Советский Союз. История власти. 1945–1991

В изображении Лебедя все это выглядело несколько иначе: для начала его просто не пропустили в здание, которое на его глазах стремительно и серьезно защищалось баррикадами вовсе не игрушечного свойства. Затем выяснилось, что он потерял этот злополучный батальон в обстановке всеобщего хаоса, характер- него для ввода войск в Москву и всеобщего противодействия этому процессу¹⁶⁹ В конце концов ему удалось связаться с государственным советником Президента России Ю. В. Скоковым. Позже Лебедя привели к президенту, на прямой вопрос которого, от кого охранять и оборонять Белый дом был намерен исполнявший приказ Грачева Лебедь, генерал ответил: «От кого охраняет пост часовой? От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового»¹⁷⁰ Искусный гибрид устава караульной службы с дипломатическим протоколом означал в сущности одно: Лебедь собирается защищать самого себя. Так и было понято. Генерал сохранял возможность присоединиться и к тем, и к другим. Позже генерал Лебедь много раз говорил и писал, что если бы он получил приказ на захват Белого дома, то, безусловно, выполнил бы его. Но одно становилось ясным: Грачев устранялся от активных действий. Приказ Лебедю должен был отдать именно он. Курс Грачева на устранение от активных действий скоро перестал быть тайной, в том числе и для Лебедя. Главнокомандующий Военно-воздушными силами генерал Е. Шапошников узнал, что Грачев затягивает отправку десантников, и понял, что он «медлит»¹⁷¹

Командир группы «Альфа» генерал В. Ф. Карпухин, получивший ранним утром 19 августа приказ следить за дачей Ельцина, а позже — распоряжение по радиотелефону арестовать Ельцина и интернировать его в Завидово, одну из дальних правительственных резиденций, приказ не выполнил. Сам он объяснял свои действия тем, что не захотел выполнить этот приказ. Думаем, однако, что причины были иные: не случайно Карпухин обратил внимание на то, что приказ он получил а устной форме¹⁷⁷ Это значило, что в случае неудачи он, Карпухин, будет отвечать за все. Брать на себя ответственность он не хотел. Возможно и другое: спецгруппа просто прозевала кортеж правительственных автомобилей, на предельной скорости вырвавшихся из Архангельского и стремительно ушедших в Москву. Колонна из четырех машин шла на такой скорости, что у машин сопровождения были разбиты фары мелкими камешками, вырывавшимися из- под колес летевших впереди автомобилей.

В Белом доме в половине девятого было тихо. Все как всегда: работают буфеты, киоскеры продают свежие газеты. Единственная новость — у милиции, охранявшей здание, появились автоматы. В зале заседаний Верховного Совета потихоньку собирались номенклатурные сотрудники аппарата, по большей части старые, много лет отработавшие. Они тихо обменивались новостями, и заметно было, что перспектива «наведения порядка в стране» их вполне устраивала.

В 10 часов утра были прекращены телевизионные передачи на всех каналах телевидения в Москве, кроме первого канала.

Картина, открывавшаяся из окон Белого дома, была устрашающей. По Кутузовскому проспекту, по широкому Калининскому мосту двигалась, ревела танковыми двигателями, чадила колонна бронетехники, конца которой не было видно. Передние машины направлялись к Белому дому и начали кружить вокруг здания.

Однако Ельцин с первых шагов начал перехватывать инициативу. В Белый дом были приглашены представители дипломатического корпуса, иностранные и российские журналисты. В 10.30 к ним вышел премьер-министр И. Силаев и зачитал обращение «К гражданам России». Во время его выступления на трибуну в зале быстро взошел Ельцин. Он говорил немного, попросил дипломатов и журналистов довести до мирового сообщества и граждан нашей страны мнение российского руководства, так как других способов сделать это, к сожалению, не остается. Закончил он тем, что посоветовал дипломатам уйти из Белого дома, так как здание уже начали окружать танки. То, как говорил Ельцин, та уверенность и невероятная в его положении способность шутить заставляли поверить: у ГКЧП будут большие проблемы.

У российского руководства в этот момент не было ничего, кроме права. И этим оно смогло воспользоваться в полной мере. В «ближайшем окружении» Ельцина¹⁷³ рождается текст Указа № 59, который президент подписал в 12 часов 10 минут, за несколько минут до его знаменитого выступления с танка у Белого дома. Указ содержал юридическую квалификацию происходящего и определял ее в нормах Уголовного кодекса. В Указе сообщалось:

«В связи с действиями группы лиц, объявивших себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению, постановляю:

Считать объявление Комитета антиконституционным и квалифицировать действия его организаторов как государственный переворот, являющийся не чем иным, как государственным преступлением.

Все решения, принимаемые от имени так называемого Комитета по чрезвычайному положению, считать незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР. На территории Российской Федерации действует законно избранная власть в лице президента, Верховного Совета и Председателя Совета Министров, всех государственных и местных органов власти и управления РСФСР.

Действия должностных лиц, исполняющих решения указанного Комитета, подпадают под действия Уголовного кодекса РСФСР и подлежат преследованию по закону.

Настоящий Указ вводится с момента его подписания.

Президент РСФСР Б. Ельцин».

Сразу же после завершения пресс-конференции, практически одновременно, собирается Президиум Верховного Совета РСФСР и Совет Министров РСФСР. Президиум Верховного Совета в абсолютном большинстве поддержал обращение Ельцина, Хасбулатова и Силаева «К гражданам России» и квалифицировал создание ГКЧП как государственный переворот. Было принято важнейшее решение — уже 21 августа собрать внеочередную сессию высшего законодательного органа республики — Верховного Совета. Против проголосовали только два человека — Исаков и Исаев.

На заседании Совета Министров РСФСР было удивительное единодушие. На нем присутствовал руководитель крупнейшего профсоюзного объединения России — И. Е. Клочков. Образование ГКЧП сразу же было квалифицировано как государственный переворот. Совет Министров также поддержал обращение «К гражданам России» и Указ № 59, призвал ответить на действия ГКЧП забастовками. В те минуты, когда шло заседание Совета Министров, танки кружили под окнами Белого дома. Во время заседания И. Силаев сообщил, что он вместе с Б. Н. Ельциным пойдет на встречу с солдатами. Танковая колонна встала непосредственно у парадного входа в здание. Ельцин вместе с Силаевым в окружении нескольких телохранителей вышел к танкистам, поднялся на броню и прочитал солдатам и людям, постепенно собиравшимся у здания Белого дома, свое обращение и указ. В тот момент в его действиях не было ничего нарочито театрального: просто с танка обращаться к солдатам-танкистам было проще. Этот поступок стал знаменитым, кажется, благодаря телеоператорам CNN, а в СССР — вечерней телевизионной программе «Время», куда был включен этот кадр из западной хроники.

Силаев вернулся на заседание Совета Министров, которое завершилось единогласным принятием постановления правительства. В нем не только поддерживались Указ президента и требование ко всем государственным органам России неукоснительно его соблюдать, то и содержалось обращение к правительствам других союзных республик «с призывом объединить усилия по защите конституционного порядка на всей территории СССР».

Вскоре заседание закончилось. Последним на нем выступил генерал-полков- ник К. Кобец, руководивший Государственным комитетом по оборонным вопросам. Он предложил членам правительства, если они хотят принять участие в обороне Белого дома, получить оружие в комнате охраны. Оружия было мало. Несколько десятков автоматов и пистолетов были розданы. Вряд ли от этого повысилась обороноспособность Белого дома.

Другое дело — то, что происходило вокруг Белого дома. Указы, заявление российского руководства стали стремительно распространяться по Москве: помогали телефаксы, ксероксы, телефон. В фойе метро появились копии указов, приклеенные к стенам. К Белому дому шли люди. Опыт Вильнюса был в памяти. Вокруг Белого дома стали возводиться заграждения, баррикады. В городе начались митинги. Толпы людей блокировали продвижение бронетехники. Разговаривали с солдатами и офицерами, объясняли им, что армию снова втягивают в грязное дело. Появились карикатуры на Язова, Крючкова, Янаева, Пуго. Стремительно нарастало гражданское неповиновение. В эти часы на сторону Ельцина перешло и осталось с ним до конца подразделение Советской Армии — танковая рота майора С. Евдокимова. Шесть его танков, лишенные боеприпасов, были единственной воинской частью Советской Армии, перешедшей на сторону Президента России.

В лагере ГКЧП в первые часы утра 19 августа, казалось, все было хорошо. Все шло по плану. Правда, не было на первом заседании ГКЧП премьер-министра Павлова — заболел, свалился с гипертоническим кризом. Янаев информировал участников ГКЧП, зачитывая разделы из подготовленной для него справки с увлекательным названием «О некоторых аксиомах чрезвычайного положения». Эти аксиомы гласили: «Нельзя терять инициативу... нельзя допускать самые первые проявления нелояльности... не стесняться идти на ярко выраженный популизм... нельзя растягивать во времени информирование населения о всех деталях пре-

" 174

ступлении политического противника...»

ЦК КПСС деятельно поддержал действия ГКЧП. В 10 часов 50 минут из ЦК была отправлена шифротелеграмма первым секретарям ЦК компартий союзных республик, рескомов, крайкомов, обкомов партии, в которой сообщалось: «В связи с введением чрезвычайного положения примите меры по участию коммунистов в содействии Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР. В практической деятельности руководствоваться Конституцией Союза ССР. О Пленуме ЦК и других мероприятиях сообщим дополнительно». Под телеграммой стояла многозначительная подпись: «Секретариат ЦК КПСС». Подпись соответствовала действительности. Появлению этой телеграммы предшествовало заседание Секретариата, в котором приняли участие Дзасохов, Строев, Шенин, Гиренко, Калашников, Купцов, Манаенков, Мельников, Фалин, Прокофьев, Полозков, Сурков.

19-го утром прибыли делегации для подписания Союзного договора, которое должно было состояться 20 августа. Руководители «ряда республик» обратились к руководству СССР с просьбой дать разъяснения по поводу ГКЧП. Янаев и Лукьянов сообщили им, «что демократические процессы будут продолжаться, было заявлено, что ГКЧП будет действовать в рамках Конституции СССР. Руководителями республик была выражена надежда, что бывшие автономные республики перестанут быть разменной монетой в политической борьбе центра и республик. В этот же день Лукьянов как Председатель Верховного Совета СССР объявил, что внеочередная сессия Верховного Совета соберется через неделю — 26 августа. У ГКЧП появлялось время «навести порядок» в стране и поставить Верховный Совет уже перед свершившимся фактом.

Союзные республики молчали, явно надеясь, что действия ГКЧП ограничатся Россией. Да и в России, казалось, вполне годился чехословацкий вариант: ввели танки, арестовали зачинщиков беспорядков, переждали митинги, назначили новое руководство. А мировой общественности оставили право констатировать то, что происходило по кремлевским прописям. К тому же в первой половине — середине дня 19-го в ГКЧП не поступило сведений о массовых выступлениях противников ГКЧП. В Кремлевской больнице готовили (и подготовили!) заключение о тяжелой болезни Горбачева.

Но российское руководство вело себя не по правилам. Вместо того чтобы подчиниться всей мощи армии. КГБ, МВД, КПСС, оно само атаковало «группу лиц, назвавшую себя советским руководством», само угрожало арестовать сторонников ГКЧП как преступников, грозило им судом. Постепенно росла толпа людей, настроенных защищать Белый дом. В рядах ГКЧП зарождалась растерянность. Дерзость, нахальство, с которыми российское руководство использовало посланные против него танки как трибуну для агитации против «союзного руководства», сбивачи с толку. «Аксиомы» Янаева явно не реализовывались.

Вечером 19 августа произошли два события, которые радикапьно изменили масштаб происходившего — московские дела превратились в событие для всего СССР и мира. Вечером по Центральному телевидению, которое транслировало свои передачи- на всю территорию СССР, была передана пресс-конференция руководителей ГКЧП. На экране телевизоров предстала группа людей, которых «не знали в лицо» граждане, страны, которой они собирались руководить. Исполняющий обязанности президента Г. Янаев говорил журналистам какие-то неубедительные слова, волновался, руки его ходили ходуном. Он, занявший пост Горбачева, заявлял, что очень озабочен здоровьем Президента СССР: «Я надеюсь, что мой друг президент Горбачев будет в строю и мы будем еще вместе работать». Прямые вопросы журналистов о здоровье Горбачева, о том, есть ли его согласие на создание ГКЧП, вызывали потоки слов, столь же неконкретных, сколь и жалких. Слова деятелей ГКЧП вызывапи издевательский смех у журналистов. Если бы надо было организовать акцию по компрометации руководства леграммой стояла многозначительная подпись: «Секретариат ЦК КПСС». Подпись соответствовала действительности. Появлению этой телеграммы предшествовало заседание Секретариата, в котором приняли участие Дзасохов, Строев, Шенин, Гиренко, Калашников, Купцов, Манаенков, Мельников, Фалин, Прокофьев, Полозков, Сурков.

19-го утром прибыли делегации для подписания Союзного договора, которое должно было состояться 20 августа. Руководители «ряда республик» обратились к руководству СССР с просьбой дать разъяснения по поводу ГКЧП. Янаев и Лукьянов сообщили им,«что демократические процессы будут продолжаться, было заявлено, что ГКЧП будет действовать в рамках Конституции СССР. Руководителями республик была выражена надежда, что бывшие автономные республики перестанут быть разменной монетой в политической борьбе центра и республик. В этот же день Лукьянов как Председатель Верховного Совета СССР объявил, что внеочередная сессия Верховного Совета соберется через неделю — 26 августа. У ГКЧП появлялось время «навести порядок» в стране и поставить Верховный Совет уже перед свершившимся фактом.

Союзные республики молчали, явно надеясь, что действия ГКЧП ограничатся Россией. Да и в России, казалось, вполне годился чехословацкий вариант: ввели танки, арестовали зачинщиков беспорядков, переждали митинги, назначили новое руководство. А мировой общественности оставили право констатировать то, что происходило по кремлевским прописям. К тому же в первой половине — середине дня 19-го в ГКЧП lie поступило сведений о массовых выступлениях противников ГКЧП. В Кремлевской больнице готовили (и подготовили!) заключение о тяжелой болезни Горбачева.

Но российское руководство вело себя не по правилам. Вместо того чтобы подчиниться всей мощи армии. КГБ, МВД, КПСС, оно само атаковало «группу лиц, назвавшую себя советским руководством», само угрожало арестовать сторонников ГКЧП как преступников, грозило им судом. Постепенно росла толпа людей, настроенных защищать Белый дом. В рядах ГКЧП зарождалась растерянность. Дерзость, нахальство, с которыми российское руководство использовало посланные против него танки как трибуну для агитации против «союзного руководства», сбивали с толку. «Аксиомы» Янаева явно не реализовывались.

Вечером 19 августа произошли два события, которые радикально изменили масштаб происходившего — московские дела превратились в событие для всего СССР и мира. Вечером по Центральному телевидению, которое транслировало свои передачи- на всю территорию СССР, была передана пресс-конференция руководителей ГКЧП. На экране телевизоров предстала группа людей, которых «не знали в лицо» граждане страны, которой они собирались руководить. Исполняющий обязанности президента Г. Янаев говорил журналистам какие-то неубедительные слова, волновался, руки его ходили ходуном. Он, занявший пост Горбачева, заявлял, что очень озабочен здоровьем Президенте СССР: «Я надеюсь, что мой друг президент Горбачев будет в строю и мы будем еще вместе работать». Прямые вопросы журналистов о здоровье Горбачева, о том, есть ли его согласие на создание ГКЧП, вызывали потоки слов, столь же неконкретных, сколь и жалких. Слова деятелей ГКЧП вызывали издевательский смех у журналистов. Если бы надо было организовать акцию по компрометации руководства

ГКЧП, то это невозможно было бы сделать лучше, чем это проделали сами руководители Г КЧП на своей пресс-конференции.

Но с этого неприятности для ГКЧП только начинались. Вечером в главной программе новостей Центрального телевидения — «Время» следом за новостями о ГКЧП был запущен сюжет, смонтированный журналистом С. Медведевым непосредственно перед передачей из съемок западных телекомпаний и собственных материалов. На экране предстал Ельцин на танке перед Белым домом, зачи тывающий документы, осуждавшие ГКЧП. Граждане страны увидели собственными г лазами, что власть России не согласна с ГКЧП, Президент России считает ГКЧП незаконным и требует не подчиняться его распоряжениям. Вечером того же дня с резким осуждением ГКЧП выступил по Петербургскому телевидению мэр города А. Собчак⁵⁷⁵

Движение протеста распространялось на всю Россию. В Петербурге прошли многотысячные митинги на Исаакиевской площади; мэр А. Собчак заявил, что распоряжения ГКЧП в городе и области выполняться не будут, что он, как член Верховного Совета СССР, будет требовать отдачи под суд лидеров ГКЧП, что в городе будут выходить все газеты. Вице-мэр В. Н. Щербаков заявил, что командующий Ленинградским военным округом генерал В. Н. Самсонов дал гарантии, что войска в этот город не будут введены.

Митинги и демонстрации прошли в Нижнем Новгороде, Свердловске, Новосибирске, Тюмени, Архангельске, Рязани, Воронеже, Владивостоке, Петрозаводске.

Первый день введения чрезвычайного положения заканчивался. Вокруг Белого дома стояли не очень густые толпы людей, горели костры, строились баррикады и заграждения. Источником материалов для них послужила строившаяся многие месяцы теплотрасса рядом с Белым домом. Бетонные плиты, короба для теплотрасс, армагура — все шло в дело. У Белого дома расположились шесть танков майора С. Евдокимова, проведенных депутатами России через оцепление добровольных защитников, вдали стояли около трех десятков боевых машин десанта, которые то ли защищали Белый дом, то ли служили его армейским оцеплением. Люки боевых машин были открыты, солдаты разговаривапи с людьми, защищавшими Белый дом, пили чай из термосов, которые протягивали им женщины, слушали разговоры о ГКЧПисгах. В здании Белого дома собирались народные депутаты, сотрудники Администрации президента, разделявшие его взгляды, по коридорам бродили журналисты, представлявшие крупнейшие информационные агентства, газеты и телевизионные компании мира. Хуже было с внутренней охраной. В здании появились сотрудники охранного агентства «Алекс», несколько омоновцев, ветераны Афганистана. Зато заработало внутреннее радио, трансляция велась на площадь перед Белым домом и передавалась по радиостанции. Передачи вели два известных журналиста, имевшие мандат народных депутатов РСФСР,— Б. Куркова и А. Любимов¹⁷⁶

Первая ночь в Белом доме — с 19-го на 20-е — прошла сравнительно спокойно.

Но нарастало беспокойство в стане Государственного комитета по чрезвычайному положению. Уже вечером 19 августа в ГКЧП стало ясно, что первый день он проиграл. Надежда запугать своих политических противников и сохранить видимость легитимности перехода власти от Горбачева к «советскому руководству» не оправдалась. Стремительно нарастала волна поддержки российского президента и неприятия ГКЧП. В этих условиях в нем наметились противоречия. Из ГКЧП тихо побежали его наиболее сообразительные члены. Утром 19-го в больницу ушел руководитель аппарата Президента СССР В. Болдин. Днем 19-го — В. Павлов. Больше их в ГКЧП уже не видели. Попытался дистанцироваться от ГКЧП А. Лукьянов. Подозревая своих партнеров в том, что они могут перебежать к противнику, В. Крючков приказал подслушивать А. Лукьянова и Г. Яна- ева. Вечером этого дня О. Бакланов собрался выйти из ГКЧП. В своем неотправленном заявлении в адрес Янаева Бакланов писал: «В связи с неспособностью ГКЧП стабилизировать ситуацию в стране считаю дальнейшее участие в его работе невозможным...»¹⁷⁷

Возмущенное письмо в ГКЧП направил главнокомандующий Сухопутными войсками В. Варенников. Он писал из Киева: «Оценивая первые сутки, пришел к выводу, что большинство исполнительных структур действуют крайне нерешительно и неорганизованно. Правоохранительные органы фактически вообще не выполнили никаких задач. Это чревато тяжелыми итогами. ...Взоры всего народа, всех воинов обращены сейчас к Москве. Мы все убедительно просим принять меры по ликвидации группы авантюриста Ельцина Б. Н. Здание правительства РСФСР необходимо немедленно блокировать, лишить его водоисточников, электроэнергии, телефонной и радиосвязи и т. д. Сегодня судьба государства именно в разрешении этой проблемы, поэтому никто и ничто не должно остановить нас при достижении намеченной цели. Нерешительность и полумеры только подтолкнут экстремистов и псевдодемократов к еще более жестким и решительным действиям»¹⁷⁸

Утром 20 августа всем стало ясно: решительная схватка приближается, становится почти неизбежной. Уже в 8 часов утра генерал А. Лебедь по приказу П. Грачева начал заниматься отводом от стен Белого дома «распропагандированного» его защитниками десантного батальона. В 11 часов машины десантников, украшенные российскими флагами, ушли от здания. Самого Лебедя вызывали в Генеральный штаб.

Утром того же дня ГКЧП принял решение о прекращении выпуска всех газет, кроме «Труда», «Рабочей трибуны», «Известий», «Правды», «Красной звезды», «Советской России», «Московской правды», «Ленинского знамени», «Сельской жизни». Убедившись в негативном воздействии радио и телевидения (особенно досаждала ГКЧП новая независимая радиостанция «Эхо Москвы», ставшая рупором сторонников Ельцина), ГКЧП принял Постановление № 3 о введении цензуры на телевидении и радио, ограничении теле- и радиопередач только официальными государственными общесоюзными каналами.

В ЦК тоже вовсю шла работа по обеспечению политической поддержки ГКЧП. Была сделана попытка собрать 20 августа внеочередной Пленум ЦК КПСС, на котором планировалось поддержать ГКЧП. Однако это не удалось.

В 15 часов 30 минут со Старой площади была разослана шифротелеграмма Заявления Политбюро ЦК КПСС. Собственно, это был проект заявления, который должны были рассмотреть первые секретари республиканских компартий, по должности входившие в состав Политбюро и являвшиеся к этому времени, как правило, и президентами республик. В проекте заявления сообщалось, что развитие страны в последние годы привело «к глубокому кризису общества и государства, усиленному активными действиями деструктивных сил. ...Тысячи человеческих жертв, миллиардные убытки являлись платой за паралич власти, несоблюдение законов СССР...». Отсюда следовал вывод, оправдывавший режим чрезвычайного положения: «...Политбюро ЦК КПСС констатирует, что введение чрезвычайного положения в ряде районов СССР явилось крайне нежелательным, но вынужденным шагом государственных руководителей в ответ на кризисную ситуацию, сложившуюся в экономической, социальной и политической сферах... Политбюро принимает к сведению заявление ГКЧП о том, что М. С. Горбачев находится в условиях полной безопасности».

В Политбюро пошли ответы. С. И. Гуренко, Генеральный секретарь Компартии Украины, одобрил заявление, сделав незначительные поправки. Так же поступил Президент Азербайджана А. Муталибов. Президент Узбекистана И. Каримов полностью согласился с заявлением. Первый секретарь Компартии Туркменистана предложил снять текст: «Политбюро... констатирует, что введение чрезвычайного положения... явилось крайне нежелательным, но вынужденным шагом». М. М. Бурокявичюс, руководитель промосковской Компартии Литвы, поддержал заявление, потребовав, чтобы этот документ был еще более ясным и четким. Ясно против проекта заявления высказался только Н. А. Назарбаев, заявивший, что «он не отражает существующую обстановку, отсутствует ссылка на суверенитет республик, продолжение экономической реформы и переход на рыночную экономику. Должно быть сказано о недопущении кровопролития и использования войск, чем бы это ни оправдывалось».

Анализ ответов свидетельствовал: большинство их выражало поддержку проекта заявления, а следовательно, с некоторыми натяжками можно было утверждать, что руководство большинства республик СССР (кроме Прибалтики, Молдавии и Казахстана) либо одобрило деятельность ГКЧП, либо предпочло занять позицию нейтралитета.

Главные события у сторонников ГКЧП разворачивались в здании Генерального штаба. В совещании у заместителя министра В. А. Ачалова участвовали начальник Генерального штаба М. А. Моисеев, личный советник Президента СССР по военным вопросам маршал С. Ф. Ахромеев, главнокомандующий Сухопутными войсками В. И, Варенников, вернувшийся из Киева в Москву, командующий Воздушно-десантными войсками П. С. Грачев, начальник группы «Альфа» В. Ф. Карпухин, начальник группы «Б» Б. Бесков, заместитель министра внутренних дел Б. В. Громов, первый заместитель председателя КГБ Г. Агеев — всего человек 20-25. Туда же прибыл и А. И. Лебедь.

Им предстояло добиться того, чего ГКЧП не смог достичь путем военно- политической демонстрации,— сломить сопротивление российского руководства. На этот раз цель пытались поразить военно-полицейскими методами. Обсуждался план штурма Белого дома. По терминологии Крючкова, речь шла о разработке «мер по локализации возникшей напряженности в районе Белого дома»¹⁷⁹. Эта операция предполагала совместные действия воинских подразделений министерств обороны, внутренних дел и КГБ. Армейским подразделениям десантников под командованием А. Лебедя совместно с дивизией им. Дзержинского, подчиненной МВД, поручалось блокировать Белый дом, вытеснить людей, окружавших здание, в сторону Краснопресненской набережной; отряду милиции особого назначения (ОМОН) при помощи танков поручалось прорвать баррикады, построенные вокруг здания; следом в прорыв должны были войти группы «Альфа» и «Б». «Альфа» должна была пробиться а здание, арестовать Президента России. Группа «Б» должна была уничтожить очаги сопротивления в здании, применив специальные средства. Атаку сверху должны были поддерживать вертолеты прикрытия. Общая координация операции «Гром», как назвали план штурма Белого дома, была возложена на командира группы «Альфа» генерала Карпухина. Начало штурма было назначено на 3 часа ночи 21 августа.

Однако на пути реализации этого плана возникли серьезные препятствия.

На 12 часов дня был назначен митинг в поддержку российского руководства. Москва, пережившая волну мощных митингов в 1989—1991 гг., таких многолюдных митингов, пожалуй, не знала. Все пространство вокруг Белого дома было заполнено десятками тысяч людей. Над толпой, насчитывавшей до 200 тыс. человек, реяли российские национальные флаги, флаги Украины, Литвы, Грузии. Выступления Б, И. Ельцина, его многочисленных сторонников восторженно воспринимались демонстрантами. Митинг длился около 5 (!) часов. В воздухе витала решимость неприятия ГКЧП. Рядом с Ельциным с; балкона Белого дома выступали Председатель Совета Министров России И. Силаев, исполняющий обязанности Председателя Верховного Совета России Р. Хасбулатов, вице-президент А. Руцкой, мэр Москвы Г. Попов, «отец перестройки» А. Яковлев, бывший министр иностранных дел Э. Шеварднадзе и многие другие.

Десятки и сотни тысяч людей стали, по сути, живым щитом Белого дома. Видимо, поэтому операцию по захвату Белого дома военные планировали именно на 3 часа ночи, на то время, когда вокруг здания останется мало его защитников.

Но 20 августа изменилась ситуация и с обороной здания правительства и Верховного Совета России. Усилиями генерал-полковника К. Кобеца, вице-президента А. Руцкого, начальника созданного штаба обороны Белого дома полковника А. Стерлигова разрозненные толпы людей, собравшихся защищать законную власть, превращаются в подобие воинских соединений. Среди них много военных, участников войны в Афганистане, студентов и инженеров, которым пришлось проходить подготовку офицеров запаса. В их распоряжении оказались «коктейли Молотова» — бутылки с бензином, прутья арматуры, которыми надеялись путем повреждения остановить гусеничную технику. Возникли импровизированные лазареты, дежурили врачи-добровольцы.

Изменилась — и радикально — ситуация внутри Белого дома. По-прежнему там были многочисленные журналисты. Но мало что напоминало обстановку 19 августа с его эмоциональным шоком, ощущением бессилия, неразберихи. Эти настроения стремительно уходили. В охране здания участвовали профессиональные военные, отставные офицеры спецслужб. Появилось оружие, практически отсутствовавшее в первый день. Внутренняя оборона здания обеспечивалась Службой безопасности президента под руководством А. Коржакова. На крыше здания построили защитные заграждения из бетонных плит, за которыми скрывались снайперы, готовые открыть огонь в случае появления вертолетов. Во всех многочисленных коридорах стояли наряды хорошо вооруженных людей. Были приняты меры, которые должны были затруднить действия атакующих. Громадное здание Белого дома при его внешней простоте для незнакомого с ним человека превращалось в лабиринт, чему способствовали отключенные лифты, заграждения. Деловитые, сохранявшие внешнее спокойствие сотрудники службы охраны президента попытались ограничить доступ в здание по его подземным коммуникациям, непосредственно примыкавшим к линиям метро. На этих подступах были установлены мины. Активно велась разведка. Сложилось удивительное положение: практически все переговоры по радио в частях, подчиненных ГКЧП, принимались в Белом доме. Сослуживцы, однополчане, разделенные событиями последних двух дней„ поддерживали между собой отношения, и сведения о действиях противостоявших сторон сразу же становились известными. Шла постоянная информация из войск, блокировавших Белый дом, из КГБ и его подразделений. Несомненно, были и информаторы ГКЧП среди людей, защищавших Белый дом. Информационная «прозрачность» составляла своеобразие этих событий.

Никто из людей, остававшихся в здании, не питал иллюзий по поводу итогов штурма. Было ясно, что если бы штурм состоялся, то мало кому из обитателей Белого дома удалось бы остаться в живых; впрочем, попасть в руки КГБ было еще страшнее, чем погибнуть. Слишком хорошо помнился опыт отечественной истории 1937-1938 гг. и многих других годов отечественной карательной истории. Среди переживаний защитников Белого дома господствовала в этот день спокойная ярость, злость, оскорбленное достоинство. Этот коктейль становился фактором обороны, гарантировавшим, что той же мерой будет отмерено тем, кто попытается ворваться в здание.

Вместе с тем политическое руководство России продолжало принимать меры, исключавшие возможность кровопролития для восстановления конституционного строя. В 10 часов утра российская делегация, куда вошли А. Руцкой, И. Силаев и Р. Хасбулатов, передала А. Лукьянову требования в течение 24 часов организовать встречу с Президентом СССР М. С. Горбачевым; провести независимое обследование состояния его здоровья с участием специалистов Всемирной организации здравоохранения; отменить действие чрезвычайного положения; отвести войска на место их прежней дислокации; объявить о роспуске незаконно созданного Государственного комитета по чрезвычайному положению. Лукьянов попытался отмежеваться от ГКЧП, говорил о необходимости дополнительно изучить ситуацию, настаивал, чтобы Ельцин отказался от призыва к всеобщей забастовке. По существу предложений Лукьянов ответа не дал.

По мере появления сведений о готовящемся штурме президент Ельцин издал Указ об управлении Вооруженными Силами СССР на территории России. Ельцин объявил, что впредь до восстановления в полном объеме деятельности конституционных органов и институтов государственной власти и управления Союза ССР он принимает на себя командование Вооруженными Силами на территории РСФСР начиная с 17 часов 20 августа 1991 г. Ельцин отменил все приказы Язова и Крючкова, принятые ими начиная с 18 августа, и приказал командующему Московским военным округом вернуть войска в места их прежней дислокации.

В то же время российским руководством принимались меры к созданию запасного пункта управления Россией. Давний соратник Ельцина вице-премьер правительства России О. И. Лобов с рядом сотрудников тайно выехал в район Свердловска, где находился командный пункт, приспособленный для условий военного времени. Министр иностранных дел А. В. Козырев вылетел в Западную Европу, получив полномочия представлять за границей Президента России. Министр внутренних дел РСФСР В. П. Баранников потребовал от начальников высших и средних учебных заведений МВД выслать курсантов для обороны законной власти республики.

Конфронтация нарастала. Становилось ясно, что штурм Белого дома при любом его исходе станет пролетом к гражданской войне в стране.

Планы ГКЧП начинали разваливаться. Не хотели выполнять его приказ даже те генералы, которые его сочиняли. Не хотели, потому что понимали: его реализация приведет к огромному числу жертв, а отсюда — неизбежная, неотвратимая ответственность. Первым ударом по планам ГКЧП стал категорический отказ офицеров «Альфы» (в этой части служили только офицеры) от участия в штурме. Перед ними была поставлена задача: ворваться в здание, «зачистить» его, забросав гранатами каждую комнату и обстреляв ее. Профессионалы «Альфы» потребовали от своего командира В. Карпухина письменного приказа на штурм. Он отвечал, что приказ есть, но устный. Сотрудникам «Альфы» стало ясно, что планировалась опасная авантюра. Прежде всего, им предстояло действовать против значительного числа вооруженных людей. По данным КГБ, на наш взгляд сильно преувеличенным, их было до 5 тыс. человек¹⁸⁰; по наблюдениям О. Попцова, руководителя Российской телерадиокомпании, проведшего эти дни в Белом доме, их было около пятисот¹⁸¹ (полагаем, что оценка О. Попцова была более реалистичной). Среди них были, по его выражению, и «безнадежно штатские лица». Но были там и профессионалы, по уровню своей подготовки мало уступавшие тем, кому предстояло атаковать здание,— офицеры спецслужб, добровольно перешедшие на сторону Ельцина, «афганцы», десантники, бойцы ОМОНа, да и настроения оборонявшихся гарантировали в условиях боя в незнакомом здании больше потерь среди наступавших¹⁸².

Была и другая проблема: ответственность за гибель людей, находившихся в этом доме,— а там были политические деятели, деятели культуры, которых знал весь мир (назовем только одно имя — М. Ростропович), многочисленные иностранные журналисты — могла быть свалена, даже в случае относительно благополучного для ГКЧП исхода, на офицеров «Альфы». А у них уже был опыт Тбилиси и Вильнюса, когда именно военных обвинили, с подачи самого Горбачева, в «самовольных», «несанкционированных» действиях.

Вопреки давлению своего командира генерала Карпухина офицеры группы «Альфа» категорически отказались выполнять приказ о штурме. Отказались участвовать в штурме и сотрудники группы «Б».

Возникли противоречия и в высшем руководстве ГКЧП. Г. Янаев откровенно опасался последствий штурма здания, вокруг которого стояли тысячи человек. На заседании ГКЧП в 20 часов 20 августа он заявил, что слухи о планируемом штурме Белого дома не имеют под собой основания. Он же предложил дать информацию о том, что штурм не планируется, для средств массовой информации. Его соратники по ГКЧП стали спорить с ним и добились того, чтобы никаких публичных заверений по этому поводу не делалось¹⁸³ Причины понятны: те, кто готовил штурм, не хотели связывать себя подобными заверениями.

Между тем план, намеченный утром, со скрипом начал реализовываться. Военным комендантом Москвы г енералом Н. Калининым был введен комендантский час в городе начиная с 23 часов. Это должно было лишить Белый дом кольца его защитников, воспрепятствовать подходу к зданию. Среди защитников здания распространялись слухи о неизбежном штурме. В 20 часов началась стрельба в районе Белорусского вокзала, очереди трассирующих пуль прошили небо над j гостиницей «Украина», стоявшей напротив Белого дома, на другом берегу реки i Москвы. Нарастало беспокойство. Из разных источников в Белый дом поступали сведения о том, что штурм начнется в 2-3 часа ночи. Возникла прямая угроза для президента Б. Н. Ельцина. Ему было предложено укрыться в здании американ- ■ ского посольства, расположенном в нескольких сотнях метров от Белого дома. , Но Ельцин отказался выходить из здания.

I Около 12 часов ночи он вместе с мэром Москвы Г. Поповым, вице-мэром IЮ. Лужковым, несколькими сотрудниками своей администрации и личной охраной спустился в бункер в здании Белого дома. Это помещение было предназначено для нужд «гражданской обороны»¹⁸⁴ Сейчас он должен был стать послед- , ним рубежом защиты президента. Бункер этот представлял собой несколько помещений: относительно небольших — для высшего руководства, большого помещения, снабженного деревянными нарами, большого зала, непосредственно примыкавшего к лестнице. Там расположилась охрана; в соседней комнате Ю. Лужков обзванивал по телефону директоров заводов стройматериалов, автокомбинатов, требовал от них выслать к Белому дому стеновые панели, строительные конструкции, установить на потенциально опасных направлениях тяжелогруженые грузовики, которые должны были воспрепятствовать танкам и бронетранспортерам приблизиться к зданию. Делал он это темпераментно, уверенно, как начальник, не сомневающийся в своем праве отдавать приказы своим исполнительным, но не слишком оперативным подчиненным.

В кабинете Ельцина были другие звонки: он разговаривал с главами государств мира.

Главные же события разворачивались в паре километров от Белого дома. После введения комендантского часа напряженность противостояния достигла высшего уровня. Белый дом по существу оставался блокированным. Любое продвижение техники могло означать начало штурма. После того как отборные части КГБ фактически отказались участвовать в штурме, главной движущей силой подавления очага сопротивления становилась армия и ее самые боеспособные части — воздушно-десантные войска. Командующий этими войсками П. Грачев заявил в прокуратуре: «Все ждали, когда выдвинусь с войсками я. ...Если бы я пошел, то все бы пошли вслед за мной. Никуда бы не делись...»¹⁸⁵ Это верно. Верно и другое: обстановка накалялась, и намеченный на 3 часа штурм могли начать и десантники, и какая-нибудь воинская часть, переброшенная самолетами в Москву из другого конца страны, или подразделение КГБ.

Однако случилось иное. Взвод боевых машин пехоты, осуществлявший патрулирование, приблизился к пересечению Калининского проспекта и Садового кольца. На пути БМП оказались баррикады. Тогда эти машины повернули в тоннель под Садовым кольцом. На выходе из тоннеля БМП вновь столкнулись с баррикадой. БМП попытались прорваться, но навстречу бронированным машинам бросились люди, пытавшиеся остановить их, проникнуть внутрь. В машины полетели камни, куски арматуры. Из машины началась стрельба. Погибли три человека — Д. Комарь, В. Усов и И. Кричевский. В штабе обороны Белого дома эти события оценили как начало подготовки штурма. Пролилась первая кровь в Москве времени ГКЧП. Это событие не имело, строго говоря, военного значения. Однако оно имело несомненный политический, психологический, нравственный смысл. Ответственность за смерть этих людей легла на ГКЧП, который ввел войска в город. Непосредственная ответственность за это событие легла на плечи маршала Д. Язова. И он отдал команду «Стой», отменив запланированную операцию. Штурм не начался. К утру 21 августа стало ясно, что начался отвод воинских частей от Белого дома.

В 6 часов утра 21 августа состоялось заседание коллегии Министерства обороны, на котором большинство генералов высказались за необходимость вывода войск из Москвы, перевода Вооруженных Сил из повышенной боеготовности в постоянную, рекомендовали министру обороны Д. Т. Язову выйти из состава ГКЧП. Язов согласился со всеми предложениями, кроме одного: выйти из ГКЧП. «Это — мой крест,— заявил он.— Буду нести его до конца»¹⁸⁶

Военная активность ГКЧП захлебнулась. Армия фактически отказалась повиноваться «советскому руководству». Кроме этого стал перемещаться вектор сил. С утра 21 августа в город начали входить милицейские части, сформированные на базе училищ МВД Российской Федерации, верных российскому руководству. Но главным событием, несомненно, стало не это. Главное событие развернулось опять-таки в стенах Белого дома, где собрался Верховный Совет Российской Федерации.

В 10 часов утра открылось внеочередное заседание Верховного Совета Российской Федерации. Депутаты, собравшиеся со всей страны, пробирались в здание, преодолевая завалы и баррикады, проходя через непрекращавшийся митинг в поддержку Ельцина. Российских депутатов толпа встречала восторженно. Авторитет депутатов Верховного Совета сильно поднялся за те два дня, что войска окружали Белый дом; многие из парламентариев были рядом с людьми, защищавшими парламент и президента. На повестку дня был поставлен вопрос: «О политической ситуации в РСФСР, сложившейся в результате государственного переворота».

Заседание Верховного Совета стало важнейшим политическим средством противников ГКЧП. Российский парламент смог сделать невероятно много. Верховный Совет поддержал все указы, принятые президентом Ельциным, и придал силу закона тем из них, которые требовали одобрения законодательной власти. При воспоминании об этом событии в голову приходит мысль о том, что заседание Верховного Совета РСФСР 21 августа было торжеством парламентаризма в России, может быть — самым важным заседанием за всю историю четырех Государственных дум дореволюционной России и полутора лет деятельности Верховного Совета. Парламент, защищая Закон, оказался решающим фактором политики. Освещая сложную политическую ситуацию в стране светом права, парламент ясно показал и доказал незаконность ГКЧП и его решений. Это нисколько не принижало роль главы государства и руководства исполнительной власти, это просто свидетельствовало о том, что у парламента есть своя собственная роль, практически неизвестная в России.

А начало телевизионной трансляции заседания российского Верховного Совета означало полный провал ГКЧП. Лидеры ГКЧП побежали. Побежали в прямом смысле этого слова, направившись в правительственный аэропорт Внуково, а оттуда — в Форос, к Горбачеву. Казавшихся еще несколько часов назад всесильными руководителей ГКЧП — Крючкова, Язова, Бакланова, Тизякова и примкнувших к ним Председателя Верховного Совета СССР А. Лукьянова и заместителя Генерального секретаря В. Ивашко стали ловить — сначала по дороге в аэропорт, потом попытались посадить их самолет. Смущала подробность, казавшаяся защитникам Белого дома почти неприличной,— почему путчисты полетели в Форос? Что, какую защиту и почему они искали там у человека, которого они же объявили тяжелобольным и отстранили от власти? Возникал момент неопределенности, тлело и раньше обсуждавшееся в Белом доме предположение: а не скрывается ли за путчем инсценировка временного самоотречения Горбачева? И какой сюрприз можно ждать из Фороса?

По решению Верховного Совета России в Форос была направлена российская делегация, куда вошли вице-президент А. Руцкой, премьер-министр И. Силаев, министр юстиции Н. Федоров. К ним присоединились Е. Примаков и В. Бакатин, члены Совета безопасности Президента СССР. Вместе с ними вылетели полковник А. Стерлигов, помощник А. Руцкого, и 36 офицеров МВД и Службы безопасности Президента России, так как всерьез опасались, что российская делегация в Форосе могла быть арестована частями КГБ, охранявшими Горбачева и подчиненными ГКЧП.

Параллельно началось другое: срочно стали объявляться соратники Михаила Сергеевича Горбачева, которые, оказывается, всегда сохраняли верность Президенту СССР, но только сейчас, к середине дня 21 августа, смогли заявить о своем возмущении незаконными действиями ГКЧП. Эта номенклатурная братия срочно и не без успеха стремилась приспособиться к новым политическим реалиям, осмелев, когда ей разрешили.

Осмелели и республиканские лидеры, многие из которых не решались выступить с осуждением ГКЧП. В 15 часов 25 минут 21 августа ТАСС передал заявление Президиума Верховного Совета Украинской ССР, в котором сообщалось, что «полный анализ и оценка ситуации, сложившейся после образования Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР, будут сделаны Верховным Советом Украинской ССР после решений внеочередной сессии Верховного Совета СССР. До решения сессии Верховного Совета Украинской ССР по этому вопросу положения постановлений Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР не имеют юридической силы на территории Украины». Прямо скажем: смелость была небольшой (чего стоит только трижды обусловленная оценка деятельности ГКЧП — сначала ее должны дать в Москве, в Верховном Совете СССР, потом на Украине, Верховным Советом Украины, и только потом — собственно Президиумом!), но там заявлялось, что постановления ГКЧП не имеют силы на территории Украины.

Но уже два дня спустя — 23 августа, когда путч был полностью подавлен, а его руководители оказались под арестом, украинское руководство объявило о независимости республики. Также было объявлено, что на 1 декабря назначен референдум о независимости.

Осмелел и лидер Грузии 3. Гамсахурдия. Признавший прежде режим ГКЧП, сейчас он требовал, чтобы мировое сообщество признало фактически и юридически независимость Грузии.

Вскоре на имя Президента Рс5ссии пришла телеграмма А. Муталибова, лидера Азербайджана, в которой он самым высоким стилем прославлял смелость Ельцина, спасшего страну. Стилистические изыски А. Муталибова, несомненно, стимулировались тем, что тремя днями раньше он говорил журналистам, что отстранение Горбачева от президентства является «естественным следствием политики, которая привела к хаосу в Советском Союзе»¹⁸⁷

Были и другие оценки ситуации. Верховные Советы Латвии и Эстонии 21-22 августа объявили о восстановлении своих старых конституций, действовавших до 1940 г., и государственной независимости.

Президент Казахстана Н. Назарбаев направил в Политбюро ЦК КПСС резкое письмо, продолжавшее ту линию, которую он наметил уже в своем ответе Политбюро 20 августа 1991 г. В этом послании содержалось осуждение деятельности Политбюро и Секретариата, поддержавших позорные, по словам Назарбаева, действия ГКЧП. Он напоминал: Секретариат ЦК намеревался собрать 20 августа внеочередной Пленум ЦК, на котором было запланировано поддержать деятельность ГКЧП, и Назарбаев решительно высказался против такого пленума. Назарбаев заявил о своем выходе из Политбюро, из ЦК КПСС, а как руководитель республиканской компартии — о ее выходе из КПСС и приписал собственной рукой: «и создании самостоятельной партии».

С осуждением ГКЧП выступили выжидавшие Президиумы Верховных Советов Бурятии, Чувашии, Чечено-Ингушетии.

В эти же часы 21 августа было опубликовано заявление Политбюро Компартии России. Лидеры этой партии немало потрудились для того, чтобы всячески дискредитировать Горбачева; ненавидя Ельцина, они подталкивали к введению чрезвычайного положения. Сейчас же они понимали, что приближается спрос за эту позицию. Заявление Политбюро Компартии России поражало своей трусливостью и двуличием. Руководство Компартии, оказывается, было введено в заблуждение сообщениями Г. Янаева о том, что Президент СССР, Генеральный секретарь ЦК КПСС болен. Более того, они едва не боролись с путчистами. В Доме правительства, писало Политбюро, постоянно находился председатель ЦКК РКП Н. С. Столяров (Столяров входил в группу Руцкого «Коммунисты за демократию», которую лидеры ортодоксальной Компартии намеревались полностью исключить из партии). Сейчас же Столярова пытались превратить чуть ли не в палочку-выручалочку для лидеров РКП. «Нельзя искусственно возбуждать страсти, усиливать конфронтацию, нагнетать антикоммунизм»,— призывало Политбюро РКП.

Не отставали от своих российских коллег и их товарищи по ЦК КПСС, собравшие в 14 часов 39 минут пресс-конференцию, на которой пытались доказать, что они никакого отношения к путчу не имели, что руководящие органы партии.

оказывается, выступают против чрезвычайных мер при решении политических проблем.

Однако вернемся в Форос. Около 16 часов туда прилетели лидеры ГКЧП. Личная охрана Горбачева немедленно арестовала их (!) вопреки призывам генерала Генералова, оставленного Крючковым осуществлять «изоляцию» Горбачева. Сейчас же были восстановлены средства связи¹⁸⁸. Горбачев отказался разговаривать с путчистами и встретился с Лукьяновым и Ивашко уже «при свидетелях»¹⁸⁹ Около 20 часов в Форос прибыли и представители российских властей. Освобождать, как выяснилось, б мл о некого: Горбачев уже действительно «контролировал ситуацию», как он часто любил говорить. В данном случае это было чистой правдой: уже почти четыре часа он звонил по телефону, переподчинил себе Кремлевский полк, разбирался с вице-премьером Щербаковым, управлявшим союзным правительством во время болезни Павлова, разговаривал и принимал поздравления от президента США Дж. Буша, связался с рядом республиканских лидеров — Назарбаевым, потом с Ельциным, Дементеем, другими президентами. Появление российской делегации вызвало в первый момент тревогу. «Увидев вооруженного Руцкого с автоматчиками, Раиса Максимовна испуганно спросила: "Вы что, нас арестовывать прилетели?" "Почему?— удивился Руцкой.— Освобождать!" Она разрыдалась»¹⁹⁰

Это недоразумение было скоро улажено. Горбачев, как гостеприимный хозяин, предложил российской делегации переночевать на даче, в Форосе, а уж утром всем лететь в Москву¹⁹¹. Но Руцкой торопился выполнить поручение — срочно эвакуировать Президента СССР и его семью, арестовать лидеров ГКЧП, которые находились там же, на даче, под охраной личной службы безопасности Горбачева и тех самых многочисленных войск, которые формально подчинялись все тому же Крючкову. Ровно в полночь самолет с семьей Горбачева и российскими посланцами вылетел в Москву. В той же машине находился председатель КГБ Крючков, что, по мнению Руцкого, должно было служить гарантией, что КГБ не уничтожит самолет в воздухе. Во втором самолете летели другие участники ГКЧП под охраной российского конвоя.

В 2 часа ночи Горбачев прилетел в Москву. Тут же, в аэропорту, Российская прокуратура арестовала Крючкова, Тизякова и Язова. Бакланова, который был депутатом СССР, арестовали позже, когда было получено согласие Президиума Верховного Совета СССР, вместе с другими членами ГКЧП.

22 августа, в полдень, Горбачев приехал в Кремль и пригласил в Ореховую комнату — знаменитую комнату, где традиционно собирались только члены Политбюро,— ближайших соратников: Яковлева, Бакатина, Примакова, Шахназарова, Медведева, Абалкина, Кудрявцева, Черняева. Вместе с ними были начальник Генштаба Моисеев, председатель Комитета конституционного надзора Алексеев, Генеральный прокурор Трубин, министр иностранных дел Бессмертных, Председатель Верховного Суда СССР Смоленцев¹⁹² Были отменены указы ГКЧП и сделаны новые назначения на ключевые посты — министром обороны был назначен М. А. Моисеев, председателем КГБ — заместитель Крючкова, руководивший внешней разведкой КГБ, Л. В. Шебаршин. Назначения по сути скандальные: Моисеев — один из активных сторонников ГКЧП, ведь планы путча создавались Крючковым в тесном взаимодействии с сотрудниками 1 -го Главного управления КГБ — разведки. Министр иностранных дел А. А. Бессмертных был одним из кандидатов в ГКЧП и не стал им потому, что это помешало бы осуществлению им внешнеполитических функций. В тот же день состоялась пресс- конференция Горбачева перед российскими и иностранными журналистами — пресс-конференция неудачная¹⁹³: он не мог ответить на многочисленные вопросы журналистов и, сорвавшись, сказал то, что прессе говорить не следовало: «Всей правды вы никогда не узнаете!» В тот же день ТАСС распространил интервью с А. Н. Яковлевым, где он заявил: «Горбачев виноват в том, что сформировал команду предателей. ...Урок, который необходимо извлечь из неудавшегося переворота,— осознание того, что путь демократизации является единственным путем для нашей страны».

В Москве бушевали митинги. Десятки и сотни тысяч людей были на улицах, ставших практически непроезжими. Толпы стояли у зданий КГБ, Министерства внутренних дел СССР, на Арбате у Министерства обороны, на Старой площади вокруг здания ЦК. В руках людей были лозунги с требованиями отдать лидеров ГКЧП под суд, запретить КПСС. Многотысячная процессия провожала в последний путь трех молодых парней, погибших в ночь на 21 августа,— Дмитрия Ко- маря, Владимира Усова и Илью Кричевского.

23 августа под давлением Ельцина Горбачев отменил свои назначения, объяснив их тем, что не успел разобраться в ситуации. Министром обороны СССР был назначен Е. Шапошников, председателем КГБ — В. Бакатин, министром иностранных дел — Б. Панкин, посол в Чехословакии, отказавшийся признать ГКЧП. В тот же день Горбачев прибыл на заседание Верховного Совета Российской Федерации. Здесь ему пришлось убедиться в справедливости собственных слов, сказанным утром того же дня: «Я приехал из Фороса в другую страну и сам уже не тот, кем был, другой человек»¹⁹⁴.

Заседание было очень важным. Ельцин и Верховный Совет России были триумфаторами. Горбачев фактически оказался в положении ответчика. Президент России зачитал Президенту СССР выписку из стенограммы союзного Кабинета Министров, большинство членов которого поддержали ГКЧПистов и изменили союзному президенту. Из зала звучали требования запретить КПСС, ставшую, по существу, идеологом переворота. Ельцин потребовал у Горбачева осудить КПСС, но, встретившись с его сопротивлением, «для разрядки» подписал Указ о приостановлении деятельности Российской коммунистической партии.

Путч изменил соотношение сил. Союзные структуры смертельно надорвались в своей попытке из последних сил сохранить Советский Союз в его неизменном виде. Лопнули «становые жилы» политического организма — КПСС, КГБ, страх перед репрессиями. А без них этот строй был нежизнеспособен.

В те часы, когда Горбачев выступал в Верховном Совете, здание ЦК было блокировано тысячами демонстрантов. В ЦК срочно уничтожали документы текущего делопроизводства, пытались вынести их. Из здания эвакуировали сотрудников. Абсолютное большинство выходило через подъезды на улицу, и это было по-настоящему страшно, так велика была злоба жителей Москвы против Старой площади и ее обитателей. (К счастью, обошлось без эксцессов.) Высшие чиновники ЦК и администрации Горбачева эвакуировались с большим комфортом — через специальную линию метро, соединявшую Старую площадь с Кремлем¹⁹⁵

Комитету по делам архивов при Правительстве России было приказано обеспечить сохранность документов ЦК. Комплекс зданий ЦК охранялся московской милицией под руководством вице-мэра Москвы А. Музыкантского. С их помощью удалось отыскать одного из опытных чиновников ЦК и, пробираясь по длинным коридорам, заваленным слоем разодранных документов, опечатать архивы ЦК, к счастью не пострадавшие¹⁹⁶. В эти же часы в здании работали сотрудники Прокуратуры СССР, проводившие обыск в кабинете секретаря ЦК О. Шенина и обрадовавшиеся, что акт изъятия вещественных доказательств участия Шенина в путче может подписать в качестве понятого и представитель правительственного аппарата России. Среди изъятых документов обращал на себя внимание план Белого дома, баррикад вокруг него и воинских частей, блокировавших здание. План был вычерчен (скорее — нарисован) от руки и рождал странное чувство: фактический руководитель ЦК КПСС Шенин не имел нормального топографического плана территорий, окружавших Дом Правительства России.

Неудача переворота, провал ГКЧП рождают много вопросов: почему рассыпалась казавшаяся такой грозной машина «советского руководства», наводившая страх на весь мир? Попробуем ответить. Прежде всего, неудача ГКЧП стала итогом постоянно нараставшего кризиса государственности СССР. СССР стал практически неуправляемым. Не был пресечен ни один из национальных конфликтов, вспыхнувших на территории страны. Армия моталась по всему СССР, как пожарная команда, тушившая один очаг за другим. Политическое руководство страны слишком успешно реализовало на практике основной принцип партийного руководства — решает руководство партии, отвечают все остальные. С переходом Горбачева в кабинет Президента СССР этот принцип остался не менее актуальным. Однако частое его применение неизбежно приводит к тому, что число желающих отвечать за чужие глупости резко сокращается.

Изменились люди. И изменились не за три дня путча, а гораздо раньше, только разглядели это лидеры СССР в конце августа последнего года СССР Ушла вера в социализм и коммунизм. Она была хороша за «железным занавесом», когда можно было рассуждать об «искривлениях марксизма», «деформирующем воздействии культа личности», противопоставлять «раннего Маркса» позднему, Ленина времени военного коммунизма Ленину эпохи нэпа и верить в «гуманный, демократический социализм, социализм с человеческим лицом». Верить в него можно было до середины 80-х гг. Сквозняк гласности вынес эти иллюзии и заставил разглядеть окружающий мир, разглядеть — и ужаснуться.

Изменился мир. «Холодная война» Советским Союзом была проиграна. Экономика страны была истощена в ходе этого соревнования. «Силовое поле» СССР начало сокращаться, сначала за счет уменьшения поддержки «братских партий и народно-освободительных движений», потом ослабло влияние СССР в Центральной Европе, и по ней прокатилась волна «бархатных революций», выбросивших СССР оттуда, далее очередь дошла и до союзных республик, обеспечив «парад суверенитетов», а в конце концов и их выход из СССР. Последний рубеж «силового поля» СССР совпал с кольцом блокады Белого дома. Тут-то и открылось, что это не силовое поле, а поле бессилия, тлена, предательства как системы.

Мы не пишем о «мудрых армейских командирах», осуществлявших путч, но, как выяснилось, только и делавших, что боролись... боролись с кем? За что? Трудно не вспомнить слова А. Лебедя, сказанные Президенту России, что его десантники у Белого дома охраняют сами себя. Много написано о политической импотенции путчистов. В конце концов не в этом дело. Ведь были там не только Янаев и Крючков, но и Тизяков, великолепный организатор, и, безусловно, смелый Шенин, и по-своему порядочный Язов, и Лукьянов, уж никак не менее политически опытный человек, чем его оппоненты, ставшие врагами. Сгнили механизмы власти СССР. Самое страшное, что натворили путчисты,— это то, что, приведя эту машину в действие, они не предвидели, что она уже не выдержит такой нагрузки и развалится. Это они обязаны были предвидеть. Союзный договор был поистине спасительным лекарством, дававшим надежду на выживание. Но его-то и переехала машина ГКЧП.

По-настоящему СССР «умер» в первые дни после подавления путча, хотя его формальное существование продолжалось до конца декабря 1991 г. Диагноз смертельной болезни пришел с Украины: республика объявила себя независимой и заявила, что 1 декабря состоятся референдум, оставаться ли ей в СССР, и выборы президента Украины. Путч напугал лидеров республик СССР. Страх был нешуточный. Большинство из них обреченно приняли заявления ГКЧП, а оказалось, что в Москве все не так: высших руководителей страны отдали под суд, Москва требует расследовать и наказать тех, кто поддержал ГКЧП. В этих условиях мысль о суверенитете и независимости становилась более чем актуальной.

Официально независимость Украины была объявлена 24 августа, Белоруссии и Молдавии — 27 августа, Азербайджана — 30 августа, Узбекистана — 31 августа, Киргизии — 31 августа, Таджикистана — 9 сентября, Армении — 23 сентября, Туркмении — 27 октября.

Был и российский масштаб происходившего: зачем Россия должна финансировать союзные структуры, от которых можно ожидать очередных проблем?

Путчисты мимоходом, как это и бывает в истории, уничтожили КПСС — не политическую партию, а основной институт государственности СССР. Она мгновенно была устранена из системы управления. 24 августа с заявлением о сложении с себя функций Генерального секретаря ЦК КПСС выступил М. С. Горбачев.

Ликвидация КПСС в системе управления определила необходимость создания по существу нового аппарата управления. Это станет темой нашего специального исследования. Но как же с идеями социализма? Конечно, Горбачев бросил партию. Не только КПСС, но и, в сущности, те идеи социализма и тот спектр политической жизни в стране, который разделял эти взгляды. Впрочем, это было позицией не только Горбачева, но и его «социал-демократического окружения». «В дальнейшем к Горбачеву не раз, и через меня,— пишет соратник Горбачева и идеолог КПСС В. Медведев,— пытались обращаться некоторые члены ЦК, ставя вопрос о созыве пленума. Я считал, что это дело самих членов ЦК, а Горбачева, сложившего обязанности Генсека, не следует втягивать в этот процесс. Рекомендация Горбачева, адресованная ЦК КПСС, так и осталась нереализованной»¹⁹⁷. У него осталось одно — борьба за личное политическое будущее в «обновленном Союзе».

6 ноября 1991 г., накануне прежнего главного государственного праздника — годовщины Октябрьской революции, Ельцин «прибрал» политический труп КПСС, издав указ, в котором заявлялось, что «КПСС никогда не была партией. Это был особый механизм формирования и реализации политической власти путем сращивания с государственными структурами или их прямого подчинения КПСС». Указ предписывал:

«— прекратить на территории РСФСР деятельность КПСС, КП РСФСР, а их организационные структуры распустить; <...>

— имущество КПСС и КП РСФСР на территории РСФСР передать в собст-

loq

венность государства» .

Круги путча шли по стране, порождая новые проблемы и обостряя, драматизируя старые. Стремительное отрезвление после августовской эйфории пришло из Чечни. Лидер Общенационального конгресса чеченского народа генерал Дудаев был одним из немногих активных противников ГКЧП в российских автономиях. Однако вскоре события стали развиваться совсем не по схеме противостояния «демократов» и «партократов».

Чечня: пролог трагедии

События в Чечне невозможно понять, не обратившись к истории этого народа и его отношений с Россией. На Северном Кавказе, по преимуществу в Чечне и Ингушетии, проживает около 800 тыс. чеченцев. Кавказский перешеек, северные склоны Кавказского хребта уже с XV1-XVI1 вв. превратились в поле соперничества между тремя крупнейшими государствами региона — Ираном, Турцией и Россией. 3 результате военных и дипломатических усилий России здесь появились русские крепости и казачьи станицы. В течение XVIII в. Россия усилила свое продвижение на Кавказе, в конце этого века по левому берегу реки Терек прошла так называемая Кавказская военная линия, укрепленная городами Моздок и Владикавказ. С начала XIX в. Россия втянулась в долгую и кровопролитную военную кампанию по завоеванию и подчинению Северного Кавказа. Кульминацией этой политики стала война с теократическим государством — имаматом Шамиля, сложившимся на землях Чечни и Дагестана, завершившаяся покорением Чечни только в 1859 г.¹⁹⁹

Вместе с тем эти территории никогда не были «мирными» в полном смысле слова. Большое число документов в архивах центральных учреждений Российской империи свидетельствует о том, что в Чечне сохранялось внутреннее устройство, вызывавшее недовольство даже со стороны царской администрации, допускавшей значительные различия в местном самоуправлении на Кавказе. В ходе гражданской войны большевистское правительство широко использовало противоречия между терским и кубанским казачеством, поддерживавшим антибольшевистские силы, и чеченцами, добивавшимися возвращения земель, отнятых у них после 1859 г. Большевики поощряли нападения чеченцев на казачьи станицы, снабжали их оружием. В 1922 г. была создана Чеченская автономная область в составе РСФСР. Однако повстанческое движение, приобретшее уже антибольшевистский характер, продолжалось, потребовав привлечения крупных военных сил для его подавления. В 1934 г. Чеченская и Ингушская автономные области были объединены в Чечено-Ингушскую автономную область, в 1936 г. преобразованную в Чечено-Ингушскую автономную республику в составе РСФСР.

В годы Великой Отечественной войны немецко-фашистское командование не без успеха проводило на Северном Кавказе особую политику, направленную на то, чтобы склонить к сотрудничеству с оккупационными войсками мусульманское население Северного Кавказа и казачество. В Чечне в октябре 1942 г. удалось организовать восстания в тылу советских войск, в частности в Шатойском, Итум-Калинском, Веденском и ряде других районов. Восстания вспыхнули в то время, когда шли ожесточенные бои под Сталинградом и немецкие войска вели наступление на Северном Кавказе, вышли к Тереку и Большому Кавказскому хребту. На территории Чечено-Ингушетии в 1943 г., когда немецкие войска были далеко оттеснены с Северного Кавказа, органами Наркомата государственной безопасности было зафиксировано три десятка бандитских групп и около 4 тыс. участников восстаний 1941-1942 гг.²⁰⁰ В связи с этим советские власти приняли решение о депортации чеченцев и ингушей с их исконных территорий в Казахстан. В феврале 1944 г. советские войска выселили около 500 тыс. чеченцев и ингушей. Массовая депортация была, безусловно, преступлением, которое не может быть оправдано фактами сотрудничества части населения с немцами. Тогда же была упразднена Чечено-Ингушская АССР. На земли выселенных чеченцев и ингушей пришли другие люди — русские, осетины.

После XX съезда КПСС массовые депортации были осуждены, Указом Президиума Верховного Совета СССР была восстановлена Чечено-Ингушская АССР. Однако узел, туго завязанный сталинской депортацией, развязать было трудно. Возвращение людей из ссылки сопровождалось обострением отношений с тем населением, которое поселилось на землях чеченцев и ингушей. Постоянным источником противоречий и конфликтов между Северной Осетией и Ингушетией стали земли Пригородного района г. Орджоникидзе (Владикавказа), где находились родовые ингушские кладбища. Сохраняются споры между Чечней и Ингушетией о землях Сунженского и части Малгобекского районов, с русским населением Ставропольского края — из-за Науровского и Шелковского районов, которые казачество считает своими.

Столица Чечено-Ингушетии, г. Грозный, стала одним из крупнейших центров переработки нефти в СССР. (Богатые месторождения нефти были обнаружены на территории Чечни уже в конце XIX в. Тогда же там возникла и крупная нефтеперерабатывающая промышленность.) В конце 80-х гг. нефтеперерабатывающий комплекс в Грозном был полностью модернизирован, что обошлось казне в 1,5 млрд. долл.²⁰¹ В регионе существовала проблема привлечения коренных жителей на промышленные предприятия, хотя там было многочисленное население, не имевшее постоянной работы.

В Чечне сохранялось разделение коренного населения на родовые тейпы, религиозные братства — «вирды», мюридские общины. Это в значительной степени определяло и определяет традиционную структуру общества, успешно пережившую все политические и идеологические кампании советского периода.

Для Чечни с ее по преимуществу сельским населением было характерно традиционное малоземелье, вынуждавшее значительную часть мужчин отправляться летом на сезонные работы по всему СССР. Вместе с этим необходимо отметить относительно высокий образовательный уровень населения. К концу 80-х гг. доля трудоспособного населения, не занятого в общественном производстве, составляла в Северной Осетии почти 13%, а в Чечено-Ингушетии — 25%. Обстановка в этом регионе Северного Кавказа оставалась неспокойной. В 1973 г. было принято специальное постановление ЦК КПСС «Об антиобщественных националистических проявлениях в г. Грозном», в котором отмечался рост националистических настроений в Чечено-Ингушетии. Спустя несколько лет было принято новое постановление, датированное 14 января 1982 г. В нем отмечались факты массовых выступлений в Северной Осетии с требованиями выселить ингушей, даже массовых беспорядков, когда «24-26 октября 1981 года группа экстремистски настроенных лиц спровоцировала часть осетинского населения города Орджоникидзе на антиобщественные действия... Подстрекаемые националистическими призывами, бесчинствующие элементы, среди которых было немало тунеядцев, пьяниц, наркоманов и лиц, ранее судимых, нападали на общественные и государственные учреждения, пытались дезорганизовать работу городского транспорта, допускали оскорбительные выпады и угрозы в отношении жителей ингушской национальности. В течение нескольких дней нормальная жизнь города и работа на отдельных предприятиях была нарушена».

Отмечалось также широкое распространение среди населения оружия. Поэтому министру внутренних дел СССР Н. А. Щелокову специально указывалось на необходимость принять «дополнительные меры к изъятию огнестрельного и холодного оружия, незаконно хранящегося у населения Северо-Осетинской и Чечено-Ингушской АССР».

Однако положение там не улучшалось. Скорее можно было говорить о его ухудшении, пришедшем одновременно с началом «перестройки». В ЦК КПСС в 1987 г. вновь обсуждался вопрос о ситуации в Чечено-Ингушетии и Северной Осетии. В документе, принятом тогда, констатировалось, что в быту населения, в том числе и коммунистов, сохраняются мусульманские обычаи, исполняются религиозные обряды. Более того: «До сих пор местные органы в решении вопросов прибегают к помощи религиозных авторитетов (разрешение споров между семьями, привлечение людей на сельхозработы, субботники)».

Статистика, приведенная в справке, свидетельствовала об ухудшении межэтнических отношений. «В 1984-1986 годах,— сообщалось в документе,— зарегистрировано свыше ста националистических проявлений. Среди них избиения и убийства на почве неприязненных отношений между ингушами и осетинами, осквернение русских кладбищ, хулиганские действия по отношению к сельской интеллигенции некоренных национальностей». В эти же годы наметился процесс миграции из этих республик русского населения.

Сообщалось также, что «в состоянии кровной вражды находится свыше 60 тейповых групп. ...Опасная конфликтная ситуация сложилась между враждующими тейпами Яндиевых и Хадзиевых-Албаковых, проживающих на границе автономных республик». В регионе отмечался высокий уровень наркомании, который превышал общесоюзный в Северной Осетии в 5 раз, в Чечено-Ингушетии — в 3 раза. «Вместе с тем органами внутренних дел республик,— отмечали авторы справки,— не выявлено ни одного нарушителя, занимающегося сбытом наркотического сырья».

В справке сообщалось и о том, что в горных районах Чечни сохранялось самое настоящее рабство и в роли рабов оказывались русские, разными путями попавшие в эти места. Процитируем документ: «Только в Ачхой-Мартановском, Сунженском и Шалинском районах выявлено 65 так называемых батраков. Среди них — алкоголики, ранее судимые, без определенного места жительства. Все они, как правило, завозятся нанимателями из других регионов страны. У Экту- маемых, например, для ухода за личным подворьем, насчитывающим до 300 овец, 27 голов крупного рогатого скота, 29 лошадей, использовались Абрамов, Александров и Соболев. В личном хозяйстве Хашиевых — Павлов из Краснодарского края и Котов из Горького, у Хариковых — неоднократно судимые Кос- тенков и Бондарюк. Такие лица содержались даже в хозяйствах секретаря партийной организации, депутата Ореховского сельсовета т. Хачукаевой, завхоза школы т. Мурадова».

В конце 80-х гг. на арену политической жизни в Чечено-Ингушской АССР вышел вопрос о создании отдельных — Ингушской и Чеченской — республик. Стали возникать общественные объединения — Вайнахская демократическая партия во главе с 3. Яндарбиевым, партия «Исламский путь» Б. Гантемирова и крупнейшее объединение, существовавшее с ноября 1990 г.,— Общенациональный конгресс чеченского народа (ОКЧН), который предложили возглавить генерал-майору Джохару Дудаеву, командиру дивизии стратегических бомбардировщиков, дислоцированной в Эстонии, в Тарту. Генерал Дудаев, детство которого прошло в ссылке в Казахстане, сделал блестящую карьеру в Советской Армии, был награжден двенадцатью правительственными наградами, поддерживал дружеские отношения с эстонской интеллигенцией, был хорошо информирован о движении за независимость Эстонии.

На I съезде ОКЧН 23-25 ноября 1990 г. была принята декларация «О государственном суверенитете Чеченской республики». Напомним: в это время Чечня входила в состав единой Чечено-Ингушской АССР и вообще не имела формальных государственных признаков. Однако постоянный митинг, организованный ОКЧН, постепенно захватывал властные полномочия. Под давлением многотысячного митинга 27 ноября 1990 г. Верховный Совет Чечено-Ингушетии принял Декларацию о государственном суверенитете Чечено-Ингушской республики.

ОКЧН находился в оппозиции к официальным властям Чечено-Ингушетии — обкому партии и Верховному Совету Чечено-Ингушской АССР, которые возглавлял Доку Завгаев, по-своему примечательная личность — первый чеченец, оказавшийся во главе местного обкома²⁰². Д. Завгаев последовательно проводил курс руководства КПСС в республике: добивался неучастия населения республики в референдуме о введении поста Президента России; в ходе избирательной кампании организовал агитацию за Н. И. Рыжкова. Делегации от ингушского и чеченского населения постоянно требовали восстановления своей государственности в 1990 г.

Летом 1991 г. состоялся второй этап съезда ОКЧН. На нем было принято решение — учредить Чеченскую республику. Уже тогда звучали требования отделения от России, неучастия в выборах Президента России.

Августовский путч ускорил развитие политических процессов в Чечне. Возглавляемые Д. Завгаевым Верховный Совет и обком партии заняли осторожно- выжидательную позицию по отношению к ГКЧП. Их оппоненты — генерал Дудаев и Общенациональный конгресс чеченского народа — решительно осудили путч, объявили о своей готовности с оружием в руках противостоять чрезвычайному положению. После подавления путча Д. Завгаев оказался среди тех местных руководителей, над которыми висело обвинение в пособничестве ГКЧП. Реальная власть в Грозном переходила в руки ОКЧН и к организованному им митингу. I съезд Общенационального конгресса чеченского народа объявил, что Верховный Совет Чечено-Ингушетии низложен, власть переходит к съезду ОКЧН и Чечня берет курс на независимость.

В этом решении было по крайней мере два аспекта, позволявшие Москве дать различные интерпретации происходившего. Для властей России на первый план выходила борьба против «партократа» Завгаева, а заявление Дудаева о независимости воспринималось как политическая риторика, не имевшая реального значения. С другой стороны, курс на отделение одной из автономий России мог создать крайне опасный прецедент, спровоцировать аналогичные процессы в других республиках²⁰³

К этим непростым размышлениям (политические процессы в Чечне, да и в самой России, только начали определяться в новой политической ситуации, сложившейся после подавления путча) прибавлялись многочисленные обстоятельства, на первый взгляд незначительные, которые оказали долговременное воздействие на то, что происходило внутри и вокруг Чечни. Чечня была и оставалась гораздо более традиционным обществом, чем это виделось московским политикам, В события в Чечне активно стали вмешиваться спикер российского парламента Р. Хасбулатов, чеченец, и его соотечественник генерал А. Аслаханов, председатель Комитета Верховного Совета РСФСР по вопросам законности, правопорядка и борьбы с преступностью. Высокие политические цели переплетались с соперничеством традиционных кланов, осложняя достижение ясных политических результатов. Отнюдь не комичным стало личное соперничество двух летчиков — командира полка штурмовиков полковника А. Руцкого, ставшего вице-президентом при президенте Ельцине и генерал-майором за участие в подавлении путча, и командира дивизии стратегических бомбардировщиков, элиты ВВС, генерал-майора Д. Дудаева.

В Чечню зачастили высокопоставленные визитеры. 10 сентября туда прибыли госсекретарь Г Бурбулис и министр информации и печати М.Полторанин. 15 сентября в Чечне был исполнявший обязанности Председателя Верховного Совета РСФСР Р. Хасбулатов, потребовавший от Верховного Совета Чечено-Ингуше- тии самораспуститься. Требование Хасбулатова было удовлетворено, и власть формально была передана Временному Высшему Совету, своего рода совету старейшин, нелегитимному органу. Политические противники Хасбулатова обвиняли его в том, что его вмешательство в конфликт имело во многом личные причины и в созданном при его участии Временном Высшем Совете были широко представлены родственники и сторонники российского спикера²⁰⁴. Во всяком случае, затея с созданием этого органа оказалась неудачной, и реальная власть по-прежнему оставалась у съезда Общенационального конгресса чеченского народа во главе с генералом Дудаевым. Начался отчасти стихийный, отчасти спланированный захват правительственных учреждений в Грозном.

Имеются сведения, что генералу Дудаеву были официально предложены очередное генеральское звание и высокая должность в командовании ВВС (по другим сведениям — в МВД). Но для Дудаева более важным представлялся пост президента — первого президента независимой Чечни.

Ситуация вокруг Чечни резко осложнилась в октябре 1991 г. В ночь с 5 на 6 октября в Грозный прилетел А. Руцкой, которого сопровождали генералы А. Аслаханов и министр внутренних дел России А. Дунаев. Поездке предшествовали сведения, что «национальные гвардейцы» Дудаева захватили здание местного КГБ, ранив одного из сотрудников, блокируют здание МВД и телецентр. Для Руцкого поиск выхода из чеченского кризиса стал первым крупным самостоятельным поручением, которое он получил от президента. По сути, это была аттестация на право стать самостоятельной политической фигурой в высшем руководстве России.

В ходе переговоров между Дудаевым и Руцким, казалось, было достигнуто взаимопонимание. И тот, и другой настаивали на соблюдении законов, проведении выборов²⁰⁵ Но каждый понимал законность по-своему: Руцкой находился в эйфории правотворчества недавних дней августа, когда политическая воля облекалась в форму указов и, одобренная послушным Верховным Советом, становилась законом; для Дудаева законность выступала в форме эстонского Народного фронта, добивавшегося и добившегося того, что российские законы не имели отношения к независимому государству. К тому же Дудаеву воля народа, массовая поддержка казались важным условием легитимации его действий. Руцкой встретился также с лидерами ингушских организаций, которые настаивали на образовании Ингушетии, но в составе Российской Федерации. Понятно, что эта встреча имела непосредственный политический результат, конфронтационный для нового чеченского руководства.

Вернувшись из Чечни, Руцкой выступил с резкими, оскорбительными нападками в адрес Дудаева и Общенационального конгресса чеченского народа. Уже 8 октября 1991 г. на сессии Верховного Совета РСФСР он охарактеризовал Дудаева как бандита, события в Чечне — как незаконные. Верховный Совет в результате его выступления принял специальное постановление, провозглашавшее, что Временный Высший Совет является единственной законной властью в Чечне, и требовавшее, чтобы вооруженные формирования Общенационального конгресса чеченского народа сдали оружие до 10 октября 1991 г.²⁰⁶

По сути, это был ультиматум. В ответ на него уже на следующий день силами ОКЧН в Чечне была объявлена мобилизация, начались нападения на воинские части. Митинг требовал отставки Временного Высшего Совета. На заводах Чечни организовали выпуск оружия — пистолетов-пулеметов. Москва пыталась перехватить инициативу в республике, были произведены новые назначения людей, которые, как предполагалось, имели поддержку в Чечне (были назначены представитель Президента РС<ГСР е Чечено-Ингушетии А. Арсанов, новый министр МВД Чечено-Ингушетии генерал В. Ибрагимов). Однако результаты этой деятельности оказались незначительными и вылились в несколько митингов, осуждавших деятельность ОКЧН.

Д. Дудаев предложил провести 27 октября 1991 г. выборы в парламент Чеченской республики и выборы президента Чечни, итоги которых должны были придать законность выходу Чечни из России. В известной степени Дудаев реализовал ту угрозу, которую сформулировал в конце 1990 — начале 1991 г. в процессе подготовки к общесоюзному референдуму М. С. Горбачев. Для него процесс суверенизации автономий и их стремление встать вровень с союзными республиками были всего лишь угрозой, политическим шантажом в адрес России, впрочем выразившимся в «заигрывании» с автономиями. И знаменитые ельцинские слова «берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить» стали альтернативой процессу расчленения России. Берите, сколько хотите, но — в России. Дудаев же действовал в полном соответствии с уже сложившимся алгоритмом: выборы, проведение референдума, провозглашение независимости. Если по этому пути смогли пройти Эстония, Грузия, Армения, то почему этого не может сделать Чечня?

Разница была лишь в том, что Чечня была в составе России, она не имела формальной государственности. Чечня создавала опасный прецедент. Эти аргументы, неважные для Грозного, были важны для Москвы.

24 октября Верховный Совет РСФСР принял постановление, которым объявлял выборы в Чечне незаконными и заранее отказывался признавать их итоги.

Стороны конфликта отчетливо демонстрировали нежелание найти компромиссы.

27 октября выборы состоялись. Президентом Чечни был избран Д. Дудаев. Был сформирован парламент Чечни (впрочем, проработавший недолго).

6 ноября в Кремль пришла паническая телеграмма от представителя Президента РСФСР в Чечено-Ингушетии А. Арсанова, в которой сообщалось, что военные формирования Конгресса чеченского народа захватывают жизненно важные объекты в республике. Он требовал срочно принять меры. В тот же день Президент Ельцин подписал подготовленный А. Руцким Указ о введении чрезвычайного положения в Чечне. Руцкому поручалось осуществление этого указа.

Однако реализовать его не удалось. Руцкой потерпел полное поражение — и политическое, и собственно военное. Операция по переброске спецподразделений МВД и КГБ в Чечрю была плохо спланирована и еще хуже выполнена. Войска перебрасывались авиацией, но оказалось, что техника приземлилась в аэропорту Моздока, люди — в Беслане (оба города — в Северной Осетии), аэропорт Ханкала в окрестностях Грозного был блокирован несколькими тысячами хорошо вооруженных людей, на взлетных полосах стояли тяжелогруженые автомобили. Спецназовцы, прибывшие в Грозный несколько раньше, оказались блокированными в здании МВД Чечено-Ингушетии. Заблокированными оказались и дороги из Северной Осетии, по которым войска должны были двигаться в Чечню. Одновременно с этим Дудаев пригрозил осуществить террористические акты в России, и 9 ноября был захвачен самолет, вылетевший из Минеральных Вод в Свердловск²⁰⁷ Руцкой требовал найти и наказать виновных в неправильном исполнении его плана; в Верховном Совете началось обсуждение ситуации в Чечне, действия Руцкого подверглись резкому осуждению, звучали требования о его отставке; Ельцин отменил свой Указ о чрезвычайном положении. Удалось не довести дело до кровопролития. Российские войска, заблокированные в Грозном, удалось вывести. Однако шанс договориться, найти взаимопонимание был утрачен, и, как оказалось, надолго.

Был и важный политический контекст происходившего. Конфликт в Чечне становился опасным знаком для соседей России, подогревая их опасения в «российском империализме», вызывал неприкрытую тревогу у российских автономий. В этом нужно искать один из ответов на вопрос, который позже стал задаваться: почему еще в начале чеченского конфликта российская власть не применила силу? Не применила, и слава Богу. Цена силового решения была бы слишком высокой. Это решение могло уничтожить любые основания для интеграционных процессов в стремительно разваливавшемся Советском Союзе.

Воссоздание государственности России

Поражение августовского путча стало «плохой новостью» для союзных управленческих структур. Однако было и иное — чем больше прав получало российское руководство, тем выше поднималась планка ответственности. Россия оказалась в отчаянно тяжелом экономическом положении. Товаров не было и раньше, сейчас дефицитом стал хлеб. На заседаниях правительства едва ли не еженедельно заслушивались отчеты о завозе хлеба, преимущественно полученного по импорту. Задачи стратегического развития России перемежались с острейшими оперативными проблемами.

На первый план выходил вопрос: что должно остаться в ведении Союза, а что — республик? 1 сентября состоялась встреча М. С. Горбачева с руководителями республик. На ней была достигнута договоренность о сохранении единых Вооруженных Сил и едином военно-стратегическом пространстве, о радикальных реформах в армии, КГБ, МВД и прокуратуре. Говорилось о намерении подготовить и подписать договор о создании Союза Суверенных Государств.

2 сентября собрался последний Съезд народных депутатов СССР, последний съезд в истории СССР. Он начался заявлением Н. Назарбаева от лица Президента СССР и руководителей республик о том, что в дальнейшем Съезд народных депутатов не нужен. Немедленно после этого заявления был объявлен перерыв. После перерыва начали голосовать. Предложение о роспуске съезда не набирало необходимых в таком случае двух третей голосов. Столкнувшись с недовольством многих депутатов, Горбачев пригрозил изменить Конституцию, дать возможность распустить съезд простым большинством депутатов. Предлагался им и более простой вариант — распустить съезд, так как он не способен принять конструктивное решение. Депутаты сдались²⁰⁸ Съезд народных депутатов СССР, во многом изменивший политический облик страны, был распущен.

Вместо съезда остался Верховный Совет СССР, у которого реально урезали полномочия, упразднив, в частности, должность Председателя Верховного Совета СССР. Но реально Верховный Совет умирал, так как в нем уже не участвовали депутаты не только из республик Прибалтики, объявивших о своей независимости, но и Украины. От ряда республик там были не депутаты, а наблюдатели.

Были образованы новые союзные органы — Государственный совет, куда вошли руководители союзных республик, Межреспубликанский экономический комитет во главе с И. Силаевым.

Сложно и противоречиво развивалась ситуация в руководстве России. Первый месяц после путча, следует признать, был потерян. По-человечески причины этому можно найти, но политика живет по другим законам. Отметим важное обстоятельство — на этом этапе, в условиях глубочайшего экономического кризиса, чреватого социальными потрясениями, резко сократилось число желающих принять на себя ответственность, работая в правительстве. «Златоусты от экономики», апостолы рыночных реформ в СССР, громогласно объявлявшие, что они знают путь в светлое рыночное будущее, с несвойственной им прежде скромностью отошли в сторону. Пропали и представители славного директорского корпуса, претендовавшие на министерские портфели. Тем ответственнее было решение президента Ельцина лично возглавить правительство в период реформ. 28 октября президент Ельцин выступил в Верховном Совете России и объявил, что в России начнется программа глубоких экономических преобразований, предполагающая отпуск цен на большинство видов продукции, приватизацию, ослабление государственного контроля над экономикой. Это была программа «шоковой терапии», та программа, которая, как известно, не приносит лавров ее проводникам. «Популист» Ельцин опять сделал то, чего от него не ожидали. Он принял на себя всю полноту ответственности.

В октябре начала формироваться новая управленческая структура России, оформленная позже Указом Президента России от 6 ноября 1991 г. Складывались два аппарата управления. Прежде всего, Правительство. Как уже отмечалось, главой Правительства стал президент Ельцин. Первым заместителем главы Правительства был назначен государственный секретарь Российской Федерации Г. Э. Бурбулис (разработчик большинства программ реформирования государственного аппарата), заместителями Председателя Правительства — Е. Т. Гайдар, отвечавший за экономическую политику, и А. Н. Шохин — за социальную политику. Необходимо отметить: впервые в Правительство пришла «команда» молодых, прекрасно образованных, честолюбивых специалистов, «академическая» подготовка которых была заметно лучше их практического управленческого опыта. Бурбулис обосновался на 5-м этаже здания ЦК КПСС на Старой площади, в комнатах бывшего кабинета Суслова. В приемной толклось много народа — приезжие из разных городов страны, народные депутаты СССР и РСФСР, ученые, артисты, чиновники, офицеры. В самом кабинете одновременно шло не меньше трех совещаний. Люди устраивались за длинным столом для заседаний, собирались в разных углах кабинета. Между этими группами ходил Бурбулис, дирижировавший ходом обсуждения. На этих совещаниях планировались крупные политические акции, обсуждались принципы преобразований в различных сферах жизни страны, подготавливались кадровые назначения. С точки зрения старых аппаратчиков, это было нарушением всех канонов, сумасшествием. Но в таком поведении была своя система: туго закручивалась пружина предстоящих реформ, которая начнет раскручиваться с первых дней января 1992 г.

Сам Б. Н. Ельцин нашел в этой ситуации, пожалуй, единственно верное решение. В середине декабря 1991 г., встречаясь с координаторами парламентской фракции «Смена», он так объяснил свои действия, отвечая на вопрос одного из депутатов: «В отношении Правительства. Конечно, выбор был такой — или ориентироваться опять на перетасовку все тех же старых кадров, которые из одной обоймы переходят в другую обойму. Этот опыт Политбюро настолько богатый, что нам ясно было. Потом опыт предательства Горбачева всеми практически руководителями тоже подсказывал, что должна быть одна команда, которая бы работала над путями реализации реформ... и чтобы она взялась как одна команда. Я же,— заявил президент,— персонально не то чтобы не участвовал, конечно, участвовал. Но я им д^вал больше права самим определять, кого вы считаете нужным, кто подходит по подготовке и по линии, которую надо по реформе проводить, и так далее. Поэтому тут надо было чем-то жертвовать — или молодостью, или опытом. Такого идеального сочетания, конечно, не получается».

Число министерств было радикально сокращено, появились объединенные министерства— промышленности, экономики и финансов, транспорта, торговли и материальных ресурсов. Старые отраслевые схемы управления были сознательно проигнорированы. Система управления специально подготавливалась для осуществления рыночных реформ. Поэтому возникли принципиально новые органы управления -— Государственный комитет РСФСР по антимонопольной политике и поддержке новых экономических структур, Государственный комитет РСФСР по управлению государственным имуществом. Отмечая изменения в системе управления, необходимо отметить, что Россия в ноябре 1991 г. прекратила финансирование большинства союзных ведомств. В соответствии с Указом Президента России от 28 ноября 1991 г. большинство союзных министерств и ведомств было упразднено, а их функции, штат и имущество переданы однопрофильным российским ведомствам²⁰⁹

Возникали и специфические структуры управления в аппарате Президента России. Появился институт государственных советников РСФСР. Формально они не имели права вмешиваться в деятельность органов исполнительной власти, издавать решения и приказы, обязательные для выполнения органами власти. Однако они имели право участвовать в заседаниях Правительства, обращаться с предложениями к президенту²¹⁰ В числе советников оказались К. Кобец, Н. Малышев, Ю. Скоков, С. Станкевич, А. Гранберг, С. Шахрай, А. Яблоков. Государственные советники в своей повседневной деятельности были связаны с государственным секретарем РСФСР, первым заместителем Председателя Правительства Г Бурбулисом, хотя, заметим, это положение не было закреплено нормативными актами.

Таким образом, Г Бурбулис стал политической фигурой, объединявшей ряд функций и в Правительстве, и в Администрации президента.

Возникает вопрос: а какие же обязанности были у человека, формально считавшегося «вторым лицом» в государстве,— у вице-президента А. Руцкого? Очевидно, что с подачи его соперника Г. Бурбулиса они были невелики. В Указе «Об организации работы Правительства в условиях экономической реформы», изданном 6 ноября 1991 г., вице-президенту посвящено несколько строк — он имел право участвовать в работе коллегии Правительства, а также «вице-президент РСФСР осуществляет взаимодействие Правительства РСФСР со структурами управления при Президенте РСФСР, выполняет по поручению Президента

РСФСР иные организационные и контрольные функции в рамках представленных Президентом РСФСР полномочий»²¹¹

Права первого заместителя Председателя Правительства, госсекретаря РСФСР были просто несопоставимы с правами вице-президента. Г Бурбулис получил право назначать заместителей министров, организовывать работу заместителей Председателя Правительства, издавать обязательные для исполнения распоряжения и т. д.

Неудачный чеченский дебют А. Руцкого привел к тому, что его и так не слишком широкие обязанности были дополнительно ограничены. Распоряжением президента от 19 ноября 1991 г. вице-президенту подчинили комитеты: по санитарно-эпидемиологическому надзору, надзору за безопасным ведением работ в промышленности, по защите экономических интересов Российской Федерации, Государственный комитет по стандартизации, метрологии и сертификации и ряд подобных ведомств²¹²

Понятно, что такое положение не устраивало Руцкого. В конце ноября — начале декабря 1991 г. он совершил поездку в Западную Сибирь. В Новосибирске и Барнауле он обрушился с резкой критикой на концепции предстоявших экономических реформ и своих соперников в российском руководстве. В выражениях не стеснялся. Он упрекал президента, что в правительстве «избыток ученых, недостаток специалистов-практиков», говорил, что он не доверяет «мальчикам в розовых штанишках», «не хочет быть китайским болванчиком президента». Руцкой не учел, что все его забористые выражения попадут в прессу. Разразился скандал. Бурбулис заявил, что выступления Руцкого вызывают у него «чисто человеческую грусть» и руководство страны уточнит «место Руцкого в реформах»²¹³

Третий центр политических интересов складывался в Верховном Совете. Р. И. Хасбулатов относительно поздно вступил на путь самостоятельной деятельности. Он с большим трудом шел к близкому, казалось, посту Председателя Верховного Совета. Процесс выборов заместителя Председателя Верховного Совета на председательский пост растянулся с июля до конца октября 1991 г. Только 28 октября при поддержке фракций «Коммунисты за демократию», «Демократическая Россия», «Рабочий союз» и «Беспартийные» он был избран на этот пост. Некоторое время он находился в тени своего предшественника— Б. Н. Ельцина. Верховный Совет дружно поддерживал все радикальные предложения, наделил президента дополнительными полномочиями для проведения экономических реформ, законодательно утвердил восстановление исторического трехцветного флага в качестве Государственного флага. Трудно было вообразить, что Верховный Совет может стать оппонентом президентской власти. Но это будет позже, в 1992— 1993 гг.

Шел трудный, кропотливый, со многими ошибками, но и находками «инкубационный» период радикальных экономических реформ, которые начались с первых дней нового, 1992 года. И необходимо заявить: за каких-то три месяца были созданы основы российской системы управления, которая пришла на смену и отраслевым отделам ЦК КПСС, и союзным ведомствам, хотя слова «пришла на смену» здесь не очень подходят, потому что новому российскому аппарату предстояло решать задачи, прежде неведомые.

От новоогаревского процесса до Беловежской пущи

Практически сразу после подавления путча раздались призывы восстановить новоогаревский процесс. Это стремление было естественным, как попытка вернуться в недавнее, казалось уже, и не такое плохое прошлое, прошлое до путча. Но у времени нет обратного хода.

Сразу же после подавления путча стали появляться проблемы, которых не ожидали. Совместная борьба депутатов «демократической ориентации» всех республик СССР против засилья ЦК КПСС и союзных ведомств, казалось, должна была обеспечить взаимопонимание и сотрудничество между Россией и воссозданными государствами Прибалтики, во главе которых стояли те же народные депутаты, которые, казалось, придерживались тех же политических принципов, какие исповедовали их российские коллеги. Но этого не произошло. Проблемы стали быстро нарастать. Вдруг возникли осложнения вокруг границ, разделявших союзные республики. Возникали споры о праве на союзную собственность, культурное достояние.

Стремительно возникала проблема русских за границами России, которые в одночасье стали «некоренным населением», «носителями имперского сознания», «оккупантами», людьми, которым следовало доказывать свое право жить там, где они уже прожили не один десяток лет.

Сложность этой проблемы состояла в том, что за пределами России проживало, по данным переписи 1989 г.²¹⁴:

Республика СССР

Численность русского населения (тыс.)

% к обшей численности населения

Украина

И 355,6

22

Казахстан

6 227,5

37,8

Белоруссия

1 342

13,2

Узбекистан

1 653,5

8

Киргизия

916,6

21,5

Латвия

905,5

37,6

Молдавия

562

13

Эстония

474,8

30

Азербайджан

392,3

5,5

Таджикистан

388,5

7,6

Грузия

341,2

6,3

Литва

344,5

9,3

Туркмения

333,9

9,4

Армения

51,5

1,5

26 августа 1991 г. было опубликовано заявление пресс-секретаря Б. Н. Ельцина П. Вощанова о том, что Россия, не ставя под сомнение право на самоопределение, признает и «проблему границ, неурегулированность которой возможна и допустима только при наличии закрепленных соответствующим договором союзнических отношений». В выступлении пресс-секретаря П. Вощанова говорилось о том, что Россия не может признать справедливость такого подхода уже потому, что эти границы устанавливались часто произвольно, под воздействием сиюминутных факторов вроде «юбилейной», под очередную дату «воссоединения Украины с Россией», передачи заселенного русскими Крыма в юрисдикцию Украины; Казахстану в период хрущевского «освоения целины» были прирезаны территории Омской, Оренбургской областей.

Это заявление вызвало возмущение на Украине и в Казахстане, категорический отказ обсуждать эти вопросы, поток обвинений в адрес «российского империализма». Тем важнее становилась проблема создания нормальных отношений между республиками Союза.

Важнейшим средством достижения этой цели стала деятельность Государственного совета СССР, работавшего под председательством Президента СССР, при участии руководителей союзных республик. Первое заседание этого органа состоялось 11 октября 1991 г.

Выступая на этом заседании, М. С. Горбачев настаивал на возобновлении подготовки Договора о Союзе Суверенных Государств, заключении Экономического соглашения, сохранении единых Вооруженных Сил. Подготовка Экономического соглашения была возложена на Г. Явлинского, оказавшегося на этот раз «в команде Горбачева». Предложения Горбачева вызвали у участников встречи неоднозначную реакцию. Ельцин, согласившись с предложениями Явлинского, заявил, что Россия отказывается финансировать те союзные органы, которые не будут предусмотрены Договором²'⁵

Сложнее была позиция JI. М. Кравчука. Объявленный референдум на Украине и избирательная кампания за пост первого президента Украины вынуждали Кравчука дистанцироваться от союзного руководства. Поэтому он предупредил, что не сможет принимать участие в подготовке Союзного договора впредь до проведения референдума. Важным итогом первого заседания Государственного совета СССР была договоренность о подписании в Москве 18 октября Экономического соглашения. По точному замечанию пресс-секретаря Президента СССР А. Грачева, это соглашение стало последним успехом политического курса, который проводился в СССР с 1985 г.²¹⁶

4 ноября состоялось второе заседание Государственного совета. Ельцин опаздывал. Горбачев начал заседание с критики выступления российского президента 28 октября. Напомним: именно тогда было заявлено, что Россия начнет осуществление экономических реформ самостоятельно. Сразу же после этого вышла серия указов Президента России, направленных на непосредственную подготовку к проведению реформы. Горбачев говорил, что «мы не можем допустить, чтобы разрушался рынок... несогласованно вводились цены и так далее. Я должен прямо сказать: окукливание никого не спасет»²¹⁷ Но слова Горбачева заставляли вспомнить и о провале программы «500 дней», и о том, что он несколько лет грозился осуществить реформы экономики, да так и не смог решиться на эту заведомо непопулярную меру.

Появившись на заседании, Ельцин отказался вынести российскую программу на обсуждение республиканских лидеров. Он критиковал союзный центр за то, что он пытался не замечать тех изменений, которые происходят в республиках в последние месяцы, и предупредил, что Россия пойдет на резкое сокращение финансирования союзных ведомств (так, объемы финансирования союзного Министерства иностранных дел будут уменьшены в 10 раз). Вместе с тем Ельцин настаивал, что сохранилось единое управление Вооруженными Силами разваливавшегося СССР. Он заявил, что Россия не станет ни первой, ни второй, ни третьей, ни четвертой среди республик СССР, вступившей на путь создания собственной армии.

Россия все явственнее претендовала на роль правопреемника СССР. Еще 2 октября государственный секретарь РСФСР Г. Бурбулис на встрече с российскими парламентариями" заявил, что Россия — единственная республика, которая могла бы и должна стать правопреемником Союза и всех его структур²¹⁸ Это положение было сформулировано позже в так называемом Меморандуме Г Бурбулиса. То, как шло наступление на союзную собственность, находившуюся на территории РСФСР, ничем не отличалось от того, что происходило на Украине и в других союзных республиках. Другое дело, что «союзный центр» был в России и борьба за «союзную собственность» отнюдь не сводилась к декларациям Горбачева: если Россия — правопреемник СССР, «что же тогда другие члены Союза, чьи они дети? Сироты?»²¹⁹ Дело было в другом: Россия лишала союзные органы объектов управления, а следовательно, и смысла их существования.

14 ноября на заседании Государственного совета состоялось бурное обсуждение проекта Союзного договора. Развернулся спор вокруг вопроса: союзное конфедеративное государство или конфедерация союзных государств? М. С. Горбачев настаивал на союзном государстве, а когда не встретил поддержки, то пригрозил уходом. Его оппоненты — Б. Н. Ельцин, С. И. Шушкевич — предлагали другой вариант: конфедерацию государств, которая могла бы иметь единые Вооруженные Силы. Ельцин дополнял Шушкевича: не только единые Вооруженные Силы, но и общий транспорт, исследования космоса, единую политику в области экологии²²⁰ Ельцин выразил обеспокоенность: «Надо сделать так, чтобы

Украина не ушла». Шушкевич выразил надежду, что «в конфедерацию они пой-

221

дут» .

Конфедерация воспринималась как последний шанс сохранить единое политическое пространство на месте стремительно разваливавшегося Советского Союза. Но Горбачева беспокоило другое — мысль о необходимости единого государства, единой, союзной системы управления. Он не осознавал реальности — позволял себе говорить в адрес Ельцина: «Удивлен я, Борис Николаевич, как ты меня подвел»²²², обращаться к нему, как к школьнику, и тут же уговаривать его продолжить финансирование нескольких союзных министерств, в том числе Министерства финансов и Министерства экономики, продлить им жизнь.

Неспособность Горбачева увидеть перспективу, «работать на опережение» в конце концов становилась политическим фактором, ускорявшим процессы дезинтеграции. Министр обороны СССР времен Горбачева маршал Е. И. Шапошников вспоминает: «Мне казалось, что события августа помогут Горбачеву определиться... занять по многим вопросам более четкую позицию. Но после августа его "колебательное" поведение не закончилось... Где-то в середине ноября 1991 года, поздно вечером, меня пригласил Михаил Сергеевич в Кремль.

...Его речь сводилась к поиску вариантов выхода из кризиса. При этом наиболее приемлемым, по его словам, был следующий:

Вы, военные, берете власть в свои руки, "сажаете" удобное вам правительство, стабилизируете обстановку и потом уходите в сторону.

И потом прямо в "Матросскую тишину", можно с песней,— вставил я,— ведь в августе нечто подобное уже было!

Что ты, Женя,— сказал Горбачев,— я тебе ничего не предлагаю, я просто излагаю варианты, рассуждаю вслух»²²³

Горбачев недооценил и не понял и роль Украины в судьбе Союза. Хорошо знавший Горбачева А. С. Черняев отмечал слишком личное отношение Президента СССР к этой республике, стремление ухватиться за любую убаюкивающую информацию²²⁴ Он до конца не осознавал грядущих последствий референдума 1 декабря 1991 г. Между тем стремление Горбачева до конца драться за союзное государство, неприятие идеи конфедерации государств лишало его союзников в Государственном совете СССР.

Многозначительно и, как оказалось вскоре, совершенно точно обозначил будущее СССР J1. М. Кравчук в своем интервью, данном газете «Труд» 19 ноября 1991 г.: «...и я думаю, что было бы неплохо именно сейчас, когда накопилась масса труднорешаемых проблем... нескольким республикам, скажем Украине, Беларуси и России, выступить инициаторами создания такого сообщества, в котором все входящие в него государства были бы равноправными... И решать их сообща, дружно, оставаясь государством без какого-либо политического центра»²²⁵

25 ноября состоялось очередное заседание Госсовета. Горбачев предложил парафировать проект Союзного договора. Это предложение было отклонено Ельциным, заявившим, что в российской позиции появились «новые моменты», которые не позволяют ему парафировать договор в прежнем виде²²⁶, так как речь идет о парафировании договора о союзном государстве, а не конфедерации государств²²⁷ Парафировать документ накануне референдума на Украине можно было лишь в том случае, если заранее распрощаться с участием Украины в будущем сообществе. Но без Украины это сообщество во многом теряло смысл. 1 декабря референдум на Украине состоялся. За независимость Украины проголосовали 90,32% населения. Эту идею поддержало все население Украины, в том числе и жители Крыма, востока и юга Украины, где многочисленное русское население.

Президентом Украины был избран JI. М. Кравчук. Выборы президента состоялись в тот же день и в Казахстане. Н. Назарбаев получил 98,8% голосов и стал избранным Президентом Казахстана. В «клубе президентов» в СССР только один не прошел процедуры всенародных выборов. Им был основатель «клуба» М. С. Горбачев. Право быть президентом он получил от Съезда народных депутатов СССР, того политического института, который перестал существовать при его же участии.

2 декабря Россия признала итоги украинского референдума.

5 декабря президент Кравчук объявил, что Украина выходит из Союзного договора 1922 г., того самого, которым был образован Союз Советских Социалистических Республик. Украина была тогда, в 1922 году, одним из создателей СССР. Сейчас Украина денонсировала этот договор. Юридически она уже не имела отношения к тому новоогаревскому процессу, который «пошел».

В новых и существенно более сложных условиях политическое руководство России, Белоруссии и Украины сделало решительный шаг навстречу друг другу. Было решено вернуться к неиспользованным политическим заготовкам годичной давности. Формой новых отношений мог стать трех- или четырехсторонний (с участием Казахстана) договор, аналогичный тому, который разрабатывался еще в конце 1990 — начале 1991 г., когда эти республики искали новые формы отношений, заключали двухсторонние и готовили многосторонние соглашения. Тогда это соглашение вызвало недовольство Горбачева, и практически ютовое к подписанию соглашение четырех республик было отложено.