Советский Союз. История власти. 1945–1991

Это заставило высказаться Горбачева: «Вопрос о референдуме принципиальный, и нам не надо его упрощать. Кое-кто пытается нас припугнуть: а мы вот так хотим вопрос поставить, еще такой-то вопрос добавить. Нам всем это надо иметь в виду, что это верхушечное настроение в обществе. Надо показать характер всем — и республиканским, и местным властям, и всему миру. Это база для того, чтобы действовать. Это первое. Большинство республик уже приняло решение, насколько мне известно, по референдуму. Правда, некоторые еще до этого говорили, что вопрос ясен. Но это все же не референдум. Народ должен по этим жизненно важным, судьбоносным решениям высказаться. Если какая-то республика примет другое решение, то Верховный Совет должен в гаком случае вместе с Центральной избирательной комиссией действовать по закону, через области проводить референдум. Тут мы не можем поступать иначе. Ведь есть решение Съезда. Может возникнуть и такая ситуация: скажут, что народ, мол, не придет на референдум. Так может произойти, например, в Молдавии, которая, правда, молчит пока. Если там будет "крутить " Верховный Совет, то повторится ситуация, которая там уже была и от которой мы двинулись, так сказать, к нормальной обстановке. Тогда Левобережье Днестра и Юг окончательно плюнут и пойдут голосовать. Вот такая будет ситуация. Надо всем это понимать. Я уверен, что и половина Эстонии так поступит, если там начнут маневрировать. Люди пойдут и будут голосовать».

Это уже означало, что референдум превращается в орудие политической борьбы внутри союзных республик, будет использован для противопоставления одной части населения другой. Такую позицию трудно было не охарактеризовать как попытку плеснуть керосина на костер возникавших межнациональных конфликтов.

В дискуссию сразу же вмешался Э.-А. С ил л ар и (Эстония): «Семнадцатого числа будет противостояние по национальному признаку. Мы прогнозируем, что участие эстонцев составит 10 процентов, то есть произойдет столкновение по национальному признаку. В обстановке обострения это серьезно.

Горбачев. А я вам скажу, что, когда нет остроты, тогда и референдумы не проводятся... Это конституционный путь.

Силлари. Референдум будет законным, если в нем примет участие 50 процентов голосующих. Но поднимается вопрос не о законности референдума, а об обострении межнациональных отношений».

Даже сторонник сохранения Союза и проведения референдума И. Каримов предупреждал, что «в процессе подготовки референдума страсти разгорятся. Будет вестись обработка населения. Среди него есть какая-то часть, которая сегодня сидит спокойно, но говоря о которой нужно помнить узбекскую пословицу: "Не наступай на хвост спящему льву". Если сядем им на хвост, то они начнут будоражить. Какой-то процент населения, возможно, так себя проявит. Почему? ..Я убежден, что в Узбекистане обстановка ухудшится. И лучше провести его сегодня, чем завтра. Потому что завтра появятся силы, которые будут говорить о пантюркизме. ...Прибалтика — это одно дело, а Средняя Азия — другое. У нас если этот взрыв произойдет, то его трудно будет остановить. Большой кровью он обойдется...»

М. С. Горбачев предпочел не продолжать дискуссию. В Кремле и на Старой площади мнение о проведении референдума было неколебимо.

Своего рода комментарием к позиции Горбачева стало заявление, сделанное его российским коллегой И. Полозковым на Пленуме ЦК РКП 31 января 1991 г., что Российская компартия переходит в наступление¹⁰⁸.

В воздухе явственно повеяло угрозой распространения вильнюсских методов на Москву. 1 февраля 1991 г. Верховный Совет РСФСР принял важное постановление «О политическом положении в РСФСР». В нем, в частности, было написано: «Осудить случаи противоправного вовлечения воинских подразделений и военизированных формирований в политические конфликты... Установить, что введение на территории РСФСР мер, предусмотренных режимом чрезвычайного положения, без согласия Верховного Совета РСФСР, а в период между сессиями без согласия Президиума Верховного Совета РСФСР недопустимо».

Это, в свою очередь, породило постановление Секретариата ЦК КПСС от 5 февраля того же года «К партийным организациям, всем коммунистам Вооруженных Сил СССР, войск Комитета государственной безопасности СССР, внутренних войск Министерства внутренних дел СССР и железнодорожных войск».

В постановлении сообщалось, что «так называемые "независимые" средства массовой информации ведут систематическую кампанию клеветы на партию, Вооруженные Силы, органы и войска КГБ и МВД СССР, очернение отечественной истории. Отчетливо видно стремление псевдодемократов под прикрытием плюрализма мнений посеять недоверие народа к своей армии, вбить клин между командирами и подчиненными, младшими и старшими офицерами, унизить защитника Родины. Под сомнение берутся высокие понятия — воинский долг, честь, верность присяге. Предпринимаются попытки растащить армию по национальным квартирам, мешать призыву на воинскую службу». Смысл этого документа — исключить возможность воздействия руководства России на Вооруженные Силы СССР.

февраля разыгрался новый скандал в отношениях между союзным и российским руководством. В здании Верховного Совета РСФСР была обнаружена комната, снабженная подслушивающими устройствами и связанная с микрофонами в кабинете Ельцина. «Хозяевами» этой комнаты были сотрудники КГБ СССР.

февраля 1991 г. произошли два события, существенно повлиявшие на дальнейшую историю референдума и политическую борьбу в стране. В этот день было принято постановление Верховного Совета РСФСР «О мерах по обеспечению проведения референдума СССР и референдума РСФСР 17 марта 1991 года». В нем было написано: «Разрешить Центральной комиссии РСФСР по проведению референдумов включить в один бюллетень для голосования два вопроса, вынесенные на Всероссийский референдум». Второй вопрос уже был известен депутатам РСФСР: «Считаете ли Вы необходимым введение поста Президента РСФСР, избираемого всенародным голосованием?» В Верховном Совете России уже шел сбор подписей депутатов с целью включения этого вопроса в бюллетень референдума.

В тот же день председатель КГБ В. А. Крючков направил Президенту М. С. Горбачеву пространное письмо «О политической обстановке в стране».

Письмо председателя КГБ СССР претендовало на то, чтобы стать «программой действий» союзного руководства на 1991 г. Крючков сообщал, что из-за острого политического кризиса возникла угроза развала Союза, демонтажа общественно-политической и экономической системы, что «глава российского парламента вкупе с определенными силами... явственно заявили свои претензии на создание "второго центра" в противовес государственному политическому руководству СССР». Крючков настаивал, что «политика умиротворения агрессивного крыла "демократических движений"... позволяет псевдодемократам беспрепятственно реализовать свои замыслы по захвату власти и изменению природы общественного строя».

Руководитель КГБ настаивал на неприемлемости распространения рыночных отношений в стране, на необходимости усиления борьбы с «теневиками», подчеркивая, «что сама она не увеличит производство продукции, но может способствовать более справедливому распределению товаров». «Процесс обогащения,— писал Крючков,— по своей внутренней логике вовлекает "теневой бизнес" в борьбу за политическое влияние с тем, чтобы в рамках приватизации еще более расширить масштабы приращения собственности. Это с неизбежностью ведет к созданию категории "новых буржуа" со всеми вытекающими последствиями».

Главным политическим противником в стране Крючков объявил «Демократическую Россию» и руководство Верховного Совета РСФСР. Он предупреждал, что «наиболее наглядно дисбаланс в противоборстве в пропагандистской сфере проявляется в вопросе о подготовке всесоюзного референдума о сохранении Союза ССР. В то время как "демократическая пресса" принялась шельмовать референдум уже с момента его объявления, со стороны центральных и партийных средств массовой информации серьезные выступления в его пользу практически отсутствуют». Вывод Крючкова сводился к необходимости усилить контроль над средствами массовой информации.

Крючков предлагал и рецепты выхода из кризиса. Кроме упомянутых выше преследований «теневиков» и контроля над прессой ими должны были стать и конституционные меры. «Пространство для маневра невелико, но оно есть,— утверждал председатель КГБ.— Существенную роль в поисках выхода из сложившегося кризиса могут и должны сыграть Верховный Совет и Съезд народных депутатов СССР как наиболее конструктивные политические структуры... требуется оберегать от нападок, активизировать деятельность, усиливать созидательный потенциал этих органов народовластия».

Были и другие средства: «Учитывая глубину кризиса и вероятность осложнения обстановки, нельзя исключать возможность образования в соответствующий момент временных структур в рамках осуществления чрезвычайных мер, предоставленных Президенту Верховным Советом СССР Такой шаг потребовал бы мощной пропагандистской поддержки, прямого обращения к народу с призывом объединиться для сохранения Союза ССР, защиты общественного строя». Так в первый раз была сформулирована идея, через полгода воплощенная в ГКЧП.

Мнение Крючкова было сообщено всем членам и кандидатам Политбюро, секретарям ЦК КПСС, стало, по сути, прописями для последующих действий.

В кампании подготовки референдума на первый план стала выходить задача выхолостить суть российского вопроса в бюллетене референдума. Эта задача должна была быть решена путем исключения Б. Н. Ельцина, Председателя Верховного Совета РСФСР, из участия в будущих президентских выборах в России. Задача эта представлялась аналитикам из ЦК вполне достижимой.

15 февраля 1991 г. 270 депутатов РСФСР, сторонников Компартии, настаивали на срочном созыве IV Съезда народных депутатов РСФСР и отчете на нем Ельцина. Предполагалось, что удастся собрать съезд до 17 марта и демонстративная отставка Б. Н. Ельцина с поста Председателя Верховного Совета РСФСР сама по себе станет доказательством могущества союзных структур в противостоянии их с главным российским оппонентом.

Ответ Ельцина не заставил себя долго ждать. 19 февраля он выступил по телевидению, обрушив на Горбачева резкую критику и в свою очередь заявив о том, что Горбачев должен уйти в отставку и передать свои полномочия по управлению СССР Совету Федерации.

Председатель Верховного Совета РСФСР заявил, что ответственность за трагедию в Вильнюсе лежит на Президенте СССР, и потребовал его отставки.

Однако в российском Верховном Совете продолжала раскручиваться операция по отставке самого Ельцина. 21 февраля на заседании Верховного Совета РСФСР его отставки на внеочередном Съезде народных депутатов РСФСР потребовали С. Горячева, Б. Исаев, Р. Абдулатипов, В. Исаков, А. Вешняков и В. Сы- роватко. Это были люди, входившие в руководство Верховного Совета РСФСР. Кроме срочного созыва съезда и отставки Председателя Верховного Совета они настаивали на недопущении проведения российского референдума, на котором будет учрежден пост Президента России.

Заявление зачитала С. Горячева. На сессии уже 272 депутата потребовали созыва внеочередного съезда. Коммунисты настаивали на его проведении уже 5 марта, их оппоненты считали, что собрать внеочередной съезд можно только в конце марта — в апреле 1991 г.

Параллельно с этим в ЦК КПСС и в РКП шли интенсивные переговоры с руководителями российских автономий с целью добиться неучастия этих республик в российском референдуме. То, что за этим воочию просматривалась угроза раскола России, мало беспокоило функционеров ЦК КПСС и ЦК РКП — местная политическая злоба дня в очередной раз застлала глаза.

Конфронтация нарастала. 23 февраля была предпринята попытка организовать митинг коммунистических сторонников и военнослужащих на Манежной площади. Митинг состоялся, но удачей для ЦК КПСС он не стал. Атмосфера «отбывания повинности» военнослужащих витала над участниками митинга. На следующий день, 24-го, на Манежной состоялся контрмитинг сторонников Ельцина.

Рекомендации генерала армии Крючкова продолжали действовать. В соответствии с ними «мощной пропагандистской поддержкой» стало объединение 27 февраля 1991 г. коммунистических и националистических сил. В Москве состоялась Конференция общественно-политических и национально-патриотических объединений. В ней приняли участие представители 26 партий и движений — от коммунистов до потомков дворян, а также монархистов, православного и мусульманского духовенства. На ней выступали писатель Ю. Бондарев, генерал армии В. Варенников, первый секретарь ЦК КП РСФСР И. Полозков, певица Л. Зыкина и др.

В последний день февраля, 28-го, в ЦК КПСС состоялось совместное собрание депутатских групп коммунистов Верховных Советов СССР и РСФСР. Вели его секретари ЦК КПСС А. Н. Гиренко и В. М. Фалин, секретарь ЦК КП РСФСР А. С. Соколов. Среди многих вопросов, задававшихся на этой встрече, были и такие: «Когда же наконец ЦК КПСС разберется со средствами массовой информации?», «Ельцин сумел объединить вокруг себя различных умных людей. Но почему этого нет в ЦК КПСС, кто-то же должен оперативно отслеживать и реагировать на действия "демократов"?» — и требование защитить «отдельных народных депутатов РСФСР», заставляющее вспомнить о соответствующем пассаже в письме Крючкова.

1 марта началась забастовка шахтеров Кузбасса, в ходе которой выдвигались политические требования — департизации, устранения КПСС, отставки Горбачева. 1 марта 1991 г. руководству ЦК КПСС была направлена записка зам. зав. Отделом ЦК КПСС по связям с общественно-политическими организациями В. Мироненко «О некоторых аспектах развития современной политической ситуации в стране».

Записка в своем роде замечательная. За ней стоял не только обстоятельный анализ политической обстановки в стране накануне референдума. Явственно ощущалось и другое: Мироненко щеголял своей осведомленностью тем, что происходило в лагере политических противников КПСС — в окружении Б. Н. Ельцина. Выводы Мироненко вызывали тревогу и предполагали немедленные действия руководства ЦК КПСС. Он, что называется, «брал быка за рога» и провозглашал, что «появился реальный шанс в текущем году поставить на повестку дня и решить в свою пользу вопрос "кто кого?"». Минувший год он оценивал как политически неудачный, прошедший «по сценарию» оппозиции. «За это же время,— писал Мироненко,— сформирован и организационно оформлен блок политических партий "Демократическая Россия", окончательно определен единоличный политический лидер — Б. Н. Ельцин».

Мироненко не скупился на обличение «примитивно-популистских методов, рассчитанных на низкий уровень политического сознания и культуры населения страны», примененных, по его словам, «командой» Б. Н. Ельцина, признавая, впрочем, их эффективность. «Так, проведению митинга на Манежной площади

февраля 1991 года оппозицией было уделено больше внимания, чем его организаторами. Предупредительная и ответная их акции, проведенные там же 22 и

февраля, свели к минимуму его положительное значение».

Он констатировал, что поддержку позиции ЦК КПСС по референдуму «можно ждать лишь от некоторых патриотических организаций (народно-патриотический фронт "Отечество", "Память" (Сычев) и др.), а также от Демократической партии СССР, Православного монархического ордена-союза, Комитета спасения Волги, Товарищества социалистов-народников и др. Резко против выступает движение "Демократическая Россия", в котором наибольшую активность проявляют Демократическая, Республиканская, Социал-демократическая партии Российской Федерации, о чем было четко заявлено на их трехсторонней встрече в Москве 26 февраля 1991 г.».

Оценивая Б. Н. Ельцина, Мироненко обращал внимание на то, что он успешно действует в условиях конфликтов, является тараном для взламывания союзных структур. «Характерно,— писал он,— что после известного телеинтервью, которое является по существу началом его предвыборной кампании в борьбе за пост Президента РСФСР... рейтинг (Ельцина.— Авт.) опять стал повышаться». Отсюда его рекомендация — направить критику не против лично Ельцина, которому она не только не страшна, но и в известном смысле способствует подъему его авторитета, а против членов его «команды».

«Исходя из вышеизложенного,— писал недавний главный комсомолец страны,— среди первоочередных задач партии — максимально успешное проведение референдума 17 марта. В оставшееся время нужно попытаться создать соответствующий эмоциональный фон его проведения, развеять усиленно пропагандируемую оппозицией мысль о том, что в случае успеха руководства страны — даже только в России — начнется переход к диктатуре "именем народа"». Он же выдал и серию стандартных рецептов по успешному проведению агитационной кампании в пользу союзного референдума (среди них выделялся своей оригинальностью совет пошире организовывать в это время международные командировки для представителей оппозиционных сил).

Ознакомившись с этим посланием, Горбачев снабдил его следующей резолюцией:

«Тов. Ивашко В. А., членам Политбюро, секретарям ЦК КПСС,

Записка Отдела по связям с общественно-политическими организациями содержит дельные предложения. Надо буквально мобилизовать всю партию, чтобы реализовать их на практике. Остаются считанные дни, а тут нужна огромная по масштабам организаторская работа, да и расходы немалые (печатание листовок, их распространение и т. д.). Но это — политическое сражение, может быть решающее. Если партия его выдержит, оно поможет ей стать на ноги, придаст уверенность в свои силы. Прошу основательно обсудить и, если хотите, перевести все партийное руководство на "чрезвычайный" режим.

М. Горбачев».

Михаил Сергеевич уже сам пошел в бой, не доверяя своим партийным сподвижникам. 5 марта в ЦК состоялось совещание с первыми секретарями ЦК компартий, обкомов, крайкомов и рескомов. Выступление М. С. Горбачева известно по записи, сделанной А. Н. Гиренко: уже мало чрезвычайных мер, в России ситуация требует развязки, идея подмены центра вызрела в США¹⁰⁹. Выступая на совещании, И. Полозков, первый секретарь ЦК Компартии России, отвесил Горбачеву сомнительный комплимент:

«Михаил Сергеевич, ваши последние выступления вселили уверенность в партийных коллективах... Теперь, Михаил Сергеевич, вы прочно срослись с консерваторами». Руководитель Российской компартии обратился с призывом к введению президентского правления в стране.

Соратник Горбачева А. С. Черняев позже записал в своих мемуарах: «Сам Михаил Сергеевич говорил нам с Игнатенко: "Песеька Бориса Николаевича спета, он заметался, боится спроса за то, что сделал или не сделал для России"»¹¹⁰.

Для того чтобы исключить для оппозиции возможность использования электронных средств массовой информации, укрепить партийный контроль над радио и телевидением, 14 марта Секретариат ЦК КПСС принял специальное постановление о преобразовании партийной организации Гостелерадио СССР в Московскую партийную организацию Всесоюзной государственной телерадиовещательной компании на правах райкома КПСС.

Стремление полностью контролировать прессу гармонически подводило к тому, что пришла пора заняться и иностранными радиостанциями, вещавшими на русском языке на СССР. Этому было посвящено письмо зав. Идеологическим отделом ЦК КПСС А. Дегтярева и зам. зав. Международным отделом ЦК КПСС В. Рыкина с неоригинальным названием «О некоторых мерах противодействия подстрекательской деятельности западных радиостанций», датированное 15 марта 1991 г.¹¹¹

Между 10 и 17 марта в ЦК КПСС состоялось новое совещание. Выступление на нем Горбачева было исключительно резким, если не прямо циничным. Сведения об этом совещании еще не становились достоянием прессы. Оно также стало известным из «рабочих записей», сделанных А. Н. Гиренко. Вот суть этого выступления: дело идет к развязке, мы должны выиграть российский съезд. Необходимо жестко контролировать телевидение (опускаем оценки телевидения, сделанные Горбачевым и записанные Гиренко,— они мало годятся для публикации). «Наполнить эфир нашими точками зрения»,— требовал «творец гласности». «Выиграть референдум и съезд. Приняли решение по Москве. Надо в Москве готовить митинг на 23 марта»,— фиксировал в своем рабочем блокноте Гиренко¹¹².

Заместитель М. С. Горбачева В. А. Ивашко добавил: к российскому съезду нужно готовиться как к административным мерам. Надо оградить депутатов от терроризма.

О необходимости оградить депутатов от насилия вновь говорилось 5 марта на пресс-конференции депутатов ВС РСФСР — ярых противников Ельцина — С. П. Горячевой, Б. М. Исаева, В. Б. Исакова, Р. Г. Абдулатипова, В. С. Сыроватко, А. А. Вешнякова. В коммунистической прессе с натугой раскручивалось «дело о 150 миллиардах» как повод для отставки правительства И. С. Силаева. Напомним, что суть его — попытка продать 140 млрд. руб. за 7,5 млрд. долл.— без малого 20 руб. за доллар. (Время жестоко подшутило над авторами этой публикации — к началу ноября того же года доллар стоил уже 100 руб. и стремительно рвался вверх.)

Начавшееся наступление на позиции Ельцина спровоцировало серию его резких выступлений. Новым шагом стала его речь 9 марта 1991 г. в Доме кино, там, где ему приходилось выступать еще во времена своих избирательных кампаний. Его 25-минутное выступление 20 раз прерывалось овациями. Ельцин призывал своих сторонников в ответ на усиление коммунистического реванша «переходить в наступление... Пришло время создавать на базе "Дем. России" мощную политическую партию. Мы видим, как на глазах организовывается КПСС, мы должны понять: они идут организованным фронтом. ..А март и вообще этот год будет решающим,— обращался он к аудитории,— или демократию задушат, или мы — демократы — не только выживем, но и обязательно победим в этом году. Нас обвиняют в развале Союза. Кто развалил Союз, кто оттолкнул семь республик? Демократы? Российский парламент? Его руководство? Российское правительство? Семь республик из Союза вытолкнул президент со своей политикой. Нам не нужен Союз в таком виде, в котором существует сейчас. Нам не нужен такой центр — огромный, бюрократический. Нам не нужны министерства, нам не нужна вся эта бюрократическая крупная машина, которая жестко все диктует сверху вниз уже 70 с лишним лет. Мы должны от этого избавиться. ...Сегодня напечатан проект Союзного договора. В очередной раз выступая на сессии Верховного Совета Союза, Президент обманул, когда сказал, что на девять десятых это все согласовано. Со стороны России руководитель рабочей группы Хасбулатов не подписал.

...Вы понимаете, что мы по своей искренности, может, это громко сказано, считали, что политика нравственная. Ничего там нравственного нет. У них политика безнравственная, она грязная — эта политика! И, может быть, кое в чем нам тоже пора, как шахтерам, засучить рукава и уже кулаки поднимать.

..Л за то, чтобы Президента избирали всенародно. Это я говорил и перед выборами. Но я за то, чтобы тогда вся структура власти была таким же образом подкреплена народом. То есть тогда бы все председатели Советов избирались всенародно. Во-первых, тогда туда предателей не пропустят, народ их видит насквозь. Во-вторых, это.будет сильная исполнительная и законодательная власть на местах. Мы будем знать, через кого действовать»¹¹³

Вечером того же дня в программе «Время» на Центральном телевидении выступил А. И. Лукьянов и оценил речь Ельцина как стремление накалить обстановку в обществе, вызвать конфронтацию, возбудить народ против законно избранных органов власти.

Референдум неудержимо приближался. 15 марта М. С. Горбачев обратился по телевидению с призывом голосовать на референдуме за сохранение СССР. На следующий день было опубликовано Обращение ЦК и ЦКК Компартии РСФСР к народам Российской Федерации с призывом сохранить СССР и отвергнуть вопрос о российском референдуме.

17 марта референдум состоялся. Как и ожидалось, его итоги можно было толковать на любой лад. Можно было утверждать, что 76% населения страны высказались за сохранение Союза ССР. Можно было утверждать и обратное — в голосовании о судьбе Союза не участвовало большинство жителей Грузии, Молдавии, Латвии, Литвы, Эстонии. Можно было утверждать, что 71,34% населения РСФСР — за Союз. Но против сохранения Союза высказались жители Свердловской области, практически половина населения Москвы и Ленинграда. При кажущейся поддержке позиции ЦК КПСС и ЦК РКП — свыше 70% избирателей, пришедших к урнам для голосования, были за СССР — явно антикоммунистический вопрос (в конкретных условиях марта 1991 г.), вводить ли пост Президента России, поддержало 70,88% избирателей.

Желаемая ясность не наступила. Пожалуй, единственным немедленным результатом проведения референдума стало то, что 19 марта было принято постановление Кабинета Министров СССР «О реформе розничных цен и социальной защите населения», постановление очевидно непопулярное, так как оно провозглашало курс на «реформу розничных цен, включающую поэтапную их либерализацию»¹¹⁴. Понятно, что перед референдумом это постановление не решались опубликовать. В остальном оставалось по-прежнему. Только вместо победы на референдуме требовалась победа над Ельциным на Внеочередном Съезде народных депутатов РСФСР.

Процесс суверенизации в СССР начинался как выделение и открытое противопоставление партийно-государственного аппарата союзных структур республикам, их политическим организациям, местным элитам. На этом пути заметными вехами стали избрание в марте 1990 г. Верховным Советом СССР М. С. Горбачева Президентом СССР, создавшее мощный прецедент для других республик, открывшее тот самый «парад суверенитетов», который позже столь охотно критиковался Михаилом Сергеевичем, и референдум, неподготовленный, преждевременный, обративший сложнейшую проблему — будущее СССР — в объект политических конфликтов, источник противостояния.

Третий, Внеочередной Съезд народных депутатов РСФСР и новоогаревский процесс — от конфронтации к сотрудничеству

Газетный магнат Рупперт Мердок, посетивший Москву в 20-х числах марта 1991 г., сообщил читателям английской «Санди тайме» о своей встрече с Президентом СССР М. С. Горбачевым. Впрочем, его статья началась с цитирования высказывания супруги президента. «Сейчас пик напряжения достиг кульминационной точки,— заявила Раиса Максимовна.— Буря грядет, и Михаил Сергеевич пристально наблюдает за этим»¹¹⁵.

И Михаил Сергеевич, и руководимый им ЦК КПСС не только пристально наблюдали, но и готовились к грядущей буре. Первым этапом подготовки к ней был, конечно, референдум. Поддержка большинством населения страны идеи сохранения СССР должна была, по мнению инициаторов референдума, ослабить позиции республиканских лидеров, создать качественно новую основу для борьбы с национальным сепаратизмом. Вторым же этапом должен был стать разгром того политического направления, которое ассоциировалось с именем и действиями Ельцина, Председателя Верховного Совета РСФСР. Устранение его из политической жизни, недопущение его к выборам на пост Президента России должны были решить многие задачи: сломив его, союзный центр демонстрировал свою способность управиться с оппозицией в других союзных республиках. Кроме этого исключалась возможность распространения практики заключения двухсторонних договоров между республиками, которые предлагало и осуществляло российское руководство,— тех договоров, которые ослабляли роль союзных органов. Устранялась альтернативность политического развития СССР, которая во многом определялась противостоянием и личностей, и программ Горбачева и Ельцина.

III, Внеочередной Съезд народных депутатов РСФСР должен был стать полем решительного сражения за власть.

В начале марта 1991 г. в аппарате ЦК КПСС создается замечательный в своем роде документ — «План действий-28» (это экзотическое название свидетельствовало не только о хорошем знании детективной литературы, но и о том, что III, Внеочередной Съезд народных депутатов РСФСР был назначен в конце концов на 28 марта 1991 г.). «План действий-28» представлял собой тщательный сценарий будущего съезда. В нем были предусмотрены и возможные ходы Ельцина и его сторонников, и меры, которые коммунисты должны были принять, чтобы добиться отставки Ельцина с поста Председателя Верховного Совета РСФСР.

Так, считалось, что во вступительном слове Ельцина должны быть: оценки политической ситуации, референдума союзного и российского, экономических проблем, осуждение «навязывания» съезда коммунистической фракцией, критика коммунистов, констатация «вины центра».

Поэтому участникам коммунистической фракции предписывалось: дать отпор от микрофонов через процедуру, порядок ведения и т. д. (отдельный план — 10- 15 человек). Были определены ответственные — те из депутатов, которые должны были лично выступать на съезде или руководить группой своих коммунистических соратников.

Процитируем еще несколько фрагментов этого документа: «Внести предложение о поочередном ведении съезда председателем и заместителями. Вести строго по регламенту, прекратить комментирование выступлений депутатов (Хасбулатов) вплоть до лишения возможности вести съезд Хасбулатова (готовить 12-15 человек по отдельному плану).

Отв. Калашников В. В.

<...>

настаивать на отчете, а не докладе Председателя;

стоять на том, что 300 депутатов требовали созвать Внеочередной чрезвычайный Съезд только по одному вопросу — отчет Председателя. Другие вопросы не рассматривать, отнести их на очередной съезд. Аргументированно отвести вопросы о Союзном договоре и Федерации;

твердо отстаивать недопущение включения других вопросов.

Отв. Захаров М. М....

VI. Доклад Председателя

подготовить вопросы и настоять на ответах после доклада:

от микрофонов — 45 мин.;

в письменном виде на все полученные вопросы (готовить отдельную группу — 40 чел.).

Отв. Рыбкин И. П., Саенко Г. В., Братищев И. М., Тлрасов Б. В.

<...>

Прения по докладу...

сориентировать выступающих, чтобы каждый второй, третий выходили на аргументированный отзыв Председателя (как вариант — и его заместителей);

в случае, если в ходе прений ставится вопрос об отставке Правительства — поддержать. Жестко критиковать Правительство, но самим вопрос не инициировать, в выступлениях не поднимать. Строго держать курс на отставку Председателя ВС.

Отв. руководители территориальных депутатских групп.

К вопросу об отзыве Председателя

на основании предложений выступающих по окончании прений до принятия постановления добиться включения в повестку дня съезда вопроса об отзыве Председателя (по отдельному плану, группа 15-20 человек).

Отв. Саенко Г. В., Калашников В. В.

обеспечить принятие нормы отзыва Председателя простым большинством голосов. Иметь подготовленный проект постановления съезда по этому вопросу (по отдельному плану, группа 15-20 человек).

Отв. Саенко Г. В., Калашников В. В.».

План этот детальнейшим образом предусматривал систему мер, результатом которых должна была стать, как уже отмечалось, непременная отставка Б. Н. Ельцина с поста Председателя Верховного Совета РСФСР, отставка правительства И. С. Силаева (это в лучшем случае, в худшем — судебное преследование). Для этого предусматривалась тщательно расписанная «партитура» действий каждого из депутатов-коммунистов — доверенных лиц. Они были разбиты по группам, перед каждой из которых ставились конкретные задачи.

Инициатором этого плана переворота (а только так и можно было бы квалифицировать подобный документ) был все тот же ЦК КПСС, предпочитавший в этом случае скрываться за спиной своих российских партийных коллег. Сохранились любопытные рукописные наброски секретаря ЦК КПСС А. Н. Гиренко, датированные 1 марта 1991 г. Несмотря на весьма неразборчивый почерк, они позволяют представить очередность действий будущих участников съезда — представителей РКП. Это все те же требования подготовить содоклад к докладу Б. Н. Ельцина, заранее подготовить резолюции съезда по вопросам Союзного договора и национально-государственного устройства РСФСР, о подписании Союзного договора, а также о тактике проведения съезда — о его регламенте, повестке дня, отзыве... Российским коммунистам оставалось только внедрять эту «программу от КПСС» в жизнь.

20 марта в ЦК КПСС состоялось совещание, которое проводил будущий активный участник августовского путча, секретарь ЦК КПСС О. С. Шенин. Он утверждал, что с 23 марта ситуация в России будет обостряться. Снова ставились задачи на III Съезд народных депутатов РСФСР — потребовать отчет Председателя ВС РСФСР Ельцина, организовать запросы Генерального прокурора СССР по поводу действий российского правительства, оградить депутатов-коммунистов от возможных противоправных действий сторонников «Демократической России». Ситуация продолжала нагнетаться. В этой атмосфере стали закладываться правовые основы для введения чрезвычайного положения в Москве, которое при необходимости могло быть распространено и на всю страну.

Тщательно проработанный план стал претворяться в жизнь. 25 марта было принято постановление Кабинета Министров СССР «О временном приостановлении в г. Москве проведения митингов, уличных шествий и демонстраций». За этим последовала просьба 29 народных депутатов РСФСР — коммунистов, потребовавших от премьер-министра СССР В. С. Павлова защиты от сторонников «Демократической России»¹¹⁶. Это была заранее заготовленная акция, о которой уже неоднократно говорили на заседаниях ЦК КПСС. В соответствии с этими заготовками премьер-министр обратился по телевидению к населению страны с плохо скрытой угрозой в адрес своих политических противников. Он объявил, что в Москве с 26 марта по 15 апреля 1991 г. запрещено проводить митинги, пикеты, уличные шествия и демонстрации. В. С. Павлов обещал гарантии народным депутатам-коммунистам, обязывался «оградить их от диких выходок и откровенного глумления».

26 марта был принят «на упреждение» Указ Президента СССР «О создании Главного управления Министерства внутренних дел СССР по городу Москве и Московской области». Московская милиция была выведена из подчинения города и России и непосредственно подчинена министру внутренних дел СССР. Мера эта должна была исключить возможность противодействия в тех случаях, когда московскую милицию будут использовать против властей России.

Непосредственно перед съездом, 27 марта, состоялось заседание Совета безопасности СССР^Ш. Нам неизвестно содержание тех вопросов, которые обсуждались там. Однако известно, что утром следующего дня центр города оказался заполнен войсками. Сотни военных грузовиков стояли вдоль центральных московских улиц. Так начинался III, Внеочередной Съезд народных депутатоз РСФСР.

Гудел зал съезда — длинный, узкий зал заседаний Кремлевского дворца, перестроенный в 1934 г. из двух роскошных орденских залов XIX в.— Александровского и Андреевского¹¹⁸. Депутаты, приехавшие на съезд и жившие в большинстве своем в гостинице «Россия», неподалеку от Кремля, шли на заседание «сквозь строй» сторонников «Демократической России» и их противников из Компартии, усиленных милицией. Войска дополняли картину чрезвычайных мер. Буквально с первых минут депутаты-коммунисты попытались следовать сценарию «Плана-28». Звучали требования «заменить счетную комиссию», «потребовать отчета Председателя Верховного Совета». Но осуществление этого плана начало захлебываться. В зале бушевало возмущение тем, что съезд проводится фактически в условиях чрезвычайного положения. Значительная часть депутатов категорически потребовала от Президента СССР вывести войска из Москвы. По этому поводу было зачитано обращение 220 депутатов к Президенту СССР.

Для переговоров с Горбачевым был направлен заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР Р. И. Хасбулатов. Съезд пошел совсем не так, как планировали сценаристы из ЦК КПСС.

Возвратившись, Хасбулатов сообщил, что Президент «выражает уважение к съезду, но не отменяет свое решение». Такие слова Горбачева вызвали новый взрыв возмущения среди значительной части депутатов. Депутаты требовали прекратить съезд, всерьез рассматривался вариант перенесения его работы в Ленинград. В конце концов победила точка зрения — прервать съезд, настаивать на выводе войск, собраться на следующий день, 29 марта.

Вечером того же дня, 28 марта, в Москве вопреки запрещению союзного правительства прошла мощная демонстрация, в которой приняли участие многие десятки тысяч людей. Демонстрация обошлась без провокаций, хотя каждый из ее участников отдавал себе отчет, что власти в любой момент могли применить силу. Но этого не случилось.

Первый день съезда стал ясным свидетельством неудачи союзного руководства. Во-первых, не удалось тщательно подготовленное устранение Ельцина с поста Председателя Верховного Совета РСФСР руками коммунистической фракции съезда; во-вторых, фактически провалилась попытка ввести чрезвычайное положение в Москве. Войска ввели, правовую основу для их действий подготовили, но применить их перед лицом мощной оппозиции не решились. В-третьих, «московские маневры» Горбачева вызвали нежелательный для него резонанс. В «самый напряженный момент, когда открылось заседание парламента России и парламент потребовал убрать войска из города,— пишет в своих мемуарах Л. М. Замятин, тогда посол в Лондоне,— со стороны Соединенных Штатов публично прозвучало недвусмысленное заявление в адрес Горбачева. Пресс-секретарь Государственного департамента Маргарет Тутвилер зачитала заявление, в котором Госдепартамент США призывал Советский Союз "не препятствовать свободе слова и волеизъявлению народа". Администрация США, говорилось в заявлении, озабочена появлением в столице танков и механизированных воинских частей и внимательно следит за развитием ситуации в Москве. "Я думаю, что в Советском

Союзе ясно отдают себе отчет относительно наших убеждений по поводу применения силы"»¹¹⁹

Вечером того же дня состоялось совещание у Горбачева, в котором приняли участие будущие деятели ГКЧП — вице-президент Г. И. Янаев, председатель КГБ В. А. Крючков, министр МВД Б. К. Пуго. На следующий день войска были выведены из Москвы. Сценарий «чрезвычайных мер» отменен. Позволим себе высказать утверждение, что именно вследствие этих событий произошло окончательное размежевание Горбачева со своим ближайшим окружением, пришедшим к высотам политической власти в ^онце 1990 — начале 1991 г., тогда, когда Президент СССР определил свой курс на сохранение СССР политическими средствами. Горбачев остановился перед чертой применения силовых методов, не взял на себя лично ответственность за их возможное применение. Недавние соратники Горбачева оказались в этой ситуации лишними. Они поняли это.

29 марта съезд продолжил свою работу. Его демократической частью уже была одержана первая важная победа — инициатива оказалась в ее руках. Попытки следовать «Плану-28» уже были лишены наступательности. Откровенно неудачными оказались два ключевых доклада от коммунистической фракции: по политическим и правовым вопросам — В. Исакова и по экономической политике — Ю. Воронина. Подлинной сенсацией стало выступление на съезде участника афганской войны, Героя Советского Союза, члена ЦК РКП полковника А. В. Руцкого. В яркой, темпераментной речи он заявил, что Российская компартия не понимает, что происходит в стране, что цели РКП разошлись с целями народа. Он заявил о выходе из фракции «Коммунисты России» и о создании своей парламентской группы — «Коммунисты за демократию», куда вошли 95 делегатов съезда, в том числе часть участников фракции «Коммунисты России»¹²⁰ По существу, это означало раскол Компартии России.

Ельцин не только сохранил на съезде свой пост Председателя Верховного Совета РСФСР, но и добился дополнительных полномочий съезда для осуществления реформ. Ельцин сформулировал свою политическую программу в условиях тех изменений, которые происходили в Советском Союзе. Говоря о необходимости подготовки нового Союзного договора, он отметил:

«На союзном и республиканском уровнях необходимо выполнение следующих политических условий.

Первое. Немедленное начало диалога всех политических сил и профессиональных объединений всех республик на принципах "круглого стола"

Второе. Формирование широкой демократической коалиции партий, рабочих движений и различных объединений, включая прогрессивно мыслящих членов КПСС.

Третье. Официальный отказ от применения силы, в том числе военной, как средства политической борьбы.

Четвертое. Развитие системы прямого народовластия, реализация решений союзного и республиканского референдумов.

Пятое. Реальная департизация органов прокуратуры, юстиции, КГБ, армии, государственного аппарата; запрет на совмещение партийных должностей с руководящими должностями в органах власти и управления, в том числе и для Президента страны.

Шестое. Введение системы разделения властей как начала строительства правового государства. Немедленный мораторий на несогласованное законотворчество разных уровней законодательной власти.

Седьмое. Отмена всех неконституционных решений союзных и республиканских органов, ущемляющих политические, экономические, социальные и личные права и свободы граждан, создание эффективной системы гарантий их обеспечения.

Восьмое. Реальное обеспечение политического плюрализма, гарантия многопартийности.

Девятое. Создание условий для реализации конституционного права граждан на достоверную информацию, обеспечение независимости средств массовой информации».

Ельцин настаивал на немедленном создании коалиционного правительства народного доверия и национального согласия, на скорейшем подписании открытого для присоединения Договора о Союзе Суверенных Государств как федеративном добровольном и равноправном объединении и на незамедлительном формировании новых органов Союза. Он говорил о необходимости «быстро, решительно... осуществлять перевод экономики на рыночные отношения, иначе будут развиваться процессы не просто распада, процессы дивергенции. И не от хорошей жизни пытаются республики и области замыкаться в себе, а от экономической нестабильности, от разрухи, от социальной апатии, связанных как раз с нерешенностью социальных проблем. Поэтому очень быстрое и уверенное движение к рыночным отношениям способно — единственно способно! — экономически связать наши области, наши республики, все наши регионы в единое целое — то, что мы с вами называем РСФСР»¹²¹.

Политические следствия событий конца марта 1991 г. известны. Для М. С. Горбачева стало ясно, что испытанными партийно-аппаратными методами не обойтись. Возникла необходимость компромисса. Началось удивившее многих сближение двух, казалось, непримиримых противников — Президента СССР и Председателя Верховного Совета РСФСР. Начинался новоогаревский процесс — реальные попытки обновить СССР. Но началось и другое — утрата доверия к Горбачеву со стороны той части «советского руководства», которая готовила «окончательную победу» в конце марта 1991 г.

Горбачев начал стремительно утрачивать поддержку центрального и местного аппарата КПСС. В ЦК пошли многие десятки писем от первичных партийных организаций, райкомов, горкомов с требованиями наведения порядка в стране, с резкой, грубой, часто оскорбительной критикой в адрес Горбачева и его сторонников А. Н. Яковлева, В. А. Медведева, которых обвиняли в реформизме. Это была именно кампания, за которой явно проглядывалась организаторская роль аппарата ЦК КПСС, вступившего на «тропу войны» против своего Генерального секретаря. 16 апреля 1991 г. в Смоленске состоялась встреча партийных работников из городов-героев. Поводом послужила подготовка к 50-летию со дня начала Великой Отечественной войны. Однако по существу эта встреча стала выработкой программы консервативного, фундаменталистского крыла КПСС накануне Пленума ЦК КПСС. На ней была осуждена деятельность Горбачева, идеи «перестройки», звучали призывы к принятию чрезвычайных мер для «спасения

Родины»¹²². Подготовка очередного Пленума ЦК КПСС, назначенного на 24-25 апреля 1991 г., шла под лозунгами осуждения курса Горбачева. Накануне апрельского пленума его деятельность подверглась резкой критике на заседаниях Московского горкома и Ленинградского обкома КПСС.

Обстановка вокруг Горбачева накалялась. 18 апреля 1991 г. А. Н. Яковлев направил ему письмо, в котором предупреждал: «Насколько я осведомлен, да и анализ диктует такой прогноз, готовится государственный переворот справа'²³ Наступит нечто подобное неофашистскому режиму. Идеи 1985 г. будут растоптаны. Вы, да и Ваши соратники, будете преданы анафеме. Последствия трагедии не поддаются даже воображению». Яковлев призывал Горбачева выступить в качестве инициатора создания партии или движения демократических реформ на основе идей перестройки 1985 г., гражданского согласия, отстаивания единого Союза на добровольной основе¹²⁴. Судя по воспоминаниям В. Медведева, сам Горбачев склонялся к необходимости поддержки идей центризма, пытался вести политический зондаж оппозиционных движений¹²⁵, искал там поддержки.

В этих условиях Горбачев сделал резкий маневр: пошел на сотрудничество с теми республиканскими лидерами, которые были заинтересованы в подписании нового Союзного договора, но настаивали на повышении уровня суверенитета республик, намеренных войти в этот Союз. Для этого необходимы были договоренности Горбачева и Ельцина. 16 апреля 1991 г. Б. Н. Ельцин выступал на заседании Европейского парламента. Говоря о судьбе СССР, он заявлял: «Хочу сказать прямо и откровенно: обновленная Россия ни в коей мере не выступает за прекращение существования Советского Союза. Наоборот — мы видим будущее всей страны именно как свободного добровольного союза — Союза Суверенных Государств, которые находятся в четкой системе договорных связей между собой. Они сами определяют совместно те функции, которые должны осуществляться от их имени на центральном уровне. ...Новый Союз должен быть построен снизу, усилиями самих республик».

Ясно высказанное желание к заключению нового Союзного договора становилось платформой для сотрудничества, для будущих договоренностей. Они были достигнуты, и 23 апреля в загородной правительственной резиденции Ново- Огарево, в старинной усадьбе, расположенной в 35 километрах от Москвы, где прежде была дача Ворошилова, потом Хрущева, Черненко, при Горбачеве служившая для его личных встреч с Р. Рейганом и другими лидерами западных стран¹²⁶, состоялась встреча Президента СССР с руководителями РСФСР, Украины, Белоруссии, Узбекистана, Казахстана, Азербайджана, Киргизии, Таджикистана, Туркмении. Встреча, как и ряд других в том же составе, получила название «9+1» — девять союзных республик СССР и Президент СССР, олицетворявший союзный центр.

В итоге долгих и сложных переговоров, длившихся 9 часов, было подписано «Совместное заявление о безотлагательных мерах по стабилизации обстановки в стране и преодолению кризиса». В этом документе было заявлено о необходимости «заключения нового договора суверенных государств с учетом итогов проведенного всесоюзного референдума», принятия новой Конституции Союза, проведения после этого перевыборов органов власти Союза. Кроме того, в заявлении содержался призыв к совместному принятию антикризисных мер, к соблюдению, до принятия новой, норм старой Конституции, осуществлению ряда социальных мер, отказу от забастовок¹²⁷

Это «Совместное заявление» стало очень сильным политическим шагом Горбачева, так как буквально за день до апрельского пленума он заручился поддержкой лидеров союзных республик и его — Горбачева — деятельность на посту Президента СССР становилась условием возможности подписания нового Союзного договора. Но была у «Совместного заявления» и другая грань, свидетельствовавшая о больших, принципиальных уступках, на которые должен был пойти Президент СССР. Прежде всего, союзные республики в ближайшем будущем должны были стать «суверенными государствами». Нигде в тексте этого документа не применялось понятие «СССР» к будущему Союзу. Его политическая организация оставалась намеренно неясной. Нигде не было заявлено, что новый Союз будет социалистическим. Из этого нетрудно было заключить, что участники новоогаревской встречи пересмотрели ряд положений референдума 17 марта 1991 г. и в них отразилась позиция российского руководства. Несомненную угрозу для союзных органов власти представляло положение, что после принятия новой Конституции должны произойти перевыборы высших органов власти СССР.

Пленум 24-25 апреля 1991 г. ознаменовался резкой критикой Горбачева со стороны партийных функционеров. Его обвиняли в том, что «со страной сделали то, что не смогли сделать враги», от него требовали законодательно закрепить за КПСС статус правящей партии, контроль над средствами массовой информации, настаивали на введении чрезвычайного положения. В разгар оскорблений в свой адрес Горбачев сделал заявление, что он намерен сложить с себя обязанности Генерального секретаря. Этот шаг, отчасти импульсивный, отчасти уже подготовленный и обдуманный Горбачевым и близкими ему людьми, вызвал замешательство участников пленума¹²⁸. Был объявлен перерыв, экстренно собралось заседание Политбюро. Горбачева попросили забрать свое заявление назад. Он отказался. Тогда Политбюро приняло следующее решение: «Исходя из высших интересов страны, народа, партии, снять с рассмотрения выдвинутое М. С. Горбачевым предложение о его отставке с поста Генерального секретаря ЦК КПСС». Это предложение было вынесено на утверждение Пленума ЦК. Абсолютное большинство его участников не рискнуло проголосовать за отставку Горбачева и поддержало предложение Политбюро оставить его Генеральным секретарем¹²⁹

Горбачев одержал несомненную победу. Прежде всего, наконец-то за ним оказалась поддержка руководителей большинства республик, появлялась известная самостоятельность от Верховного Совета СССР и ЦК КПСС. Во-вторых, его заявление об отставке и поддержка его в ходе голосования на пленуме на время ослабили критику в адрес Горбачева в рядах его партии — КПСС. Следует отметить и то, что в обстановке острой предвыборной борьбы, развернувшейся в России, Горбачев впервые попытался стать несколько в стороне, не высказывал ясно своего отношения к кандидатам на пост Президента России.

Выборы Президента России

III, Внеочередной Съезд народных депутатов дал сигнал к избранию Президента России на основе прямых, всеобщих выборов. Очередной, IV Съезд определил их дату — 12 июня 1991 г. Политические силы готовились к проведению кампании. Был ясен один кандидат — Б. Н. Ельцин, пользовавшийся поддержкой движения «Демократическая Россия» и новых партий, возникших в 1990 г. Ельцину противостояли мощные партийные организации — КПСС и Российская компартия — и ряд союзных государственных структур — КГБ, Министерство обороны. Правда, прежнее ёдиномыслие в них уже ушло в прошлое, позиции их руководителей значительно отличались от мнения многих сотрудников этих учреждений.

Накануне IV Съезда сектор политического анализа и прогноза Гуманитарного отдела ЦК КПСС подготовил обстоятельную аналитическую записку «Президентские выборы в РСФСР (цели и тактика КПСС)»¹³⁰

Прогноз аналитиков ЦК КПСС не отличался особым оптимизмом. «Можно предположить,— писали авторы записки,— следующие варианты основных целей:

предотвратить избрание на пост Президента РСФСР Б. Ельцина и добиться избрания кандидата от Коммунистической партии;

предотвратить избрание Б. Ельцина, не задаваясь целью обязательно провести своего кандидата на пост Президента;

признав невозможность воспрепятствовать избранию на пост Президента России Б. Ельцина, постараться максимально использовать избирательную кампанию для того, чтобы ослабить позиции Б. Ельцина как Президента и укрепить позиции Коммунистической партии».

Первый, наиболее желательный для КПСС вариант развития оценивался авторами как нереалистический. Причин было несколько: в обществе сформировалось «мнение об исторической вине КПСС за все происходящее и неспособности ее предотвратить сползание страны в пропасть». В КПСС не существовало в это время лидера, который бы смог противостоять своим авторитетом Ельцину, хотя в качестве вероятных оппонентов ему от Коммунистической партии были возможны, по мнению авторов, первый секретарь Московского горкома Ю. А. Прокофьев, Председатель Верховного Совета СССР А. И. Лукьянов, член Совета безопасности при Президенте СССР В. В. Бакатин, народный депутат РСФСР, один из руководителей Верховного Совета РСФСР С. П. Горячева, возглавившая зимой — весной 1991 г. восстание против Председателя Верховного Совета России Б. Н. Ельцина. Кроме того, КПСС оказалась не в состоянии осуществить активное противостояние Ельцину и его сторонникам. «Сегодня партия деморализована,— писали аналитики ЦК КПСС.— Растерянность, пассивность и апатия, непонимание того, что делают центральные органы и делают ли они вообще что- либо,— вот характерные признаки состояния первичных организаций».

Второй вариант предполагал возможность избрать на пост Президента России человека, формально независимого от КПСС, но пользующегося поддержкой партии. Такими внешне независимыми кандидатами могли быть Н. И. Рыжков, бывший Председатель Совета Министров СССР, человек, который считался «жертвой» Горбачева (он должен был уйти в отставку, но еще раньше оказался с инфарктом на больничной койке), и В. В. Бакатин, имевший репутацию либерала и снятый с поста министра внутренних дел (хотя и получивший пост в Совете безопасности при Президенте СССР). На пост вице-президента в этом случае рекомендовались лидеры антиельцинской оппозиции в Верховном Совете РСФСР (С. П. Горячева, С. Н. Бабурин, В. Б. Исаков). Этот вариант рассматривался как более реалистичный. «Он,— по словам авторов записки,— позволяет избежать полностью или в значительной степени розыгрыш оппозиционными силами антикоммунистической карты. При этом не исключается возможность проведения на пост Президента коммуниста, но не как прямого кандидата от Коммунистической партии. Более того, возможно и в этом случае выдвинуть своего кандидата, но основные усилия сосредоточить на реализации второго варианта, продумав вопрос о тех организациях, которые могли бы выдвинуть кандидата как "независимого"».

Однако практически неизбежным аналитикам представлялся третий вариант — избрания Ельцина. «В данном случае,— рекомендовали они,— следует предпринять серию эффективных и серьезных шагов в духе политического сотрудничества, общественного консенсуса именно с руководством Верховного Совета РСФСР и лично Б. Ельциным. ..."Согласившись" на избрание Б. Ельцина на условиях взаимовыгодного компромисса, Коммунистическая партия переносит основной акцент на второе направление — на борьбу за выборы руководителей местных органов власти. Именно здесь у Компартии больше возможностей и больше шансов на успех. Сторонники Б. Ельцина в настоящее время все свои не столь многочисленные, как у КПСС, силы бросают на победу в президентских выборах. Компартия в это время должна сделать максимально для своей победы на местных выборах».

Кандидатам от КПСС или поддерживаемым КПСС рекомендовалось строить пропагандистскую кампанию вокруг следующих вопросов:

«1. Критика деятельности союзного центра, ошибок Кабинета Министров и Т. д.

Критика бездеятельности и непоследовательности Президента СССР.

Разоблачение практических действий "демократов" на примере городских Советов Москвы и Ленинграда, аферы "140 миллиардов" и т. д.».

Одновременно с этим предполагалось продолжить дискредитацию лично Ельцина как кандидата в президенты России.

По крайней мере два из четырех направлений свидетельствовали о глубоком кризисе КПСС, ее расколе, так как Гуманитарный отдел ЦК КПСС, еще недавно именовавшийся Идеологическим, рекомендовал публично критиковать союзный центр (куда, заметим, входил и ЦК КПСС) и Президента СССР, являвшегося Генеральным секретарем ЦК КПСС.

18 мая 1991 г. руководство Компартии РСФСР официально поддержало кандидатуру Н. И. Рыжкова на пост Президента России и указало парторганизациям на необходимость поддержать его на выборах.

20 мая 1991 г. Центральная избирательная комиссия зарегистрировала кандидатов в президенты — Бориса Николаевича Ельцина, Председателя Верховного Совета РСФСР, Вадима Викторовича Бакатина, члена Совета безопасности

СССР, Николая Ивановича Рыжкова, народного депутата СССР, Амангельды Молдагазыевича Тулеева, народного депутата РСФСР, Альберта Михайловича Макашова, командующего Приволжско-Уральским военным округом. Позже к ним присоединился Владимир Вольфович Жириновский, председатель незадолго до этого образовавшейся Либерально-демократической партии.

В острой предвыборной борьбе особую роль приобретали кандидаты на пост вице-президента. Их популярность должна была помочь претендентам на пост президента набрать максимум голосов.

Генерал Макашов, провозглашавший Россию республикой рабочих и крестьян, яростно выступавший против частной собственности, за сохранение России в границах 1945 г.¹¹¹, пригласил в качестве кандидата на пост вице-президента члена ЦК Компартии РСФСР профессора А. Сергеева. В. В. Бакатин пригласил к себе Р. Г. Абдулатипова, одного из руководителей Верховного Совета РСФСР, философа, прежде работавшего в Отделе межнациональных отношений ЦК КПСС, человека, критиковавшего Ельцина, но сохранившего репутацию «центриста», к тому же пользовавшегося, как считали, поддержкой в национальных регионах России. Н. И. Рыжков выступал в паре с генералом Б. В. Громовым, одним из самых известных военных в СССР уже потому, что он командовал 40-й армией в Афганистане и вывел ее оттуда. В. В. Жириновский выступал в паре с А. Завидия, предпринимателем, связанным в своей коммерческой деятельности с Управлением делами ЦК КПСС. В данном случае проявилась черта, ставшая характерной для Жириновского как политика: он вел выборы как свою персональную кампанию, а А. Завидия был нужен ему прежде всего как спонсор.

Сложнее была ситуация у Б. Н. Ельцина. По существу, все кандидаты в президенты вели свою избирательную кампанию против него. Ясно было и то, что побеждать на выборах следовало убедительно, так как в противоположном случае результаты их могли быть оспорены. Победа была желательна в первом туре, так как в обществе витало ощущение беспокойства. Законодательство о выборах президента, принятое IV Съездом народных депутатов РСФСР, было несовершенным. Предполагалось, в частности, что президент должен быть избран большинством зарегистрированных в списках избирателей. Это было много сложнее, чем получить большинство избирателей, участвовавших в выборахПоэтому задача максимально мобилизовать сторонников на выборах принимала первостепенное значение. Этой цели должна была служить и кандидатура вице-президента, который должен был добавить голосов кандидату в президенты.

Возможным кандидатом на пост вице-президента рассматривался Г. Э. Бурбулис, народный депутат СССР, философ, сформировавшийся как политик в родном Ельцину Свердловске. В нем замечательным образом сочетались системное мышление, талант аналитика, способность стратегического планирования (он руководил избирательными кампаниями Ельцина в 1990 и 1991 гг.) и тактическая организационная неумелость, возможность и способность влиять на политическое развитие страны и «антихаризма» в общении с людьми. Слишком ученый, излишне рациональный Бурбулис при всех его достоинствах добавить голосов Ельцину в качестве вице-президента не смог бы.

Другим кандидатом на этот пост считался Р. И. Хасбулатов, экономист, заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР, проявивший себя в бурных событиях конца 1990 — первой половины 1991 г. как верный сторонник Ельцина. Он был одним из немногих представителей руководства Верховного Совета, которые не приняли участия в нападках на Ельцина накануне III Съезда. Однако Ельцин колебался. Он пишет в своих мемуарах, что его смущало отсутствие и у Бурбулиса, и у Хасбулатова способности нравиться людям, их неспособность снизойти до рядового избирателя.

Политической сенсацией стало то, что Ельцин определил в качестве кандидата в вице-президенты Героя Советского Союза полковника А. В. Руцкого, народного депутата РСФСР и.лидера группы «Коммунисты за демократию», не входившего прежде в круг людей, ему близких. По словам Ельцина, предложение о выдвижении на пост вице-президента А. Руцкого ему поступило от его спичрайтеров Л. Г. Пихои и Г. Н. Харина¹³³ Кандидатура Руцкого была неожиданной, однако очень полезной для избирательной кампании. А. Руцкой имел репутацию храброго солдата, в полной мере глотнувшего тягот войны (он был ранен, его самолет был сбит, и он находился в плену у моджахедов), поэтому он пользовался популярностью и в армии, и в обществе. В свое время, участвуя в выборах народных депутатов СССР, он позволял себе резкую критику в адрес «Демократической России», ее лидеров — академика А. Д. Сахарова и Б. Н. Ельцина. Депутатом СССР он не стал и вновь участвовал, на этот раз удачно, в выборах народных депутатов РСФСР. Его позиция изменилась. Оставаясь членом ЦК Компартии РСФСР, он выступил на III Съезде против партийного руководства и повел за собой часть коммунистов, а это означало, что за связку Ельцин — Руцкой будет голосовать часть коммунистического электората; наконец, существовали надежды на офицерскую честь Руцкого и нравственную недопустимость интриговать против будущего президента.

Начало избирательной кампании свидетельствовало об удачности этого хода Ельцина. Привлечение Ельциным Руцкого вызвало замешательство в лагере коммунистических функционеров. Газета «Советская Россия», рупор антиельцинских сил, писала, что за этим выбором просматривается далеко идущая политическая интрига. Возможно, Руцкой нужен Ельцину как надежный партнер в жесткой, бескомпромиссной игре, как тогда, когда Руцкой расколол на съезде парламентскую фракцию коммунистов и спас Ельцина от возможной отставки. А может, как троянский конь в рядах полевевшей партии,— чтобы ее расколоть и уничтожить. А на ее обломках Ельцин воссоздаст свою собственную партию, так как пока нет серьезной политической силы, способной на равных с коммунистами претендовать на власть. Другие газеты («Независимая газета», «Российская газета») писали, что кандидатура Руцкого выбрана политически безошибочно — как ответный шаг на выдвижение Рыжковым генерала Громова, как стремление использовать «афганский эффект», как расчет на привлечение в ряды сторонников Ельцина армии, МВД, КГБ. Руцкой, по мнению многих средств массовой информации, мог привлечь голоса множества коммунистов и военных, ветеранов Великой Отечественной войны и войны в Афганистане. Он сможет стать своеобразным «детонатором» раскола КПСС (газета «Россия»). Кроме того, приглашение прогрессивно настроенного коммуниста — это демонстрация Ельциным своих примирительных конструктивных намерений («Рабочая трибуна»).

Вторым по влиянию после Ельцина и Руцкого был тандем Рыжков — Громов. «Независимая газета» давала очень лестные характеристики этому союзу: Громов дополнит Рыжкова твердостью и решительностью, расширит круг избирателей Рыжкова. Этим Рыжков отводил мифы о своей «нерешительности», поддерживал одну из главных программных линий — борьбу за стабильность, законность и порядок в республике. Оппоненты Рыжкова выдвигали тезис о том, что это союз военных и консервативно настроенных политиков («Российская газета», «Рабочая трибуна»).

Бакатин оценивался по преимуществу как продолжатель либеральных тенденций Горбачева. Отмечалось, что он исповедует «философию здравого смысла», сознает свою ответственность, честен, ему не свойственны сенсационность, популизм, пустое прожектерство, раздача несбыточных обещаний («Известия»).

Меньше всего писали о кандидатах, которых считали явными аутсайдерами,— о генерале А. Макашове, А. Тулееве и первое время о В. Жириновском. К последнему пресса относилась иронически, определяла его как анекдотический персонаж, обвиняла в хлестаковщине, отказывала ему в будущей поддержке избирателей.

Исключением из общих оценок были даваемые «Рабочей трибуной», которая отмечала ораторское искусство Жириновского, завидную таранную силу, сверхэнергичность. «Возникает предчувствие, что вокруг этой фигуры, отнюдь не случайной в политике, могут завертеться события. Если дать Жириновскому эфирное время, он может лишить Ельцина нескольких очень важных процентов. Успех Жириновского в том, что он предложил сменить вехи, выдвинуть новые приоритеты. Сказал много полезного и верного, в частности, о величии державы и возвращении себе чувства гордости»¹"⁴.

Новые обзоры прессы подтверждали успешность избирательной кампании Ельцина. «Правда» констатировала, что Ельцин, предложив Руцкого, увел добрую часть российских коммунистов. «Московские новости» по этому поводу давали следующий прогноз: выбор Ельциным своего «вице» многое предопределил в раскладе сил. Ельцин обречен на сотрудничество с реформистским крылом Коммунистической партии. Кандидатура Руцкого весьма удачна, и этому тандему обеспечена победа. Мотивами выбора эксперты «Московских новостей» считали:

демонстрацию политики гражданского согласия;

гарантию дополнительных голосов на выборах;

возможно, честное выполнение условий соглашения «9+1».

Ельцин показал, считали эксперты «Московских новостей», что он не антикоммунист и бороться с коммунистами не станет, и этим отнял важный козырь у своих главных оппонентов. Как тактический ход это весьма остроумный шаг. Правда, предупреждали эксперты, по поводу роли Руцкого после победы есть некоторые сомнения. Станет ли Руцкой коллегой Ельцина по реформам? Будет ли он в роли дипломатического посредника между двумя политическими лагерями? Или окажется «троянским конем» переменчивых партийно-союзных структур? Вряд ли «вице» будет настоящим вторым лицом в России. Полностью ли уверен Ельцин в его демократической благонадежности и предсказуемости поведения? В противном случае могут возникнуть большие проблемы'³⁵.

12 июня 1991 г. состоялись первые в истории России выборы ее президента. Их итоги были следующими: Б. Н. Ельцин получил 57,3% голосов; на втором месте с огромным отрывом шел Н. И. Рыжков — 16,85%, на третьем (и это стало тоже полной неожиданностью) — В. В. Жириновский — 7,81%. Пресса пророчила ему около одного процента голосов, а он смог обойти людей, считавшихся опытными политиками,— A.M. Тулеева (6,81%), A.M. Макашова (3,75%) и В. В. Бакатина (3,42%). Особенно заметно было поражение Бакатина, которого расценивали как выразителя .курса Горбачева.

10 июля 1991 г. в древнем Московском Кремле, в Кремлевском Дворце съездов, специально построенном при Хрущеве для проведения съездов КПСС, впервые в истории России состоялась процедура вступления в должность Президента России. Масштаб события прекрасно осознавался всеми участниками этой процедуры, как и миллионами людей, наблюдавших за ней по телевидению. Центральной темой происходившего стала историческая преемственность в развитии России. В фойе Дворца съездов, под гербами советских республик, были развернуты выставки государственных наград России и СССР с XVI по XX в., священных реликвий — книг всех религий и конфессий страны — православия, мусульманства, буддизма, иудаизма, католицизма и протестантизма. Впервые звучал незадолго перед этим утвержденный Верховным Советом России новый гимн страны, основанный на мелодии «Патриотической песни» современника А. С. Пушкина, одного из родоначальников русской классической музыки — М. И. Глинки.

Президент Б. Н. Ельцин принес присягу, в которой обязывался соблюдать Конституцию, защищать суверенитет России, уважать и охранять права и свободы человека и гражданина. Впервые за 74 года глава государства получил благословение Патриарха всея Руси. Президента России Ельцина поздравил Президент СССР Горбачев.

Все эти красивые и торжественные процедуры свидетельствовали об одном: на глазах людей восстанавливалась Россия, осознающая себя как преемница и наследница своей многовековой истории.

Обострение кризиса в союзном руководстве. Борьба вокруг проекта Союзного договора

Начало новоогаревского процесса, как окрестили журналисты и политологи комплекс мер, направленных на подготовку нового Союзного договора, личное примирение Горбачева и Ельцина, их совместная деятельность по выработке этого договора не снизили уровня политического противостояния прокоммунистического и некоммунистического спектров политической жизни СССР. Коммунистическая партия последовательно вытеснялась с руководящих позиций. 17 апреля 1991 г. был принят Закон РСФСР «О милиции», в ст. 20 которого было записано: «В милиции не допускается создание и деятельность политических партий и их организаций». Вскоре было принято постановление Верховного Совета РСФСР о департизации учебных заведений России.

В ЦК КПСС серьезную тревогу вызывали действия активистов движения «Демократическая Россия» и других оппозиционных КПСС партий с требованием референдума о национализации имущества КПСС. 12 мая 1991 г. в ЦК была направлена записка, подписанная управляющим делами ЦК Н. Е. Кручиной, заведующим Отделом ЦК по законодательным инициативам и правовым вопросам В. С. Бабичевым и заместителем заведующего Организационным отделом ЦК Ю. А. Рыжковым, в которой содержалось предупреждение: в Москве, Свердловске, Нижнем Тагиле, в Кузбассе, Сумской области и в ряде других областей уже началась кампания по сбору подписей с целью проведения референдума о партийном имуществе.

ЦК КПСС и его коллегу из ЦК РКП протестовали, но остановить эти тенденции прежними методами было уже невозможно. Тогда в ход пошли другие. Основной линией противостояния между союзным руководством (Горбачев, ЦК КПСС, Верховный Совет СССР) и руководством России (Ельцин и Верховный Совет РСФСР) стал спор о судьбе Союзного договора.

Каждый шаг по подготовке нового договора был труден. Он требовал согласования между республиками, острых дискуссий с союзной властью. Но стоило появиться каким-то результатам на пути к взаимным договоренностям, как сразу же возникало противодействие в лице Верховного Совета СССР и скрывавшегося в его тени ЦК КПСС.

июня в Ново-Огареве прошло второе заседание подготовительного комитета по завершению работы над новым Союзным договором¹³⁶.

июня — на следующий день — Председатель Верховного Совета СССР А. И. Лукьянов проинформировал сессию Верховного Совета о работе над Союзным договором. Депутаты поддержали его предложение воздержаться от обсуждения впредь до получения полного текста. Негативное отношение к этому договору демонстрировала крупнейшая фракция Верховного Совета СССР — «Союз», фактическим лидером которой был Лукьянов. 8 июня руководство этой фракции и основанное ею Всесоюзное народное движение «Союз» приняли заявление «О заключении Союзного договора». В этом документе содержалось осуждение проекта договора, так как, по словам авторов заявления, «вновь подготовленный договор предусматривает ликвидацию СССР как единого федеративного государства. Возникла угроза, что договор будет подписан без рассмотрения Верховным Советом СССР и Съездом народных депутатов СССР... и будет означать государственный переворот». Фракция «Союз» настаивала на обсуждении договора на Верховном Совете СССР.

10 июня 1991 г. на заседании Президиума Верховного Совета СССР под председательством А. И. Лукьянова было принято решение, на первый взгляд рутинное,— заслушать на одном из ближайших заседаний информацию Кабинета Министров СССР о социально-экономической ситуации в стране. На самом деле готовилась политическая сенсация, которая могла иметь долговременные результаты. К этим событиям мы вернемся ниже. Напомним: это решение принималось за два дня до выборов Президента России.

Ответной реакцией на провал коммунистических кандидатов на выборах стало совещание первых секретарей республиканских, краевых и областных комитетов Компартии России, состоявшееся в ЦК КПСС 15 июня 1991 г. Руководил этим совещанием секретарь ЦК КПСС О. Шенин. Участники совещания не слишком затруднялись в выборе слов для обвинения, по их мнению, главного виновника поражения — Горбачева. Ненависть к нему на этом этапе перехлестнула ненависть к Ельцину. Коммунистические функционеры были убеждены, что произошел фактический переход всей полноты власти в республике в руки представителя блока партий и общественно-политических движений «Демократическая Россия», открыто провозгласившего курс на смену существующего политического строя.

В пространном письме-отчете об итогах этого совещания Шенин специально подчеркнул: «В выступлениях прозвучала большая озабоченность тем, как ведется работа по подготовке к заключению нового Союзного договора. По мнению участников совещания, недопустимо игнорировать результаты Всенародного референдума о Союзе ССР и решения IV Съезда народных депутатов СССР, совершенно определенно зафиксировавшие название нового союзного государства — Союз Советских Социалистических Республик и основные принципы его формирования. Подчеркивалось, что окончательное решение по этому вопросу правомерен принять только Съезд народных депутатов СССР».

Отметим: это требование шло вразрез с согласованным в Ново-Огареве названием — Союз Советских Суверенных (а не Социалистических!) Республик.

Шенин передавал «особое беспокойство» участников совещания «в связи с действиями республиканского руководства по проведению департизации правоохранительных органов, высших и средних учебных заведений, игнорирующими Конституцию СССР и Закон СССР об общественно-политических объединениях». Он писал в ЦК: «Многие первые секретари партийных комитетов отмечали усилившиеся в первичных парторганизациях мнения о том, что руководство партии, Генеральный секретарь ЦК и его окружение отступают от решений XXVIII съезда КПСС, осуществляют их ревизию. На местах вновь поднимается вопрос о замене руководства ЦК КПСС».

К своему письму-отчету Шенин приложил заявление, подписанное секретарями крайкомов и обкомов Компартии РСФСР. Это заявление по существу звучало как ультиматум. Процитируем его полностью:

«К членам ЦК КП РСФСР.

В последнее время действия политического и государственного руководства страны носят все более антинародный характер. Наметился отход от решений XXVIII съезда КПСС. Партия фактически отстранена от участия в выработке государственной политики. Руководство партией и государством осуществляется узкой группой лиц, игнорирующей Конституцию и законы СССР. Многое из происходящего сегодня не имеет ничего общего с перестройкой, которая была поддержана партией и народом в 1985 году.

В этих условиях считаем необходимым немедленное проведение Пленума ЦК Компартии РСФСР по вопросам:

О политическом положении и тактике партии.

О созыве внеочередного съезда Компартии РСФСР, на котором должны быть приняты Программа и Устав Компартии РСФСР».

17 июня в Ново-Огареве завершил работу Подготовительный комитет по подготовке проекта Союзного договора. Этот проект в тот же день был разослан для обсуждения в республики Союза.

В тот же день и разразилась запланированная А. И. Лукьяновым сенсация. 17 июня прошло закрытое заседание Верховного Совета СССР. На нем выступили премьер-министр В. С. Павлов, министр обороны СССР маршал Д. Т. Язов, министр внутренних дел СССР Б. К. Пуго, председатель КГБ СССР В. А. Крючков.

Руководители «силовых структур» обвинили Президента СССР в действиях, противоречащих интересам СССР. В воздухе парламента витало обвинение Горбачева в измене. Д. Т. Язов сообщил, что в результате политики, проводившейся Горбачевым и Шеварднадзе, советские войска из Германии, Венгрии, Польши выводятся «в чистое поле», что кредиты, обещанные германской стороной на строительство жилья для военнослужащих, не могут быть использованы на практике, так как германская сторона настаивает на том, чтобы самой определять перечень фирм, которые будут строить в России, что из-за обещаний Горбачева сократить армию на 500 тыс. человек из Вооруженных Сил уволено 100 тыс. офицеров, многие из которых не выслужили пенсию, в том числе не дослужили до пенсии 2-3 месяца. Язов сообщил, что сорван призыв на действительную военную службу, в частности, потому, что этому противились республиканские власти. Он утверждал: если дело так пойдет дальше, то «Вооруженных Сил у нас скоро не будет».

Министр внутренних дел Б. К. Пуго сообщил депутатам о стремительном росте преступности, усилении межнациональных конфликтов, о том, что только за год — с 1 августа 1990 г.— МВД изъяло у населения свыше 50 тыс. единиц огнестрельного оружия, тонны взрывчатки, что в межнациональных конфликтах на Кавказе в ход идет уже тяжелое вооружение — бронемашины, пулеметы. Ответственность за эту ситуацию Пуго возлагал на политическое руководство страны.

В. А. Крючков подвел итог. Он зачитал депутатам письмо Ю. В. Андропова, направленное в Политбюро ЦК КПСС еще 24 января 1977 г., которое называлось «О планах ЦРУ по приобретению агентуры влияния среди советских граждан». Из письма следовало, что «американская разведка ставит задачу осуществлять вербовку агентуры влияния из числа советских граждан, проводить их обучение и в дальнейшем продвигать в сферу управления политикой, экономикой и наукой Советского Союза. ...Руководство американской разведки планирует целенаправленно и настойчиво, не считаясь с затратами, вести поиск лиц, способных по своим личным и деловым качествам в перспективе занять административные должности в аппарате управления и выполнять сформулированные противником задачи»¹³⁷ У этого выступления был свой подтекст: он должен был объяснить, почему политика Горбачева получала одобрение на Западе. Ответ был прост и отвечал политическим традициям СССР: потому и поддерживают, что он «агент влияния». Так же обстояло дело и с идеологом перестройки: А. Н. Яковлев в 1960 г. стажировался в Колумбийском университете США и идеально подходил на роль, написанную для него в КГБ.

Премьер-министр В. С. Павлов льстил Верховному Совету СССР, обвиняя Президента СССР и Кабинет Министров СССР в том, что они «недостаточно организовали исполнение принятых Верховным Советом СССР законов СССР, не использовали все имеющиеся конституционные права и предоставленные президенту дополнительные полномочия для стабилизации экономической и общественно-политической жизни страны». Он обратился к Верховному Совету с требованием предоставить ему дополнительные полномочия, фактически приравненные к полномочиям президента.

Павлова решительно поддержала депутатская фракция «Союз». Депутат из Харькова таксист Л. И. Сухов митинговал: «Долой Горбачева и мафиозную группу, которая его окружает». В эту группу, по его мнению, входили А. Н. Яковлев, Э. А. Шеварднадзе, А. Г Аганбегян. Другой активный деятель фракции «Союз» — полковник В. И. Алкснис предупреждал: в стране нет власти. С. Умалатова требовала лишить президента дополнительных полномочий и передать их Кабинету Министров. У вице-президента Г И. Янаева спрашивали: в курсе ли обсуждения Горбачев? Янаев уверял, что Горбачев «в курсе вопроса и не видит здесь никакого политического подтекста». Он выразил беспокойство, что в отдельных выступлениях предложения Кабинета Министров оценивались чуть ли не как попытка совершить государственный переворот. Но дело шло именно к конституционному перевороту, так как президент избирался Съездом народных депутатов и Верховный Совет мог начать процесс отстранения его от власти.

На следующий день встревоженный Горбачев пришел на заседание Верховного Совета, смог дезавуировать выступление Павлова и добился соответствующего голосования. Однако становилось ясно: он утрачивал контроль над Верховным Советом.

Депутаты Верховного Совета СССР не могли не быть противниками нового Союзного договора. Они откровенно боялись того, что при реформировании Союза Верховный Совет будет распущен. Понимая это, не осмеливаясь протестовать против нового Союзного договора как такового, они надеялись на затягивание процесса его подписания, пытались предусмотреть льготы для себя в будущем. 5 июля они даже и^лняли специальное решение о том, что съезд и Верховный Совет СССР должны доработать при любых условиях до окончания своих полномочий — до 1994 г.

12 июля 1991 г. Верховный Совет СССР принял весьма двусмысленное постановление «О проекте нового Договора о Союзе Суверенных Государств». Поддержав проект «в основном», Верховный Совет предложил такую сложную процедуру его согласования и утверждения, которая делала малореальным окончательное его подписание.

23 июля состоялась очередная встреча руководителей республик в Ново- Огареве. Сюда явилось и все руководство Верховного Совета СССР — А. И. Лукьянов, И. Д. Лаптев, Р. Н. Нишанов. На встречу прибыли премьер-министр В. С. Павлов, министр обороны Д. Т. Язов, министр иностранных дел А. А. Бессмертных, вице-премьер В. И. Щербаков. М. С. Горбачев обратился к собравшимся: «Я чувствую опасные тенденции. Нужно быстрее завершать договор». После долгой и трудной дискуссии о порядке отношений бывших автономных республик и республик, куда эти автономии входили, о порядке сбора налогов договорились — окончательное подписание нового Союзного договора состоится 20 августа 1991 г. Обсудили и процедуру его подписания. Новый Союзный договор должен был быть подписан в Георгиевском зале Кремля в присутствии большого числа приглашенных, в том числе дипломатического корпуса. Продумали, казалось, все, вплоть до типа бумаги, на которой должен быть исполнен этот документ, и специального шнура, который будет скреплять листы договора¹³⁸ Процедурные вопросы могут развлекать и забавлять лишь людей неискушенных. В данном случае эта процедура исключала любую роль Верховного Совета СССР и Съезда народных депутатов СССР в подписании нового Союзного договора. Для искушенных становилось ясно: этим органам нет места в будущем Союзе.

Новоогаревский процесс двигался, казалось, к успешному завершению. Сложнейшие вопросы отношений между республиками, провозгласившими свое желание остаться в новом Союзе,— Россией, Украиной, Белоруссией, Казахстаном, Азербайджаном, Узбекистаном, Туркменией и Таджикистаном, многочисленными бывшими автономными республиками и союзным центром были согласованы. Однако это обстоятельство — реальность реформирования Союза — стало стимулом, толкавшим фундаменталистское крыло союзного руководства к решительным действиям. В тот же день в «Советской России» было опубликовано «Слово к народу» — политический манифест, под которым стояли подписи будущих деятелей ГКЧП — В. Варенникова, В. Стародубцева, А. Тизякова, лидера- идеолога российских коммунистов Г. Зюганова, руководителя депутатской фракции «Союз» Ю. Блохина, деятелей культуры, близких к коммунистическо- националистическому крылу,— Ю. Бондарева, А. Володина, Б. Громова, JI. Зыкиной, В. Клыкова, А. Проханова, В. Распутина. «Очнемся, опомнимся, встанем и стар, и млад за нашу страну,— писали они.— Скажем "Нет" губителям и захватчикам. Положим предел нашему отступлению на последнем рубеже сопротивления. ...Сплотимся же... чтобы содействовать укреплению Советской власти... Советский Союз — наш дом и оплот, построенный великими усилиями всех народов и наций, спасший нас от позора и рабства в годины нашествий!..»¹³⁹

Уже на следующий день — 24 июля — обострился конфликт между президентом Горбачевым, Верховным Советом СССР и Кабинетом Министров СССР из-за новоогаревского процесса по подготовке Федеративного договора. В Верховном Совете СССР Горбачева резко критиковала депутатская группа «Союз». Позицию Горбачева поддержали там сторонники Ельцина.

25-26 июля 1991 г. в Москве состоялся Пленум ЦК КПСС. Участники его не знали, что это был последний пленум партии в ее истории. Однако уже было ясно, что Горбачев фактически не управлял партией. С первых минут пленума в беломраморном зале, располагавшем к тишине и комфорту, стоял шум. Горбачева перебивали, из зала спорили с Генеральным секретарем. В повестке дня пленума было обсуждение проекта новой Программы КПСС и определение срока проведения Внеочередного XXIX съезда КПСС. Но участников пленума едва ли не больше волновало, как относится Горбачев к Указу Президента РСФСР «О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР», принятому накануне пленума — 20 июля. Гладкие, скользкие слова Горбачева вызывали у многих партийных функционеров настоящую злость.

Авторов проекта Программы КПСС обвиняли в отступлении от идей коммунизма, в переходе на позиции социал-демократии, в том, что они боятся даже употребить слова «колхозно-совхозный строй», «кооперация», в том, что потерялось ключевое понятие «коммунизм», а если о нем и говорилось, то, по словам Б. Гидаспова, первого секретаря Ленинградского обкома КПСС, «в жанре надгробной эпитафии». Возмущение многих выступавших вызывали отступления в проекте Программы КПСС от позиции воинствующего атеизма, которая всегда отличала идеологию коммунизма. Участники пленума доказывали и показывали, что КПСС стремительно вытесняется из политической жизни. «Компартия...— по словам А. Малофеева, первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии,— если называть вещи своими именами, отстранена от выработки государственной политики... В самой КПСС! критической отметки достигли разлад, брожение, несогласованность, угроза явного раскола».

Первый секретарь Московского горкома КПСС Ю. А. Прокофьев заявлял: «Предложенный проект Программы не стал ни документом, дающим новое видение теоретического базиса партии, ни программой ее действий. ...Я вынужден констатировать раздвоение политического сознания, потерю чувства реальности у авторов предложенного нам документа». Он резко критиковал идеологов «перестройки», «либералов-шестидесятников», приведших страну к глубокому кризису. Ему вторил Б. Гидаспов: на Внеочередном съезде необходимо рассмотреть организационные вопросы, в том числе произвести изменения в составе ЦК, Секретариата и Политбюро, пополнить их молодыми членами партии, заново распределить функции между ЦК КПСС, Секретариатом и Политбюро, обсудить вопрос о целесообразности сочетания постов президента и Генерального секретаря.

Пленум принял решение провести Внеочередной XXIX съезд КПСС в ноябре — декабре 1991 г., принять на нем новую Программу КПСС.

А в стране разворачивалась мощная кампания партийных организаций по резкому осуждению деятельности Горбачева. В областных организациях шли пленумы, совещания, требовавшие дать объяснения, почему партия начисто проиграла выборы Президента России, настаивавшие на скорейшем созыве съезда партии. Из Самары, Новосибирска, Тюменской, Псковской, Иркутской и Челябинской областей, из Пензы и Горно-Алтайской АССР, из партийных организаций Ленинградской области, из воинских организаций шли сотни и тысячи писем, требовавших наказать отступников от идей коммунизма, принять меры против Указа Б. Н. Ельцина о департизации государственных учреждений; осуждавших ЦК КПСС за то, что он «запаздывает с принятием новой Программы КПСС, что обезоруживает коммунистов перед оппозицией так называемых демократических сил», выражавших политическое недоверие Генеральному секретарю М. С. Горбачеву «за допущенные ошибки в осуществлении руководства партией и страной»¹⁴⁰.

Однако эти конфликты в КПСС воспринимались уже как «буря в стакане воды», как внутрипартийное дело той политической силы, которая стремительно уходила в небытие. Впрочем, эти утверждения, как вскоре показали события, были несколько преждевременными.

Главным ожидаемым политическим событием было подписание нового Союзного договора. «Мы с Горбачевым вдруг ясно почувствовали,— писал в своих мемуарах Ельцин,— что наши интересы наконец-то совпали. Что эти роли нас вполне устраивают. Горбачев сохранял свое старшинство, я — свою независимость. Это было идеальное решение для обоих»¹⁴¹ Дело шло к обсуждению уже того периода в развитии нового Союза, который должен был начаться после подписания Союзного договора. Обсуждению этих вопросов была посвящена встреча Горбачева с Ельциным и Назарбаевым 29 июля все в том же Ново-Огареве. Встреча носила конфиденциальный характер. На ней были достигнуты важнейшие договоренности: из руководства нового Союза будут убраны вице-президент Янаев, председатель КГБ Крючков, министр внутренних дел Пуго, министр обороны Язов, руководитель Гостелерадио Кравченко. По предложению Ельцина договорились о том, что нбвым премьер-министром Союза будет Н. А. Назарбаев. Было также решено выдвинуть на пост Президента Союза Суверенных Государств М. С. Горбачева.

В разгар разговора Ельцин забеспокоился: «Нас подслушивают». Его опасение оправдалось. «Записали и этот разговор. Может быть, эта запись и стала спусковым крючком августа 91-го года»,— писал он в своих мемуарах¹⁴².

Августовский путч

2 августа Президент СССР выступил по телевидению и сообщил, что проект нового Союзного договора готов и 20 августа начнется его подписание. 4 августа он отправился на отдых в Крым. Его ждала дача в Форосе. Под именем правительственной дачи в Форосе (объект «Заря», по терминологии КГБ) скрывалась дворец-резиденция, выстроенная военными строителями на скалистом берегу Форосской бухты в 1986-1988 гг. 4 тысячи военных строителей за два года выстроили трехэтажную резиденцию и 200-местный корпус для охраны и обслуживающего персонала, провели реконструкцию аэродрома в Бельбеке, неподалеку от Фороса, привезли землю и посадили на территории дачи сотни деревьев. В системе обеспечения резиденции находились вертолетная площадка и комплекс спутниковой связи. Дача изнутри охранялась тремя кольцами обороны. Первую линию составляли телохранители Горбачева и его семьи под командой генерала В. Медведева. Второй рубеж обороны — так называемая выездная охрана, круглосуточно дежурившая на шести постах внутри дачного комплекса. Третья — по внутреннему периметру дачи, где находилось пять постов 9-го Управления КГБ, осуществлявшего охрану высших должностных лиц СССР. За стенами, ограждавшими территорию дачи, были расположены 34 наряда пограничников. Со стороны моря объект «Заря» защищали три эшелона морской охраны — от аквалангистов до пограничных кораблей¹⁴³. Здесь, в Форосе, начинались и заканчивались часы путча. В истории путча и сейчас остаются загадочные места, которые пока не прояснились даже в огромном потоке мемуарных и документальных публикаций. Горбачев дорого бы дал, чтобы забылась его оговорка в первые часы после возвращения из «форосского плена»: «Всей правды вы никогда не узнаете!» Попытаемся реконструировать эти события, учитывая, естественно, противоречивость информации, сохраненной «действующими лицами».

Сама возможность введения чрезвычайного положения была законодательно предусмотрена, как и механизм его объявления. Они были изложены в Законе «О правовом режиме чрезвычайного положения», принятом Верховным Советом СССР в 1990 г. Согласно этому закону, режим чрезвычайного положения в стране мог быть введен Верховным Советом СССР или президентом, но обязательно по просьбе или при согласии Президиума Верховного Совета или высшего органа власти соответствующей республики.

Подготовка к возможности введения чрезвычайного положения осуществлялась в марте 1991 г., накануне III Съезда народных депутатов СССР. После провала этой попытки в апреле Совет безопасности вновь вернулся к разработке документов о чрезвычайном положении. Работа велась, что называется, «впрок». Горбачев сам нередко говорил о необходимости «чрезвычайных мер». Эта риторика вообще была характерна для Президента СССР. Так, 3 августа 1991 г., за день до своего отъезда в Форос, он говорил на заседании Кабинета Министров СССР, что в стране существует «чрезвычайная ситуация» и необходимы «чрезвычайные меры». Причем сам Горбачев заявлял: «Народ поймет это!»¹⁴⁴ Энергичная риторика Горбачева (заметим, вообще характерная для него) могла превратиться в действия. «Не буди лиха, пока оно тихо»,— гласит русская пословица.

А пока исподволь, незаметно шла подготовительная работа. Уже в апреле 1991 г. параллельно с подготовкой к возможному введению чрезвычайного положения, которая велась с санкции Президента СССР, разрабатывались документы будущего ГКЧП. Накануне апрельского пленума (того самого, на котором Горбачев едва не ушел в отставку с поста Генерального секретаря) будущий участник Государственного комитета по чрезвычайному положению А. И. Тизяков, директор Свердловского завода имени Калинина — мощного военно-промышленного предприятия, занимавшегося производством современнейших средств вооружения, председатель Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства и связи СССР, человек, с которым отождествлялись интересы военно-промышленного комплекса СССР, подготовил первый проект Указа о введении чрезвычайного положения и создании Временного комитета управления СССР — прообраза Государственного комитета по чрезвычайному положению СССР. В его состав должны были войти О. С. Шенин, секретарь ЦК КПСС, фактически второй секретарь, имевший право вести заседания Секретариата; О. Д. Бакланов, секретарь ЦК, «оборонщик», один из разработчиков ракетной техники, заместитель председателя. Другим заместителем председателя назывался В. И. Болдин, правая рука Горбачева, его довереннейшее лицо, руководитель «го секретариата. В состав этого чрезвычайного органа должны были войти министр обороны Д. Т. Язов, министр внутренних дел Б. К. Пуго, председатель КГБ В. А. Крючков, первый секретарь Московского горкома Ю. А. Прокофьев, председатель колхоза в Тульской области и председатель Крестьянского союза СССР В. А. Стародубцев¹⁴⁵

Подготовка к введению чрезвычайного положения велась исподволь. Прежде всего следовало заручиться поддержкой армии, МВД и КГБ. Союз трех «силовых структур» всегда считался необходимым условием успешного осуществления переворота. Так было, например, накануне устранения с политической сцены Хрущева. На уровне руководства этих ведомств договоренности имелись. Кабинет Министров СССР летом 1991 г. демонстрирует заботу и увеличивает нормы продовольственного снабжения офицерам армии, МВД, КГБ СССР, Железнодорожных войск. Считывая, что в магазинах летом 1991 г. купить что-то было трудно, пайки о<; .юрам были реальной прибавкой к их жалованью.

20 июля 1991 г. состоялась расширенная коллегия КГБ с участием руководителей УКГБ республик, краев и областей по вопросам борьбы с организованной преступностью. В заседании коллегии принимали участие Генеральный прокурор Н. С. Трубин, министр внутренних дел Б. К. Пуго. На заседании коллегии отмечалось, что экономический кризис, политическая нестабильность, паралич структур исполнительной власти, пренебрежительное отношение к действующему законодательству создают условия для стремительного роста организованной преступности. Прорабатывались варианты совместной деятельности КГБ и МВД в условиях «паралича исполнительных структур».

Другим необходимым условием успешности переворота должна была стать его массовая поддержка снизу, на уровне местных партийных организаций. Шквал писем летом 1991 г. с резкими оценками Горбачева и требованиями «навести порядок» создавал иллюзию, что эта массовая поддержка будет обеспечена.

Наконец, реальности политической жизни СССР 1991 г. требовали, чтобы на стороне заговорщиков были законодательные органы. То, что российский Верховный Совет не будет в этом деле помощником, со всей очевидностью продемонстрировали события марта 1991 г. Но зато был Верховный Совет СССР, недовольный процедурой подготовки Союзного договора.

Важно и то, что на стороне заговорщиков оказался Г. И. Янаев, воплощенная посредственность, назначенная по настоянию и на горе Горбачева на пост вице- президента СССР. Вице-президент мог заменить президента в случае его недееспособности, истинной или мнимой. Привлечение Янаева к заговору значительно усиливало позиции заговорщиков.

Казалось бы, все необходимые условия у заговорщиков были. Добавим к тому, что в стране был тяжелый экономический кризис, из магазинов вымело товары, не хватало самого необходимого — продуктов питания, табака, хлеба. Этот кризис, в свою очередь, позволял возложить ответственность за него на Горбачева.

Глухие сведения о подготовке заговора уже бродили. 20 июня государственный секретарь США Дж. Бейкер в Берлине сообщил министру иностранных дел СССР А. А. Бессмертных о том, что американской разведке стало известно о подготовке смещения Горбачева, в которой принимают участие Павлов, Язов и Крючков. Эти же сведения были переданы в Москву через тогдашнего посла США Дж. Метлока¹⁴⁶

или 6 августа Крючков встретился с Язовым, и они договорились «изучить обстановку». По словам Крючкова, это делалось едва ли не по прямому поручению Горбачева¹⁴⁷

августа Крючков дал указание двум своим сотрудникам — заместителю начальника 1-го Главного управления КГБ (разведка) В. Жижину и помощнику первого заместителя председателя КГБ А. Егорову — составить стратегический прогноз введения в стране чрезвычайного положения. К подготовке этого прогноза был подключен командующий Воздушно-десантными войсками П. Грачев¹⁴⁸ Прогноз оказался неутешительным. Через два дня аналитики сообщили, что введение чрезвычайного положения нецелесообразно. Но Крючков возразил: после подписания Союзного договора объявить чрезвычайное положение будет уже невозможно.

августа состоялся долгий разговор Лукьянова и Горбачева по телефону. Лукьянов сообщал о позиции Ельцина по Совету Федерации и о ситуации в стране. На следующий день уже сам Горбачев звонил Ельцину и получил информацию, что против договора выступают не только «союзники» в Верховном Совете СССР, но и радикалы из «Демократической России» — Ю. Афанасьев, Е. Боннэр, Г. Старовойтова. Горбачеву показалось, что Ельцин колеблется, что у него появились сомнения. «В общем, мы попрощались на хорошей ноте. Хотя у меня остался осадок, не ушло ощущение, что Ельцин что-то недоговаривает»¹⁴⁹ Можно констатировать —» информация Лукьянова дошла. Опытнейший аппаратный деятель, прекрасно знавший характер Горбачева, он смог сыграть на подозрительности союзного президента, с новой силой спровоцировав его недоверие к Ельцину.

августа Крючков объявил Егорову, что у Горбачева психическое расстройство и он не может работать. Поэтому необходимо готовить документы для введения чрезвычайного положения. На следующий день, 15-го, уже были готовы основные документы о введении чрезвычайного положения. Тогда же, 15-го, состоялась новая встреча Крючкова с Грачевым, Жижиным и Егоровым. Потом к ним присоединился О. Бакланов¹⁵⁰ «Подготовленные ими предложения содержали перечень мероприятий в политической, экономической, военной областях, а также по линии государственной безопасности и общественного порядка,— пишет в своих мемуарах Крючков.— Цель — прекращение дестабилизации обстановки в стране, оживление экономической деятельности путем восстановления вертикальных и горизонтальных связей, принятие срочных мер по уборке урожая, налаживание снабжения населения продовольственными и промышленными товарами, усиление борьбы с преступностью... Какие-либо крайние меры исключались. Приостановление деятельности отдельных политических партий и организаций диктовалось исключительно интересами стабилизации положения в стране. Было решено доложить эти предложения Горбачеву для реализации их в интересах спасения Отечества»¹⁵¹ 15 или 16 августа Крючков дал указание прослушивать все разговоры Б. Н. Ельцина, И. С. Силаева — Председателя Совета Министров России, Г. Э. Бурбулиса— государственного секретаря России.

Горбачеву ежедневно высылали негативную информацию, которая должна была убедить его в том, что положение в стране резко ухудшается. В Форос шли сообщения, что страна становится неуправляемой. Ему намекали, что Ельцин неспроста уехал на встречу с Назарбаевым в Алма-Ату. Горбачев, по словам руководителя его аппарата Болдина, был очень раздражен, когда узнал о совещании в Алма-Ате руководителей ряда союзных республик.

Шла и идеологическая подготовка к неизбежности «наведения порядка». 16 августа в печати появилось заявление «От "Слова" — к делу», продолжавшее недавнее выступление-манифест «Слово к народу». На этот раз заявление было подписано некоей «инициативной группой по созыву учредительного съезда национально-патриотического движения». К движению присоединились ЦК Либерально-демократической партии (Жириновского), Интердвижение СССР.

На следующий день, 17 августа, в секретном особняке КГБ, расположенном на окраине Мосчзы. ттретились председатель КГБ Крючков, премьер-министр Павлов, министр обороны Язов, руководитель аппарата Президента СССР Бол- дин, секретари ЦК КПСС Шенин и Бакланов, заместители министра обороны генералы Варенников и Ачалов, заместитель председателя КГБ генерал В. Ф. Грушко. По словам Крючкова, все они были едины в своем несогласии с тем внутри- и внешнеэкономическим курсом, который проводился под руководством Горбачева в последние годы.

Констатируем следующие обстоятельства.

Сложилась устойчивая группа высших партийных и государственных чиновников, занимавших ключевые позиции в системе управления СССР, заинтересованных в решительном изменении политики, проводимой Горбачевым. Эта группа включала в себя представителей военно-промышленного комплекса — секретаря ЦК Бакланова, президента Ассоциации государственных предприятий Тизякова, министра обороны Язова.

Вторая часть этой группы — представители партийного аппарата, олицетворявшие тот новый слой партийного руководства, который пришел к реальной власти в партии в последние годы. Это О. Шенин, избранный в ЦК КПСС только в 1990 г. и за год прошедший путь от секретаря ЦК до фактически «второго человека в партии», оттеснившего с ключевых позиций в управлении КПСС заместителя Генерального секретаря ЦК В. Ивашко; это В. Болдин, превратившийся из мало кому известного помощника секретаря ЦК в руководителя Администрации президента.

«Силовые министры» в этой группе были представлены Язовым, Пуго и Крючковым. Каждый из них играл свою роль. Безусловно, главным среди «силовиков» был председатель КГБ Крючков, мотор и идеолог недовольства, организовавший всю подготовительную работу. Язов воплощал роль защитника традиций и интересов Советской Армии, ради чего ему и подчиненным ему войскам будет отводиться «черновая» работа во время путча. Менее всего понятна роль министра внутренних дел Пуго, которого не приглашали для разработки документов, «забыли» позвать на ключевую встречу 17 августа. Создается впечатление, что он был подключен к заговору, скорее всего, по должности.

Наконец, в составе этой группы оказались высшие руководители СССР, которые наверняка теряли свои посты после подписания нового Союзного договора. К ней относились Председатель Верховного Совета СССР Лукьянов, вице-президент Янаев, премьер-министр Павлов. Именно поэтому они оказались в одной компании с заговорщиками. Однако их роль была, пожалуй, скорее протокольно- демонстративной, чем организационно-распорядительной. Им отводилась роль ширмы, обеспечивающей видимость законности происходящего, однако сами они старались уклониться от активного участия в событиях, развернувшихся после введения чрезвычайного положения.

Ближайшей целью этой группы было стремление добиться сохранения СССР в его прежнем виде, для чего следовало сорвать процедуру подписания Союзного договора 20 августа 1991 г.

Отметим, что группа инициаторов будущего Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР уже изначально не была единой, противоречия, существовавшие внутри ее, станут заметны после первых неудач.

А пока вырабатывалась тактика объявления чрезвычайного положения в стране. Ключевой фигурой становился Президент СССР М. С. Горбачев, пребывавший в это время в Форосе.

Был намечен состав группы для поездки в Форос, куда вошли В. Болдин, О. Бакланов, О. Шенин, генерал Ю. С. Плеханов, начальник Службы охраны КГБ СССР, генерал В. Варенников, командующий Сухопутными войсками. В Москве остались Крючков, Язов, Пуго, Павлов, Янаев, те люди, которые держали в своих руках реальную власть. Участники совещания «решили все-таки еще раз обратиться к Горбачеву с призывом верно оценить ситуацию и принять меры к спасению Отечества. ...Какое решение примет Горбачев? Никто из собравшихся не имел на этот вопрос однозначного ответа. Но было большое желание предпринять еще один шаг, еще раз обратиться к Горбачеву и попытаться убедить его,— пишет Крючков.— Условились еще раз собраться и обсудить принятое президентом решение».

Можно утверждать, что заговорщики предвидели три варианта развития событий.

Первый, оптимальный, состоял в том, что Президент СССР Горбачев, встретившись с объединенным противодействием со стороны руководства КПСС, государственного аппарата, КГБ, армии и МВД, будет вынужден санкционировать введение чрезвычайного положения в стране. Эта акция приобретала видимость законности, а после утверждения режима чрезвычайного положения Верховным Советом СССР и вовсе становилась законной. Судьба Горбачева в этом случае оказывалась в руках заговорщиков, которые могли, использовав его, заменить на нового Президента СССР.

Второй, более реалистичный, вариант (к нему и готовились, судя по тому, что вместе с заговорщиками летели в Форос связисты, готовые отключить президентскую связь) состоял в том. что Горбачев займет типичную для него позицию умолчания, которую он успешно разыгрывал после событий весной 1989 г. в Тбилиси, что с меньшим успехом осуществлялось"им в январе 1991 г. в Вильнюсе: не знал, не был информирован. Поэтому у заговорщиков был заготовлен вариант — объявить Горбачева больным. Это давало возможность Горбачеву уйти от ответственности, выждать, что получится из затеи заговорщиков, а заговорщикам — ввести в действие Янаева, заменить им Горбачева. В дальнейшем судьба Горбачева зависела от результатов чрезвычайного положения. Он мог попытаться договориться с руководителями ГКЧП и сохранить свой пост, мог его утратить в случае усиления позиций руководителей ГКЧП, мог, наконец, объявить, что он с самого начала был противником ГКЧП.

Был и третий: Горбачев решительно протестует, применяет имеющиеся у него силы (личную охрану); обращается за помощью в СССР и за границей. На этот случай в Москве оставалась группа руководителей «силовых ведомств», которая должна была сломить его сопротивление. Вариант крайне неприятный, но, очевидно, предусмотренный, судя по тому, что упорно распространялись слухи с тяжелой болезни Горбачева. По имеющимся у автора сведениям, группе московских психиатров было предложено подготовить заключение о психическом заболевании Президента СССР. Горбачев мог быть объявлен недееспособным, а тяжелобольные люди иногда умирают...

18 августа, в солнечный воскресный день, в Кремле и в Форосе уже стали воплощаться планы заговорщиков. В 8 часов утра Язов провел совещание в Министерстве обороны. Командующему Московским военным округом генералу Н. Калинину было приказано подготовить ввод в Москву 2-й гвардейской мотострелковой дивизии и 4-й гвардейской танковой дивизии; командующему Воздушно- десантными войсками генералу П. Грачеву — 106-й Тульской воздушно-десант- ной дивизии.

В 11 часов председатель КГБ Крючков приказал вице-адмиралу Жардецкому, начальнику 3-го Главного управления (особые отделы в Зооруженных Силах СССР), и генералу В. Воротникову, начальнику Управления защиты конституционного строя, сформировать и отправить в Литву, Латвию и Эстонию группы сотрудников КГБ. Он же поручил своему заместителю Лебедеву организовать слежку и при необходимости арест ряда лиц. Список насчитывал 70 фамилий — от российского руководства до давних сторонников Горбачева, находившихся уже в отставке,— Яковлева, Шеварднадзе¹⁵². Было приказано обследовать обстановку вокруг дачи Ельцина¹⁵³ в доме отдыха «Архангельское», в трех десятках километров от Москвы.

18 августа, около 17 часов, в резиденцию Горбачева прибыли Шенин, Бакланов, Болдин, Варенников. Их сопровождали генералы КГБ Плеханов и Генералов. В Форосе их не ждали. Горбачев долго их не принимал¹⁵⁴ Практически одновременно с прибытием этой группы в Форосе были отключены телефоны. Наконец Горбачев принял их в своем кабинете. На слова Шенина, заявившего Горбачеву, что они приехали обсудить ряд вопросов о положении в стране, президент сразу же задал вопрос: «Кого вы представляете, от чьего имени говорите?»

По мнению Болдина, делегация рассчитывала «на взаимозаинтересованное обсуждение вопроса в духе аналогичных встреч в прошлом и поручений, которые давал Горбачев о готовности введения чрезвычайного положения в стране. И вот теперь с самого начала разговор не складывался»¹⁵⁵