Экономика неэффективная, не ориентированная на улучшение жизни людей, с нарастающим финансовым кризисом — экономисты убедительно ставили этот диагноз. Сложнее было с лечением. Рецепты «переходного периода» были благодушно-неопределенными, болезнь предлагалось лечить, «заговорив» ее сочетанием социалистического планирования и социально ориентированного рынка31 Но экономический кризис «заговорить» не удавалось. В том же 1989 г. прирост денежных доходов населения составил 13,1% при росте производительности труда всего на 2,3%. Нарастали инфляционные тенденции32 В 1990 г. валовой национальный продукт сократился на 2%, национальный доход — на 4%, денежные доходы выросли на 16,9% (по сравнению с 1989 г.).

С 1988 г. лозунг «ускорение» был сменен на другой — «сильная социальная политика». Инвестиционные приоритеты были обозначены в потребительском секторе. Централизованные капиталовложения сократились в 1,3 раза, в металлургии и топливно-энергетическом комплексе — в 1,4 раза33

На XIX партконференции принята резолюция: «Заслуживает внимания идея перехода республик и регионов на принципы хозрасчета с четким определением их вклада в решение общесоюзных программ». Хозрасчет в этом случае — это переход на республиканский бюджет, который бы учитывал все реальные доходы и расходы республик. Кажущаяся очевидной идея на самом деле была не такой простой: самые крупные, самые важные предприятия в каждой из республик в абсолютном своем большинстве принадлежали не республикам, а СССР, были «предприятиями союзного подчинения»'4. Смета их доходов и расходов утверждалась не в столице республики, а в столице СССР — Москве. Из союзного бюджета осуществлялось и прямое финансирование. Чтобы читатели поняли эту экономическую несуразицу, укажем, что если сложить 15 бюджетов союзных республик СССР — от РСФСР до Эстонии, то мы не получим сумму бюджета СССР. Союзный центр с его министерствами и ведомствами имел свои расходы и доходы, как правило, являлся своего рода «шестнадцатым субъектом СССР». И если республики хотели добиться «хозрасчета», то это означало их отказ союзному центру управлять его предприятиями. Так закладывалась экономическая мина под СССР.

Вместе с тем в обстановке все усиливавшегося экономического кризиса появились ростки новых экономических отношений. В мае 1988 г. был принят Закон «О кооперации». Эта сфера деятельности стала стремительно развиваться. К 1990 г. в ней было занято около миллиона человек35 Исподволь началось создание иной финансовой системы. Накануне перестройки в СССР было три банка — Госбанк, Стройбанк и Внешторгбанк. Затем банковская система была реформирована. Появилось 6 банков — Госбанк СССР, Внешэкономбанк, Агропромбанк, Промстройбанк, Жилсоцбанк, Сбербанк. Прежние банки не вели, по крайней мере в самой стране, экономической деятельности, при которой деньги выступапи бы как товар. Банки распределяли средства в соответствии с указанием государственных органов.

Положение стало меняться к началу 1990 г. Показательна в этом смысле цена кредитов, предоставляемых государственными банками. В 1990 г. кредиты выдавались под 1%, в 1991 г.— до 15%. Агропромбанк довел ставку по кредитам до 20-24%, в том числе и по ранее взятым кредитам36. И уже полностью беспрецедентными для СССР стали коммерческие банки.

Благодаря Закону «О кооперации» появилась сама возможность объединения финансовых средств кооперативов с целью создания кооперативных банков. 24 августа 1988 г. был зарегистрирован первый коммерческий банк. Юридически статья о частных банках в законе «О кооперации» была сформулирована неточно: банк можно было создавать фактически без денег, а к главе создаваемого банка не предъявлялось требований по образованию и стажу работы по специальности. Первым был банк «Союз» из казахстанского Чимкента, вторым 26 августа появился ленинградский банк «Патент», третьим — Московский кооперативный банк, четвертым — «Кредит-Москва». Под номером 12 — Инкомбанк, 13 — АвтоВАЗбанк, 16 — Автобанк, 20 — банк «Аэрофлот», 25 — Менатеп37. Их число стремительно росло. Если на 1 января 1989 г. их было 41; на 1 июля 1989 г.— 143, в том числе 54 кооперативных, то к середине 1991 г. их стало более 1,5 тыс.

Показательна в этом отношении история возникновения одного из крупнейших российских банков — Менатеп, исследованная корреспондентом «Известий» М. Бергером. Будущий президент банка М. Ходорковский работал по хоздоговорам в Московском химико-технологическом институте. Институты могли заключать соглашения на выполнение научных исследований для промышленных предприятий. Деньги у промышленных предприятий для этого были. Но существовала другая сложность: каждому учреждению в СССР устанавливался лимит на фонд заработной платы. Деньги можно было заработать, но их нельзя было выдать как заработную плату.

Тогда часть денег за хоздоговоры стали пропускать через молодежный клуб. В 1986 г. власти разрешили молодежным клубам иметь свои расчетные счета. Эти клубы в большинстве своем создавались при комитетах комсомола и профкомах высших учебных заведений, при районных комитетах комсомола. Заработав, Ходорковский и его товарищи образовали при райкоме комсомола Центр научно-технического творчества молодежи — НТТМ. Дальше — новая сложность. Заводы, получив выполненную работу, стали задерживать оплату. Кризис в промышленности уже начинал сказываться. «Команде Ходорковского» было необходимо заплатить деньги своим сотрудникам, работавшим в Центре научно- технического творчества молодежи. Для этой цели решили взять кредит в банке, надеялись отдать его позже из задержанных заводами сумм. Но не тут-то было.

В Жилсоцбанке, куда обратились Ходорковский и его коллеги, сообщили, что кредиты выдают только банкам (!). Тогда находчивые комсомольцы решили создать свой банк, назвав его Менатеп, по существу с единственной целью — получить кредит. Первоначально Менатеп был просто вспомогательной структурой при НТТМ. Позже он превратился в мощную финансовую структуру.

Существовало и другое обстоятельство, способствовавшее накоплению в первых коммерческих банках значительных средств. Причина, способствовавшая этому обогащению, была чисто советская: в СССР существовало много разных типов денег, прежде всего наличные и безналичные. Объем наличных денег строго контролировался, прежде всего через ограничение фонда заработной платы. Безналичные деньги имели огромное количество разновидностей — они заранее расписывались по статьям расходов (на одни деньги можно было купить мебель, но нельзя было купить бумагу или канцелярские принадлежности, на другие — «с лимитом подряда» — проводить строительные работы, были деньги «с валютным покрытием» и т. д. и т. п.). Кроме того, деньги предполагалось тратить в установленные сроки, и все это строго контролировалось. Накопить средства было невозможно.

Когда появились Менатеп и подобные ему финансовые структуры, то предприятия, финансировавшиеся из государственного бюджета, переводили часть средств в новые, коммерческие банки. Оттуда они приходили уже «отмытыми» от финансовой классификации. Предприятия, занимаясь самым настоящим кредитованием коммерческих банков, в ту пору меньше всего заботились о получении с этих банков процентов по вкладам. Для них важно было сохранить средства и использовать их по своему усмотрению. Зато коммерческие банки, кредитуя нарождавшиеся кооперативные коммерческие структуры, уже требовали от заемщиков проценты по займам.

Позже таким источником доходов стали операции по покупке и продаже валюты. Похожая судьба была у Инкомбанка, который вошел сейчас в тысячу крупнейших банков мира. Он вырос на основе молодежного жилищного кооператива, был основан практически без денег. В его становлении самое непосредственное участие приняло руководство Института народного хозяйства им. Плеханова, видевшее в этом эксперименте по преимуществу учебную задачу — показать, как действует коммерческий банк.

Создание коммерческих банков стало качественно новым явлением, отрицавшим старую, планово-распределительную финансовую систему. Одновременно с этим шло разрушение другой составляющей советской финансовой системы — ее централизма. Возникли республиканские банки в союзных республиках, позже — в автономиях, которые не без успеха пытались проводить политику, независимую от Центробанка СССР.

В январе 1991 г. Верховный Совет РСФСР принял и ввел в действие Закон «О собственности в РСФСР». Этим законом в РСФСР возрождалась частная собственность. Сфера ее действия не ограничивалась ни размерами, ни отраслями. Признавалось право частной собственности на землю, капитал и средства производства, разрешалось создавав ч?ст»-ые предприятия любых размеров и с широким диапазоном деятельности. Предприниматель получил право привлекать любое количество наемных работников. Это был полный разрыв с советско-коммунистической экономикой.

Критики из ЦК КПСС писали: «Разгосударствление, приватизация и формирование новых предприятий законодательно втискиваются в русло капиталистической собственности и буржуазного бизнеса. Никакого равноправия форм собственности не соблюдается». Одновременно с этим Совет Министров РСФСР и Верховный Совет РСФСР вели последовательную работу по переводу союзных предприятий, находившихся на территории РСФСР, под юрисдикцию России. Такое положение вызывало растерянность и возмущение союзных ведомств.

В справке, подготовленной в ЦК, сообщалось: «По имеющейся информации, более или менее определенно заявили о своем желании перейти в ведение РСФСР Новгородское производственное объединение "Азот" Государственной ассоциации "Агрохим", Ленинградское производственное объединение подъемно-транспортного оборудования Минтяжмаша СССР, 15 предприятий и 3 научно-исследовательских института Минхимнефтепрома СССР, занимающиеся производством химических волокон на территории РСФСР и высказывающие намерение создать ассоциацию, Тульское ПО "Октава", НИИ материаловедения с заводом ЭЛИА (г. Зеленоград) с объемом производства 330 млн. рублей, Верхне- салдинское металлургическое производственное объединение им. В. И. Ленина (монополист по титановому прокату, 19,5 тысячи работающих, объем товарной продукции 858 млн. рублей), Калининградский судостроительный завод "Янтарь" (Минсудпрома СССР). Принято решение Совета Министров РСФСР о переводе из союзного подчинения в республиканскую юрисдикцию предприятий лесной и целлюлозно-бумажной промышленности. В результате воздействия правительства РСФСР 26 января 1991 года руководители 40 предприятий цементной промышленности подписали протокол об организации Российского государственно-акционерного концерна "Цемент" и выходе из Государственной ассоциации "Союзстройматериалы" Целенаправленная работа ведется специальными группами Совмина РСФСР в коллективах объединений "АвтоЗИЛ", "АвтоВАЗ", АЗЛК, Норильского и Череповецкого металлургических комбинатов, Уралмаша, крупных объединений нефтяной и газовой промышленности».

Перед союзным руководством возникла перспектива утраты права собственности на крупнейшие промышленные предприятия, определявшие экономический, финансовый и оборонный потенциал СССР.

Эта деятельность российского руководства имела и политическое измерение. «Во многих трудовых коллективах,— продолжим цитирование этого документа,— развернута активная пропагандистская работа против подчинения центру. Намечена, по существу, целая кампания по отчуждению собственности у общественных организаций, прежде всего, конечно, КПСС».

У ЦК уже не было эффективных способов противодействия процессам экономической дезинтеграции. У чиновников этого ведомства фантазия не шла дальше того, чтобы «обратиться к Центральным Комитетам коммунистических партий Украины, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, Киргизии, Таджикистана и Туркменистана с предложением рассмотреть вопросы, связанные с действием союзных законов о собственности и предприятиях на территории этих республик, с тем чтобы не допустить изъятия всего производственного потенциала из ведения Союза ССР» и «считать необходимым в установленном порядке внести предложения о дополнении проекта "Основ законодательства Союза ССР и республик о разгосударствлении собственности и приватизации предприятий" более четкими положениями (статьи 6, 14, 20) о трудовом коллективе как едином собственнике предприятия, о предоставлении дополнительных льгот коллективам союзных предприятий при разгосударствлении и приватизации, а также о гарантиях, компенсациях и льготах трудовым коллективам тех предприятий, которые остаются в собственности и управлении Союза ССР и не попадают под процесс разгосударствления»38

Экономический кризис в стране нарастал. Кроме чисто статистических значений он приобретал все более выраженные бытовые формы. Магазины стояли пустыми. Пропала одежда, обувь. Невозможно было купить любую мебель. В огромных пустых торговых залах магазина бродили продавцы, витрины были застелены полиэтиленовыми пакетами, заставлены штабелями банок со старыми маринованными огурцами. Появились не только талоны на мясо, масло, сахар и другие продукты, но и «карточки покупателей» — удостоверения с фотографиями, свидетельствовавшие о принадлежности покупателя к этому городу. «Чужим» — приезжим — могли и не продать. Озлобленный народ стоял в громадных очередях за табаком, вдруг исчезнувшим из магазинов, за водкой, так и не появившейся после негласного прекращения антиалкогольной кампании. В магазинах пропали табак, соль, спички!39 Время от времени в городах вспыхивали «табачные», «водочные» беспорядки. Существует предание о том, будто сам Горбачев рассказывал в США анекдот о себе. Стояла огромная очередь в магазин за водкой. Один из мужиков, уставший от долгого ожидания, заявил, что пойдет и убьет сейчас Горбачева, устроившего такие порядки. Но вскоре он вернулся. Когда соседи по очереди спросили, удалось ли ему осуществить свой замысел, мужик вздохнул: «Да там очередь желающих убить Горбачева еще больше, чем за водкой!» Шутка шуткой, но раздражение населения абсолютной неэффективностью экономической системы «развитого социализма эпохи перестройки», как и самими «перестройщиками от КПСС», становилось фактором политики.

Нарастало озлобление к власти. Свидетельством тому стали массовые митинги в поддержку следователей, ставших народными депутатами СССР, Гдляна и Иванова, впрямую обвинивших ряд членов Политбюро в получении взяток. За весну и лето 1989 г. состоялось 51 массовое выступление в их поддержку, в которых приняли участие 350 тыс. человек. Почти 90% митингов прошли в Москве и Московской области. Кроме того, митинги состоялись в Ленинграде, Вологде, Перми, Челябинске, Свердловске и Ярославле. В стране усиленно обсуждалась тема привилегий партийного аппарата. Несмотря на огромное количество препятствий, в разных городах страны вышли мемуары Б. Н. Ельцина «Исповедь на заданную тему», где немало страниц было посвящено теме несправедливых привилегий высшего партийного аппарата, живущего совсем не той жизнью, какой живут граждане страны.

Выборы Президента СССР

Между тем маховик политической реформы, запущенный на XIX партийной конференции, продолжал раскручиваться. На этот раз на очереди стояли выборы на съезды народных депутатов в союзных республиках. Особую тревогу в руководстве СССР вызывала ситуация в России. В условиях усиления политического противостояния было очевидным, что выборы в России и работа Съезда народных депутатов РСФСР окажут решающее влияние на положение в СССР. К выборам стали готовиться загодя. В декабре 1989 г. на Пленуме ЦК КПСС было приня1го решение создать бюро ЦК по РСФСР и российские структуры в аппарате ЦК. Для укрепления позиций КПСС в РСФСР руководство партии пошло на тот шаг, который не решались сделать Сталин и Хрущев,— на создание Коммунистической партии РСФСР.

15 января 1990 г. состоялось первое заседание Бюро ЦК КПСС по РСФСР, Председателем которого стал сам Горбачев. В него вошли также В. И. Воротников, член Политбюро, Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР, А. В. Власов, Председатель Совета Министров РСФСР, О. С. Шенин, секретарь ЦК КПСС, секретари Московского горкома и Ленинградского обкома КПСС Ю. А. Прокофьев и Б. В. Гидаспов, В. А. Коптюг, вице-президент Академии наук СССР, Королев, рабочий, член ЦК КПСС, В. А. Купцов и Ю. А. Манаенков — сотрудники аппарата ЦК КПСС, В. В. Чикин, главный редактор «Советской России», ряд других партийных функционеров.

Вопросы, обсуждавшиеся на этом заседании, были очень важными. Впервые именно там, на этом заседании, был поставлен вопрос о концепции экономического суверенитета России. Несомненно, что обсуждение и изучение этой проблемы носили упреждающий характер, загодя шла проработка вопросов будущего Съезда народных депутатов России, но необходимо указать, что уже в начале 1990 г. в недрах ЦК КПСС разрабатывался вопрос о суверенитете России — вопрос, который позже будет объявлен тем же ЦК КПСС еретическим и вина за «суверенизацию» будет возложена на политических противников ЦК КПСС.

На заседании Бюро отмечалось, что в России разворачивается активная избирательная кампания. За несколько месяцев до выборов уже претендовали на мандат народного депутата РСФСР в среднем 8 человек, на выборах на съезды в автономных республиках — 3 человека, в местные Советы — в среднем 1,5 человека.

Выборы на Съезд народных депутатов РСФСР стали явным свидетельством ослабления влияния КПСС в обществе. По всей стране проходили многотысячные демонстрации сторонников Ельцина, превратившегося в символ противодействия существовавшему строю.

4 февраля в Москве состоялся грандиозный митинг, на котором, по разным данным, присутствовало от 200 до 500 тыс. человек. Его организаторы — Ю. Афанасьев, И. Заславский, В. Тихонов, Л. Шемаев, С. Красавченко, А. Музыкантский — призывали москвичей поддержать на выборах сторонников демократического пути развития страны. На митинге звучало требование созвать «круглый стол», предоставить оппозиции возможность влиять на политику страны, раздавалась резкая критика в адрес Горбачева, Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Верховного Совета СССР.

25 февраля состоялась новая мощная манифестация в Москве. Снова сотни тысяч человек требовали устранения КПСС от власти, критиковали Горбачева. Подобные демонстрации прошли в Ленинграде, Волгограде, Казани, Иркутске, Хабаровске, Свердловске, многих других городах. Попытки партийных органов противопоставить этим демонстрациям свои особого успеха не имели40.

В стране появлялось новое, прежде неизвестное явление — не партия, а массовое движение, именовавшее себя «Демократическая Россия» (политическое оформление его произойдет несколько позже — в октябре 1990 г., но практическая деятельность его началась уже весной того же года). Организации «Демократической России» были во всех сколько-нибудь крупных городах России, они оказывали прямое воздействие на избирательную кампанию, поддерживали кандидатов, которые оформлялись как сторонники «Демократической России». В стране появилась организованная политическая сила, оппозиционная власти.

4 марта 1990 г. состоялись выборы народных депутатов РСФСР. Б. Н. Ельцин, баллотировавшийся на этот раз в Свердловске, одержал полную победу. Одним из его предвыборных обязательств было обещание провести изменение Конституции РСФСР, добиться введения поста президента и участвовать в качестве кандидата на всенародных выборах Президента России.

В ходе избирательной кампании он призывал отменить 6-ю статью Конституции, провозглашавшую КПСС ядром политической системы в СССР, настаивал на принятии законов о собственности, о земле. Ельцин заявлял, что Россия должна будет стать президентской республикой, а будущий президент должен приостановить свое членство в той партии, в которой он состоит.

Он вносил еще одно предложение, от которого, впрочем, вскоре отказался: образовать на территории РСФСР 7 русских республик41

Эти новые политические реалии вынуждали Горбачева к политическим маневрам. Реальность политической жизни страны свидетельствовала, что пост Генерального секретаря ЦК КПСС уже не может служить гарантией для сохранения его политического статуса. Да и положение Председателя Верховного Совета, вынуждавшее Горбачева постоянно вести борьбу с усиливавшимися оппозиционными настроениями, также не было устойчивым. Введение поста Президента СССР «уравнивало» Горбачева с его западными партнерами, укрепляло его положение в системе власти. Была также возможность провести выборы Президента не путем голосования граждан СССР, а «коротким путем» — на Съезде народных депутатов СССР. Правда, многие депутаты могли связывать изменение Конституции — введение поста Президента — с другой конституционной поправкой — отменой пресловутой 6-й статьи Конституции, узаконившей однопар- тийность в СССР и провозгласившей КПСС «ядром политической системы» СССР. На пути к президентству необходимо было заручиться поддержкой Политбюро и очередного Пленума ЦК КПСС.

7 марта 1990 г. состоялось очередное заседание Политбюро ЦК КПСС. В повестке дня значились следующие вопросы:

— о порядке проведения мартовского (1990 г.) Пленума ЦК КПСС;

о постановлении Пленума ЦК КПСС «О проекте Закона об изменении и дополнении Конституции (Основного Закона) СССР по вопросам политической системы (статьи 6 и 7 Конституции СССР)»;

о внеочередном Съезде народных депутатов СССР;

о подготовке к XXVIII съезду КПСС.

По первому вопросу — о подготовке пленума — докладывал кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК Г. П. Разумовский. Горбачев перебил докладчика: «Ты еще один вопрос не называешь. Если съезд принимает решение об установлении президентской власти, то нам еще придется собраться и посоветоваться о кандидатуре на пост Президента от партии».

Информация А. И. Лукьянова, члена Политбюро и заместителя Председателя Верховного Совета СССР, вызвала целый поток недовольных замечаний Горбачева. Лукьянов хорошо знал положение в депутатском корпусе. Он сообщил, что при включении в повестку дня съезда вопроса об изменении Конституции (напомним — для введения поста Президента и отмены 6-й статьи) многие депутаты могут поставить вопрос об отчете кандидата в президенты. Это Горбачеву не понравилось. Дальше — больше. Процитируем «Рабочую запись заседания Политбюро»:

«Горбачев. Да подожди, не пугай.

Лукьянов. Я не пугаю, просто говорю, как есть... Некоторыми уже сейчас ставятся вопросы. Первый — не избирать президента до изменения Конституции СССР. Будет новая Конституция — тогда избирать. Второй — избрать президента только на основе всеобщих выборов и не проводить эти выборы сейчас. Принять изменение Конституции, и тогда провести избрание на основе всеобщих выборов. ...Теперь по тезисам, которые будут ими защищаться. Первое — президент какого государства? Не существует якобы государства, президента которого избирают,— раз. Потому что это конфедерация, а не федерация.

Горбачев. Для них не существует, а для нас существует.

...Это настолько важные вопросы, что мы должны прореагировать во всю мощь, чтобы они почувствовали... Они подраспоясались.

Лукьянов. Второе — почему такая спешка? Почему это надо делать теперь, а нельзя отложить?

Горбачев. Чтобы их наместо поставить... Между прочим, когда я с Гавелом беседовал, то он относительно президентства говорил: "Я это приветствую, приветствую"».

Читая эту «Рабочую запись», обращаешь внимание не только на колоссальную заинтересованность Горбачева в посте президента, не только на то, что он каждую секунду подозревал своих сподвижников в нелояльности, но и неадекватное восприятие им реальности. Чего стоит одно только обращение Горбачева за поддержкой к Гавелу. Кто такой Гавел для членов Политбюро? Писатель- диссидент, еще вчера ссыльный, лидер антикоммунистического движения, враг. Таких драматургов и писателей от политики в СССР были десятки. Ими были забиты мордовские лагеря, психушки. Их высылали самолетами из страны те люди, которые собрались в зале заседаний Политбюро. Они охотно упрятали бы куда-нибудь подальше и Гавела. А Горбачев заставляет их слушать «Я это приветствую» диссидента Гавела и хочет, чтобы его поддержали политические наследники тех, кто угробил «пражскую весну».

Лукьянов продолжал цитировать оппонентов из Верховного Совета СССР: «И наконец, почему не народ — непосредственные избиратели? Это недоверие к народу. Все это будет муссироваться». Он же сообщил обнадеживающий факт — межрегиональная группа не станет выдвигать альтернативного Горбачеву кандидата, «но его почему-то стала выдвигать группа аграрников, хотят своего президента иметь, там Айдак42 очень мотается, как в проруби»4'

В этом обсуждении вдруг промелькнула действительно тревожная мысль: а что произойдет, если делегации от некоторых союзных республик (Прибалтики, Армении, Азербайджана) откажутся участвовать в выборах Президента СССР? Не будет ли это означать, что республики таким образом получат возможность заявить, что они не только отказываются от выборов Президента СССР, но и не признают законности своего пребывания в СССР? Не станет ли избрание президента шагом к ликвидации СССР?

Горбачев сразу же свел этот вопрос к привычной схеме — лучше работать с депутатами.

Гораздо более i тав в своих тревогах оказался Н. И. Рыжков, Председатель Совета Министров ^ССР: «Нет, здесь дело не в депутатах, дело в республиках».

Однако эти мелочи мало волновали Михаила Сергеевича. Его больше волновала процедура своего избрания президентом. Кто будет докладывать съезду об изменениях Конституции? Есть два ученых-юриста — профессор Ю. X. Калмыков и академик В. Н. Кудрявцев, но для этой цели они не подходили (по мнению Горбачева, «это несерьезно»). Другое дело, если будет докладывать А. И. Лукьянов, умеющий управлять съездом и Верховным Советом.

«Анатолий Иванович Лукьянов уклонялся от того, чтобы выбрать его докладчиком, но это обычные препирательства между Председателем и его первым заместителем. Можно об этом даже и не говорить. Я считаю, другого не должно быть...» — так М. С. Горбачев подвел итоги дискуссии.

15 мая 1990 г. на Внеочередном Съезде народных депутатов М. С. Горбачев был избран Президентом СССР, сохранив пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Одновременно была отменена 6-я статья Конституции. Первым в прениях по введению поста президента выступил Н. А. Назарбаев. Он горячо поддержал введение этого поста, заметив, чго пришла пора учреждать также и посты президентов в союзных республиках. Как уверяет в своих мемуарах М. С. Горбачев, такого хода от лидеров союзных республик он не ожидал44

Появление поста Президента Союза стало прецедентом для республик. Политической суверенизации был дан мощный толчок. Процессам дезинтеграции Союза придавались формальные правовые рамки.

Соратник Горбачева В. А. Медведев, член Политбюро ЦК КПСС, писал позже: «За безотлагательное избрание президента на съезде мы выступали скорее по прагматическим, чем по принципиальным мотивам, да и конституционная норма предусматривала всенародные выборы»45 Такая политическая наивность советников Горбачева удивляет — искони в СССР формы политической организации в центре копировались на уровне республик и даже областей. Так было всегда. Так случилось и на этот раз. Скопировали не только посты президентов, но и в большинстве союзных республик — даже механику их появления — через послушные съезды народных депутатов. Процессу дезинтеграции СССР было придано новое ускорение.

Первый Съезд народных депутатов России и Декларация о государственном суверенитете РСФСР

На очередном заседании Политбюро подводили итоги выборов в РСФСР. Это были первые прямые выборы. Власти не решались применить тот метод, который был использован годом раньше,— выделение квот для депутатов от общественных организаций. На Съезд народных депутатов избрали меньше женщин, рабочих и крестьян. Больше избрали руководителей предприятий и ведомств — до 22%; большая группа депутатов была избрана от правоохранительных органов и КГБ, здравоохранения, науки, журналистов. Примерно 11% депутатов были представителями партийного аппарата. По формальной принадлежности 86% — коммунисты. Однако к 1990 г. эта статистика не давала повода для иллюзий. Партийное единство осталось в прошлом. Избиратели умели отличать рядовых коммунистов от партийных функционеров. Не были избраны 6 первых секретарей обкомов партии — в Иванове, Карелии, Магадане, Новгороде, Оренбурге и Перми.

Впрочем, В. И. Воротников, докладывавший об итогах выборов, был настроен скорее оптимистически. По его подсчетам, из 1 029 депутатов примерно 220-250 стойко поддерживали «Демократическую платформу в КПСС»46. Оппозиционеры, по его мнению, будут составлять от 20 до 30% общего числа депутатов.

Тот же Воротников отметил, что были проиграны выборы в Москве и Ленинграде. Здесь точку зрения «Демократической России» разделяли от 60 до 90% избранных.

Не успел Воротников закончить свой отчет, как его сразу же атаковали вопросами. Первым начал их задавать И. Т. Фролов, академик и помощник Генерального секретаря ЦК: «У меня такой вопрос, можно теперь считать, что Советская власть в России — рабоче-крестьянская власть?» Воротников снова повторил, уточняя: «6% рабочих и крестьян, 6,7% без председателей колхозов».

На этот провокационный вопрос ответ дал Горбачев: «Ну а рабоче-крестьянское правительство во главе с Лениным — его можно считать таковым или нет?»

Официальный идеолог партии В. А. Медведев попытался увести разговор от этой опасной темы: «Это другое дело».

Горбачев не преминул резко раскритиковать партийное руководство за то, что в число депутатов России было избрано немногим более 10% рабочих. Секретарь Московского горкома партии Ю. А. Прокофьев оправдывался — рабочие снимали свои кандидатуры в ходе избирательной кампании. «Михаил Сергеевич,— говорил он,— мы столкнулись с серьезными сложностями. Ни рабочие, ни представители научно-технической интеллигенции, которые стоят на позициях партии, в предвыборную кампанию ввязываться не собирались... Они не выдерживают никакого состязания, поскольку "Демократическая Россия" выходит с лозунгами: сократить очередь на предоставление жилья с 10 до 3 лет. Не совсем реально? Но люди слушают. Предоставить каждому москвичу приусадебный участок. Но у нас сейчас требуется полмиллиона участков...»

Рассказывая о происходивших в то же время выборах на Украине, первый секретарь ЦК Компартии Украины В. А. Ивашко отметил, что антикоммунистическая группа среди депутатов Украины составляет примерно 25%. Впервые избрали много директоров. Вместе с этим он указал, что в республике распространяются слухи, что Украина из каждой тысячи килограммов зерна продает Москве 860. «Люди считают,— продолжал Ивашко,— на Украине остается только 5% промышленной продукции, которую она выпускает... Мы к этому готовы, потому что там будут подниматься вопросы немедленного выхода из СССР. Мы уже знаем, чем они занимаются... Я думаю, что в ближайшее время на Украине будет целая куча партий или так называемых партий. ...Мы не собираемся бороться против создания партий. Мы убедились в том, что это ни к чему, кроме укрепления их авторитета, сейчас не ведет. Мы за то, чтобы их у нас было как можно больше». Лидер украинской компартии, сетуя, что часть коммунистов республики поддержала националистическое, антикоммунистическое движение «Рух», рассказал анекдот, ставший популярным в то время на Украине, об одесском большевике, отметившем 70 лет своего пребывания в КПСС. На вопрос об обстоятельствах вступления в партию он вспомнил, что в 1920 году он записался сразу в 48 партий в надежде, что одна из них победит.

Юмористическое настроение лидера украинских коммунистов вовсе не разделял И. Т. Фролов. Его выступление на Политбюро граничило с истерикой. Он резко протестовал против недооценки опасности ситуации: «Надо здесь признать наше поражение, реально и недвусмысленно. ...Мне кажется, это очень сомнительный сейчас показатель: сколько мы голосов получили за членов партии и так далее, потому что знаем — есть раскол. И Попов в партии, и Юрий Афанасьев в партии... Но дело не в этом. Я думаю, что самое большое наше упущение заключалось в том, что не велась работа в производственных коллективах. Мы бросили рабочих и крестьян — вот что я вам скажу прямо и откровенно! Мы просто бросили их! И неудивительно, что сейчас в Ленинграде начинают развиваться самостоятельные движения... Афанасьев и другие не хотят выходить из партии, чтобы взорвать ее на съезде (приближавшемся XXVIII съезде КПСС.— Авт.). Нам нужно более энергично убирать старые кадры. Из-за них теряем партию. Наше положение мало отличается от положения в других странах Восточной Европы. ...И, наконец, последнее. Конечно, свои мощнейшие бомбы, я не знаю, какая, термоядерная или еще что-то, заложены в виде российских структур — ив виде партийных структур, и в виде вот этих Советов и т. д. Они вообще загубят всю нашу Федерацию в целом. Поэтому на их деятельность не случайно переключились вот эти поповы и другие — Афанасьев и Ельцин... Нужны какие-то именно партийные решения... Надо определяться. Надо принимать решения. Надо переходить в контратаку... Иначе съезд принесет такое — мы даже сами не заметим, как мы окажемся в другой, чужой нам стране и в другой, чужой нам партии...»

Ему вторили руководитель КГБ В. А. Крючков: «Наверное, мы оказались если не на последнем, то на предпоследнем рубеже — это наверняка»; Председатель Совета Министров СССР Н. И. Рыжков, утверждавший, что оппозиция «весь упор... сделала на Россию. ...Если они возьмут Россию, то тогда не надо им много тратить усилий для того, чтобы разрушить и Союз и сбросить центральное руководство: и партийное, и советское, и правительство».

Рыжков обвинил прессу, в том числе партийную, в том, что она «бьет по своим». Его поддержал Лигачев: «Но мы не предприняли никакого практического действия ни к какому печатному органу». Это вызвало своеобразную реакцию Горбачева: «Егор Кузьмич Лигачев, я тебя понимаю так, что когда ты говоришь "практические действия", то понимаешь — "снять", "уволить", "исключить"».

Горбачев попытался успокоить своих коллег: «Я не согласен, Иван Тимофеевич (Фролов.— Авт.), что»это — поражение. ..Анализ показывает, что партия уже избавилась от шока. Многие организации в общем-то активно выступали. ...Посмотрите, сколько секретарей завоевало позиции, сколько председателей исполкомов и секретарей райкомов на местах прошло. ...В этом смысле, я думаю, партия начинает осваивать методы политической борьбы с оппозиционными противостоящими силами... Это важно видеть. И это надо поддерживать. ...Партия именно так и должна действовать сейчас. Она органично должна интегрироваться в новую политическую систему, в том числе укреплять свою роль и свои позиции в Советах. ...Что касается съезда и Верховного Совета Российской Федерации, то есть, товарищи, все возможности выиграть дело. Но нужно основательно вести работу с депутатами»47

Успокоительные интонации Горбачева мало соответствовали реальности48 Наряду со ставшей почти привычной угрозой, исходившей от межрегиональной депутатской группы, от массового движения «Демократическая Россия», руководству КПСС пришлось столкнуться с усиливавшейся оппозицией внутри самой партии. Росла критика в адрес реформистского крыла КПСС, с которым отождествлялись Горбачев, Яковлев, Медведев, Шеварднадзе. Парадокс исторической ситуации состоял в том, что обе враждебные Горбачеву силы — силы, противостоявшие друг другу,— стремились использовать новые российские политические структуры для борьбы и друг против друга, и против Горбачева и его окружения. Для «Демократической России» этими структурами становились Съезд народных депутатов РСФСР и создаваемый на его основе Верховный Совет РСФСР; для консервативного крыла в КПСС — учреждаемая Компартия РСФСР.

Горбачев оказывался между двух огней, и его дальнейшая деятельность сводилась к маневрированию между этими двумя силами.

Руководимому Горбачевым Бюро ЦК КПСС по РСФСР, подготавливавшему образование Компартии РСФСР, противостояло коммунистическо-фундамента- листское направление в КПСС, центром которого на некоторое время стал Ленинград. При явной поддержке местного обкома КПСС появился Ленинградский инициативный комитет по подготовке Учредительного съезда Российской коммунистической партии в составе КПСС. С первых дней апреля 1990 г. он начал рассылать письма во все партийные организации России. Вся информация пересылалась специальной телексной связью Ленинградского обкома КПСС с согласия руководства обкома. Телеграммы шли на имя первых секретарей крайкомов, обкомов, горкомов и райкомов КПСС. «Инициативники» намеревались собрать съезд 21-22 апреля, примерно на месяц раньше, чем готовилось Бюро ЦК по РСФСР. «Инициативники» использовали прессу, формально контролируемую КПСС,— газеты «Литературная Россия», «Ветеран», «Ленинградская правда».

тратить усилий для того, чтобы разрушить и Союз и сбросить центральное руководство: и партийное, и советское, и правительство».

Рыжков обвинил прессу, в том числе партийную, в гом, что она «бьет по своим». Его поддержал Лигачев: «Но мы не предприняли никакого практического действия ни к какому печатному органу». Это вызвало своеобразную реакцию Горбачева: «Егор Кузьмич Лигачев, я тебя понимаю так, что когда ты говоришь "практические действия", то понимаешь — "снять", "уволить", "исключить"».

Горбачев попытался успокоить своих коллег: «Я не согласен, Иван Тимофеевич (Фролов.— Авт.), что»это — поражение. ..Анализ показывает, что партия уже избавилась от шока. Многие организации в общем-то активно выступали. ...Посмотрите, сколько секретарей завоевало позиции, сколько председателей исполкомов и секретарей райкомов на местах прошло. ...В этом смысле, я думаю, партия начинает осваивать методы политической борьбы с оппозиционными противостоящими силами... Это важно видеть. И это надо поддерживать. ...Партия именно так и должна действовать сейчас. Она органично должна интегрироваться в новую политическую систему, в том числе укреплять свою роль и свои позиции в Советах. ...Что касается съезда и Верховного Совета Российской Федерации, то есть, товарищи, все возможности выиграть дело. Но нужно основательно вести работу с депутатами»47

Успокоительные интонации Горбачева мало соответствовали реальности48 Наряду со ставшей почти привычной угрозой, исходившей от межрегиональной депутатской группы, от массового движения «Демократическая Россия», руководству КПСС пришлось столкнуться с усиливавшейся оппозицией внутри самой партии. Росла критика в адрес реформистского крыла КПСС, с которым отождествлялись Горбачев, Яковлев, Медведев, Шеварднадзе. Парадокс исторической ситуации состоял в том, что обе враждебные Горбачеву силы — силы, противостоявшие друг другу,— стремились использовать новые российские политические структуры для борьбы и друг против друга, и против Горбачева и его окружения. Для «Демократической России» этими структурами становились Съезд народных депутатов РСФСР и создаваемый на его основе Верховный Совет РСФСР; для консервативного крыла в КПСС — учреждаемая Компартия РСФСР.

Горбачев оказывался между двух огней, и его дальнейшая деятельность сводилась к маневрированию между этими двумя силами.

Руководимому Горбачевым Бюро ЦК КПСС по РСФСР, подготавливавшему образование Компартии РСФСР, противостояло коммунистическо-фундамента- листское направление в КПСС, центром которого на некоторое время стал Ленинград. При явной поддержке местного обкома КПСС появился Ленинградский инициативный комитет по подготовке Учредительного съезда Российской коммунистической партии в составе КПСС. С первых дней апреля 1990 г. он начал рассылать письма во все партийные организации России. Вся информация пересылалась специальной телексной связью Ленинградского обкома КПСС с согласия руководства обкома. Телеграммы шли на имя первых секретарей крайкомов, обкомов, горкомов и райкомов КПСС. «Инициативники» намеревались собрать съезд 21-22 апреля, примерно на месяц раньше, чем готовилось Бюро ЦК по РСФСР. «Инициативники» использовали прессу, формально контролируемую КПСС,— газеты «Литературная Россия», «Ветеран», «Ленинградская правда».

Однако атака на реформистское крыло КПСС не ограничивалась только группой «инициативников». Ситуация заставляла вспомнить о времени снятия с поста Хрущева. Таким признаком сходства стало то, что по официальным каналам информации в ЦК КПСС стали поступать данные, по существу дискредитирующие деятельность «руководителя партии и государства», если воспользоваться терминологией Шелепина и Семичастного тридцатилетней давности. Преемником Шелепина все более явно становился А. И. Лукьянов, ставший после избрания Горбачева президентом вторым человеком в СССР — Председателем Верховного Совета СССР. Из Верховного Совета руководству КПСС 19 апреля 1990 г. был направлен «Обзор писем, поступивших в ВС СССР»49

В этой сводке сообщалось: «В Верховный Совет СССР поступают обращения граждан, трудовых коллективов, в которых поднимаются вопросы идейно-нравственного воспитания и роли в этом печати, других средств массовой информации... Авторы писем — коммунисты и беспартийные, представители интеллигенции, рабочие, жители села, ветераны войны и труда резко осуждают попытки использовать плюрализм мнений для дискредитации КПСС, ленинских принципов социализма, идеалов Великого Октября. В некоторых письмах утверждается, что "забыта основа основ — воспитание патриотизма", что в освещении истории нашей страны и КПСС, практики перестройки допускаются необоснованные искажения правды и однобокость, а порой и откровенное очернительство пройденного пути, не дается ясных и точных оценок как достигнутого, так и причин негативных явлений, ставятся под сомнение наши нравственные и духовные ориентиры, социалистический выбор советского народа...

Почему сейчас не дается должного отпора атакам на социализм? Почему помалкивает партия, пристыженная и униженная позорным временем тиранства и беззакония? Между тем антинародные течения, прикрываясь лозунгами справедливости, работают во всю мощь. Сознание народных масс еще не так высоко, чтобы каждый самостоятельно мог разобраться в том, что хорошо, а что — плохо...

Не хватит ли увлекаться критикой и очернением всего, что было раньше — в первые годы Советской власти, при Сталине и других руководителях государства?..

Настроение народа сейчас не только пессимистическое и угнетенное, но и взрывоопасное. Со времени войны не было столь тяжело и безнадежно людям, так как раскритиковали все и вся: и КПСС, и правительство, и армию, и милицию, и самих себя. О советском патриотизме нет и речи, хотят нас убедить, что уже советского ничего нет, даже, мол, в отсталых странах и то лучше...»

В советской политической традиции подобного рода обзоры (мы цитируем один из многих документов!) служили не только средством информации, но и способом оказания давления на власть. Сам Горбачев прекрасно понимал это и с раздражением говорил в своем кругу в адрес Лукьянова: «Что он меня пугает общественным мнением, почтой? Меня поддерживает народ...»50

Беспрецедентными для советской политической традиции стали публикации в официальной прессе, открыто критикующие «руководителя партии и государства». Примером такой публикации стало изданное 5 мая 1990 г. «Обращение военнослужащих к Президенту СССР», содержащее резкую критику политики Горбачева по разрешению конфликта в Нагорном Карабахе.

Однако свидетельством коренных изменений в общественном мнении стали события 1 мая в Москве, на Красной площади, во время первомайской демонстрации. Первомайские демонстрации с первых лет Советской власти были одним из символов коммунистической власти. Но на этой первомайской демонстрации тысячи людей шли с плакатами: «Политбюро в отставку», «Долой КПСС», «Долой марксизм-ленинизм», скандируя требование: «Горбачева — в отставку», вместо красных флагов нвд колоннами развевались запрещенные после революции 1917 г, исторические трехцветные флаги России. Оскорбления в адрес КПСС, Политбюро, лично Горбачева вынудили его уйти с трибуны Мавзолея.

На лето 1990 г. пришлось сразу несколько крупнейших политических событий — Первый Съезд народных депутатов РСФСР, очередной XXV1I1 (и, как позже оказалось, последний) съезд КПСС, Учредительный съезд Российской компартии. Российская тема становилась доминирующей, центр тяжести перемещался в Россию.

Положение Горбачева вынуждало его балансировать между двух огней, между двух угроз — консервативным крылом КПСС, искавшим в качестве своего убежища структуры будущей Компартии РСФСР» и радикально-демократическим крылом, возглавляемым Ельциным, надеявшимся на получение ключевых позиций в Верховном Совете РСФСР.

Учитывая опасность резкой критики руководства КПСС со стороны делегатов Учредительного съезда Компартии России, Бюро ЦК по РСФСР под председательством Горбачева в начале мая 1990 г. тщательно обсудило вопросы подготовки предстоявшего съезда. Горбачев, обращаясь к участникам этого совещания, высказывал свои тревоги: «...у них (рабочих и крестьян.— Авт.) мнение, что мы не защитили партию, не продвинули их в народные депутаты СССР, не получилось этого и в РСФСР... Что происходит? Сейчас 44% делегатов — партийные работники... Рабочие среди делегатов составляют 9%, колхозники — немного более 3%. Избрано всего 136 женщин. Это все очень тревожно. Когда соберутся такой съезд и Российская конференция, то в обществе скажут: аппаратчики собрались. Мы говорили, что это партия аппаратчиков, вот они и держатся, защищают свои посты, свои кормушки. Я почти цитирую дословно то, что идет. ...Как же так получается? Этот-то процесс вроде бы в наших руках. Сейчас в Политбюро есть такая мысль -— пригласить в качестве гостей на Российскую конференцию 200, а на съезд — 350 рабочих и крестьян... Пригласить как гостей и внести предложение, чтобы съезд принял решение — выдать им мандаты... Это, по- моему, последняя попытка, все, что мы можем сделать...»

Понятно, что такой кульбит противоречил провозглашенным демократическим процедурам выдвижения делегатов на съезд. Получалось, что уравнивались в правах люди, избранные в партийных организациях страны, и те, кого Политбюро сочло возможным пригласить на съезд в качестве гостей. Политическая целесообразность в очередной раз взяла верх. Надежда, что приглашенные будут более управляемыми, чем выбранные, толкала на пересмотр принципов комплектования делегатов съезда.

Среди участников этого совещания осознавалась и необходимость срочного создания Компартии РСФСР («Промедление подобно смерти нашей. Мы уже с вами умираем, нас уже разносят... Нас ведь окружили со всех сторон. И стоит только где-то задержаться, опять навешивание ярлыков... Тем более, вы же знаете, что мы упустили все: и экономику, и политику»,— говорил один из участников этого совещания), и опасность наличия на будущем съезде нескольких программ — от фундаменталистских марксистско-ленинских до социал-демократических и реформистских. В качестве потенциальных кандидатов на пост Первого секретаря Компартии РСФСР называли Н. И. Рыжкова, Председателя Совета Министров СССР, секретарей ЦК КПСС Ю. А. Манаенкова, отвечавшего за деятельность российских парторганизаций, и О. Д. Бакланова, отвечавшего за оборонные отрасли промышленности, секретарей обкомов КПСС И. К. Полозкова, Н. И. Малькова, Л. В. Шарина51.

16 мая 1990 г. начал работать I Съезд народных депутатов России. И с первых часов его работы развернулась напряженная борьба за ключевой пост — Председателя Верховного Совета РСФСР. Претендентом на него выступил Б. Н. Ельцин. В стане его противников положение было сложным. Первоначально на этот пост предполагался А. В. Власов, тогда Председатель Совета Министров РСФСР, в прошлом партийный работник в Сибири (в Иркутске и Якутии), первый секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС, министр внутренних дел СССР. Но его выступление на съезде оказалось неудачным. Не мог добиться победы и Ельцин. Победитель должен был получить 50% голосов участников съезда плюс 1 голос. Они набрали примерно одинаковое количество голосов. Маневрируя, руководство КПСС предложило другого кандидата — первого секретаря Краснодарского крайкома И. К. Полозкова.

Выступая на I Съезде народных депутатов РСФСР, Ельцин заявлял: «Многолетняя имперская политика центра привела к неопределенности нынешнего положения союзных республик, к неясности их прав, обязанностей и ответственности. Прежде всего это относится к России, которая понесла наибольший ущерб от изжившей себя, но все еще цепляющейся за жизнь административно-командной системы. Нельзя мириться с положением, когда по производительности труда республика находится на первом месте в стране, а по удельному весу расходов на социальные нужды — на последнем, пятнадцатом52. ...Проблемы республики нельзя решить, не обладая полнокровным политическим суверенитетом. Только он позволит гармонизировать отношения России и Союза, между автономными территориями внутри России... Не пора ли поставить вопрос и о том, какой центр нужен России и другим республикам Союза»53. Он призвал принять обращение парламента России к парламентам и народам других союзных республик с предложением о безотлагательном начале переговоров по выработке новых взаимоприемлемых форм сотрудничества.

В Москве шли нескончаемые митинги, в адрес съезда приходили десятки тысяч писем и телеграмм с выражением поддержки Ельцину. Не прекращалось мощное давление на депутатов съезда.

В избирательную кампанию вмешался и лично Горбачев54. Он приехал к делегатам съезда, собрал группу коммунистов и потребовал, чтобы Ельцин ни в коем случае не был избран. Его выступление, свидетельствовавшее о личной и нескрываемой вражде к своему политическому противнику, мало повлияло на участников съезда. Полозков также не смог набрать нужное количество голосов. Его выступления на съезде даже несколько ухудшили положение противников избрания Ельцина. И вновь коммунистическое руководство вернулось к кандидатуре Власова, полагая, что он более популярен среди депутатов, чем Полозков. Власов действительно собрал несколько больше голосов в свою поддержку. Но, по рассказам участников I Съезда народных депутатов РСФСР, за Ельцина были отданы голоса депутатов-ингушей, прежде голосовавших за Полозкова. Это обстоятельство или что-то иное помогло Ельцину получить на 4 голоса больше, чем требовалось для избрания. Из 1 060 народных депутатов РСФСР за него проголосовали 535 человек. Его основной соперник — А. В. Власов — получил 462 голоса.

Избрание Ельцина, несомненно, изменило политическую ситуацию в стране. В России начало формироваться правительство, во главе которого стал Иван Степанович Силаев, опытный промышленник, авиационный инженер, обладавший большим опытом государственной деятельности. Силаев стал не только сторонником Ельцина, но и человеком, превосходно понимавшим необходимость осуществления экономических и политических реформ в стране и в России и стремившимся к их осуществлению в рамках СССР. Курс нового правительства стал явно реформистским, в особенности на фоне деятельности союзного правительства, возглавляемого тогда Н. И. Рыжковым. Свидетельством тому стало назначение заместителем председателя российского правительства — председателем Государственной комиссии по экономической реформе Г. А. Явлинского, прежде сотрудника аппарата Совета Министров СССР, одного из авторов программы перехода экономики СССР к рыночным отношениям — знаменитой программы «500 дней»; назначение на пост министра финансов молодого честолюбивого Б. Г. Федорова, за спиной которого был опыт работы не только в союзных органах власти, но и в международных финансовых организациях. В правительстве существовало несомненное понимание необходимости проведения аграрных реформ. Первое правительство Силаева, незаслуженно забытое из-за тех грандиозных изменений, которые произошли в экономике страны в начале 1992 г., сыграло очень важную роль в подготовке реформ, во внедрении в общественное сознание мысли о необходимости и, главное, реальности проведения глубоких изменений в хозяйственной жизни страны.

Внешним проявлением начавшихся изменений стало принятие съездом 12 июня 1990 г. Декларации о государственном суверенитете РСФСР. Декларация была принята практически единогласно. Позже она стала оцениваться левыми силами страны как начало развала СССР55 Однако напомним: пытаясь «обыграть» своих оппонентов, ЦК КПСС сам участвовал в разработке концепции экономического суверенитета России, подыгрывал националистическим тенденциям, если они, эти тенденции, позволяли бороться с Ельциным и его сторонниками.

19 июня 1990 г. начал работу Учредительный съезд Компартии РСФСР. В его работе принимали участие делегаты из партийных организаций России, избранные на XXVIII съезд, а также гости съезда, ставшие его полномочными участниками. Начало съезда Российской компартии стало началом атаки на позиции реформистского крыла КПСС. Выступающие систематически обвиняли Политбюро

ЦК КПСС, и в особенности Горбачева и Яковлева, в предательстве интересов партии, в том, что при их попустительстве «партию обвиняют во всех грехах, валят на нынешних коммунистов ответственность за все черные и белые пятна истории, безликую мафию, коррупцию. При целенаправленном содействии ближайшего окружения Генерального секретаря мы постепенно вползаем в новый, пусть в непривычной, демократической форме, культ отдельной личности (Горбачева.— Авт )»56

Дискуссия разгорелась и вокруг кандидатуры первого секретаря Компартии РСФСР, В результате дискуссии на съезде первым секретарем был избран И. К. Полозков. Этот человек был известен своим неприятием реформ, любых либеральных тенденций в развитии страны"

В России произошел раскол. Во главе законодательной власти республики стал Б. Н. Ельцин, с которым были связаны надежды на реформы. Во главе Компартии России оказался И. К. Полозков, враждебный к реформам, коммунист- фундаменталист.

Так страна приближалась к XXVIII съезду КПСС. По его поводу в свое время было сказано много слов: о приверженности многих его участников к демократии, о противостоянии на нем консервативных и реформистских сил, о столкновении консерваторов и реформистов. Но на любого непредвзятого наблюдателя съезд производил впечатление «борьбы теней». Уже не были интересны консерваторы и реформисты, сторонники и противники реформ. Партия стремительно устранялась из центра политической жизни страны. Она изживала самое себя. Кульминацией съезда стало заявление о выходе из КПСС Ельцина. Будучи делегатом съезда, он заявил, что в связи с его избранием Председателем Верховного Совета РСФСР, «с учетом перехода общества к многопартийности», он не может выполнять решения только КПСС'8, и демонстративно покинул зал заседаний. Круг замкнулся. Ельцин ушел оттуда, откуда его изгонял Горбачев в октябре 1987 г., оттуда, где он пытался найти защиту у делегатов XIX Всесоюзной партийной конференции. Сейчас уже он отринул КПСС.

Судьба программы «500 дней»

Летом 1990 г. началась интенсивная работа по подготовке к проведению экономической реформы. Ее необходимость осознавалась и союзным руководством, и республиками. Союзное руководство начало готовиться к проведению экономической реформы в 1989 г. Оценивая эту работу, тогдашний глава правительства СССР Н. И. Рыжков писал, что целью реформы было построение «демократического социализма, достойного современной цивилизации». Это, мягко говоря, не очень конкретное и уж вовсе не научное определение целей реформ сочеталось с подобными же методами достижения цели. Продолжим цитировать Рыжкова: «Правительство в 1989 году выбрало вариант, сочетающий энергичные меры по углублению реформы со взвешенностью действий на всех уровнях управления. Мы шли к рынку, желая прежде всего стабилизировать ситуацию, а затем двигаться дальше, к более развитой системе товарно-денежных отношений»59

Обратим внимание на два ключевых принципа «экономической реформы по Рыжкову». Прежде всего, ег i клятвы верности социатизму имели свою экономическую цену: сохранение роли государства в управлении экономикой, признание роли социального патронажа государства, невозможность принятия безработицы как неизбежного следствия структурных изменений в промышленности. Было и другое: сначала стабилизация уже существующей экономики и только потом реформы. Но эта-то задача и оказалась недостижимой. Конкретно экономическое положение страны свидетельствовало, что у правительства не было средств для того, чтобы обеспечить стабилизацию60 Началось снижение объемов производства, нарастали инфляционные тенденции, возрастал дефицит государственного бюджета, стремительно сокращались золотовалютные ресурсы страны. Если в 1990 г. в Госфонде СССР хранилось 484,6 т золота, то к 1 сентября 1991 г.— только 264 т. При поступлении в 1991 г. в Госфонд СССР 250 т золота правительство отправило на экспорт 269,1 т.

Для серьезных экономистов было ясно, что требуются срочные меры по изменению экономической политики, что необходимы реформа цен, сокращение государственных дотаций в неэффективные сферы производства. Однако в этой среде существовали принципиальные различия в оценке роли союзных республик в проведении реформ, темпов реформ, роли государственного регулирования. Примечательно, что именно в аппарате заместителя Председателя Совета Министров СССР академика J1. И. Абалкина были подготовлены два принципиально разных документа, претендовавшие на то, чтобы стать программой экономических реформ. Первым стала Концепция экономической реформы (программа Рыжкова — Абалкина, как ее стали называть позже), представленная в апреле 1990 г. на обсуждение Президентского совета и Совета Федерации, а 24 мая 1990 г.— на сессии Верховного Совета СССР. Она исходила из тех целей, которые были сформулированы Н. И. Рыжковым.

Другая же концепция, возникшая там же, в группе Абалкина, была подготовлена молодыми экономистами Задорновым, Михайловым и Явлинским61 Она получила название программы «400 дней» (позже — программа Шаталина — Явлинского, или программа «500 дней») и предполагала радикальное реформирование экономики, включая отказ государства от его регулирующей роли, широкую приватизацию, отказ от государственной ценовой политики и признание регулирующей роли рынка. «Я всерьез этого не воспринял,— писал Рыжков,— и посоветовал не отвлекаться на второстепенные дела»62

Всерьез к этой концепции отнеслись другие — политические оппоненты Рыжкова. Во время I Съезда народных депутатов РСФСР, когда решался вопрос о том, кто станет Председателем Совета Министров России, об этой программе сообщил депутатам кандидат на пост премьера М. А. Бочаров. Следует отметить: выступление Бочарова произвело сильное впечатление на делегатов съезда, на миллионы людей, видевших по телевидению и слушавших по радио трансляцию его выступления. Бочаров не получил пост премьера. Председателем правительства стал И. С. Силаев, но общественный интерес к программе «400 дней» (переименованной в ходе этих событий в программу «500 дней», ставшую знаменитой именно под этим названием) привел к тому, что Силаев пригласил Явлинского в свое правительство в качестве вице-премьера.

Программа «500 дней» получила поддержку политического руководства России — и Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцина, и Председателя

Совмина РСФСР И. С. Силаева. Эта радикальная программа встретила широкую поддержку у прессы. В конце июля 1990 г. состоялась встреча Горбачева и Рыжкова. Горбачев заявил, что он беседовал с Ельциным и тот высказал свое убеждение, что правительственная программа работать не будет. «Он за свои "500 дней" ратует. Может, не стоит вступать в конфронтацию?» По словам Рыжкова, тот согласился поддержать возможность сотрудничества с руководством России. Эта договоренность была закреплена совместным соглашением между Ельциным и Силаевым, с одной стороны, и Горбачевым и Рыжковым — с другой, 27 июля 1990 г.63 Была создана совместная российско-союзная группа экономистов во главе с академиком С. С. Шаталиным, которой было поручено доработать совместную программу реформ.

Это означало формальный отказ от уже предъявленной Верховному Совету СССР концепции экономической реформы Рыжкова — Абалкина.

Сразу же возникает вопрос: почему Горбачев пошел на пересмотр уже обсужденного и одобренного плана реформы, или, что едва ли не важнее, на казавшийся противоестественным союз со своим противником Ельциным? Причин было по крайней мере несколько. Прежде всего, нарастало давление на Горбачева со стороны «товарищей по партии», подвергших его резкой критике накануне XXVIII съезда и в ходе его работы, все более реальными становились угрозы его отставки с поста Генерального секретаря. Осложнялось положение Горбачева и в Верховном Совете СССР, где все более влиятельной становилась группа депутатов, настаивавшая на неизменности принципов организации Советского Союза и обвинявшая Горбачева в отступлении от этих принципов. (Позже эта депутатская группа получила формальный статус и название «Союз». Открытым покровителем этих депутатов стал А. И. Лукьянов, сменивший Горбачева на посту Председателя Верховного Совета СССР.)

Осложнялось и внутриполитическое положение СССР. В союзных республиках принимались декларации о суверенитете. 9 марта 1990 г. этот акт был принят в Грузии, 11 марта — в Литве, 30 марта — в Эстонии, 4 мая — в Латвии, 12 июня — в России, 20 июня — в Узбекистане, 23 июня — в Молдавии, 16 июля — на Украине, 27 июля — в Белоруссии. Конфликты между союзным центром и союзными республиками «интернационализировались»; рост числа конфликтов - в Казахстане, Грузии, Азербайджане, Армении, Таджикистане, Киргизии, Молдг - вии, Литве — приводил к тому, что на роль арбитров в них начали претендовать другие государства. В ответ на усиливавшуюся конфронтацию между Литвой и Союзом ССР Ф. Миттеран и Г. Коль, выступив в роли посредников, в мае и июне обратились с письмами к руководству в Москве и Вильнюсе. Под давлением Ф. Миттерана и Г. Коля был принят временный мораторий на Декларацию Верховного Совета Литвы «О восстановлении независимости Литвы», и стороны обязывались начать переговоры64.

Это вынудило Горбачева заявить о необходимости преобразования Советского Союза. «Необходим настоящий Союз Суверенных Государств»,— заявил он в докладе на XXVIII съезде партии. Предложения о преобразовании СССР в Союз Суверенных Государств не могли найти поддержки среди большинства членов Политбюро и у руководства Верховного Совета СССР. В этих условиях прежний противник Горбачева — Ельцин, ставший Председателем Верховного Совета

России, превращался во временного союзника, а совместное осуществление программы «500 дней» в случае одобрения ее соответствующими органами Союза и России служило бы важной гарантией сохранения единого экономического пространства на большей части СССР.

В загородной правительственной резиденции «Сосны» продолжалась интенсивная работа по доработке и согласованию программы «500 дней» специалистами и правительственными чиновниками Союза ССР и России. Существовала политическая заинтересованность Ельцина и Горбачева в принятии этой программы. Оба лидера объявили, что будут осуществлять личный контроль над доработкой этого плана65. Для обоих лидеров эта программа становилась существенной частью нового Союзного договора и системы договоров, которые должны были скрепить на новой основе Союз.

Июль — август 1990 г. стали временем сближения позиций лидеров Союза и России. Казалось, что конфронтация между ними уходит в прошлое. Они часто звонили друг другу, информировали о результатах договоренностей свое окружение. Л. А. Пономарев, один из руководителей московской организации «Демократическая Россия», человек, в ту пору близкий к Ельцину, рассказывал автору этой книги, что Борис Николаевич с явным удовлетворением говорил об улучшении отношений с Горбачевым, об их совместной заинтересованности в успешной доработке программы «500 дней». И Горбачев, по воспоминаниям его помощника А. Черняева, с энтузиазмом рассказывал: «Начинается самое главное. Это уже окончательный прорыв к новому этапу перестройки. ...Подводим под нее адекватный базис...» «На эту тему,— писал в своих мемуарах А. Черняев,— он (М. С. Горбачев.— Авт.) соскальзывал, о чем бы ни шла речь»66. Идея перехода к экономическим реформам в рамках всех союзных республик, высказывавших намерение остаться в СССР, получила поддержку руководителей этих республик. Совет Федерации и Президентский совет на своем заседании 30-31 августа 1990 г. поддержали программу Шаталина — Явлинского — программу «500 дней». Об успешности сотрудничества с Ельциным и больших надеждах, связанных с принятием программы «500 дней», о намерениях начать реальную экономическую реформу уже в ближайшие месяцы Горбачев говорил своим западным партнерам — М. Койвисто, Дж. Андреотти, Дж. Бушу, Дж. Бейкеру, Д. Херду67

Однако это соглашение вызвало резкое противодействие в Совете Министров СССР. Прежде всего программа «500 дней» означала передачу широкого круга функций от центра республикам. Это делало ненужными, лишними целые звенья союзного аппарата управления. Поэтому программу обвиняли в том, что она ставила своей задачей «развал СССР». Обвинение это абсолютно несправедливое. Это не значило, что у программы не было недостатков. Их было много. Опыт проведения реформы Е. Гайдара, в значительной степени ориентировавшегося на принципы, сформулированные в «500 днях», обнаружил очень серьезные изъяны в концепции программы, что само по себе не удивительно, учитывая масштабы преобразований. Принципиально важно иное: программа «500 дней» рождалась в недрах Совмина СССР, ее разработчики были убежденными сторонниками сохранения СССР, так как единое экономическое пространство СССР воспринималось ими как необходимое условие осуществления этой программы. Программа концептуально была рассчитана на переход экономики всего СССР к рынку.

Однако продолжим: принятие программы «500 дней» делало неизбежной реформу правительства СССР и практически предопределяло отставку его председателя — Н. И. Рыжкова. Принципиальным противником программы стал заместитель Рыжкова академик Л. И. Абалкин, убежденный сторонник «стабилизации перед реформой». Ослабление руководящей роли центра, передача важнейших экономических функций республикам создавали и иную политическую основу для союзного государства. Следствием ее должны были стать договорные отношения между союзным центром и республиками, двухсторонние договоры между республиками. А это, в свою очередь, должно было повлечь за собой пересмотр места и роли политических институтов СССР — и ЦК КПСС, и Верховного Совета СССР, и Съезда народных депутатов СССР. Поэтому практически одновременно с достижением договоренности между Горбачевым и Ельциным началась атака на позиции Ельцина, посыпались обвинения в его адрес и адрес его сторонников. Атакуя Ельцина, его противники одновременно ослабляли позиции Горбачева.

Уже 28 июля 1990 г., в первые недели сближения Горбачева и Ельцина, в Секретариате ЦК КПСС обсуждалась и была одобрена записка В. А. Купцова, секретаря новоучрежденной Российской коммунистической партии. Записка называлась «Об отношении к инициативам и акциям, осуществляемым различными общественно-политическими организациями и движениями». Суть записки — утверждение, что оппозиционные силы готовят в ближайшие месяцы захват власти в стране. Эти силы, по его утверждению, организуют забастовки в угледобывающих районах, добиваются устранения КПСС из политической жизни. «Эти шаги оппозиции внутри страны,— писал В. А. Купцов,— смыкаются с деятельностью антисоциалистических сил на мировой арене. Все чаще высказывается идея о "невозможности" союза с КПСС, проявляется намерение определенной части оппозиции реставрировать капитализм». Доказательством тому служат, по мнению автора записки, намерения лидеров оппозиции провести осенью 1990 г. Учредительный конгресс демократических сил, а затем добиться досрочного роспуска Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР, пересмотра Конституции СССР. «В ближайшее время эту стратегию планируют апробировать в масштабах РСФСР»,— утверждал Купцов. Способами достижения власти должны были стать «круглый стол» по примеру Комитета гражданского действия или Гражданского форума в странах Восточной Европы, вынужденная отставка Президента СССР под давлением непрекращающихся забастовок.

В этом едва ли не первом официальном документе ЦК, направленном на развал только возникавшего союза между Горбачевым и Ельциным, содержится осуждение шагов лидеров демократического блока», «которые противоречат экономической и политической стабильности».

Программа «500 дней» пока еще прямо не называется. Осуждаются «меры, направленные против экономической и политической стабильности», или, в переводе с партийного языка на нормальный, осуждаются реформы, посягающие на прежнюю экономику и прежнее политическое устройство страны, то есть как раз на то, против чего и была направлена программа «500 дней».

Дальше — б. * <«_-.': 2 августа издается распоряжение Президента СССР «О подготовке ко'-ц .л союзной программы перехода на рыночную экономику как основы Союзного договора». В этом распоряжении со ссылкой на совместную договоренность Президента СССР и Председателя ВС РСФСР, Совминов СССР и РСФСР предписывалось образовать рабочую группу для подготовки концепции перехода к рыночным отношениям в составе С. С. Шаталина, Н. Я. Петракова, J1. И. Абалкина, Г. А. Явлинского. Этой комиссии было приказано представить концепцию уже к 1 сентября.

Прошла неделя, и 10 августа 1990 г. В. И. Болдин, руководитель аппарата Президента СССР, ближайший к Горбачеву человек, направил своему шефу «обзор писем трудящихся,» поступивших за последнее время». Большинство документов этой подборки требовали от Президента СССР, Генерального секретаря ЦК КПСС наведения порядка, восстановления прежних, «доперестроечных» ценностей. «За что печать морально расстреливает честных партийцев?», «партии не в чем каяться за свое прошлое»,— цитировалось в этом обзоре. Больше всего и охотнее всего цитировались письма, осуждавшие возможность экономической реформы в стране. «Разумеется, рынок нам нужен...— цитировал Болдин письмо из Минска,— но рынок социалистический, в интересах всех слоев общества, предполагающий любые формы собственности, исключающие прямую или косвенную эксплуатацию чужого труда». В письмах прямо критиковалось намерение провести экономическую реформу. «Экономическую реформу надо переводить на рыночные отношения не сразу, а постепенно, в течение нескольких лет, обеспечив в этот период возможность населению приобретать необходимый минимум продуктов питания по твердым государственным ценам,— содержалось в обзоре писем.— ...Судя по письмам, озабоченность населения республики (Белоруссии.— Авт.) по поводу негативных последствий радикальной экономической реформы усиливается нынешним состоянием потребительского рынка. Когда смотришь на пустые прилавки,— пишет житель г. Барановичи Брестской области,— создается впечатление, будто наша промышленность перестала выпускать продукцию. Но ведь предприятия работают, минские заводы продолжают выпускать холодильники и телевизоры. В Барановичах производятся стиральный порошок и обувь. В то же время все продается по талонам или записи68 Разве это не саботаж?»

Выше мы уже писали, что искусство составлять обзоры было способом воздействия на партийную верхушку, а с другой стороны, свидетельствовало о том, что хотели видеть в таких обзорах вожди государства. Констатируем: концепция обзора была направлена против возможности экономических реформ, против сближения Горбачева и Ельцина.

Внутри организованной по распоряжению Горбачева группы специалистов не получалось сотрудничества. Абалкин и стоявший за ним Рыжков категорически отказывались принять за основу концепции программу Шаталина — Явлинского, отрицали по существу достигнутую прежде договоренность Горбачева и Ельцина, что именно эта программа должна стать фундаментом общесоюзной программы перехода к рынку.

В Политбюро и Секретариате ЦК рождались новые документы, нагнетавшие чувство тревоги, распространялись сведения о том, что «демократы» подготовили захват власти, намерены едва ли не в ближайшее время организовать восстание. Для доказательства этого утверждения власти стремились использовать любые проявления экстремизма в демократической среде, а когда этого не хватало, то не останавливались перед провокациями КГБ. Примечательно, что с августа 1990 г. возникает сотрудничество между местными секретарями обкомов и аппаратом ЦК, направленное на критику действий Генерального секретаря ЦК и Президента СССР. 31 июля была распространена информация подотдела партийной пропаганды Идеологического отдела ЦК КПСС о взглядах и целях «Демократической платформы», высказанных ее представителями — народными депутатами В. Н. Лысенко и В. И. Беловым в Благовещенске и Иркутске69 15 августа в Политбюро было распространено письмо секретаря Воронежского обкома КПСС В. Сметанина, в котором он сообщал о митингах, организованных в Воронеже В. И. Новодворской, лидером малочисленной, хотя и очень шумной группировки под названием «Демократический союз». Ее митинги, на которые собиралось несколько десятков человек, шли под лозунгами свержения советского строя, КПСС, с оскорблениями в адрес Горбачева и Ельцина, с плакатами «Горбачев — Чаушеску, а Ельцин — Илиеску», «Долой КПСС, долой КГБ», «Горбачев — палач и убийца. Баку, Тбилиси, Сумгаит».

В конце августа появились записки о политической ситуации на Западной Украине и в Литве, содержавшие едва ли не панические сведения о перспективах распада СССР70.

В нагнетании обстановки беспокойства, тревоги, неизбежности экстремистских действий со стороны представителей политической оппозиции шли в ход и провокации КГБ. Такой крупнейшей провокацией можно считать так называемую Программу действий-90, опубликованную от лица никому не известного раньше «Российского демократического форума». В этом документе можно было найти все, что требовалось лидерам ЦК КПСС для доказательства намерений демократов захватить власть в стране. Это были и призывы к созданию комитетов гражданского действия, своего рода структур новой власти, и призывы к неповиновению, захвату собственности партии, колхозов и совхозов, созданию боевых групп. Руководство «Демократической России», действительно массовой оппозиционной силы в стране, объединявшей в то время Демократическую партию России, Конституционно-демократическую партию, Российское христианское движение, Крестьянскую партию России, Социал-демократическую партию, «Демократическую платформу в КПСС»71, категорически отмежевалось от этой программы, заявив, что один из авторов этого документа — В. Скурлатов — подозревается в связях с КГБ.

Войска для уборки картофеля под Москвой

Атмосфера противостояния сгущалась. В конце августа, досрочно закончив свой отпуск, Горбачев вернулся в Москву и сразу же попал в круговорот острых споров о будущей реформе. Рыжков открыто возражал против выполнения указаний Горбачева, угрожал своей отставкой и отставкой правительства, утверждал, что страна стоит перед тяжелейшим экономическим и политическим кризисом72. Против Рыжкова выступили участники Президентского совета и Совет Федерации, по существу одобрившие программу Шаталина — Явлинского. На Совете Федерации был поставлен вопрос так: если Рыжков не согласен выполнять эту программу, то он может уходить в отставку. Эту точку зрения сформулировал Ельцин, встретив поддержку своих коллег из других союзных республик.

Председатель Верховного Совета СССР А. И. Лукьянов, все более выходивший из политической тени своего предшественника — Горбачева и начинавший играть самостоятельную роль, заявлял Горбачеву и его окружению: «Если будете так вести дело, в сентябре Верховный Совет скинет правительство, в ноябре будут распущены Съезд народных депутатов и сам Верховный Совет. Назначат новые выборы, и не позднее декабря скинут и президента, и вас!»73

В начале сентября 1990 г. «Известия» опубликовали программу Шаталина — Явлинского — программу «500 дней». Верховный Совет РСФСР начал ее обсуждение. В те же дни Российская компартия на своем съезде объявила ее антисоветской и капитуляцией перед капитализмом. На стол Горбачеву ежедневно ложились десятки и сотни телеграмм, сообщавших о нарастании преступности в стране, о «хлебных», «табачных» бунтах74.

В сентябрьских событиях 1990 г. есть ряд не выясненных до конца обстоятельств. Можно утверждать, что многие документы о них были уничтожены уже в сентябре. Речь идет о приказе, отданном командующим Воздушно-десантными войсками генерал-полковником В. А. Ачаловым 8 сентября 1990 г. командирам ряда воздушно-десантных дивизий (Тульской, Псковской, Белградской, Каунасской и Кировабадской) выдвинуться в Москву «в состоянии повышенной боевой готовности по южному варианту»75. А. И. Лебедь аккуратно подчеркивает: приказы отдавались в устной форме, хотя были и письменные приказы. Генерал Е. Н. Подколзин, тогда начальник штаба Воздушно-десантных войск, позже в интервью, данном газете «Аргументы и факты», вспоминал, что ему лично пришлось уничтожать документы о передвижении войск в Москву. В архиве Секретариата и Политбюро ЦК КПСС также не обнаружено документов о событиях, которые лавиной покатились в сентябре, разрушив и без того хрупкий союз между Горбачевым и Ельциным. До сих пор нет сведений о тех задачах, которые должны были решать снаряженные «по южному варианту» десантники в Москве. Москва не Карабах и не Баку. В Москве не стреляли. Зачем и против кого предназначались 12 «уралов»76 боеприпасов, о которых пишет А. И. Лебедь? В своих мемуарах он, следуя традиции тогдашнего министра обороны Д. Т. Язова, предпочитает отшучиваться. Между тем шутили-то не они. Послать десантников в Москву мог только Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев, заявлявший в те дни публично о своей заинтересованности в укреплении позитивных отношений с российским руководством и всячески подчеркивавший свое желание реформировать экономику СССР на основе программы «500 дней». Констатируем: пока не выявлены важнейшие документы, непосредственно свидетельствующие об обстоятельствах принятия решения применить войска в политической жизни СССР, нет сведений о конкретных целях и задачах, которые ставились перед военными, о политическом обосновании этой меры. И это мешает понять многие бурные процессы 1991 г., подготовившие в конце концов путч августа 1991 г. и развал СССР. Остались главным образом косвенные свидетельства.

Проанализируем их.

6 сентября 1990 г. на бюро Рязанского обкома партии обсуждался вопрос, что по информации КГБ якобы подготовлен план захвата демократическими властями России телевидения, радио, вокзалов, аэропортов и т. д. В ночь с 9 на 10 сентября Рязанская воздушно-десантная дивизия с вооружением, в полной боевой экипировке была направлена в Москву. 10 сентября началось передвижение Псковской парашютно-десантной дивизии. Эти части были возвращены из Киргизии, из Оша, где участвовали в подавлении жестоких, кровавых столкновений между киргизами и таджиками из-за спорных земель и воды. В эти же дни Витебская воздушно-десантная дивизия была переподчинена КГБ.

Отметим и личное наблюдение. Автору в эти дни пришлось бывать в гостинице «Россия», где жили некоторые иногородние депутаты РСФСР и сотрудники аппарата Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцина. В течение дня вдруг пропали женщины-горничные, коридорные, и вместо них появились и выдавали ключи крепкие парни-прапорщики в форме, с пистолетами на поясах7;

В те же дни, 10-11 сентября, программа Шаталина — Явлинского обсуждалась в Верховном Совете РСФСР и была принята большинством голосов.

Но в то же время, 11 сентября, на заседании Верховного Совета РСФСР Ельцин выступил с заявлением, что к Москве движутся десантные армейские части. «Нам пытаются доказать,— говорил он,— что это мирное мероприятие, связанное с подготовкой к параду, однако есть сильное сомнение в этом».

В ответ с яростным опровержением в «Известиях» выступил командующий Воздушно-десантными войсками генерал-полковник В. А. Ачалов, заявивший, что войска прибыли в Москву для подготовки к параду, а другие воинские части — десантники — направлены для уборки картошки.

Странные и страшноватые военные маневры шли на фоне разворачивавшейся и ставшей публичной борьбы вокруг будущего экономических и политических реформ в СССР и воспринимались, конечно, в этом контексте. 11 сентября на своей 4-й сессии Верховный Совет СССР начал обсуждение доклада Н. И. Рыжкова, защищавшего программу правительства, и его оппонентов, отстаивавших программу Шаталина — Явлинского. Обсуждение затягивалось.

На заседании Политбюро ЦК КПСС 13 сентября политический контекст событий постоянно пробивался сквозь повестку встречи. Собрались обсуждать новую структуру аппарата ЦК КПСС, а закончили спорами о роли государства в управлении экономикой и судьбой СССР. Спокойный ход обсуждения взорвал первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана А. Муталибов. Он начал с банального, с точки зрения партаппаратчиков, заявления: «Уйди я сейчас от этих вопросов (прямого вмешательства партийного аппарата в экономику.— Авт.) — ни хлопка не будет, ни винограда не будет, ничего не будет»78

М. С. Горбачев попытался доказать, что партия должна научиться действовать при наличии оппозиции. Но А. Муталибов не только не согласился с Генеральным секретарем, но и начал возражать, утверждая, что оппозиция сейчас сильнее партии, называющей себя правящей. Его поддержан П. Лучинский, сославшийся на то, что за оппозицией — поддержка «теневого» капитала. Тогда взорвался Горбачев: «Если мы хотим быть активной политической силой в новых условиях, то имейте в виду: на старом кнуте ничего не завоюем, а дискредитируем себя полностью. ..Я неоднократно это повторял, но уроки у всех нас усваиваются медленно. У всех ностальгия, наверное... Экономику надо менять. И политический процесс менять, освобождаться от излишней милитаризации экономики, проводить колоссальную структурную политику. Если этого еще не поняли, тогда вообще ничего не поняли. И только исходим из своих удобств, из своих интересов»79

Но оппоненты Горбачева били другими аргументами. Все тот же Муталибов доказывал: разваливается Советский Союз, и политические задачи по наведению жесткого порядка в стране перед лицом приближающейся катастрофы Союза важнее экономических реформ. Муталибову вторил первый секретарь Московского горкома КПСС Ю. А. Прокофьев. «У нас противодействия антизаконным действиям нет,— утверждал он.— Вот, к сожалению, товарищ Гуренко тут сегодня прочитал "Программу действий-90". Я ее изучил с карандашом. Это прямой призыв к свержению существующей власти, к действиям антизаконным, анти-

Of)

ко нститу цио н н ы м »

Горбачева загоняли в угол политических решений. Его соратники по Политбюро смогли запугать Президента СССР угрозой свержения власти «демократами», тем, что Ельцин под шумок переговоров о единстве действий готовит его, Горбачева, свержение. И сам Горбачев, не склонный доверять своему партнеру, жаловавшийся на него министру иностранных дел Франции Р. Дюма, что Ельцин якобы натравливает на него толпу81, пошел, по существу, на разрыв прежних договоренностей о совместном осуществлении программы Шаталина— Явлинского. Верховный Совет СССР принял внешне нейтральное, а по сути концептуальное решение: поручить Рыжкову объединить свою программу и программу Шаталина — Явлинского. Так элегантно убиралась возможность обсуждать впредь на уровне союзного руководства «неразбавленную» программу «500 дней». Человеку, принципиально отвергавшему эту программу, предлагалось ее «доработать».

21 сентября, в 8 часов 25 минут утра, в Москве, на пересечении улицы Горького и переулка Александра Невского, водитель «Жигулей» ВАЗ-2102 врезаася в автомобиль «Волга» ГАЗ-ЗЮ2, в котором следовал Б. Н. Ельцин. Удар пришелся на переднюю правую дверь, за которой был Ельцин. Обе двери автомобиля заклинило, Ельцин получил сотрясение мозга. Удар пришелся в височную часть головы и в бедро. Был травмирован позвоночник. В этой истории много непонятного: американский публицист И. Вапента уверяет, что столкновение произошло на следующий день после встречи Ельцина с делегацией, в которую входил С. Фойо, человек, близкий к президенту США Дж. Бушу, член штаба его избирательной кампании. На этой встрече, 20 сентября, Ельцин попросил С. Фойо организовать встречу с президентом США. На следующий день Ельцин попал в автомобильную катастрофу, ответственность за которую И. Валента возлагал на КГБ82. Сам Б. Н. Ельцин считал произошедшее обычной автомобильной аварией, дорожно-транспортным происшествием83. Но для политической психологии того времени сомнений не было — Ельцина хотели убить.

Прежний союз Горбачева и Ельцина начал расползаться по швам.

9 октября 1990 г. состоялся Пленум ЦК КПСС с повесткой дня «О положении в стране и задачах КПСС в связи с переходом экономики на рыночные отношения». Постановление пленума поражает своим агрессивным неприятием идеи реформирования экономики. Пожалуй, все «рыночные отношения» в этом документе начинаются и заканчиваются названием повестки дня. Зато сообщается, что «идет цепная реакция распада хозяйственных связей, сокращается объем производства, национального дохода. ..Множатся акты вандализма, на волне антисоветизма и вандализма рушатся памятники Ленину. ..Нарастают шельмование и травля коммунистов. Пленум настаивает на решительном пресечении подобных действий и принятии соответствующих государственных актов». В таком духе был выдержан и весь документ84. Позиция ЦК КПСС недвусмысленна: нужны не экономические реформы, а политические решения с целью «усиления борьбы с антикоммунизмом, деструктивными действиями экстремистских сил».

В те же дни, когда шел Пленум ЦК, на сессии Верховного Совета СССР обсуждалось послание М. С. Горбачева «Основные направления по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночной экономике»85. Послание стало ясным свидетельством победы премьер-министра СССР Н. И. Рыжкова и его заместителя академика Л. И. Абалкина над программой «500 дней». Горбачев занял четкую позицию. Это был отказ от концепции перехода к рынку в условиях согласованных действий российского и союзного руководства.

И. С. Силаев, возглавлявший правительство России, сделал отчаянное заявление, что Россия и в этих условиях не откажется от осуществления программы «500 дней». Но основной ответ на изменившуюся и ухудшившуюся ситуацию дал Председатель Верховного Совета России Б. Н. Ельцин. 16 октября 1990 г. он выступил в Верховном Совете России с программным выступлением, в значительной степени определившим тенденции развития России до конца существования СССР, может быть — ставшим политическим пророчеством.

«В эти дни,— говорил Б. Н. Ельцин,— решается главный вопрос: сумеем ли мы осуществить то, ради чего мы стали депутатами,— продолжить созидательную работу по возрождению России — или смиримся с трудностями, с жестоким противодействием со стороны центра, оправдывая свою нерешительность неблагоприятной политической обстановкой». Ельцин отметил, что самым крупным результатом работы стало создание в кратчайшие сроки программы радикальной экономической реформы. Он подробно остановился на обстоятельствах ее создания, показал, что союзное правительство Н. И. Рыжкова сделало все, чтобы сорвать достигнутые договоренности. Президент СССР «поддержал предложение организовать группу под руководством академика Шаталина по разработке реальной четкой союзной программы на базе российской. М. С. Горбачев контролировал работу группы, когда программа была подготовлена, высказался за нее. Верховный Совет РСФСР ее одобрил как союзную. Во время нашей беседы президент сказал, что будет поддерживать только эту программу. Реально было начать отсчет с 1 октября. Мы к этому были готовы. Но тонущее союзное правительство нажало на президента, и он в очередной раз меняет свое решение. ...Делается очередная попытка сохранить ставшую ненавистной народу систему».

Ельцин заявил: «Руководство республики может выбирать в этих условиях один из трех вариантов своих действий. ..Первый вариант. Россия объявляет о неучастии в выполнении программы президента. Делит бюджет, собственность и все структуры. Осуществляет свою программу "500 дней" независимо. В этом реформирования экономики. Пожалуй, все «рыночные отношения» в этом документе начинаются и заканчиваются названием повестки дня. Зато сообщается, что «идет цепная реакция распада хозяйственных связей, сокращается объем производства, национального дохода. ..Множатся акты вандализма, на волне антисоветизма и вандализма рушатся памятники Ленину. ..Нарастают шельмование и травля коммунистов. Пленум настаивает на решительном пресечении подобных действий и принятии соответствующих государственных актов». В таком духе был выдержан и весь документ84. Позиция ЦК КПСС недвусмысленна: нужны не экономические реформы, а политические решения с целью «усиления борьбы с антикоммунизмом, деструктивными действиями экстремистских сил».

В те же дни, когда шел Пленум ЦК, на сессии Верховного Совета СССР обсуждалось послание М. С. Горбачева «Основные направления по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночной экономике»85. Послание стало ясным свидетельством победы премьер-министра СССР Н. И. Рыжкова и его заместителя академика Л. И. Абалкина над программой «500 дней». Горбачев занял четкую позицию. Это был отказ от концепции перехода к рынку в условиях согласованных действий российского и союзного руководства.

И. С. Силаев, возглавлявший правительство России, сделал отчаянное заявление, что Россия и в этих условиях не откажется от осуществления программы «500 дней». Но основной ответ на изменившуюся и ухудшившуюся ситуацию дал Председатель Верховного Совета России Б. Н. Ельцин. 16 октября 1990 г. он выступил в Верховном Совете России с программным выступлением, в значительной степени определившим тенденции развития России до конца существования СССР, может быть — ставшим политическим пророчеством.

«В эти дни,— говорил Б. Н. Ельцин,— решается главный вопрос: сумеем ли мы осуществить то, ради чего мы стали депутатами,— продолжить созидательную работу по возрождению России — или смиримся с трудностями, с жестоким противодействием со стороны центра, оправдывая свою нерешительность неблагоприятной политической обстановкой». Ельцин отметил, что самым крупным результатом работы стало создание в кратчайшие сроки программы радикальной экономической реформы. Он подробно остановился на обстоятельствах ее создания, показал, что союзное правительство Н. И. Рыжкова сделало все, чтобы сорвать достигнутые договоренности. Президент СССР «поддержал предложение организовать группу под руководством академика Шаталина по разработке реальной четкой союзной программы на базе российской. М. С. Горбачев контролировал работу группы, когда программа была подготовлена, высказался за нее. Верховный Совет РСФСР ее одобрил как союзную. Во время нашей беседы президент сказал, что будет поддерживать только эту программу. Реально было начать отсчет с 1 октября. Мы к этому были готовы. Но тонущее союзное правительство нажало на президента, и он в очередной раз меняет свое решение. ...Делается очередная попытка сохранить ставшую ненавистной народу систему».

Ельцин заявил: «Руководство республики может выбирать в этих условиях один из трех вариантов своих действий. ..Первый вариант. Россия объявляет о неучастии в выполнении программы президента. Делит бюджет, собственность и все структуры. Осуществляет свою программу "500 дней" независимо. В этом случае придется вводить свою валюту, устанавливать таможни на всех границах республики, организовывать независимую банковскую систему и внешнеэкономическую деятельность. Делить армию и вооружения. ...Конечно, это дорогой и сложный вариант...

...Второй вариант. В его основе — реальная коалиция. Новый кабинет министров (исполнительные союзные структуры) должен формироваться на паритетных началах. Часть кандидатур предлагает президент, часть — мы, сторонники радикальных реформ.

...И, наконец, третий вариант. Если союзным парламентом принимается сегодняшняя бесперспективная программа, то потребуется не более полугода для того, чтобы убедиться в очередной ошибке избранного пути. ...Когда будет абсолютно ясно, что провалится очередная предполагаемая программа, Российская Федерация должна быть готова к реализации своей программы стабилизации экономики и переходу к рынку, может быть, уже не "500 дней", а столько, сколь-

R6

ко нам даст наш народ» .

Основной вывод, следовавший из речи Ельцина,— отказ руководства СССР от единой программы реформирования экономики, помноженный на стремление союзного центра ограничить права республики, будет вынуждать Россию проводить самостоятельную экономическую политику.

Так, кстати, и оказалось в дальнейшем, когда в СССР вплоть до его конца системное экономическое реформирование так и не началось.

Одновременно правительству России пришлось столкнуться с неприятными обстоятельствами — после фактического отказа Горбачева поддержать программу «500 дней» из правительства России демонстративно вышел Явлинский, заявивший о невозможности выполнения этой программы, если власти СССР будут осуществлять программу Рыжкова. Вскоре за ним последовал министр финансов России Б. Федоров. Правительство, Верховный Совет РСФСР оказались в сложнейшем положении — программа «500 дней» была Россией уже принята, а ее главные идеологи, имена которых ассоциировались с ней, сбежали.

На следующий день, 17 октября, был собран Президентский совет. Те люди, которые, по существу, провалили программу «500 дней», сейчас требовали расправы с Ельциным. Крючков, Лукьянов настаивали на «жестких мерах» против Ельцина. Ревенко утверждал, что следом за Россией выступит Украина, «тоже отвалится». Рыжков бился в истерике: «Сколько можно терпеть! Правительство — мальчики для битья. Никто не слушает! Вызываешь к себе — никто не является! Страна потеряла всякое управление! Развал идет полным ходом!»87

По словам советника Горбачева А. Черняева, Михаил Сергеевич стремился выступить по телевидению с резко конфронтационной речью против Ельцина, и немалых трудов стоило отговорить его от этого шага, означавшего новый виток в противостоянии союзного и российского руководства. Конфликт между ними выходил на новый, более высокий уровень.

В эти же дни, 20-21 октября 1990 г., в Москве, в крупнейшем кинотеатре «Россия», состоялся Учредительный съезд движения «Демократическая Россия», который завершил его организационное оформление и стал, пожалуй, высшей точкой в его развитии. Движение объединило Демократическую партию России, Социал-демократическую партию Российской Федерации, сторонников Демократической платформы в КПСС, Конституционно-демократическую партию, Крестьянскую партию России, Партию свободного труда, Российское христиан- ско-демократическое движение, общественно-литературную организацию «Апрель», Конфедерацию труда, «Мемориал» (организацию, занимавшуюся реабилитацией жертв политических репрессий, увековечением их имен, исследованием преступлений недавнего прошлого в сфере прав человека), Объединение арендаторов, профсоюз военнослужащих «Щит». Союз «Молодая Россия» и ряд других.

На съезде звучала резкая критика в адрес М. С. Горбачева, А. И. Лукьянова, председателя КГБ В. А. Крючкова, министра обороны Д. Ф. Язова88

Участники съезда решительно отмежевались от «Программы действий-90», определив этот документ как провокацию.

В стране начался стихийный процесс самороспуска организаций КПСС, затронувший вначале высшие учебные заведения8"'

Осень — зима 1990 г. стали временем стремительного политического размежевания. Следом за съездом движения «Демократическая Россия» состоялись учредительные съезды Республиканской партии России (17-18 ноября), Демократической партии России (1-2 декабря)9"

Укреплялся и левый политический фланг. Это нашло выражение в многочисленных телеграммах местных партийных организаций, райкомов и обкомов с резкой критикой в адрес не только Ельцина и его сторонников, но и Горбачева. Политическим центром левого крыла стала депутатская фракция «Союз», осуществлявшая, фактически, контроль над деятельностью Верховного Совета СССР. Открытым покровителем фракции стал Председатель Верховного Совета СССР А, И. Лукьянов.

Новые изменения в команде Горбачева. Курс — на укрепление позиций Президента СССР

Политическим итогом разрыва союза Горбачева и Ельцина стала невозможность совместных действий республик и союзного центра. Экономическая цепь уже не могла связать разваливавшийся Советский Союз. На первый план все явственнее стали выходить политические факторы сохранения СССР. Место экономики как объедийительного фактора постепенно занимает надежда на силу. Горбачев не скрывал своего нового понимания исторического развития СССР от западных партнеров. 9 ноября в Бонне он говорил канцлеру Германии Г Колю: «Сейчас мы уже получаем ясные сигналы, что советские люди хотят стабилизации и консолидации. Они за демократию, но одновременно за порядок и дисциплину и категорически против сепаратизма и национализма... В обществе крепнет настрой на быстрое заключение нового Союзного договора... Националисты чувствуют, что их время уходит... Все главы правительств всех трех республик Прибалтики сидят или в Совете Министров СССР у Рыжкова, или в Госплане у Маслюкова и работают над получением для своих республик всего, что необходимо для реального ведения хозяйства в 1992 г. ...Можно кричать об отделении, но куда денешься, если отделишься?»

19 ноября в Париже, во время Общеевропейского совещания, Горбачев заявил президенту США Дж. Бушу: «Люди хотят более решительных, даже жестких мер, не дожидаясь нового Союзного договора и других решений... Мы будем двигаться в том же направлении, что и прежде, но осуществим серьезные организационные изменения. По существу, речь идет о президентском правлении, президентской системе, при которой исполнительная власть будет непосредственно подчиняться президенту»91

Между этими двумя заявлениями, которые разделяет всего-то десять дней, произошли очень важные политические изменения.

Первые полгода президентского правления Горбачева убедили его в неэффективности ряда институтов власти. Став президентом, будучи Генеральным секретарем ЦК КПСС, он некоторое время пользовался аппаратом ЦК КПСС как инструментом политической власти. Однако стали уже хрестоматийной истиной нелюбовь, недоверие и неуважение Горбачева к аппарату ЦК КПСС, сотрудников которого он неоднократно сокращал, а сам аппарат переформировывал. Не лучше ситуация складывалась и с местным партаппаратом, который традиционно воспринимался как опора Генерального секретаря. Одним из первых президентских институтов стал Президентский совет. В его состав вошли некоторые министры — Н. И. Рыжков (Председатель Совета Министров СССР), В. В. Бакатин (министр внутренних дел СССР), В. А. Крючков (председатель КГБ СССР), Ю. Д. Маслюков (председатель Госплана СССР), Э. А. Шеварднадзе (министр иностранных дел СССР), Д. Т. Язов (министр обороны СССР), Н. Н. Губенко (министр культуры СССР), ряд деятелей, прежде входивших в высшее руководство КПСС,— А. Н. Яковлев, Г. И. Ревенко, В. И. Болдин, В. А. Медведев, ученые — академики С. С. Шаталин, Е. М. Примаков и Ю. А. Осипьян, писатели Ч. Айтматов и В. Распутин, депутаты В. Ярин и Коулс92.

Несмотря на большое число представителей так называемых силовых ведомств, в Президентском совете была заметна группа сторонников реформ. Среди них, конечно, следует отметить С. С. Шаталина, боровшегося за осуществление реформы «500 дней»; были и люди, заинтересованные в поиске компромиссов с новым российским руководством (Е. М. Примаков, А. Н. Яковлев, В. А. Медведев). Политическая неоднородность состава Президентского совета решительно отличала его от прежнего Политбюро ЦК КПСС, с которым было принято отождествлять этот орган, кстати совсем неосновательно, так как в Политбюро единогласие было традиционным, заведомо предопределенным, в отличие от Президентского совета, раздираемого противоречиями.

Не мог устраивать Горбачева и Совет Министров СССР во главе с Рыжковым. Чем дальше, тем больше Николай Иванович Рыжков вел свою самостоятельную политическую игру, прямо перечил указаниям Горбачева. Но было и другое — правительство Рыжкова теряло авторитет в стране, даже в близком к его взглядам Верховном Совете СССР. Правительство обвиняли в неэффективности. Самоубийственно звучали причитания Рыжкова, что он никого не может вызвать, что никто не торопится выполнять его указания. Правительство Рыжкова становилось недееспособным, а следовательно, и ненужным. «Завал» Рыжковым программы «500 дней» стал его пирровой победой.

Требовались другие механизмы президентской власти. 14 ноября 1990 г. в Кремле открылась очередная сессия Верховного Совета СССР. Тон на ней задавала депутатская группа «Союз». Депутаты потребовали отчета Председателя Совета Министров и Президента СССР. Деятельность и президента, и правительства была подвергнута резкой критике. Раздавались требования отправить правительство Рыжкова в отставку. 16 ноября перед депутатами выступил Горбачев. Выступление оказалось откровенно неудачным. Атака депутатской группы «Союз» была поддержана крайне правыми, и стремительно нарастал кризис власти. В этот же день в Кремлё собралось Политбюро93

Правильнее, впрочем, было бы назвать это совещание совместным заседанием Политбюро и Президентского совета. Участники совещания в полной мере отдавали себе отчет в опасности создавшейся ситуации. В. М. Фалин, заведующий Международным отделом ЦК, говорил, обращаясь к участникам заседания, что у всех выступавших на сессии Верховного Совета звучало требование: «Следует укрепить президентскую структуру, чтобы была очевидна эффективность этой формы правления»94. Фалин прямо рекомендовал Горбачеву использовать автономии против позиций союзных республик: «Ваш резерв, Михаил Сергеевич,— автономии»95. П. К. Лучинский, секретарь ЦК КПСС, настаивал на срочном заключении Экономического соглашения между республиками. По его мнению, Союзный договор в создавшейся ситуации нереален, достаточно было бы подписать следом за Экономическим соглашением политическую декларацию. Он же высказался за проведение референдума о сохранении СССР. П. К. Лучинский, С. И. Гуренко, Н. А. Назарбаев, И. К. Полозков критиковали Президентский совет, нападали на А. Н. Яковлева, утверждали, что существование Президентского совета ослабляет позиции Политбюро. Д. С. Дзасохов, председатель Комитета по международным делам Верховного Совета СССР, говорил о том, что президент должен лично возглавить будущий Кабинет Министров. Он же вносил предложение о том, чтобы Совет Федерации — одна из двух палат Верховного Совета, в которой были представлены республики СССР,— стал постоянным партнером Президента СССР, разделял с ним ответственность за политические решения. Он же полагал, что необходимо добиться постановления Верховного Совета СССР о приостановлении на полгода митингов, демонстраций и, как он выразился, «конфронтации»96. А..Дзасохов и секретарь ЦК О. С. Шенин настаивали на том, чтобы с декабря в стране было введено президентское правление97. На ужесточении внутренней политики настаивал секретарь ЦК КПСС О. Д. Бакланов.

Секретарь Московского горкома КПСС Ю. А. Прокофьев, по существу, потребовал от Горбачева ликвидировать Президентский совет и создать вместо Совета Министров СССР Кабинет Министров. Он же заявил о необходимости принятия чрезвычайных мер полицейского характера для улучшения снабжения населения продовольствием, так как, по его словам, продукты уходят на «черный рынок».

Горбачев согласился со всеми предложениями московского секретаря. Он заявил, что намерен ликвидировать Президентский совет: «Президентский совет уже не вписывается». Горбачев был согласен и с тем, что «для стабильного продовольственного снабжения требуются чрезвычайные усилия»98.

Первый секретарь Ленинградского обкома партии Б. В. Гидаспов подверг резкой критике правоохранительные органы — МВД, КГБ, Прокуратуру. Он напрямую критиковал и Бакатина, министра внутренних дел, и Крючкова, председателя КГБ. Однако постоянная угроза, по его мнению, исходит от отвратительного продовольственного снабжения. «Я утром еду на работу,— говорил вождь ленинградских коммунистов,— смотрю на хвосты (очереди за продуктами.— Авт.) в сто, тысячу человек. И думаю: вот трахнет кто-нибудь по витрине — ив Ле-

II 99

нинграде начнется контрреволюция. И мы не спасем страну»

Президент Казахстана П. А. Назарбаев предложил, чтобы М. С. Горбачев уже на следующий день, 17 ноября, объявил программу реорганизации системы власти, укрепления президентских структур, с обещанием отправить в отставку Н. И. Рыжкова.

С крайне левых позиций выступил руководитель Компартии РСФСР И. К. Полозков. Потребовав навести порядок военными методами, он заявил: «Кооперацию запретить надо. Опасность гражданской войны в новоявленных буржуа. ...Давайте пойдем к депутатам-коммунистам, и они отчистят нас. Они проведут любую линию, которую мы подкинем».

— Да что ты! — не выдержал Горбачев100.

В итоге была выработана позиция: укрепить президентскую вертикаль, реорганизовать правительство, отправить в отставку Президентский совет, не форсировать подготовку Союзного договора, быть готовыми к чрезвычайным мерам в стране.

17 ноября Горбачев вышел на трибуну Верховного Совета СССР и объявил свою программу реорганизации власти — свои «8 пунктов», как их назвала пресса.

Президент заявил, что Совет Министров преобразовывается в Кабинет Министров, которым будет управлять он сам. Понятно, что это предполагало неизбежную отставку Рыжкова на ближайшем Съезде народных депутатов СССР101. Вскоре был ликвидирован Президентский совет. Вместо него был создан Совет безопасности. Планируемое укрепление президентской власти и возможность сохранения СССР силовыми методами обеспечили Горбачеву поддержку со стороны группы «Союз», днем раньше нападавшей на него.

17 декабря 1990 г. открылся очередной, VI Съезд народных депутатов СССР. Начало его работы ознаменовалось резким выступлением С. Умалатовой (из Чечено-Ингушетии), которая была включена в «партийную сотню» депутатов от КПСС. Она обвинила Горбачева в развале СССР и настояла, чтобы первым вопросом повестки дня был поставлен «вотум недоверия» Горбачеву. Около 400 депутатов проголосовало за отставку. Однако большинство — и среди него Ельцин, Попов и ряд их сторонников — проголосовало против отставки Президента СССР.

Главной сенсацией съезда стало неожиданное выступление министра иностранных дел Э. А. Шеварднадзе, который в эмоциональной, часто сумбурной форме потребовал своей отставки, предупреждая страну и мир, что в СССР грядет диктатура. О причинах демарша Шеварднадзе писалось много. По нашему мнению, с некоторых пор отношения между Горбачевым и им омрачались нараставшим недоверием Горбачева, которому не нравилось, что «его» министр иностранных дел превращался в фигуру международного уровня, приобретал собственный, незаемный авторитет во внешней политике. К этому, несомненно, примешивались изменения во внутренней политике страны, когда за «усилением президентской вертикали» многие — кто с радостью, а кто со страхом — ожидали установления диктатуры.

Долго и трудно решался вопрос о вице-президенте СССР. Среди возможных кандидатур называли Э. А. Шеварднадзе, Е. М. Примакова, но Горбачев настоял на кандидатуре Г. И. Янаева. Янаев, прежде комсомольский и профсоюзный деятель, «никакая» политическая величина, плоско и пошло шутивший во время обсуждения его кандидатуры, смог быть избранным только в результате постоянного давления Горбачева, который надеялся получить в его лице безропотного исполнителя. Будущее показало, что он просчитался.

В связи с ликвидацией Президентского совета был создан новый, уже конституционный орган — Совет безопасности. В него вошли В. В. Бакатин, новый министр иностранных дел А. А. Бессмертных, В. А. Крючков, В. С. Павлов, ставший с 11 января премьер-министром, Б. К. Пуго, вскоре назначенный министром внутренних дел, академик Е. М. Примаков, Д. Т. Язов, Г. И. Янаев.

Прежние либеральные соратники Горбачева — А. Н. Яковлев, В. А. Медведев, С. С. Шаталин — оказались «за бортом» этого органа.

Референдум о сохранении СССР

Обострялись отношения союзного центра с Прибалтикой, с рядом других республик СССР — Грузией, Молдавией, Арменией и, что вызывало особое беспокойство, с Россией. После того как президент Горбачев принял на себя дополнительные полномочия, стали прорабатываться планы силового решения этой проблемы. Начались консультации с тем крылом местных компартий, которое придерживалось промосковской политики. Сохранились записи бесед ряда местных лидеров с секретарем ЦК КПСС А. Н. Гиренко. В центре этих обсуждений были вопросы противодействия дальнейшему отделению республик Прибалтики от СССР. А. П. Рубикс, судя по записям Гиренко, оценивал ситуацию как «стадию начала переворота с элементами неофашизма». Буржуазно-националистическим организациям должны были противостоять, по мнению лидеров Латвии и Литвы, «комитеты общественного спасения», имеющие, в частности, свои боевые организации — рабочие дружины. Лидеры прибалтийских компартий резко критиковали на этих встречах Горбачева и министра внутренних дел Бакатина за мягкотелость, отсутствие авторитета. Вывод — военное решение неизбежно, оно может быть или управляемым, или стихийным. Председатель КГБ СССР В. А. Крючков пишет в своих мемуарах: «В конце декабря 1990 г. на совещании у Горбачева было принято решение применить силу против действий экстремистов в Латвии и Литве... Горбачев вел себя решительно, но это не прибавило уверенности в нем»102

Загрузка...