Лигачева, первого секретаря Томского обкома, еще в начале 80-х гг. рассказывали, что в своей «борьое за здоровый образ жизни» он не без успеха пытался превратить Томск в «зону трезвости».

В начале мая 1985 г. было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, фактически провозгласившее курс на введение «сухого закона» в стране. Хотя в документе и было написано, что следует увеличить производство виноградных сухих вин, пива, но на практике многократно (на порядки) сокращалось число магазинов, торговавших спиртным¹⁹, закрывались пивные, ликвидировалось производство стеклянной посуды для алкогольных напитков, дело дошло до истребления виноградников в тех немногих районах в СССР, где выращивали виноград. Против принятия этого решения возражали Н. А. Тихонов, Н. И. Рыжков, понимавшие, какую пробоину в бюджете принесет этот запрет на торговлю спиртным, Г. А. Алиев, сам в качестве первого секретаря ЦК КП Азербайджана много сделавший для расширения виноградарства и виноделия в республике. Однако курс на принятие простых и убедительных решений был столь соблазнителен, а цель казалась столь благородной, что все эти «меркантильные» рассуждения были полностью отметены. Начиналась Кампания! В ажиотаже ее осуществления едва не запретили и кефир, подозревая и его в том, что это алкогольный напиток!

Все это было бы смешно, если бы не было вредно и опасно. Последствия были подсчитаны позже. Площадь виноградников в 1985- 1988 гг. сократились на 30%. Был нанесен катастрофический удар по бюджету. С

рынка был устранен товар, который в стране, страдавшей постоянным дефицитом, все-таки производился. Понятно, что резко возрос дефицит бюджета. Казна подсчитывала недополученные средства: по плану 1985 г. должны были получить 60 млрд. руб. прибыли; в 1986 г.— 38 млрд.; в 1987 г.— 35 млрд.; в 1988 г.— 40 млрд.²⁰ Удар, нанесенный по бюджету, был столь значителен, что его последствия так и не были преодолены до последних дней существования СССР. Эксперименты в борьбе с «водочными деньгами» способствовали формированию долговременных негативных экономических факторов — раскручиванию инфляции в стране, нарастанию товарного дефицита. Можно утверждать, что только реформы Е. Гайдара в начале 1992 г. приостановили действие этого фактора.

Сокращение продажи государственного алкоголя (а можно говорить и о прекращении продажи) привело к резкому расширению самогоноварения. Пропал в магазинах сахар, хотя продажа его выросла с 1985 к 1988 г. на 18%, составив 9 280 тыс. т. Из магазинов вымело кондитерские изделия, дешевые конфеты, томатную пасту. Часть этих продуктов «народные умельцы» успешно преобразовывали в самогон. По данным Госкомстата СССР, в 1987 г. на самогоноварение расходовалось 1,4 млн. т сахара.

Хуже, что пропадали спиртсодержащие жидкости технического назначения, расширялось потребление наркотиков, а это приводило к многочисленным случаям отравлений, в том числе и смертельным.

Не меньшими по негативному воздействию стали социально-психологические следствия этой кампании. Невольно вспоминается русская пословица «заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет». Пьянство достоинством никогда не было и в России, как, полагаем, и во всем мире, не одобрялось. Нормальная трудовая мораль осуждала пьянство на работе. Но употребление спиртного стало частью обыденной жизни, бытовой культуры, непременным атрибутом свадьбы, похорон, больших праздников. Невозможность купить за свои деньги незапре- щенную (!) водку, ситуация, когда все взрослое население страны оказывалось в положении обвиненных в пьянстве, у людей, ограниченных в своей дееспособности, ничего, кроме озлобления, не вызывали²¹ Перед двумя-тремя магазинами на целый город или большой городской район выстраивались громадные очереди, и тысячи людей сочным, «теплым словом» поминали творца трезвенной кампании М. С. Горбачева и его сподвижников. Зато появилось раздолье для спекулянтов спиртным. В любое время дня и ночи можно было купить, переплатив вдвое, алкоголь у таксистов.

Идиотизм официальной борьбы с пьянством состоял и в том, что она прикончила реальное трезвенническое движение в стране.

Кампания настолько себя скомпрометировала, что в 1988 г. она незаметно скончалась.

Продолжение репрессий

Горбачев унаследовал и другую черту политики Андропова — репрессии против части государственного аппарата как свидетельство готовности бороться с коррупцией, неисполнительностью, как способ утверждения личной власти.

На этот раз репрессии из сферы внутренней торговли переместились в торговлю внешнюю, обрушились на внешнеэкономические ведомства. Были произведены аресты в МИДе, Государственном комитете по экономическим связям, Министерстве внешней торговли. Арестовывали чиновников, как правило, на уровне зам. министра. Мы не намерены рассматривать правомерность этих арестов и последовавших за ними суровых приговоров. Отметим только, что в истории СССР обвинения в уголовных преступлениях нередко скрывали истинные политические причины происходившего.

Один из осужденных, 65-летний В. Сушков, работавший к моменту ареста заместителем министра вц^шней торговли, оставил мемуары, рассказывающие об этих процессах. Без малого 40 лет он проработал в системе внешней торговли, осуществлял закупки техники для крупнейших автомобильных заводов: в Италии

оборудования для завода легковых автомобилей ВАЗ, в США — для завода тяжелых грузовиков КамАЗ, работал непосредственно с Брежневым, Косыгиным, Горбачевым. Его арестовали и заключили в Лефортовскую тюрьму КГБ. Там его обвинили в получении взяток от партнеров по переговорам, требовали сведений о преступной деятельности министра внешней торговли Н. С. Патоличева, человека, близкого к Брежневу, пытались обвинить в связях с японской разведкой. В. Сушков был осужден на закрытом заседании суда на 13 лет, в том числе «за благоприятное отношение к фирмам капиталистических стран»²². Вместе с Суш- ковым арестовали и его жену. Осудили на 11 лет. Причина — нарушение секретной инструкции о правилах обращения с подарками, получаемыми от зарубежных партнеров. Арест был санкционирован лично Горбачевым²³

Большую прессу вызвал арест Г. Д. Бровина, секретаря в приемной Брежнева. Его арест имел несомненное политическое значение и укладывался в ряд мер по дискредитации Брежнева. Многочисленные публикации сообщали, что Бровин

воплощение коррупции в ближайшем окружении Брежнева. Он был осужден и получил длительный срок тюремного заключения. Сам Бровин рассказывал автору этой книги, что его арестовали прямо в здании ЦК, первый допрос состоялся там же; затем он был доставлен в тюрьму КГБ, где от него потребовали самооговора, угрожая расстрелять без суда.

Пожалуй, самым полным воплощением преемственности репрессивной политики двух генеральных секретарей стала деятельность следственной группы Т. X. Гдляна и Н. И. Иванова. Следователи по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР Гдлян и Иванов и их многочисленные сотрудники были направлены в Узбекистан для расследования фактов коррупции. Механизм совершения преступлений прямо вытекал из организации планового хозяйства СССР, хотя и не был лишен национальной специфики. Основу экономики Узбекистана составляло хлопководство. Хлопок стал монокультурой этой среднеазиатской республики. Ежегодно планы производства хлопка возрастали. Республиканское руководство соглашалось увеличить планы, и на хлопкоперерабатывающие фабрики, в том числе и в Россию, шли железнодорожные составы, в которых были вагоны не только с хлопком-сырцом, но и с мусором от переработки хлопка, а то и просто порожняки. Но в документах там значился хлопок, десятки и сотни тысяч тонн хлопка, за которые выплачивались реальные деньги, предусмотренные в государственном бюджете!

Подобные же преступления были выявлены и в других хлопкосеющих республиках — Азербайджане и Казахстане²⁴, Понятно, что совершение столь масштабных преступлений предполагало прочные преступные связи на всех этажах государственного управления — от директоров совхозов до республиканского и союзного уровня.

Расследование было санкционировано Андроповым. При Черненко оно было приторможено. Приход к власти Горбачева стал сигналом к ускорению расследования. Уже 20 марта 1985 г. был арестован бывший заместитель министра внутренних дел Узбекистана А. Кахраманов. Он него потребовали показаний о связях с высшими чиновниками в Москве — в МВД СССР и ЦК КПСС. Следствие стремительно стало набирать темпы.

Были произведены аресты, затронувшие, по существу, всю партийно-государственную элиту республики. Обвинения были предъявлены первому секретарю ЦК Компартии Узбекистана И. Б. Усманходжаеву, первому секретарю Бухарского обкома партии И. А. Каримову, управляющему делами ЦК Компартии Т. Умарову, министру внутренних дел Узбекистана X. X. Яхьяеву, Председателю Президиума Верховного Совета Узбекистана А. Салимову и большому числу партийных и государственных чиновников. Поражали воображение результаты обысков в домах подозреваемых: только у первого секретаря Бухарского обкома КПСС было обнаружено ценностей на сумму до 6 млн. руб., в том числе 130 кг золотых изделий²⁵

Однако следователи не ограничились Узбекистаном. Они настойчиво пытались выяснить связи «хлопкового», или «узбекского», дела, как его стали называть, с Москвой. Были предъявлены обвинения ряду крупных чиновников аппарата ЦК КПСС. Под подозрение попали второй секретарь ЦК Компартии Молдавии В. И. Смирнов, прежде заведовавший сектором Отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС, заместитель заведующего этим отделом К. Н. Могильни- ченко, заведующие секторами, инструкторы ЦК.

Уже к концу 1985 г. руководство Генеральной прокуратуры под явным воздействием аппарата ЦК попыталось свернуть расследование, обвинив следователей в грубых нарушениях ведения следствия (заметим, что основания для таких обвинений в адрес Гдляна и Иванова имелись, причем веские). Но «узбекское дело» возникало как дело политическое. Оно развивалось в полном соответствии с традициями советского права — права, насквозь пронизанного духом политической, партийной целесообразности. Оно вполне допускало убежденность следователей, что «в настоящее время вопрос заключается не в том, доказана или нет вина во взяточничестве Усманходжаева, Осетрова (второго секретаря ЦК Компартии Узбекистана.— Авт.), Чурбанова, Смирнова и других руководителей, а в том, что лица, от которых зависит решение о привлечении их к уголовной ответственности, не желают разрешить явно назревшую проблему. Юридическая оценка их преступной деятельности однозначна: их вина установлена в полном объеме»²⁶.

В своем роде это шедевр советского права — арест санкционирует не прокуратура, а «лица, от которых зависит» привлечение к уголовной ответственности, вину определяет не суд, а «однозначное» мнение следователя... Отметим очень важные обстоятельства для понимания духа следствия: «однозначно» обвиненный Гдляном и Ивановым Ю. Чурбанов в это время находился на свободе. Он был арестован только в январе 1987 г., а осужден в 1988 г.²⁷

И Гдлян с Ивановым, превратившиеся за два года расследования в фигуры политические, не преминули воспользоваться именно политическими средствами, которые стали им доступны: в марте 1986 г. они обратились с письмом к Горбачеву, настаивая на продолжении следствия и в Узбекистане, и в Москве. Итог письма оказался положительным: следователи даже заслужили устную благодарность «за принципиальную постановку вопроса». В дальнейшем они еще не раз будут обращаться к Горбачеву с просьбами о продолжении расследования. Юрист по образованию, Горбачев не видел нелепости в ситуации, когда уголовное по характеру обвинений расследование всецело оказалось зависящим от политических решений. Горбачев проявлял явную заинтересованность в получении

сведений негативного характера о своих сподвижниках по высшему партийному

28

руководству и использовал эти данные при кадровых перестановках

Но все явственнее становилось, что разоблачение коррупции в советском обществе, встретившее поддержку широких слоев в России, превращается в политический фактор. Джинн вырвался из приоткрытой Андроповым бутылки. Уже сам Горбачев, как он позже написал в своих мемуарах, опасался, что в ходе расследований мог быть «раскопан» компрометирующий материал о его деятельности в Ставрополье²⁹, что вынудило его освободить Федорчука от должности министра внутренних дел³⁰. Эта опасность была реальна и безлична: советская система хозяйствования была криминальна «по определению». Криминальность отнюдь не была характерной чертой хозяйственников. Это была неотъемлемая черта способа хозяйствования в условиях тотального «распределения фондов» как способа обеспечения деятельности, когда не экономические возможности, не успешность хозяйствования, а мнение чиновника в министерстве или в партийном органе — от райкома до ЦК — определяло, поступят ли на предприятия станки, металл, комплектующие, будут ли выделены деньги на расширение производства, возможно ли нанять дополнительных рабочих, можно ли построить завод или стадион и многое другое.

Практически о каждом хозяйственнике, крупном администраторе, партийном деятеле можно было найти сведения, достаточные для возбуждения уголовного дела. Это в СССР знали все. Но едва ли не впервые с начала 60-х гг. эта угроза стала реальной для той части номенклатуры, которая использовала противоречия в экономической системе как способ личного обогащения. Информация, имевшая огромный общественный интерес, вырвалась из-под контроля. На XIX партийной конференции главный редактор «Огонька», тогда самого популярного советского журнала, публично обвинил ряд высших партийных чиновников в коррупции. С этих пор и до последних дней СССР Гдлян и Иванов были «незаконнорожденными» шумными детьми «гласности» по-андроповски.

Был у «узбекского дела» и другой аспект, полностью проигнорированный в 1983-1987 гг., но ставший политической реальностью в 1988-1991 гг. Он свидетельствовал: московские власти многие десятилетия мирились с тем, что часть средств союзного бюджета распределялась среди местных национальных элит. Москва платила; местные элиты рассчитывались преданностью и послушанием. Со времен Андропова Москва нарушила эту практику. Негласное соглашение было разорвано. Более того, участники сделки из союзных республик были подвергнуты свирепым наказаниям и унижениям. Ответ местных элит не замедлил себя ждать: уже в конце 1986 г. впервые пришлось столкнуться с беспрецедентными по силе национальными волнениями, не прекращавшимися до последних дней существования СССР и по политической инерции пережившими СССР.

Разрыв традиций

Обращая внимание на несомненную преемственность андроповского правления и первых лет правления Горбачева, необходимо указать и на те отличия, которые явственно отделяли время после апреля 1985 г. от предшествующего периода. Прежде всего, изменились общественные настроения в стране. «Мы ждем перемен» — так называлась известная песня самого знаменитого тогда в СССР рок-певца Виктора Цоя. Страна ждала перемен. Ожидание перемен создавало общий оптимистический фон. Молодой лидер вызывал доверие. Даже очевидно непопулярные меры вроде антиалкогольной кампании или хвастливые задания достигнуть и превзойти мировой уровень автостроения вызывали в эти годы скорее понимание ситуации, скрашенное иронией, чем злость и раздражение. Продемонстрированная готовность сражаться с коррупцией делала большинство населения союзниками Горбачева.

Огромный общественный резонанс получила небольшая статья журналистки Т. Самолис, опубликованная в «Правде» в 1986 г., в которой она, цитируя многочисленные письма читателей, указала на «вязкий партийно-административный слой», слой средних чиновников, как главное препятствие для проведения преобразований в стране³¹ То, что эта статья появилась в «Правде», всегда считавшейся рупором Генерального секретаря, рождало утверждение, что таково и мнение Горбачева.

В недрах высшего партийного руководства проявилось осознанное стремление «менять систему». Неформальным лидером этого направления стал А. Н. Яковлев, назначенный в июле 1985 г. заведующим Отделом пропаганды ЦК. Уже в конце 1985 г., по его словам, он направил на имя Горбачева обширную записку, поражающую масштабами намечавшихся перемен. Среди них — предложения о создании на базе КПСС двухпартийной системы, введении поста президента СССР, широких выборов, осуществлении демократических преобразований в стране, экономической реформы³². Это ни в коем случае не было мнением Политбюро. Эти вопросы никогда во всем объеме и не выносились, и не обсуждались на его заседаниях, как и в других коллегиальных органах партии. Да и сам Горбачев, как показали последовавшие события, отнюдь не разделял всю концепцию Яковлева (страдавшую, заметим, утопичностью, некоей «лабораторно- стью», оторванностью от конкретно-исторических, экономических и национальных особенностей страны). Вместе с тем Горбачев принял и разделил отдельные положения концепции Яковлева, среди них — мысль о необходимости и плодотворности наличия оппозиции в стране.

В 1986 г., встречаясь с представителями прессы, Горбачев изложил свое понимание взаимоотношений с оппозицией: «...многие из наших консервативных проявлений, ошибок и просчетов, вызывающих застой мысли и действия и в партии, и в государстве, связаны с отсутствием оппозиции, альтернативы мнений, оценок. И здесь, на нынешнем этапе развития общества, такой своеобразной оппозицией могла бы стать наша пресса»³³

И здесь мы подходим к главному, что отличало Горбачева от Андропова,— Горбачев принимал идею оппозиции, считал ее неизбежной и, будучи уверен в своих силах, не боялся ее. Так была прервана тоталитарная традиция.

Команда М. С. Горбачева. Появление Б. Н. Ельцина

Изменения в составе руководства начались практически сразу после утверждения Горбачева на посту Генсека. Уже на апрельском (1985 г.) Пленуме ЦК КПСС по предложению Горбачева в состав Политбюро вошел Е. К. Лигачев. Сразу же после избрания Горбачев предложил ему вести пленум. Это означало, что Лигачев становится вторым человеком в партии³⁴. Членами Политбюро стали заведующий Экономическим отделом ЦК Н. И. Рыжков и председатель КГБ В. М. Чебриков, секретарем ЦК, отвечающим за сельское хозяйство,— В. П. Никонов. Кандидатами в члены Политбюро были избраны министр обороны СССР маршал С. Л. Соколов, секретарь ЦК по сельскому хозяйству В. П. Никонов. Было достигнуто численное превосходство над «стариками» — Тихоновым, Кунаевым, Щербицким и Гришиным³⁵. Обратим внимание также на сохранение позиций «силовых ведомств» в составе Политбюро. Там оказались руководители КГБ и Министерства обороны.

Произошли большие изменения и в составе аппарата ЦК. Заведующим Общим отделом ЦК стал А. И. Лукьянов, заведующим Отделом организационно- партийной работы — земляк Горбачева Г. П. Разумовский, Оборонным отделом — бывший секретарь Лени^ градского обкома Л. Н. Зайков.

В 1985 г. сформировался интеллектуальный «штаб» Горбачева. В него вошли заведующий Отделом пропаганды ЦК, в недавнем прошлом посол в Канаде, а затем директор академического института А. Н. Яковлев, руководитель секретариата Горбачева и опытный журналист В. И. Болдин, философ и журналист Н. Б. Биккенин, заведующий Отделом науки ЦК экономист В. А. Медведев; часто в его работе принимали участие заведующий Общим отделом ЦК юрист А. И. Лукьянов, помощники Горбачева — философ И. Т. Фролов, давно работавший в ЦК юрист и политолог Г. X. Шахназаров, специалист по международным отношениям А. С. Черняев. Практически постоянно в обсуждениях участвовала жена Горбачева — Раиса Максимовна, защитившая в свое время кандидатскую диссертацию по проблеме сближения образа жизни сельских и городских жителей.

Эта группа подготавливала тексты выступлений Горбачева, участвовала в разработке важнейших документов, концепции «перестройки». К работе часто привлекались известные экономисты Л. И. Абалкин, А. Г Аганбегян, С. С. Шаталин, Н. Я. Петраков, другие сотрудники академических и ведомственных научных учреждений, специалисты из Министерства иностранных дел, Совета Министров СССР, КГБ, военные³⁶. Работали обычно на загородных дачах-резиденциях в Волынском, Ново-Огареве, Завидове.

В начале апреля 1985 г. в ЦК оказался первый секретарь Свердловского обкома КПСС Б. Н. Ельцин. 3 апреля 1985 г. ему позвонил секретарь ЦК, кандидат в члены Политбюро В. И, Долгих и предложил перейти на работу в ЦК на должность заведующего Отделом строительства. Ельцин отказался. Фактический руководитель одной из самых мощных в промышленном отношении областей СССР, превосходящей по своему потенциалу целые республики Союза, он не счел это предложение заслуживающим внимания^ Сыграло свою роль и то, что двое его предшественников на посту секретаря Свердловского обкома — А. П. Кириленко и Я. П. Рябов — «уходили» в Москву на более высокие должности: один в 1962 г. первым заместителем председателя Бюро ЦК по РСФСР, второй — в 1976 г. секретарем ЦК-КПСС. Однако разговор не закончился. На следующий день в Свердловск позвонил Е. К. Лигачев и потребовал, чтобы Ельцин подчинился партийной дисциплине и переехал в Москву на работу в ЦК³⁸ Ельцин подчинился.

Биография будущего первого Президента России не укладывалась в традиционные партийные каноны. Она отличалась от биографий большинства партийных деятелей тем, что в ней отсутствовал практически неизбежный для партийного аппаратчика период работы в молодости «на комсомоле», который, как правило, становился стартовой площадкой для партийной карьеры. Так было в биографии Андропова, Лигачева, Горбачева.

Б. Н. Ельцин родился 1 февраля 1931 г. в зажиточной крестьянской семье на Урале. 1931 год стал временем «сплошной коллективизации» и «раскулачивания». Родители и родственники, опасаясь репрессий, были вынуждены бежать и попытались скрыться в тысяче километров от своей родины — на «стройке социализма» в Казани, на строительстве авиационного завода. Такие уходы от раскулачивания и насильственной высылки были обычными для уральского крестьянства в начале 30-х гг.

Отец Ельцина — Николай Игнатьевич — на этой стройке стал бригадиром, в его бригаде работал брат — Андриан. Мужики-плотники (в бригаде было 6 человек), большей частью тоже беглые, держались дружно, работали хорошо, но в своем кругу не скрывали недовольства. Они жаловались, что кормили на стройке плохо и дорого, заставляли подписываться на заем, что с них собирали деньги «на помощь австрийским рабочим», часто вспоминали старую хорошую жизнь. В конце концов об этих разговорах стало известно сотрудникам ОГПУ, которые арестовали их и возбудили дело под характерным названием «Односельчане».

На допросах Николай Ельцин себя виновным не признал и отказался подтвердить, что в бригаде были антисоветские разговоры. Это не помешало передать дела на Н. Ельцина, А. Ельцина, И. Соколова, В. Вахрушева, П. Гаврилова и И. Гаврилова, обвиненных по самой страшной статье — 58 (10) УК РСФСР, на рассмотрение Особой тройки для разбирательства во внесудебном порядке. Ничтожность обвинения (пожалуй, самым опасным в нем было их «кулацкое происхождение») и то, что процесс был в 1934 г., когда еще практиковалось осуждение на сравнительно небольшие сроки, привели к тому, что всем обвиняемым повезло — их осудили на три года исправительно-трудового лагеря; пять лет получил один И. Соколов, которому припомнили, что в 1930 г. он выступал против хлебозаготовок и на одном из собраний «пытался организовать нападение на актив села». Н. И. Ельцин получил три года. Его сыну Борису было тогда 3 года.

Так Ельцины оказались на другой «стройке социализма» — громадном Березни- ковском калийном комбинате на Северном Урале.

Полагаем, что эти биографические подробности повлияли на судьбу Бориса Ельцина. Для него, человека из семьи раскулаченных и осужденных, в конце 40-х гг. был закрыт путь на престижные специальности, в частности в судостроительный институт, куда он мечтал поступить³⁹ Впрочем, вряд ли это когда-либо обсуждалось вслух. Хорошо учившийся в школе, Ельцин пошел по стопам отца- строителя, избрав строительный факультет Уральского политехнического института в Свердловске. Там не требовалось тщательной проверки его «анкетных данных», выяснения сведений о всех близких и дальних родственниках. В институте он много и успешно занимался спортом. Однако он не стал, как нередко бывало, комсомольским функционером, хотя уже в институте ярко проявились его качества лидера.

После окончания политехнического института в 1955 г. он начал свою карьеру строителя. Он последовательно прошел все ступеньки профессиональной карьеры — мастер, прораб, старший прораб, главный инженер, начальник строительного управления, затем главный инженер и начальник Свердловского домостроительного комбината, одного из лучших в стране. Этот путь он прошел сравнительно быстро — за 13 лет.

В партию Ельцин вступал после XX съезда, когда сведения о репрессированном отце уже не представлялись важными, тем более что и вступал он туда отчасти «по должности», как крупный хозяйственник, и его профессиональный опыт строителя был несравненно важнее подробностей биографии родителей. В партию Ельцин вступил тридцатилетним, когда его дальнейшая профессиональная карьера была уже невозможна без партийного билета. В 37 лет в биографии строителя Ельцина произошел крутой поворот — он был назначен заведующим отделом строительства Свердловского обкома партии. Ельцин стал секретарем, а с 1976 г.— первым секретарем Свердловского обкома партии.

Конец 70-х гг. был тяжелым временем в провинциальной России. Резко ухудшилось снабжение населения самыми необходимыми продуктами питания. Положение Свердловской области усугублялось тем, что она, занимая третье место в стране по объему промышленного производства, уступая по этому показателю только Москве и Ленинградской области, практически не имела своего сельского хозяйства. 87% населения области жило в городах. Непосредственно в сельском хозяйстве было занято около 3% населения. Первому секретарю пришлось решать свою «продовольственную программу». Основным методом стало создание подсобных хозяйств при промышленных предприятиях (благо существовали кое- какие традиции, восходившие еще ко временам войны). Директивными, командными методами обком партии требовал создавать теплицы, свинофермы, птицефабрики. В области строились огромные животноводческие комплексы. И последствия проявились. К началу 80-х гг. продовольственное снабжение в Свердловске стало заметно лучше, чем в других регионах страны. Это было замечено и оценено жителями области.

Небывалыми для своего времени стали постоянные встречи первого секретаря Свердловской области с различными группами населения. Напомним: это был конец 70-х — начало 80-х гг., времена косноязычного Л. И. Брежнева, когда никакой «гласности» в стране не существовало. А в это время Ельцин встречался с рабочими заводов, с творческой интеллигенцией, студентами города. Не осталось незамеченным и то, что он «не бил поклонов», не расточал комплиментов Брежневу на XXVI съезде КПСС.

Следствием его деятельности в области стала искренняя поддержка секретаря обкома со стороны многих жителей города и области. Сведения, что его «забирают в Москву», радости не вызывали. Свердловск был прочным тылом Ельцина. В Москве этой поддержки и тыла не было.

Ключевым звеном в кадровых изменениях политики Горбачева стало заседание Политбюро ЦК КПСС 29 июня 1985 г. Там произошло распределение обязанностей и перестановка сил в высшем эшелоне партии и государства.

Прежде всего была определена судьба официально второго поста в государстве — поста Председателя Президиума Верховного Совета СССР, остававшегося вакантным после смерти Черненко. Прежняя договоренность реализовывалась. Горбачев предложил назначить на эту почетную должность А. А. Громыко.

«В этих условиях,— говорил Горбачев,— видимо, целесообразно, чтобы Генеральный секретарь ЦК КПСС сосредоточился на вопросах партийного руководства обществом... уделяя больше внимания тем участкам нашего развития, где сегодня решается судьба страны... В связи с этим вношу предложение рекомендовать для избрания Председателем Президиума Верховного Совета СССР товарища Громыко. Андрей Андреевич — один из старейших членов партии, имеет большой политический опыт, известен как в нашей стране, так и в мире. ...Все это отвечает нынешней ситуации, интересам наиболее рациональной расстановки сил с учетом нынешних задач. Как вы на это смотрите, товарищи?»

Товарищи в Политбюро смотрели на это положительно. Ветеран партийного руководства, Громыко сохранял свой статус члена Политбюро, но в связи с новым назначением освобождал пост министра иностранных дел, который он занимал с 1957 г.

Встал вопрос: кто станет министром иностранных дел?

У Горбачева это предложение уже было подготовлено. Процитируем текст «Рабочей записи» заседания Политбюро: «Нам не найти второго А. А. Громыко с его опытом, знаниями проблем внешней политики,— говорил Горбачев.— Но ведь и сам Андрей Андреевич когда-то начинал свой путь в дипломатии не с таким опытом и знаниями, какие имеет сейчас. На Тегеранской конференции он, конечно, был не таким, как сейчас. Я беседовал с Андреем Андреевичем о том, кого выдвинуть на пост министра иностранных дел. Квалифицированных дипломатов у нас много. Опытный работник Корниенко. ...Как на партийной, так и на дипломатической работе был Червоненко. В поле зрения — Добрынин. И все- таки мысли у нас пошли в другом направлении. На пост министра нужна крупная фигура, человек из нашего с вами состава, которого мы хорошо знаем и в котором мы уверены».

В разговор вмешался Громыко: «Воспитана целая когорта дипломатов».

Горбачев перебил робкую попытку ветерана дипломатии повлиять на выбор своего преемника: «В результате мы остановились на том, чтобы рекомендовать Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе. Я говорил с ним. Он ответил мне, что всего мог ожидать, только не этого. Это сформировавшийся деятель, принципиальный, понимающий интересы партии. Эдуард Амвросиевич показал себя человеком закаленным, выдержанным, умеющим найти подходы к решению проблем. Нужно иметь в виду и такой важный момент: страна у нас многонациональная, и необходимо, чтобы это находило отражение и в составе центральных органов партии. Убежден, товарищи, что это правильное решение. Как вы к этому относитесь?»

Фигура и впрямь неожиданная. Э. А. Шеварднадзе не имел не только ученых званий и степеней, которыми был отягощен Громыко, но и сколько-нибудь систематического образования вообще. В его официальной биографии сообщалось, что Э. А. Шеварднадзе родился в 1928 г. в селе Мамати Ланчхутского района Грузинской ССР. С 18 лет он был на комсомольской работе, дослужился до поста первого секретаря ЦК комсомола Грузии. В партию вступил двадцати лет, закончил партшколу при ЦК Компартии Грузии и, уже будучи секретарем ЦК комсомола Грузии, закончил Кутаисский педагогический институт. После непродолжительного периода работы в партийных органах Шеварднадзе работал в Министерстве внутренних дел (тогда оно называлось Министерством охраны общественного порядка) Грузии, стремительно шагнув сразу на высшую ступеньку министерства-— год пробыв первым заместителем министра, он с 1965 по 1972 г. был министром этого ведомства. В 1972 г. он пересел в кресло первого секретаря Тбилисского горкома партии, в том же году стал первым секретарем ЦК Компартии Грузии⁴⁰, сменив на этом посту В. Мжаванадзе, обвиненного в коррупции. Не без основания высказывалось утверждение, что Шеварднадзе был человеком, близким к Андропову⁴¹

Отметим, что уже в 1978 г. Шеварднадзе стал кандидатом в члены Политбюро; кстати, это произошло одновременно с назначением секретарем ЦК Горбачева. Никакого опыта ведения международных дел, никакой подготовки в этом отношении партийный чиновник и недавний руководитель Министерства внутренних дел не имел. Зато была известна его способность говорить начальству то, что оно хотело слышать, сделавшая Шеварднадзе одиозным даже в брежневские времена.

Для искушенных членов Политбюро стало ясно — Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев намерен лично руководить внешней политикой страны. Ему не нужны были на этом посту упрямый Громыко и карьерные дипломаты, связанные традициями и условностями МИДа. Дипломаты должны выполнять указания Генерального секретаря. Горбачев располагал к этому времени небольшим, но удачным опытом внешнеполитической деятельности, и Шеварднадзе отводилась роль послушного, безотказного исполнителя его воли. Это меняло ситуацию. Еще недавно пытавшийся напомнить, что в МИДе немало опытных дипломатов, Громыко круто сменил свою позицию.

Процитируем «Рабочую запись» дальше:

«Громыко. Предлагаю поддержать. Тов. Шеварднадзе — член руководящего центра. Это важно для министра иностранных дел.

Горбачев. С МИДом нужно обращаться так, как он того заслуживает. (?! — Авт.)

Громыко. Лен ' ■ ''л, что МИД — это отдел ЦК.

Пономар~г родная обстановка требует сильного руководителя.

Горбачев. Убежден, что, выдвинув на пост министра иностранных дел т. Шеварднадзе, поступим правильно.

Лигачев. Поддерживаем.

Горбачев. И в силу его личных качеств, и ввиду его рекомендации министром иностранных дел целесообразно перевести т. Шеварднадзе из кандидатов в члены Политбюро.

<...>

Шеварднадзе. Благодарю товарищей за доверие. То, что вопросами МИД занимается Политбюро, главное для министра».

Тогда же было принято решение об освобождении от должности члена Политбюро и секретаря ЦК Г. В. Романова. Его рассматривали как потенциального соперника Горбачева. Однако все эти вопросы остались за пределами «Рабочей записи». Формально Романова отправили на пенсию по его заявлению — «по состоянию здоровья». На место Романова, курировавшего в качестве секретаря ЦК КПСС оборонные отрасли промышленности, был рекомендован Д. Н. Зайков.

Следующее назначение неожиданно вызвало дискуссию. Горбачев представил Ельцина на пост секретаря ЦК по строительству. Аргументируя это предложение, Горбачев указывал на огромные объемы незавершенного строительства, на то, что «замораживаются капиталовложения. За решение этой проблемы мы взялись, принят рад известных вам крупных постановлений. Укрепили этот участок, взяв сюда, в Москву, заведующим Отделом строительства т. Ельцина, работавшего первым секретарем Свердловского обкома партии и имеющего хороший опыт в области строительства. Может быть, посмотреть его секретарем ЦК КПСС, который, оставаясь заведующим отделом, на уровне секретаря ЦК КПСС занимался бы вопросами строительства?» Атмосферу согласия вдруг нарушил Н. А. Тихонов:

«Т и х о н о в. А как он себя покажет в новой роли?

Горбачев. Вопрос понятный. Но у товарища Ельцина есть хороший опыт: он работал прорабом, главным инженером, начальником строительного треста, был главным инженером, а затем начальником Свердловского домостроительного комбината. Затем работал в Свердловском обкоме партии. Так что он знает эту отрасль и имеет опыт партийной работы.

Тихонов. Но я как-то его не чувствую.

Лигачев. Тов. ЕДьцин активно взялся за дело, был в ряде министерств, к нему потянулись люди.

Долгих. Тов. Ельцин правильно строит отношения с министрами. У него хорошая связь с обкомами партии. Поближе познакомившись с ним, я не обнаружил у него слабых мест.

Горбачев. В области строительства очень многое нужно сделать. Требуется энергичный человек.

Тихонов. Строительство — наше самое слабое место.

Соломенцев. Нужно рекомендовать т. Ельцина секретарем ЦК. Он будет расти. Данные для этого у него есть; образование, инженерная практика в области строительства. В общем это человек с перспективой.

Горбачев. Я специально поднял этот вопрос для того, чтобы обменяться мнениями. Хотел проверить себя и узнать мнение товарищей. Тогда как будем поступать? Будем рекомендовать т. Ельцина на пленуме избрать секретарем ЦК?

Члены Политбюро. Да, нужно оформить это решением Политбюро»⁴²

Критика Тихоновым Ельцина на этом заседании скорее всего стала фактором «за» Ельцина. Сложные, конфликтные отношения Тихонова с Горбачевым были хорошо известны членам Политбюро. Он был наиболее последовательным противником усиления позиций Горбачева. То, что он критиковал Ельцина, свидетельствовало, что Тихонов расценивал бывшего секретаря Свердловского обкома как сторонника Горбачева.

Следом за назначением Ельцина решался вопрос о выборах секретарем ЦК и заведующим Отделом оборонной промышленности первого секретаря Ленинградского обкома партии Л. Н. Зайкова. На его место должен был быть назначен Ю. Ф. Соловьев, бывший в это время министром промышленного строительства СССР. Тихонов раскритиковал и это назначение, что опять-таки не помешало Зайкову.

Политическое время Тихонова кончалось. 26 сентября 1985 г. на Политбюро было принято решение о его отставке «по состоянию здоровья». Его пост — Председателя Совета Министров СССР — занял Рыжков.

В конце декабря к отставным Романову и Тихонову присоединился член Политбюро, первый секретарь Московского горкома партии Гришин. Молва упорно приписывала ему связь с «торговой мафией» Москвы⁴³, попытку самому стать Генеральным секретарем. Несомненно другое: он стал олицетворением преемственности между старым, брежневским, и новым, горбачевским, руководством. Той самой преемственности, от которой Горбачев тщательно отмежевывался.

Горбачев загодя готовил отставку Гришина. Как вспоминает Воротников, 13 декаоря Горбачев ему жаловался, что в ЦК поступает много писем с жалобами на Гришина, на партийных собраниях, в коллективах идут разговоры, осуждающие Гришина за барство, показуху, за его увлечение лозунгами вместо дела. Горбачев сообщил, что он уже говорил с другими членами Политбюро о необходимости заменить Гришина⁴⁴.

23 декабря в кабинете Горбачева состоялось заседание Политбюро ЦК, на котором присутствовали только члены Политбюро, секретарь ЦК Разумовский, отвечавший за партийные кадры, и Ельцин. Горбачев сообщил, что у него состоялся тяжелый разговор с Гришиным и тот был вынужден написать письмо, в котором он просит о переводе на пенсию и назначении в группу советников при Президиуме Верховного Совета СССР.

Горбачев продолжил: «Если у товарищей нет возражений, то в работе пленума Московского горкома КПСС (формально освободить от должности первого секретаря Московского горкома мог только пленум этого горкома.— Авт.) можно было бы принять участие мне. Теперь о кандидатуре на пост первого секретаря Московского горкома КПСС. Речь идет о столичной партийной организации. Поэтому целесообразно рекомендовать на этот пост человека из ЦК КПСС, с опытом работы в крупной партийной организации, знающего вопросы экономики, науки и культуры. Есть предложение рекомендовать т. Ельцина Б. Н. ...Я беседовал с т. Ельциным. Он понимает место и значение Московской партийной организации, трудность и сложность работы на посту первого секретаря... Столица есть столица. Это и административный, и экономический, и научный, и культурный центр».

Будущий помощник Горбачева А. С. Черняев записал в своем дневнике 23 января: «Сегодня день ликования всей Москвы: сняли наконец Гришина, заменили Ельциным»⁴⁵.

Трудности перемен

«Люди говорили о том, что линия партии на перестройку поддерживается, решения принимаются правильные, но до низу не всегда они доходят»⁴⁶,— говорил в сентябре 1986 г. на Политбюро Горбачев, рассказывая своим соратникам об итогах поездки в Краснодарский и Ставропольский края. Главным официальным событием 1986 г. для страны должен был стать XXVII съезд КПСС. Но жизнь шла не по партийным прописям. Для всего мира и для страны 1986 год стал годом Чернобыля. Страна была потрясена также трагической и нелепой гибелью сотен людей на комфортабельном теплоходе «Нахимов» в шести милях от новороссийского берега. Но еще это был год «встречи в верхах» в Рейкьявике президента США Р. Рейгана и Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева.

Политический год в 1986 г. начался 24 января Московской городской партийной конференцией и выступлением Ельцина. Вновь обратимся к дневнику Черняева: «Доклад по симптоматичности, по отражению глубины и масштабов перемен можно поставить вровень с XX съездом КПСС. То есть это уже по духу, по слову, по подходам действительно новые нормы жизни и деятельности. У киосков, где продавалась «Московская правда» (газета с текстом доклада Ельцина.— Авт.). выстраивались огромные очереди»⁴⁷

Ельцин в качестве первого секретаря горкома партии Москвы столкнулся с бесчисленным количеством проблем этого гигантского города. Многие из них были для него неожиданными. За 18 лет управления городом Гришин добился того, что в московские дела никто не вмешивался. Официально у Москвы не было проблем. Лозунгом Гришина было: «Превратим Москву в образцовый коммунистический город». И это было правдой, если говорить о жизни нескольких процентов москвичей, относившихся к «номенклатуре» — не только к официально узаконенному списку партийных и государственных чиновников, чье назначение на должность в обязательном порядке согласовывалось в партийных органах, но и к связанной с ними не слишком заметными, но прочными связями небольшой части работников искусства и науки, милиции и торговли. У них были хорошие, по советским меркагл, квартиры, медицинское обслуживание, торговый «дефицит».

Но была и многомиллионная Москва, отделенная от той, другой Москвы постами милиции и консьержками в подъездах, «персональными» служебными ав- ^мобилями и «залами официальных делегаций», как именовали советскую разновидность залов VIP на вокзалах и в аэропортах. Была та Москва, в которой каждый четвертый житель официально стоял в очереди на получение жилья, сотни тысяч рабочих-' лимитчиков», нанятых на самую непрестижную работу в столицу, по десять-пятнадцать лет дожидались самого права считаться москвичами, получить пресловутую «прописку». Для этой, другой Москвы были плохие поликлиники и больницы, очереди в магазинах, нечищеные улицы, коммуналки и «хрущевские» квартиры («хрущобы», как их прозвали).

Гришин был главой первой Москвы, про которую говорили, что у них коммунизм не за горами, а за стенами, имея в виду стены Московского Кремля. Ельцин стал секретарем горкома партии другой Москвы, города рабочих и служащих — не членов ЦК, ученых и преподавателей — не академиков, офицеров, не дослужившихся до генеральских погон. Он стал лидером большинства москвичей. Вряд ли за этим стоял сознательный политический расчет. Ельцин начал делать в Москве то, что он делал и раньше в Свердловске. Но Москва не Свердловск. Нигде в стране не существовало столь ярко выраженных противоречий между двумя слоями общества — «номенклатурой» и всеми остальными жителями. Действия Ельцина — демонстративные посещения магазинов, поездки городским транспортом, суровые наказания за несделанную или плохо сделанную работу, признание серьезных проблем, стоявших перед Москвой, откровенные ответы на прямые вопросы и впервые публично сделанные им признания, что ему угрожают люди из московской мафии⁴⁸,— превращали его в этакого Робина Гуда. Но одновременно с этим он воспринимался как человек «команды Горбачева». То, что Ельцину удалось сместить за несколько месяцев «гришинскую команду», считалось опять-таки продолжением кадровой политики Горбачева.

25 февраля 1986 г. состоялся XXVII съезд КПСС. Он открывался в тот же день, когда в 1956 г. Хрушев выступал перед делегатами XX съезда со своим знаменитым докладом. Съезда ждали, ждали программы Горбачева. Доклад, с которым он выступил н& съезде, в целом оправдывал эти ожидания, Он открывался непривычным для таких документов признанием проблем и недостатков в деятельности партии: «В течение ряда лет, и не только в силу объективных факторов, ко и по причине прежде всего субъективного порядка, практические действия партийных и государственных органов отставали от требований времени, самой жизни. Проблемы в развитии страны нарастали быстрее, чем решались. Инертность, застылость форм и методов управления, снижение динамизма в работе, нарастание бюрократизма — Есе это наносило немалый ущерб делу. В жизни общества стали проступать застойные явления. Ситуация требовала перемен, но в центральных органах (! —Авт.), да и на местах стала брать верх своеобразная психология: как бы улучшить дела, ничего не меняя. Но так не бывает, товарищи... Нельзя уклоняться от решения назревших проблем. Подобная позиция слишком дорого обходится стране, государству, партии. И давайте скажем об

^ ■ 49

этом в полный голос!»

Доклад был посвящен вопросам совершенствования социализма ь СССР Текст этого документа не был лишен внутренних противоречий, создавая временами впечатление «лоскутного одеяла», в котором старые, традиционно комму- нистическо-фундаменталистские оценки сочетались с попытками осмыслить мир по-новому. Это особенно заметно при сопоставлении разделов «Современный мир: основные тенденции и противоречия» и «Основные цели и направления внешнеполитической стратегии партии».

Часть доклада «Современный мир — основные тенденции и противоречия» была пронизана традиционными подходами и утверждениями вроде того, что «мировой социализм — мощное международное образование, он опирается на высокоразвитую экономику, солидную научную базу, надежный военно-политический потенциал»⁵⁰ Оценка же капитализма граничила с пропагандистской примитивностью: «Капитализм 80-х годов, капитализм века электроники и информатики, компьютеров и роботов выбрасывает на улицы новые миллионы людей, в том числе молодых и образованных. Богатство и власть все более концентрируются в руках немногих...»⁵¹ Перечисляя противоречия в недрах капитализма, авторы доклада сквозь зубы признавали, что «нынешний этап общего кризиса не несет с собой абсолютного застоя капитализма, не исключает возможности роста его экономики»⁵².

В разделе доклада «Основные цели и направления внешнеполитической стратегии партии» настойчиво проводилась мысль об отказе от военной конфронтации, о единстве мира, глобальной ответственности. «Выиграть гонку вооружений, как и саму ядерную войну, уже нельзя»,— утверждалось там. Мысль, не лишенная красивости, вполне пригодная для философов, рассуждающих на международных посиделках, но, к сожалению, абсолютно утопичная. Она прикрывала (или скрывала — последнее едва ли не вернее) тот факт, что Советский Союз проигрывал гонку вооружений, которую выигрывали США и их союзники.

Но вместо признания этого факта, имевшего свою цену и в экономике, и в политике, вместо учета этого неприятного, но реального обстоятельства появилось желание повлиять на мир путем обращения «не только по традиционным дипломатическим каналам, но и непосредственно к мировому общественному мнению, к народам»⁵³ По сути, это было сохранением и продолжением все той же прови- денциалистской коммунистической пропаганды как способа управлять миром; другое дело, что эти идеи были облечены в форму социалистической по смыслу концепции «нового мышления» и «общечеловеческих ценностей».

Отметим и другое — в докладе отсутствовали сколько-нибудь ясно сформулированные представления о собственных национальных, государственных интересах СССР во внешней политике (единственное исключение, кстати очень неудачное,— это утверждение об интересах СССР в Афганистане, оправдывавшее советское военное присутствие там)⁵⁴

В области внутренней политики провозглашалось, что «ускорение социально- экономического развития страны — стратегический курс»⁵⁵

Новым стал провозглашенный Горбачевым курс на союз с прессой. «Принципиальным для нас,— заявил он на съезде,— является вопрос о расширении гласности. ...Без гласности нет и не может быть демократизма, политического творчества масс, их участия в управлении. ...Иной раз, когда речь идет о гласности, приходится слышать призывы поосторожнее говорить о наших недостатках и упущениях, о трудностях, неизбежных в любой живой работе. Ответ тут может быть только один, ленинский: коммунистам всегда и при всех обстоятельствах нужна правда. ...Поэтому нам надо сделать гласность безотказно действующей системой»⁵⁶

Сразу же после съезда кандидатами в члены Политбюро стали Б. Н. Ельцин, секретарь Ленинградского обкома партии Ю. Ф. Соловьев и первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Н. Н. Слюньков. Секретарями ЦК КПСС стали А. П. Бирюкова, многие годы работавшая в руководстве советских профсоюзов, А. Ф.

Добрынин, многолетний посол СССР в Вашингтоне, В. А. Медведев, назначенный еще и заведующим Отделом ЦК по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, Г. П. Разумовский, сохранивший пост заведующего Отделом организационно-партийной работы, А. Н. Яковлев, ставший секретарем ЦК КПСС по вопросам идеологии.

13 марта 1986 г. на заседании Политбюро было закреплено новое распределение обязанностей в высшем партийном руководстве. Горбачев подчинил себе организацию работы Политбюро, основные вопросы внутренней и внешней политики, расстановку кадров, общие вопросы экономики, оборону и госбезопасность, внешнюю торговлю, а также ряд отделов ЦК — Организационно-партийный, Общий, Экономический, Административных органов, Международный, отделы по связям с компартиями социалистических стран, по работе с заграничными кадрами, Управление делами. Горбачев шел гораздо дальше Андропова — тот оставлял за собой только организацию работы Политбюро, «основные вопросы внешней и внутренней политики», оборону и внешнюю торговлю, перепоручив многие вопросы своему «второму секретарю» Черненко.

«Второму секретарю» Лигачеву, в отличие от Черненко, досталось меньше — право организации работы Секретариата ЦК КПСС, идеологической работы партии, вопросы науки и культуры, руководство агропромышленным комплексом. Он должен был осуществлять контроль за отделами пропаганды, науки и учебных заведений, культуры, сельского хозяйства. Лигачев, человек крутой и самолюбивый, привыкший командовать, сразу же оказывался в двусмысленном положении: идеологией одновременно занимались два секретаря ЦК — Зимянин и Яковлев, причем последний входил в ближайшее окружение Горбачева, и мнение Лигачева для него не было важным. То же самое происходило со сферой науки и культуры, прежде возглавлявшейся Медведевым, тоже человеком из ближайшего окружения Горбачева. А сфера агропромышленного производства и вовсе относилась к прежним многолетним занятиям бывшего секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству Горбачева.

Подобное распределение обязанностей означало только одно — Горбачев не хотел иметь около себя сильного «второго секретаря» и потенциального соперника.

Решением Политбюро вопросы развития машиностроения, оборонной и химической промышленности, строительства были закреплены за секретарем ЦК Зайковым; тяжелая промышленность, энергетика, транспорт и связь — за Долгих; легкая промышленность и торговля — за секретарем ЦК Бирюковой; Добрынин руководил работой Международного отдела ЦК; Зимянин отвечал за вопросы науки, образования и здравоохранения; Медведев — за связи с социалистическими странами; секретарь ЦК Никонов — за сельское хозяйство; Разумовский — за работу с партийными кадрами; Яковлев — за идеологическую работу в партии, внешнеполитическую пропаганду, развитие культуры и искусства⁵⁷

В распределении обязанностей обращает на себя внимание очевидное дублирование функций. Это не ошибка, а, скорее, принцип кадровой политики Горбачева, предпочитавшего создавать конкурирующие между собой структуры в управлении. Этот принцип, однако, предполагал наличие сильного лидера во главе всей вертикали управления...

Тогда же, на этом заседании Политбюро, Горбачев затронул два других важных вопроса. Во-первых, он отстаивал право на существование негосударственного сектора экономики. «У нас по-прежнему сохраняется боязнь перед индивидуальной трудовой деятельностью, страхи по поводу личного хозяйства,— заявлял Горбачев.— Не подорвем мы этим колхозы! Видите ли, социализм под угрозой окажется!.. Надо включить нестандартные подходы. Где-то прорвется частник. Ну и что? Что, у нас уже ничего не осталось от ленинской мудрости, чтобы с этим справиться?»

Второе соображение, сильно беспокоившее Горбачева,— это вынужденное признание в распределении ответственности между центром и регионами: «На местах у всех пусть голова болит. И чтоб не валили все на Советскую власть. И чтоб не было так, что Москва виновата, если в магазинах такого-то города ничего нет...»⁵⁸ Заметим здесь, что в стороне от рассмотрения остался вопрос о предоставлении регионам прав.

Помощник Горбачева по международным вопросам А. С. Черняев заметил: сразу же после XXVII съезда «Горбачев ни одного крупного внутреннего дела не оставлял без увязки с внешней политикой», сделав ставку на прямой диалог с лидерами США как способ кардинально изменить международную обстановку⁵⁹ Первая такая встреча состоялась в Женеве 21-22 ноября 1985 г. и прошла очень успешно, ознаменовавшись установлением атмосферы взаимной приязни между Р. Рейганом и М. С. Горбачевым. Однако подготовка следующей встречи «на высшем уровне» шла с трудом, широковещательные заявления советского руководства о «новом мышлении» в сфере международных отношений остались, по мнению Москвы, практически не замеченными западной прессой. Происходил «откат» США от тех позиций, которые, по мнению Горбачева, были достигнуты в Женеве⁶⁰ Откровенно оскорбительный для СССР характер имело появление эскадры американских военных кораблей у берегов Крыма. Для оказания давления на руководство США предполагалось вести пропагандистское наступление, обращаясь к общественному мнению Западной Европы и США. 3 апреля 1986 г. на Политбюро был специально рассмотрен вопрос «О политико-пропагандист- ских мероприятиях по противодействию антисоветской линии США».

В этих условиях Горбачев предложил членам Политбюро высказаться о перспективах советско-американских отношений. Начал обсуждение ветеран советской дипломатии Громыко. Он констатировал:

«США заняли линию на обострение. Как вести дело? ...Что касается нас, то нам никогда не изменяли терпение и такт. Сколько было заявлений Генерального секретаря, в которых выражено стремление к урегулированию советско-американских отношений! Но ответ был негативным. Но мы оставляем мосты, продолжая сохранять в силе договоренности о визите на высшем уровне... Надо главные идеи Женевы и дальше использовать.

Горбачев. Но американцы не выдерживают не только разрядки, но и оттепели.

Гром ыко. Не надо мельчить, но нужно и отпор давать. Такт тактом, а отпор нужно давать, но умело, не открывать огонь из всех батарей. По-моему, линия предлагается правильная...